Итоги нашего визита к дяде Ивану не оставляли сомнений, что в моей жизни готовятся произойти самые значительные перемены к лучшему. Состоялся ясный и деловой разговор о моей будущей работе, перспективах и даже зарплате. Я вдруг взглянул на себя совсем другими глазами. Я, конечно, не семи пядей во лбу, но ведь и не круглый дурак! Так что моему покровителю не будет за меня стыдно. Я уверился, что и я из себя кое-что представляю, что, быть может, еще большую пользу России принесу - а ведь сплошь и рядом по блату двигают и круглых дураков, и совершеннейших мерзавцев… Я-то - лучше?
Я даже подумал о том, что в дальнейшем можно будет протащить за собой и бедолаг у Сэшеа. Тогда уж он избавится от всех комплексов!.. Можно было бы и Кома… Если бы он был нормальным человеком.
"Эх, друзья мои, - подумал я с грустью и досадой, - а ведь как славно мы могли бы жить все вместе, помогать друг другу, наслаждаться дружбой… Если бы не наш постоянный идиотизм!"
В воскресенье в Сокольниках неожиданно был устроен обед, на который впервые за долгое время мы собрались все вместе: мои отец и матушка, Игорь Евгеньевич, маман, Жанка, Лора, я, а также, конечно, и Валерий, без которого уже не обходилось ни одно семейное мероприятие… Создалось впечатление, что все шторма, которые в последнее время лихорадили наше семейство, наконец улеглись и все члены нашей семейной команды желают придать забвению прошлые раздоры и твердо настроились на мирное сосуществование.
И единственной причиной, возбудившей во всех такое миролюбие, стало, между прочим, не что иное, как известие о моих будущих блестящих перспективах. Оказывается, еще накануне, находясь под впечатлением беседы с дядей Иваном, матушка не выдержала и, позвонив маман, поделилась радостными новостями. В результате и было решено устроить этот обед, на котором я сразу ощутил себя в качестве именинника.
То, что перспективы (да еще и будущие) мен ли произвести такой решительный переворот в душах моих родственников, было выше моего понимания, но пришлось признать, что это так и есть. В один момент я превратился в их глазах из персоны "нон грата" в нечто прямо противоположное - как если бы нашел клад или сделался вдруг нобелевским лауреатом. Они переменились ко мне с такой банальной очевидностью, что оставалось только удивляться, что их самих нимало не смущает, как неестественно и пошло смотрится такая перемена. Будь я на месте маман, я бы из одной только вредности продолжал ненавидеть и даже еще определеннее давал бы это понять!.. Но маман как бы по-простому, по-родственному тут же стала подлезать ко мне:
- Ну теперь, зятек, мы от тебя не отстанем, пока ты всего не добьешься!.. Игорь же Евгеньевич не замедлил заверить, что, как только я наконец получу водительские права, он выпишет мне доверенность и предоставит машину в полное мое распоряжение.
Это очень напоминало ту ситуацию в сумасшедшем доме, когда я угостил медбрата Петровича горшком по голове, а уже через полчаса тот - как ни в чем не бывало - предлагал вместе решать кроссворды.
"Пусть теперь подлезают, - подумал я. - Я от них никогда не зависел и зависеть не буду".
- А послал бы ты, старик, своего дядю Ваню, - советовал мне неугомонный Валерий. - Я тебя еще лучше устрою! Я ж тебе обещал! Мы ж с тобой договаривались об этом, а ты меня на дядю Ваню променял! Нехорошо, старик. Ей-богу, нехорошо!..
Лора смотрела открыто и спокойно, и я понимал это так: "Много всякого у нас было - это правда… Поэтому как ты решишь, так оно и будет. Ты видишь, я тебе не навязываюсь… Кто знает, возможно, все мои сумасшедшие выходки не что иное, как неуклюжие попытки заставить полюбить себя, да и самой отыскать признаки настоящего чувства среди облепивших меня ничтожных теней и обыденщины… Да ведь бывал же ты счастлив со мной, а?.."
Может быть, я ошибался, и ее спокойствие означало совершенно другое? И вовсе было не спокойствием, а, например, беспросветной тоской?.. И я ловил Лорин взгляд в тщетной попытке понять. Жена была сегодня очень красива.
