- Который на самом деле полетит в Караганду, - пробормотал Мишин.
- Что тебе еще надо?
- Видеозапись?
- Какая именно?
- Видеозапись того, как Ингрид входит в здание центрального подразделения криминальной полиции в Копенгагене. Причем вплоть до того момента, пока за ней не закроется дверь…
- Не будь же идиотом, Мишин! - потеряв терпение, рявкнул шеф Первого Главного управления КГБ СССР. - Ты что, и вправду не понимаешь, что из-за твоей жены вся наша резидентура в Дании в любом случае ляжет на грунт как минимум на полгода! На хрена нам, спрашивается, дополнительные приключения на задницу?! Сказал ведь русским языком - я выпущу твою жену!..
- И, все-таки, сделайте для меня это одолжение с видеозаписью, - примирительно попросил Витяня. - В конце концов, особых усилий оно не потребует. А мне будет спокойно…
- Это все?
- Вы принимаете мои условия?
- Принимаю.
- Тогда все, товарищ генерал-полковник! - по уставному гаркнул Мишин.
- Ишь как раздухарился! - покачал головой Воронцов. - Словно не на смерть идешь, а на отдых в Цхалтубо собираешься…
- Знаете, я сейчас больше думаю о другом.
- О чем же, если не секрет?
- А что, собственно, изменилось, Юлий Александрович, с той нашей первой встречи, когда вы даже выслушать меня толком не захотели?
- Ты же сам ответил - время поджимает.
- И все?
- В моей ситуации - это больше, чем все, - мрачно отрезал Воронцов. - И хватит об этом!
- Ладно, - кивнул Мишин и деловито придвинул стул к Воронцову. - Тогда давайте поговорим о деталях моей смерти. Все-таки, интересно…
- Ты и в самом деле монстр, Виктор! - вздохнул генерал.
- Только не надо меня оскорблять, Юлий Александрович! - глаза Мишина недобро, по-волчьи блеснули. - Монстром я не родился, между прочим. Монстром меня сделали вы…
- Ну, ладно, только без пафоса! - Воронцов резко отодвинул от себя бутылку. - К делу, Мишин. С момента, когда ты получишь обговоренные подтверждения о том, что твоя супруга свободна, и до момента самой акции пройдет не больше пяти дней. Устраивает?
- Страхуетесь, Юлий Александрович?
- А ты как думаешь?
- То есть, не позднее чем через пять дней после ее освобождения, мне нужно будет что-то сделать…
- Не что-то, а НЕЧТО! - поправил Воронцов.
- Меня это устраивает! - Мишин равнодушно пожал плечами. - Какая, собственно, разница - пять дней или десять?
- На выполнение задания тебе отводится максимум десять секунд.
- А чего спешка такая!
- Уж не обессудь!
- Оружие?
- "Ремингтон" с оптическим прицелом.
- Прямо как в Кеннеди, - криво усмехнулся Витяня.
- Да ему до Кеннеди, как мне до… - Чуть слышно пробормотал Воронцов и осекся.
- Что вы сказали, Юлий Александрович?
- Ничего! - разозлившись на несдержанность, отрезал Воронцов. - Так вот, винтовка будет заранее тобой пристреляна. Приступаешь с завтрашнего дня. Именно это оружие, полностью готовое к бою, ты найдешь на месте акции. С момента, когда ты возьмешь "Ремингтон" в руки, Виктор, твоя голова будет находиться под прицелом трех снайперов. Так что, без фокусов, друг мой, никаких шансов выбраться живым из этого капкана у тебя нет. Даже теоретических. В твоем "Ремингтоне" будет пять патронов со смещенным центром…
- Нарушаете Женевскую конвенцию, Юлий Александрович! - Мишин неодобрительно поджал губы. - Нехорошо…
- Нарушаю, - устало кивнул Воронцов. - И не только ее…
- А хватит пяти патронов?
- Это тебе не биатлон, дополнительных не будет! - отрезал Воронцов. - Все пять в автоматическом режиме должны быть выпущены в одну цель. Расстояние до цели - примерно 45 метров, угол обстрела - 30 градусов…
- Помещение открытое?
- Закрытое. Короче, задание для мальчика-любителя в ярмарочном тире. Как только мы убедимся, что цель поражена, ты будешь расстрелян сразу с трех стволов. То же самое случится, если, по каким-то только тебе понятным причинам, ты вдруг решишь промахнуться. Хочу надеяться, что этого не случится. Иначе ты с того света будешь наблюдать, как не промахнутся люди, расстреливающие твою жену и ребенка. Мне ведь при таком варианте терять будет нечего, сам понимаешь, Виктор… Кстати, выстрелы, предназначенные тебе, будут нацелены строго в голову…
- Существенная деталь, - пробормотал Мишин.
- Не скажи! - Воронцов развел руками. - Мучаться, Виктор, не будешь, гарантирую…
- Гуманно.
- Или! - хмыкнул Воронцов.
- Я так понимаю, что моя бездыханная и продырявленная в нескольких местах голова будет самым убедительным доказательством версии об убийце-одиночке?
