Проспав неопределенное время, я был снова разбужен телефонным звонком.
- Да! - сипло прокаркал я. - Слушаю!
- Как поживаешь, Антон?.. - неторопливо поинтересовался из трубки манерно-приторный, на редкость гадкий голос.
- Эй, эй! Кто это? - закричал я.
- А ты не узнаешь, Антон? - усмехнулся в ответ педерастический голос, и в трубке зачастили короткие гудки.
В сильнейшем раздражении я упал на постель. Гадкий голос все стоял в ушах… Это не был голос Кома… Но оттого, что это не был голос Кома, я почувствовал себя еще хуже. Телефон безусловно дьявольское изобретение. Его изобрел Эдисон. Я заметил, что местами кожа на руках расчесана до крови. Я намотал вату на спичку и методично прижег зеленкой все царапинки. Зеленка напомнила мне о детстве. Заснуть снова я и не пытался. Я сварил кофе. Я размышлял о том, что, может быть, какие-то оттенки этого голоса мне все же знакомы. Мне мерещилось что-то потустороннее. Мне не доставляло удовольствия размышлять об этом. Параллельно я пришел к выводу, что, пожалуй, чересчур запаниковал вчера из-за Кома. Захотелось есть. Я открыл банку шпротов - единственное, что нашлось, - и съел ее всю без хлеба, потому что хлеба не было. Я сварил еще кофе, а потом взглянул на часы и удивился: было два часа дня…
Когда позвонил Валерий, меня так и обожгло ненавистью, но я сдержанно спросил:
- Ну, как голова, старик? Не вспомнил, кто тебе ее расшиб?
- Никто мне ее не расшибал, - вдруг заявил он. - Я вспомнил. Когда в такси меня замутило, шеф остановился, чтобы я вылез проблеваться, но, открыв дверцу, я не удержался - вывалился из машины и - прямо башкой о мостовую… Такая неудача меня постигла…
- Сочувствую, - сказал я.
- А не рвануть ли нам с тобой сегодня на дачу? - предложил Валерий. - А то все суета какая-то, томление духа… Надо бы прочистить каналы. Ты как?..
- Вдвоем? - задумчиво уточнил я.
- Можно с телками.
- Нет, - сказал я. - Вдвоем.
- Согласен, - сказал Валерий. - Я освобожусь в шесть.
- Тогда в семь на вокзале, - сказал я.
Я снова лег в постель - на этот раз с твердым намерением притч к какому-нибудь окончательному решению. Я стал глядеть в потолок.
Еще через час я услышал, как в замке входной двери поворачивается ключ, и оцепенел, не зная, что предпринять.
Вошли сестры. Лора и Жанка. Они вошли деловито и, как оказалось с заранее разработанным планом. Сначала Лора сделала мне очередную инъекцию. Затем обе критически осмотрели квартиру.
- Ты только посмотри, что творится! - сказала Лора сестре. - Бардак!
- Ужас! - согласилась Жанка.
- Когда-то надо начинать новую жизнь! - сказали мне обе и, закрутив на головах по породистому хвосту и засучив рукава, энергично и дружно принялись за генеральную уборку.
Тут же появились тряпки, ведро, тазы с водой, пылесос. Мгновенно были скатаны ковры и с окна сняты шторы. Я ушел на кухню и устроился курить у открытой форточки.
- Что же ты такой печальный, братик? - шепнула мне Жанка. - Ты теперь должен Лору на руках носить! Вы теперь самая лучшая в мире пара!
"LOVE" смотрело на меня с ее футболки.
- Ну-ка не шептаться! - с напускной строгостью прикрикнула на нас Лора.
В общем, между сестрами было полное взаимопонимание. Они были настоящими подругами.
Когда они выносили на балкон пустые винные бутылки, заполонившие все углы, я быстро оделся и вышел на улицу.
До самого метро я бежал не останавливаясь, а из метро позвонил Сэшеа на работу.