Отец и тот показывал, что глубоко удовлетворен развитием событий, и как будто разделял общий интерес к моему будущему.
Жанка держалась превосходно и ничем не выдавала нашу с ней "высшую связь". Такая же независимая, острая на язычок девчонка. И скорее по мне, чем по ней, можно было, пожалуй, что-то заподозрить. Она держалась так превосходно, что я и сам уже засомневался, а было ли между нами вообще что-нибудь, и существует ли эта "высшая связь"…
…Но я с большим удовольствием расслабился в обстановке мира и покоя, установившихся в нашем семействе. Главным для меня было, что от меня теперь не требовалось каких-то срочных решений, что я мог спокойно и не спеша обо всем поразмыслить - ведь я и сам еще не знал определенно, чего хочу… Я всегда был только около любви. Увы, несмотря ни на что… И я, наверное, был бы рад, если бы было можно - если бы удалось - жить ничего не меняя, существовать, действовать в обе стороны, на два фронта. Даже без особого внутреннего протеста я признавался себе, что, как бы подло это ни выглядело со стороны, я определенно не желал отказываться ни от Жанки, ни от Лоры - почему бы в конце концов и нет?!..
Взглянув на Валерия, который рассматривал меня с каким-то веселым любопытством, я подумал, что уж он-то наверняка не увидел бы в такой двойственности никакой проблемы… Валерий подмигнул мне.
- Что? - не поняв, спросил я.
- Знаешь, кого я вчера встретил на улице?
- Кого?
- Этого твоего друга - грозу котов… Забавный малый. Ты знаешь, я еле-еле уговорил его зайти со мной в пивную, - сообщил Валерий вполголоса.
- Ком!.. - выдохнул я. - И он согласился - в пивную?
- Да, говорит, разве что поесть. Имеется, я слышал, говорит, там селедка, а я ее очень уважаю… Ну, насчет пива он оказался не такой боец, как насчет котов: так над одной кружкой и просидел… Но на селедку да еще на копченую скумбрию налегал…
- Да-да, он любит…
- И все о тебе расспрашивал, - сообщил Валерий.
- Обо мне?.. - У меня заныло в груди. - Что же ты ему рассказывал обо мне?
- Да так… Помню, что рассказывал, а что - не помню, - беспечно ответил Валерий. - Упился я пивом-то, вот и отключился в какой-то момент… Но го, что мы с тобой теперь друзья не разлей вода, - это я ему сразу заявил! Мы, говорю, с ним, с тобой, то есть, теперь ближе, чем самые близкие родственники. Молочные, можно сказать, братья. Как два пальца на одной руке. И что у нас друг от друга секретов нет…
- А он что?
- Он-то?.. И хорошо, спрашивает, ты его узнал?.. Узнал, отвечаю. Лучше, чем папа, мама, жена и все прочие, вместе взятые. И могу кому угодно сказать, что человек он (ты то есть) вот какой! Отличный человек! Отличный! Со своим пониманием и принципами человек! Не зануда какой-нибудь, не нытик. Отчаянный, можно сказать, достойный человек…
- А он? - пробормотал я.
- Что он?.. Согласился целиком и полностью. Тоже, в общем, ничего оказался парень… В Афгане, говорю ему, с пивом, небось, туго было, вот ты и отвык малость… Отвык, говорит, не спорю…
Я мог бы поверить чему угодно, но только не тому, что эта встреча была случайностью. Валерий и Ком - в пивной!.. Что же он там пьяный мог ему про меня наболтать?
Не одно, так другое… Это прямо-таки детская, но, увы, не шуточная настырность Кома успела измотать меня, словно тяжелая болезнь. Он все еще воображает себя и меня в роли Герцена и Огарева? Что-то там себе внушает, строит планы и продолжает рассчитывать на меня?.. Значит, мне нужно готовиться к тому, чтобы решительно, раз и навсегда, объясниться с ним, развеять его иллюзии относительно меня, вдолбить ему, что не гожусь я в качестве замены его погибшего друга Антона…
- Антон! Антон! - вдруг позвала Жанка.
- А?! Что?! - механически откликнулся я, хотя звала-то Жанка котенка, который уже резво бежал к ней, чтобы вспрыгнуть на ее уютные, цвета топленого молока колени.
