"Всё же с выставкой должно получиться, - тёплая мысль, формируясь где-то в глубинах сытого желудка, добралась до головы, порождая радужные перспективы. - Ираклий извёлся весь, переживает за рисунки. Ну что же рисунки… Пусть не его. Может быть, это даже и лучше, что это так. Он и не собирается их выдавать за свои! С чего это Ираклий вбил себе в голову? Какой резон? Он, Семён Зиновьевич, и карандаша никогда в руках не держал!.. Трудно будет потом кому-то доказать… Вдруг найдётся дотошный пескарь, возьмёт и спросит: а нарисуйте нам что-нибудь…
Да нет. Автор не он. Об этом не может быть и речи. Его заслуга в другом. И заслуга, кстати, немаловажная! Он спас рисунки! Шедевры! И опять не это главное. Главное, что он спас рисунки оттуда! Откуда ещё никто не возвращался… И теперь уже не вернётся… Он уцелел один. И спас для истории бесценные листки!.."
Волнение и даже внутренняя дрожь охватили его, что происходило каждый раз, лишь только он задумывался об этом. Его словно начинала бить нервная лихорадка, даже кончики пальцев мёрзли и начинали подрагивать. Страх от воспоминания всего, что когда-то было?..
"Конечно, лучше, - пульсировала мысль в виске. - Это рисунки того, кто погиб. А он уцелел и сохранил их, несмотря ни на что. Послушать Ираклия, так их лучше сжечь, уничтожить. Но ведь, с другой стороны, он совершил подвиг! Разве не таким образом должен быть оценён его поступок? По меркам того времени!.. В тех условиях!.. Когда стреляли, не предупреждая, уже за то, что в колонне узников ты просто сделал шаг в сторону!.. А?.. Как это? Сейчас забыли: шаг влево, шаг вправо - расстрел! А он спас свидетельство страшной трагедии!.."
- К вам пришли, - старуха просунулась в дверь зелёной шляпкой. - Ираклий Эдмундович, как обещался.
- Как? Он должен был позвонить, - всполошился Убейбох, вскочил, заметался по комнате. - Я не одет.
- Он один.
- Почему? А где?..
- Это уж сами, - не договорила она, так как её оттеснил высокий худой кавказец.
- Я должен принести свои извинения, - не здороваясь, тихо сказал гость, худоба его была настолько заметна, что он казался измождённым. - Мне безотлагательно понадобилось вас видеть раньше назначенного часа.
- Что случилось, Ираклий? Вы так напряжены!
- Позвольте же мне войти, - напомнил гость и косо глянул на старуху.
- Сара! - заорал Семён Зиновьевич. - Пора бы понять наконец!
Но старухи уже и след простыл вместе со столиком.
- Что за паника? - Убейбох почувствовал, как у него снова задрожали пальцы рук. - Вы мастер, однако, на эти ваши штучки…
- За мной следят, - произнёс гость и, проскочив в дверь, без сил рухнул на стул.
IV
- Значит, нож? - не сводил глаз с эксперта Жельцова капитан угрозыска Донсков.
- Нет, любезнейший Юрий Михайлович, тут использовался инструмент более деликатного свойства, - медик поправил очки, то и дело съезжавшие с его маленького носика. - Я бы осмелился предположить ювелирную, так сказать, технику.
- Ну? - Донсков пожирал глазами флегматичного патологоанатома.
- Бритва, если желаете… Да-с, бритва.
- Уж не парикмахер ли?
- А что? Вполне возможно, - причмокнул губами медик в раздумье и совсем снял очки, отвёл их в сторону, разглядывая припотевшие стёкла. - Но эти вопросы не ко мне. Это к психиатру. Станислав Эмильевич Росин вам соизволит. У него таких пациентов…
- Псих?
- Не исключено. Но! - Жельцов, словно опомнившись, задрал руку с очками вверх и оттопырил большой палец. - Меня увольте, ради бога, Юрий Михайлович. Я и так забрался не в свою сферу. А то, простите, насоветую.
- Хорошо, хорошо, - бросился успокаивать его Донсков. - Но вы что-то ещё хотели добавить, Валентин Фёдорович? Про числа?
- Да, да, - эксперт водрузил очки на прежнее место, почесав заодно и нос, затем в задумчивости потеребил длинными пальцами остатки жидких волос на затылке. - Знаете, милейший Юрий Михайлович, тут как раз может прятаться ещё одна удивительная загадка.