- Дружище! - начал я, задыхаясь после бега. - Тебе, возможно, есть за что на меня дуться, но, прошу тебя, отодвинь на время все свои обиды, потому что сейчас мне, не шутя, нужна твоя помощь…
- Короче, - сказал Сэшеа недовольно.
- Дело очень серьезное…
- Ну, - сказал он нетерпеливо.
- После работы я буду ждать тебя около проходной, - заспешил я. - Хорошо?
- Ну, - как-то заморожено согласился он и бросил трубку. Мне было совсем не до того, чтобы задумываться над его тоном.
С замысловатыми пересадками, перескакиваниями из одного вагона метро в другой, гонками по эскалаторам я добрался до нашего учреждения как раз в тот момент, когда из дверей повалил народ. Я с нетерпением высматривал в потоке служащих Сэшеа. Вот пробежал отец двух детей Сидор; вот проплелась Оленька, понуро глядя себе под ноги; вот проследовали Фюрер и начальник отдела, солидно о чем-то беседуя… Сэшеа все не показывался… Вдруг я увидел, что Сидор торопливо возвращается и машет мне рукой.
- Еще один день жизни накрылся медным тазом! - торопливо проговорил он вместо приветствия. - Совсем вылетело из головы: вот, Сэшеа просил тебе передать!.. - И, сунув мне в руку записку, развернулся и поспешил домой к детям.
- А где он сам? - крикнул я вдогонку.
- Отпросился пораньше… - сообщил Сидор, не останавливаясь. Я в недоумении развернул записку. В записке оказался изображен большой кукиш, а рядом красиво выведено:
"Э, НЕТ! Я НА ПРОВОКАЦИИ ВАШИ ПЛЮЮ!"
"Крендель и есть!" - подумал я.
Теперь я вынужден был рассчитывать только на себя. До намеченной встречи с Валерием на вокзале оставалось два часа. Я поспешно слился с уличной толпой.
Падал снежок. Подмораживало. Ни зима, ни весна. Ни день, ни вечер… В этом неопределенном безвременье я плыл по неизвестным мне улицам, похожим на коридоры - то сужающиеся, то расширяющиеся. Полуоборванные афиши на рекламных щитах трепыхались на ветру как белье на веревках. Фасады домов с чередой разнокалиберных вывесок перелистывались как страницы книги, повествующей о материальности мира, состоящего из мяса и молока, мебели и тканей, рыбы и бакалеи, парфюмерии и посуды, хлеба и вина… И я чувствовал себя частью этого мира, одним из предметов - конечных по своей сути и так или иначе подверженных процессу исчезновения: разрушению, распаду, гниению и тлену… Я двигался по головоломному лабиринту - казалось, без плана и цели, - направляемый случайными обстоятельствами окружающей среды. Само мое движение было странно-фрагментарным: я заносил ногу, чтобы ступить на "зебру" наземного перехода и в следующий момент обнаруживал себя уже на другой стороне улицы. Я оказывался в магазинах, и в толпе покупателей мое ухо отцеживало целый рой случайных фраз, обрывков разговоров, густо облепивших подступы к моему сознанию, но не проникающих в него. Я плыл дальше. Я двигался в пространстве Броуна, потеряв индивидуальность в равноправном множестве таких же частиц… Наконец, в магазине спорттоваров я остановился у прилавка и прислушался к разговору двух неизвестных, обсуждавших зимнюю подводную охоту и рассматривающих предназначенные для этой цели ружья.
- Говорят, увлекательнейшая штука эта зимняя подводная охота, - говорил один.
- Страшно увлекательная, - соглашался другой, - я слышал.
- Может, займемся? Надо ж чем-то заняться…
- Можем заняться. Почему бы не заняться.
- Купим по ружью, маски, гидрокостюмы… Что там еще?
- Под гидрокостюмы надевают тонкое шерстяное белье. - Купим.
- Что еще?
- Капроновый шнур.