- Что, разве ты - Антон? - усмехнулась она.
И все тоже обратили внимание на мою странную реакцию и засмеялись, и мне, чтобы как-то загладить неловкость ситуации, пришлось глупейшим образом мяукнуть и самому засмеяться, хотя смешного для меня тут было мало…
Когда стали расходиться, меня весьма неприятно задело, что Лора все-таки не пошла со мной домой, хотя, казалось, теперь, после восстановившегося мира, это подразумевалось само собой… Вместо Лоры со мной опять увязался Валерий, - несмотря на то что сегодня совсем не хотелось напиваться, да и вообще он был мне в тягость, Я не сделал даже попытки отделаться от него.
Мы шли с Валерием от метро к дому. По дороге закупили выпивку. Я хмуро глядел перед собой, злясь на себя за свое малодушие.
- О чем задумался? - спросил Валерий.
Мне показалось, что в его вопросе сквозит явная самоуверенность, основанная на понимании моего малодушия и моей зависимости от него. Я уже собрался нагрубить ему, как вдруг обнаружил, что сбоку от нас, за автомобильной стоянкой, мелькнула знакомая фигура - ШИНЕЛЬ, ПАНАМА…
- Что, может, отложим сегодня? - "деликатно" предложил между тем Валерий, чувствуя мою неприязнь. - В самом деле, - усмехнулся он, - так пить больше нельзя…
- Еще бы! - поспешно откликнулся я, осторожно косясь в сторону. - Нужно пить больше!
- О, цэ дило, - одобрил Валерий, а я радовался про себя, что он оказался со мной.
Произошло то, чего сегодня по крайней мере я еще никак не ожидал: Ком уже подстерегал меня для разговора, а я совсем не был к этому разговору готов… И теперь я надеялся, что, увидев меня с Валерием, он не станет обнаруживать себя и сочтет необходимым исчезнуть.
Я делал вид, что не замечаю Кома, а тот держался от нас в некотором отдалении и, по-видимому, действительно размышлял, не лучше ли исчезнуть… Кода мы повернули к подъезду, он прислонился к фонарному столбу, достал газету и прикрылся ею.
Я уже хотел облегченно вздохнуть, но Валерий весело хлопнул меня ладонью по плечу и воскликнул:
- Вижу знакомую фигуру! Гляди-ка, стоит под фонарем и делает вид, что газетку читает! Нашел развлечение - зимой под фонарем!.. - Он окликнул Кома: - Эй, любитель последних известий! Пойдем с нами, у нас с собой самые последние известия! - Он приподнял свою спортивную сумку. - Водка-пиво-лимонад! Я вот никаких газет не читаю, радио не слушаю, даже программу "Время" не смотрю, а все новости знаю!
Ком спокойно сложил газету, сунул ее обратно в карман и присоединился к нам…
В подъезде, пока ждали лифта, я слазил в почтовый ящик и обнаружил в нем записку от Сэшеа:
ТЫ САМ - ИДИОТ, И ТАКОЙ, КАКИХ РОССИЯ ЕЩЕ НЕ ЗНАЛА. ТЫ ВОДИШЬ ДРУЖБУ С КОМОМ, А КОМ ВОДИТ ДРУЖБУ С ГОЛОВОРЕЗАМИ-МАСОНАМИ. С ЧЕМ ТЕБЯ И ПОЗДРАВЛЯЮ.
ТВОЙ ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬ.
Р.S. С ТЕБЯ 10 КОП. ЗА МЕТРО.
Оба - и Валерий, и Ком - довольно заинтересованно взглянули на записку и на меня, но я спрятал записку в карман и не сказал ни слова.
Очевидно, речь шла о встрече Валерия и Кома в пивной, о которой я услышал от самого Валерия… Но каким образом об этом прознал Сэшеа? Похоже, ему стукнуло в голову предпринять собственное расследование воображаемого им заговора врагов… Не иначе как мы все сошли с ума!.. Нужно во что бы то ни стало положить конец охватившему нас безумию.