- Чего-чего, а с этим добром злодей постарался, - мрачно вздохнул капитан угрозыска. - Не припомню я, чтобы подобное случалось. Лудонин команду дал архивы прошлых лет перетряхнуть. Чуть ли не до самой революции. Ничего в помине не было подобного.
- Порошинки в глубине порезов…
- Порох!
- Совершенно верно.
- Не прижигать ли он думал? Вот иезуит! На живом ещё человеке!
- Нет. Это был уже труп.
- Так почему же не зажёг? Спичек не было?
Эксперт пожал плечами.
- Испугался?.. А может, не успел? Помешали?
- Смею предположить две версии.
- Так, так…
- Ну… первая тривиальная: заставить других о чём-то задуматься, напомнить. Знаете ли, таких знаков ради скуки на коже не вырезают. Может быть, запугать…
- Понятно. А вторая?
- А вторая?.. Простите за некоторую иррациональность, но…
- Смелее, Валентин Фёдорович! - Донсков в отчаянии хлопнул себя кулаком по колену. - В моём положении все догадки, даже безумные, нельзя сбрасывать со счетов.
- Я предполагаю возможность, так сказать, ритуального убийства.
- Это что же?
- Вспомните сожжение на кострах еретиков… Средневековье. Или человеческие жертвоприношения у ацтеков в Древней Мексике. Да мало ли было всего в истории цивилизации. Различные, так сказать, тайные общества…
- Вы думаете?
- Я лишь позволил себе пофантазировать. Эти три цифры…
- Вот этого я и боялся больше всего, - поморщился, как от зубной боли, Донсков. - В нашем курятнике и без этого слухи дикие поползли, а теперь вообще проходу не дадут, начальство теперь с живого не слезет.
- Да кто же прознает? - медик даже очки опять снял с носа. - Это же, так сказать, тайна следствия?
- Вот именно, тайна, - буркнул капитан угрозыска и чуть не сплюнул. - Только тайна для следствия, а на Больших Исадах уже торговке последней всё известно.
V
Как ни крути, а неделя заканчивалась не так, как хотелось. И с делами несуразица, и Кирилл опять собрался укатить с театром в командировку.
Следователь по особо важным делам Зинина распахнула окошко, кинула грустный взгляд в пустынный двор и едва не выстрелила окурком папироски вниз на асфальт. Но вовремя опомнилась. Увидит Михал Палыч, затуркает назиданиями: внизу чахло её деревце.
В прошлом году на "субботнике" в общем гомоне и на праздничном веселье под магнитофон криминалиста Черноборова посадила она под своим окном берёзку уже крупненькую, чтобы меньше болела, а вышло наоборот: то она сохнет, то от Костьки, шофёра непутёвого, ей достанется. Старший по прокурорскому гаражу шофёр Нафедин, хотя и гоняет шалопая почём зря, да разве уследишь: помоет тот машину, нет-нет да и выплеснет остатки воды под берёзку. Мучилась её любимица, так без листьев и простояла весну и лето, вот и сейчас ей нездоровится, квёлая вся, как и её хозяйка…
Зинина закурила снова, присела на подоконник, задумалась. Не сложился у неё этот год, всё как-то наперекосяк, и главное - Кирилл; опять ему ехать захотелось, лишь бы из дома удрать. Он ей не всё договаривает о причинах, нос в сторону воротит, лишь она начинает расспрашивать мужа, а ведь догадался бы, чудак, что ей всё известно про его шашни… Молодая блондинка Элеонора заблистала на подмостках в прима-артисточках! И, конечно, помреж Чечёткин безотлагательно организовал турне по провинциям. Собрался "нести культуру" в самые отдалённые уголки области. И, конечно, везёт молодых и подающих надежды, чтобы полнее раскрылись там, в глуши, их таланты. И Кирилл следом. Помогать Чечёткину молодых раскрывать!..
Знает она, как это у них на пару здорово получается. Один с лысиной на макушке, другой с грыжей в позвоночнике. А туда же, к молодым… Наставнички! Сорвал Кирилл ей отпуск. Плюнула, решила выйти на работу раньше времени. Чего попусту дома нервы мотать…
- Ещё здесь? - просунулась в дверь голова Федонина, старший следователь переминался с ноги на ногу на пороге. - Расходится народ, а ты как?
- Чего уж, - спрыгнула она с подоконника, украсила лицо непринуждённой улыбкой. - Заходи.
- Я проведать, - Федонин прошёл в кабинет. - Как отпуск-то провела? Никуда не ездила?
- Да вот… - она улыбнулась ещё веселей. - Мечтала в Кисловодск, да не получилось.
- Что же рано? Отдыхала бы.