- Представь себе: обвязываешься капроновым шнуром и ныряешь в прорубь. Уходишь под лед, в толщу воды, в самую темень…
- С фонариком.
- Надо купить…
- В одной руке ружье, а в другой фонарик.
- Опускаешься на дно, подгребаешь к ближайшей яме и видишь как из нее вылезает эдакая морда.
- Сом!
- У-у, здоровенный сомище!
- А ты в него - бац!
- Загарпунил зверюгу и - тащи наверх!
- Ты его оттуда, а он тебя туда! Борьба! Донный ил клубится! У тебя, может, уже удушье, но ты терпишь, терпишь из последних сил: либо ты его, либо он тебя!
- Здорово!
- Ну, в конце концов выволакиваешь его на лед, а в нем эдак полцентнера живого веса!.. Увлекательнейшая штука!
- Значит, займемся?
- Почему бы не заняться? Надо ж чем-то заняться…
- Ну пошли?
- Пошли…
Неизвестные мечтатели удалились от прилавка и растворились в толпе, а я подозвал продавщицу и попросил показать мне ружье для подводной охоты. Я осмотрел ружье со всех сторон и испробовал, как оно заряжается. Гарпун нужно было вставить в ствол, а затем, упершись гарпуном в пол, налечь всем своим весом на казенную часть, чтобы сжать чрезвычайно тугую пружину до щелчка, означавшего, что гарпун зафиксирован в стволе специальным захватом, снимавшимся нажатием на спусковой крючок. Мое любопытство было не праздным. Было очевидно, что ружье для подводной охоты весьма мощное, наподобие арбалета, оружие и в настоящий момент может мне весьма пригодиться… Отсчитав из отпускных нужную сумму, я заплатил за ружье и вышел из магазина с покупкой. Ружье было упаковано в картонную коробку, а коробка перевязана шпагатом. Однако такая упаковка меня не устраивала. Мне был нужен более простой и надежный в обращении вариант… После недолгого размышления я разыскал магазин канцелярских принадлежностей и приобрел там чертежный тубус. В студенчестве мы часто использовали тубус не по его прямому назначению: например, в нем прекрасно умещались "три с половиной" бутылки пива. Я зашел в подъезд какого-то дома и поднялся на самую верхнюю площадку, где уже не было квартирных дверей, а только квадратный лаз на чердак и узкое оконце на улицу. Здесь я без помех распаковал ружье, отвинтил от него пистолетную ручку, зарядил одним из двух прилагавшихся стальных гарпунов, попробовал, как оно в руке (оказалось, вполне удобно), и в таком виде вложил его в тубус. Туда же я вложил и запасной гарпун. Затем я несколько раз потренировался в извлечении ружья из тубуса. Я без труда достиг того, что приноровился в секунду отбрасывать крышку тубуса и четко выхватывать ружье - так, что указательный палец ложится точно на спусковой крючок.
В семь часов вечера с тубусом под мышкой, в котором было спрятано заряженное ружье, я приехал на вокзал. Валерий со своей всегдашней спортивной сумкой (конечно, нагруженной) уже поджидал меня. Заметив его удивленный взгляд, направленный на тубус, я объяснил, что нужно было кое-что забрать с работы. Валерий удовлетворенно кивнул, и мы пошли к пригородным электричкам. В вагоне, усевшись на скамью и зажав тубус между коленей, я почти не сомневался, что - раз уж появилось ружье - дело ни за что не кончится добром…
Еще через пару часов я и Валерий сидели на даче, опустошив содержимое его спортивной сумки примерно наполовину.
Клеенка, бутылки, посуда, наши лица были залиты тяжелым, маслянисто-ржавым светом керосиновой лампы, стоявшей на краю стола на алюминиевом блюдце. Па улице уже совсем стемнело, и окна на веранде до того почернели, словно снаружи их густо замазали сажей… Кроме слабого, чуть слышного посвистывания ветра - никаких звуков извне…
Я не спешил. Тубус с ружьем стоял около стены, и в случае чего я легко мог дотянуться до него рукой. Наш разговор разматывался постепенно, словно рулон туалетной бумаги. Валерий пил больше меня и скоро сделался основательно пьян. Настал момент пьяных откровений.