Я решил быть начеку и ни в коем случае не допустить, чтобы Ком снова вцепился мне в загривок, словно коварный и гнусный карлик, третировавший Синдбад-Морехода. Во-первых, не поддаваться эмоциям и не воспринимать всерьез его зловещего, меднолобого упрямства, не давать себя запугивать в конце концов! А во-вторых, попытаться все-таки доказать Кому вопиющую абсурдность всех его "подпольных" замыслов. (Заманчивым казалось обратить в свою пользу присутствие Валерия, но как?..)
Для начала я принялся со всей возможной беспечностью и беззаботностью изображать, что напрочь позабыл обо всех наших прошлых клятвах и откровениях.
Мы уселись за кухонный стол, и, откупорив бутылку, я не спеша наполнил вином дружно сомкнутую троицу стаканов, которую мы с Валерием без промедления разъяли, а Ком оставил свой стакан на столе.
- Ну поехали в страну дураков? - невинно улыбаясь, сказал я Кому, кивая на стакан.
- Давай, старик, - подбодрил его Валерий. - Чтобы окровавленные младенцы не снились!
- Ты о чем? - мрачно поинтересовался Ком.
"Ну, если он сразу не прибил Валерия за такие слова, - отметил я про тебя, - стало быть, не так уж он неистов…"
- Он имеет в виду, что тебе всякого довелось повидать, - объяснил я за Валерия.
- Так, значит, он это имел в виду? - еще мрачнее спросил Ком, и я уже сомневался насчет ограниченности его неистовости.
Пожалуй, он и в самом деле не сразу вник в смысл намека Валерия из-за свойственного ему некоторого тугодумия. "Не хватало, мне еще окровавленного Валерия у себя дома!" - забеспокоился я.
- Пьем! - воскликнул Валерий. - Когда так натянуты нервы, не рекомендуется выяснять, кто и что имел в виду!
И, не дожидаясь нас, выпил и тут же налил еще.
- Давай, - улыбнулся я Кому. - За твое здоровье!
И тут же выпил.
- Ты напрасно пьешь, - заметил Ком, переключаясь с Валерия на меня. - Э-э, старик, - вздохнул Валерий, - может быть, ты тогда объяснишь нам, что не напрасно?
- У каждого своя голова на плечах, - медленно проговорил Ком, не спуская с меня глаз.
"Ну нет, теперь ты меня этими своими взглядами не проймешь!" - подумал я и снова выпил.
- Напрасно - не напрасно, - продолжал вздыхать Валерий (я и раньше замечал, что в подпитии на него находит своеобразная философская хандра). - Ну допустим, я не стану пить, а отдам эти деньги… например, сиротам…
- И правильно сделаешь, - кивнул я.
- Вот ты говоришь правильно, - отвечал Валерий - а того не понимаешь, что в этом случае я, может быть, буду даже несчастнее твоих сирот…
- Почему моих? - удивился я.
- Это абстрактно говоря, - отмахнулся Валерий и продолжал. - Сироты… Ну сироты… Они - что? Они с детства лишены родительской, материнской любви и ласки и, стало быть, вырастая и становясь взрослыми, лишены потребности в любви и сами не способны любить. Это строго научный факт… Идем дальше… Таким образом, эти самые сироты в жизни будут страдать много меньше меня… меня, которого мама исключительно любила и ласкала и который теперь имеет такую огромную потребность в любви, что удовлетворить ее нет никакой возможности, хотя бы из-за существующего в мире крайнего дефицита любви… Да если уж мы заговорили о любви, то позвольте сделать еще одно замечание. Ее, любви то есть, в природе, может быть, вообще не существует… Если и есть какая, то истинная одна - материнская. Потому что только материнскую любовь можно реально ощутить, а всё прочее… А всё прочее - только "баш на баш", компромиссы эгоистов! - заявил Валерий. - По этой причине, - тут он поднял стакан, - бог с ними с сиротами, чтобы уж к ним больше не возвращаться, и - выпьем, друзья! Употребим вместо любви алкоголь - и тем спасемся!
- А женщина? - вдруг заволновался я. - Женщина, по-твоему, не может самоотверженно любить?
- Только своего ребенка! - отрезал Валерий. - А все прочее - "баш на баш"! - повторил он. - Женщины, старик, могут (да и то только иногда) лишь показывать, изображать, что они любят, но не более того…
- Черт, - пробормотал я, закуривая, - а ведь верно!