- Нам, молодым и красивым, и недели достаточно, чтобы восстановиться.
- Похвально, - Федонин хитро сощурился. - Колосухин уже осчастливил?
- Чем?
- Ну как? Дело-то передал на этого?..
- Вон. На столе.
- Ты что же? И не открывала ещё?
- А что такое?
- Нет. Я ничего, - смутился старший следователь и покачал головой. - Ну, Колосухин… Ну, психолог, тонкой души человек. Хотя, может быть, и верно: зря болтают лишнего, зря паникуют.
- Ты про что, Паша?
- Да я тоже, старый дуралей, треплюсь. Ты уж извини.
- Нет. Ты погоди, - она ткнулась в уголовное дело на столе, замелькали страницы под её торопливыми пальцами, на фотографиях останавливались. - Колосухин рассказывал, передавая дело… Ты о мертвечине этой?
- Да нет…
- Я сама не переношу! Сроду от таких трупов мистикой несёт за версту. А какое убийство без этого? Но Лудонин вроде уже был у Виктора Антоновича, заверил, что все силы на раскрытие брошены. Он лично Дону, извини, Донскову поручил. Тот обещал - неделя, другая и…
- Вот так?
- А что?
- И всё?
- А что ещё?
- Ну, значит, всё.
- Ты не темни, старая лиса, - Зинина упёрлась похолодевшими глазами в Федонина. - Ты так просто не спрашиваешь. Зачем заявился?
- Разное болтают по городу про это убийство. Я-то думал, мне придётся заниматься, раз ты в отпуске. Твой, так сказать, профиль… Но сначала мне его дали.
- Ну, ну. Радуй уж до конца.
- Донсков тут же меня и озадачил. Да и я сам, признаться… Поэтому встречу с одним наметил… С консультантом.
- Это по каким же вопросам?
- Да теперь уж и не знаю… Сама будешь расследовать, сама и решишь.
- Слушай, Павел, давай без этого!
- Дело-то действительно чудаковатое, - мялся Федонин. - Ты ничего не подумай. Одним словом, с психиатром…
- Ты вперёд забегаешь, Паш, - Зинина потянулась в пачку за "беломориной". - Злодея ещё поймать надо, а потом об экспертизе думать.
- Одно другому не помешает, - шмыгнул носом Федонин и напротив присел. - А специалист он мировой. Мне такое о нём выдали!..
- У тебя простые-то водятся среди знакомых? - не удержалась, уколола Зинина.
- Этот довоенной закалки, - нахмурил брови Федонин. - Профессор ещё тех лет. Сейчас не практикует. Но я же сказал, - сама решай. Я позвоню, откажусь от встречи, он не напрашивался. Мои ребятки его еле откопали, бегали за ним, упрашивали….
- Светило?
- Что ты! Таких сейчас днём с огнём! Единственный недостаток - болеет часто. Вот и не соглашался.
- Доходяга?
- Специалист мировой. Он, говорят, книгу пишет по ночам.
- Книгу? Да ещё по ночам?
- По истории психиатрии. - Федонин изобразил страшные глаза, приблизил лицо к Зининой, шёпотом продолжил: - Эзотерика, представляешь! Оккультизм! Это запрещённые вещи. Ты знаешь. Про нечистую силу, потусторонние миры. Ты думаешь, мы одни на этом свете?
Он смолк. У него перехватило дыхание.
- Оказывается!..
- И ты веришь?
- Ты погоди смеяться-то. У самого Сталина специальный отдел был в наркомате, который только этим и занимался. Сам Рерих!.. Ты про Рериха что-нибудь слышала? Темнота. Он в Тибете знаешь, что нашёл?
- И что он мне скажет твой книжный червь? Алхимик с бородой.
- Почему с бородой? - опешил Федонин. - Он без бороды… усики имеются.
- Да я к примеру, - засмеялась Зинина. - Дьяволы в кино и книжках всегда бородатые.
- Ну знаешь! - обиделся Федонин. - Я тебе его не сватаю, в конце концов я для дела. Он со мной побеседовать с трудом согласился. А с тобой, может, и встречаться не захочет.
- Обойдёмся пока без твоего Вольфа Мессинга. - Зинина не скрывала досады. - Он всё равно мне фамилию злодея не назовёт.
- Раскатала губоньки, - отвернулся, совсем обидевшись, Федонин и к выходу заспешил. - Пришёл к ней помочь, а благодарности никакой.
- Дай хоть дело дочитать.
- Ну читай, читай. Потом спохватишься, да поздно будет. Прибежишь.