- Так ты, значит, так и не спал с ней? - сказал Валерий.
Я ничего не ответил, только положил ладонь на тубус.
- Напрасно, напрасно, - вздыхал он, лениво покуривая, - напрасно…
"Ну вот, хорошо, - подумал я, разжигая в себе ненависть, - очень хорошо, это к лучшему…"
Я снял с тубуса крышку, достал ружье и направил его прямо Валерию в физиономию.
- Посмотри, - сказал я, - что у меня есть. Валерий тупо свел лаза на гарпунном острие.
- А что, - сказал я, - может быть, тебя в самом деле лучше пристрелить?
- Пристрелить? - пробормотал он, соображая.
- Ну да, - кивнул я. - А потом вместе с твоим трупом поджечь дом. Здесь тушить некому. Никто и концов не найдет. Очень просто: никаких улик, никаких следов. Ведь это твоя идея, нет? Знаешь, на днях соседи по даче не выдержали, заявились в Сокольники выяснять отношения. Жаловались на тебя, убедительно просили унять. Совсем ты их, сволочь, затерроризировал. Рассказывали, намекал, что если они будут несговорчивыми, то, дескать, их жалкая халупка загорится невзначай, дескать, бывают же, и довольно часто, такие случаи: забирается на дачу какая-нибудь шпана, пьет, веселится, а потом еще и красного петуха бедным садоводам подпускает…
Лицо Валерия не выражало ни растерянности, ни страха. Он курил и как будто серьезно продолжал размышлять над моими словами.
- Всем будет только спокойнее, если тебя пристрелить, а? - рассуждал я.
- А что, - вдруг согласился Валерий, - правильно, стреляй, старик. Мне и самому, честно говоря, жить не хочется.
- Да? - удивился я. - Ну тем лучше…
Я решил, что он, по обыкновению, кривляется. Я повел стволом вверх-вниз, выбирая точку прицеливания… "Куда бы ему влепить - в лоб, в горло, в грудь? Куда надежнее?.." Ненависть мешала мне быстро разрешить эту неожиданную проблему.
- Правда, - продолжал между тем Валерий, следя за движением ствола, - что за жизнь, старик!.. Вот ты… Ты спокойно пьешь мою водку, ешь мою жратву, и я же еще оказываюсь у тебя сволочью. Мы с тобой дружили-гуляли, я думал: "Нет, он все-таки настоящий товарищ!" - а ты меня - в грязь… Стало быть, на меня ничего не стоит наплевать. Почему? Почему всегда так? Обо всех забочусь, всем всё достаю, и меня же потом - в грязь… За мое хорошее отношение, за мою открытую душу - в грязь… Давай и ты меня теперь - в грязь! Давай, убивай! - Валерий досадливо выплюнул окурок прямо на стол и подпер щеку кулаком; он вздохнул и, глядя на меня исподлобья, продолжал: - И как тебе только удается так славно жить? То тебя ненавидят, видеть тебя не могут, со свету хотят сжить, а потом - вдруг снова любят, носятся с тобой, заботятся о тебе! Как тебе это удается? Ты ведь еще ни для кого ничего не сделал, никому не помог, никого не выручил из беды, а тебя - все любят…
- Что ты мелешь?! - изумился я.