- Напрасно ты куришь, - заметил мне Ком.
- Ну! - хлопнул меня по плечу Валерий (он удивительно умел подгадывать моменты, когда эти похлопывания не выводили меня из себя). - По мне, вместо жены лучше собаку завести: вот уж она будет показывать свою любовь!.. А ты что скажешь? - вдруг обратился он к Кому, который, казалось, с трудом (и может быть, безрезультатно) вникал в сложные материи нашго разговора и поэтому сидел молчком.
- Давай, Ком, ответь ему! - задирая его, воскликнул я. - Я, например, признаюсь, что ему удалось ловко убедить меня, что, вместо того чтобы жениться, способнее пробавляться чужими женами.
- Вижу, он тоже согласен со мной, - усмехнулся Валерий. - В душе по крайней мере.
- Меня эти вопросы мало интересуют, - сухо сказал Ком.
- Жаль, жаль, - с досадой сказал я. - А это ведь как раз касается нравственности! Я очень, очень надеялся услышать твое мнение!
Было видно, что Кому чрезвычайно не хотелось сейчас, при Валерии, говорить со мной на "наши" темы, однако он сделал над собой усилие (исключительно ради меня) и кротко заметил:
- По-моему, женщина способна на самоотверженную любовь.
Это было сказано весомо, с большим чувством, и я уже всей своей романтической душой готов был согласиться, но Валерий одним махом перечеркнул мой энтузиазм.
- И что же, - немедленно осведомился он у Кома с не меньшей кротостью, - у тебя есть такая женщина?
Это был хамски жестокий, но точный и хлесткий удар.
- Я думаю, - начал Ком, - есть вопросы, где не помогут твоя наука и твои научные теории, где важнее просто человеческие отношения…
- Гак есть она у тебя или нет? - жестко прищурился на него Валерий.
- Нет, - пробормотал Ком.
- А вообще?.. - усмехнулся Валерий.
- Нет, и еще не было, - как-то затвержено сообщил Ком.
Эта фраза неприятно задела мой слух и продолжала гнусно вертеться в моем сознании, хотя он однажды уже отвечал на подобный вопрос мне, и я услышал точно такой же ответ. Сейчас от неловкости я готов был залезть под стол, чтобы только не лицезреть Кома в таком, как мне казалось, необычно беспомощном и даже постыдно-унизительном положении. Я спрятал глаза в стакан. Сейчас Валерий похлопает его по плечу и скажет что-нибудь наподобие: "Ну, ничего, бабу мы тебе найдем!.." Однако Валерий, который в этот момент смотрел не в стакан, а в глаза Кому, ничего подобного не сказал, а предпочел молча выпить вина.
- А ты говоришь - "нравственность"! - в довольно развязном и паскудном тоне заметил я Кому, хотя никто меня за язык не тянул.
- Мы с тобой об этом потом поговорим, - пообещал Ком.
Мы поболтали еще немного о том, о сем, причем Ком по большей части отмалчивался, а я все время, хотя это как будто не выражалось ни в чем конкретном, продолжал ясно ощущать, что он дает понять: мы с тобой, мол, еще отдельно побеседуем! - чем весьма отравлял питейное настроение. Такое его "особенное" поведение по отношению ко мне должно было, вероятно, броситься в глаза и даже показаться очень странным Валерию.
Кроме того, как я ни старался следовать своему решению не принимать всерьез "влияние" Кома на меня, мне не давала покоя мысль, что Валерий в любой момент может что-нибудь ляпнуть о недавних скандалах в моем семействе (а ведь я опустился до того, что сам позволял ему это обсуждать), о моих сложных отношениях с Жанкой и Лорой - вот уж Ком навострил бы уши!.. Если, конечно, Ком не выудил все это из Валерия еще в прошлый раз, когда сидел с ним в пивной… ("А я еще сомневаюсь в этом? Ах я дурак, дурак!..") Тут я вспомнил о записке Сэшеа в кармане - и, хотя она была в его обычной маниакальной манере, - на душе у меня сделалось что-то совсем гадко… Я стал зорко следить за Валерием, чтобы при необходимости пресечь сползание разговора к опасным темам.