Она съёжилась от грохота, когда он хлопнул дверью, покачала головой, поругала себя в душе за неуживчивый характер и принялась читать материалы уголовного дела, перевернув лист с мрачной фототаблицей.
…Прохладу почуяла спина, она вздрогнула, покосилась на раскрытое окошко, - так и забыла закрыть, а на дворе-то стемнело давно. С тяжёлыми мыслями начинался для неё этот день. И отпуск не удался, и Кирилл попортил настроение, и дело это… Странное убийство. Прав был Павел, - веет от него какой-то чертовщиной. Личность убитого мерзкая, уголовник авторитетный, главарь торговой шайки. Но терпели его власти и прочие, до поры до времени не трогали почему-то… Всех устраивал? А тут не угодил вдруг чем-то? Своей шпане? Не поделился с братвой казной, ещё какие-нибудь пакости натворил? Ну и финку бы в бок, кирпич на шею и в Царевку, так нет. Зачем-то понадобилось мишуру эту мистическую наводить. Обставлять уголовщину религиозными тайнами… Чтоб страшней другим было? Кто за этим стоит? Тут не один человек прячется, тут сектой какой-нибудь пахнет… Цифры эти… Три шестёрки… Павел шептал, что это…
Она поёжилась, но уже не от прохлады из окна. Впервые, спустя столько лет после войны, она почувствовала вновь этот неприятный холодок… Страх! Вот что это. Чего уж тут от себя прятаться. Страшно стало. При Пашке-то хорохорилась, а вот…
Она вскочила на ноги, чтобы побороть это внезапно охватившее её чувство, не сразу выцарапала папироску из коробки: пальцы стыдно подрагивали. Что это с ней? Подошла к окну и отпрянула, не успев чиркнуть спичкой.
У столба в углу двора стыла чёрная фигура в мрачной шляпе и пожирала её глазами. Всё её нутро так и прострелило, будто электрическим током. Она с трудом взяла себя в руки, выругалась, заставила снова выглянуть в окно.
Двор был пуст.
VI
- Нет! Как это можно? Я никуда не пойду.
- Семён Зиновьевич, поверьте мне, это страшный человек.
- Да что вы заладили, Ираклий? И не говорите больше. - Убейбох весь в нервном расстройстве так и прыгал по комнате с прижатыми к голове руками. - Подумайте сами, в ночь тащиться на кладбище! Попахивает психическим извращением. Он больной, этот ваш шпион. Кто он, в конце концов?
- Он сказал, что вы его должны помнить.
- Имя? Имя, фамилию он назвал?
- Я совсем забыл, он взял ваш телефон.
- Что?
- Я дал ему номер вашего телефона. Он будто допускал такой поворот событий.
- Зачем?
- Он вам позвонит.
- Зачем вы это сделали? Он принуждал силой?
- Нет.
- И всё-таки надо сообщить в милицию. - Убейбох приник к окну. - Выслеживает вас, назначает встречи, завладевает телефоном, а о себе ни слова! Я не уверен, что он не проследил за вами до моих дверей.
- Он ушёл первым.
- Это ещё ничего не значит. Я обращусь в органы.
- Ни в коем случае.
- Что такое?
- Он предупредил.
В комнате воцарилась мрачная тишина. Убейбох, держась за сердце, присел на разобранную постель. Его приятель не спускал с него напряжённых глаз.
- Не следовало затевать эту выставку.
- Вы думаете, ваш шпион связан с этим?
- В музее мне сказали, что кто-то настойчиво вами интересовался.
- Кто же?
- Странная личность. Но теперь я уверен, это был тоже он.
- Но что ему надо? - едва не вскричал Убейбох, перевёл дух и низко опустил голову. - Как всё прекрасно начиналось… Откуда он заявился? Приезжий?
- Он хорошо знает город, - Ираклий поправил тонкий пробор на гладкой голове. - Когда, заметив слежку, я попытался сбить его со следа, он, видимо, какими-то переулками всё же настиг меня и встретил в таком закутке, где мне некуда было деться. Там и завёл разговор о встрече.
- Чего он хочет?
- Пока только увидеть вас.
- Но почему вы всё это связали с моей выставкой? С этими чёртовыми рисунками?
- Побойтесь Бога, Семён Зиновьевич, я не произнёс об этом и слова, - Ираклий развёл руки в изумлении. - Это ваши предположения.
И вновь в комнате воцарилась тишина.
- Ну что же! Я пойду! - вдруг решился Убейбох, глаза его сверкнули. - Я пойду на это кладбище. Но мы сами устроим ему ловушку, если он что-то замыслил!