- Да!.. Тебя маман любит. Тебя Лора любит. Тебя Жанка любит… Пусть бы и меня сначала ненавидели, но потом любили, любили по-настоящему! Ты предаешь, а тебя любят. Я не предаю, а меня - в грязь… - твердил Валерий. - Понимаю еще, если бы я навязывался! А то ведь каждая - пусть по-своему, - но сама, сама хотела, искала со мной близости! Черт бы их всех побрал! И с тобой я всегда вел себя по-товарищески, не рвал у тебя изо рта, брал только то, что ты сам бросал… - Он начал загибать пальцы. - Ну, маман - та тебе вообще была без надобности. Она и мне без надобности, но так уж получилось: не смог я ей отказать, когда ездил с ней торговать участочек. Не добрала счастья со своим Игорьком Евгеньевичем и, как может, наверстывает под занавес. Вот, доставил ей удовольствие, а она теперь ворчит, намекает, что я уже мешаю восстановлению мира в семье и якобы расшатываю основы… А Лора! Я занялся Лорой, когда вы с ней ненавидели друг друга, дело шло к разводу, и она сразу повела себя со мной как с потенциальным партнером. Правда, она еще долго играла в какую-то свою игру, заставляла себя уламывать, оттягивала момент, но все-таки ни разу не дала мне повода сомневаться, что свое я получу… И потом… Разве я честно не спросил твоего разрешения, а? Ты был не против. У тебя были совсем другие планы… - Это не твое дело!
Я уже перестал в него целиться, положил ружье на стол рядом с бутылками. Я содрал несколько прыщиков на запястье и слизнул кровь. Валерий подцепил вилкой кусок ветчины и отправил в рот.
- Разве я совал нос в твои дела? - удивился он, пережевывая ветчину. - Никогда… Старался помочь - да. По-дружески. Но ведь не навредил, нет? Ни разу не навредил?.. - Он опять вздохнул. - И что же Лора?.. Вдруг мгновенно охладела ко мне, а вместо себя стала подсовывать Жанку. Разве не обидно? Так обойтись с преданным человеком! Как будто у меня нет души. Сначала сама ищет сближения, а потом отворачивается без всяких объяснений!
- Так и не объяснила? - усмехнулся я.
- Просто, говорит, я ей с самого начала неприятен. Вижу в ней только женщину, а товарища не вижу… Нет, говорит, ты не мой тип…
- Да, ты не ее тип.
- А ты? Она же тебя любит!
- Не знаю.
- Ты счастливый человек, - заявил Валерий.
- Я счастливый?!
- И я тебе по-хорошему, по-дружески завидую… - А Жанка? - грустно спросил я.
- Убей меня, старик! - воскликнул Валерий. - Зачем спрашиваешь? Зачем мучаешь? Ты прекрасно понимаешь: Жанка по тебе с ума сходит!
"Конечно, кривляется, сволочь, - подумал я. - А смог бы я в самом деле в него выстрелить?.. Возможно… Но, по справедливости, нужно бы сначала в себя… Что он там о Жанке плетет? Он все врет… Хотя… Если я у нее первая - любовь, - а это, видимо, так, то это очень и очень много значит!.."
- Так, стало быть, ты так и не спал с ней? - снова осведомился Валерий как ни в чем не бывало.
- Нет, - снова солгал я с непонятным упрямством.
- Давай выпьем, - предложил он.
- Давай, - согласился я.
- А я с ней спал, - признался Валерий. - И сам себя готов за это убить. Хотя, должен заметить, девочка она просто исключительно сладкая и созревшая. Чудо что за девочка! И, если быть точным, давно уже не девочка… Я тебе говорил! Только ты не хотел верить. Я искренне хотел, чтобы у тебя с ней получилось. Вспомни, как я отбивал ее для тебя у родителей! Я все сделал для того, чтобы у вас получилось… И Восьмого марта на даче у тебя это могло очень легко получиться. Но ты почему-то исчез. Почему?.. Скажу честно: тогда-то я ее и поимел. А что мне оставалось делать, если ты исчез, Лора заснула, а Жанка сама полезла на меня?..
"Господи, - подумал я, - а ведь мне нет никакого смысла цепляться даже за то: сама ли она полезла, или он ее напоил, а уж потом изнасиловал!.."
Он кивал головой.