- Ты правильно понимаешь, Виктор, - охотно кивнул Воронцов и улыбнулся. - Только не версии, а свершившегося на глазах у нескольких сотен людей факта.
- А кто, собственно, клиент, Юлий Александрович? - в зеленых глазах Мишина играли какие-то странные огоньки. - Столько шума, столько предосторожностей…
- Узнаешь, когда придет момент, - Воронцов сделал неопределенный жест рукой. - И будешь доволен.
- Думаете, успею это ощутить?
- Десять секунд гарантирую.
- Десять секунд для чего?
- Для того, чтобы понять, благодаря кому именно ты останешься в истории…
- А вы, Юлий Александрович, - тихо спросил Мишин и исподлобья посмотрел на Воронцова. - Благодаря кому попадете в историю вы сами? Неужто, благодаря мне?
- А я, друг мой, не тороплюсь, - улыбка Воронцова было подчеркнуто кроткой и обезоруживающей. - Прежде чем попасть в историю, ее необходимо как минимум сотворить, сделать…
13
Бухарест.
Магазин готовой одежды.
Февраль 1986 года
В половине восьмого вечера "боинг" авиакомпании "Еджипшн эйр" оторвался от взлетной полосы каирского международного аэропорта и взял курс на Дубай. Там, поздней ночью, Серостанов пересел на самолет до Бухареста, который приземлился в восемь утра по местному времени.
…До места явки Николай Серостанов добирался в три приема: из аэропорта на такси, потом уже в центре Бухареста пересел на трамвай, а оставшиеся несколько сот метров шел пешком, с трудом изображая туриста и лениво вертя головой по сторонам. Поскольку рассматривать в провинциальной и казавшейся очень грязной - даже после Каира - румынской столице было нечего. Убогие витрины магазинов, озабоченные выражения лиц скверно одетых прохожих, слякотные мостовые и бесчисленные портреты подозрительно моложавого Николае Чаушеску, на которых всесильному румынскому "кондуторе" можно была дать максимум тридцать пять лет. "И Ленин такой молодой…" - совершенно некстати подумал Серостанов и резко повернулся.
Хвоста не было. Или Николаю казалось, что не было…
И вот теперь, не торопясь, Серостанов шел на явочную квартиру советской военной разведки, чтобы выполнить последнюю часть старых инструкций. О новых он пока старался не думать…
Хрустальное "блям" закрепленного над дверью магазина готовой одежды колокольчика возвестило о появлении очередного посетителя и заставило Николая невольно вздрогнуть. Чистое звучание резко диссонировало с окружающим его убожеством. "Что-то вроде пения херувимов в аду", - подумал Николай и скептически оглядел два стыдливо оголенных манекена в углу, металлические вешалки с одеждой на колесиках в центре небольшого помещения и невысокого человечка средних лет с яйцеобразной лысой головой за прилавком.
- Чем могу служить?
- Вы говорите по-английски?
- Да, мой господин, - часто закивал коротышка, от чего сразу же стал похож на китайского болванчика. - Говорю.
- Я бы хотел купить у вас рюкзак.
- Мы не торгуем рюкзаками, - ответил продавец, сразу же перестав кивать.
- Почему не торгуете?
- Потому что рюкзак - это не одежда.
- Тогда в чем я унесу одежду, которую намерен у вас купить?
- Пройдите, пожалуйста, сюда, господин… - Лысый продавец показал Серостанову на дверь за своей спиной.
В комнате за прилавком, служившей по всей видимости и кабинетом хозяина, и подсобкой, были в полном беспорядке свалены коробки и обмотанные прозрачным полиэтиленом тюки. В углу притулился колченогий письменный стол и массивная тумбочка с советским телевизором "Рекорд". Маленький экран был стыдливо прикрыт потемневшей от пыли узорчатой салфеткой. Две стены складского помещения сверху донизу занимали полки с товаром. Пахло пылью, нафталином и крысиным пометом. Николай неодобрительно покачал головой и, испытывая чувство брезгливости, осторожно присел на краешек табурета.
Через минуту в подсобку вошел продавец. От былой предупредительности лысого коротышки не осталось и следа. Он молча обошел Серостанова, по-хозяйски уселся за письменный стол и пристально посмотрел на гостя:
- Как долетели?
- Нормально.
- Вас ждали вчера.
- Я не агент турбюро, - огрызнулся Серостанов. - Стыковка авиарейсов - не моя основная профессия!..
- Хотите есть?
- Спасибо, потерплю.
Коротышка кивнул, после чего яйцеобразная голова исчезла. Серостанов не сразу сообразил, что мужчина просто колдует над одним из ящиков письменного стола. Голова появилась спустя минуту. Выставив перед собой старую жестяную коробку из-под печенья, коротышка порылся в ней, а затем положил на стол небольшой серый пакет:
- Здесь ваши документы, деньги, билет на самолет…
На лице хозяина застыл молчаливый вопрос.
Серостанов кивнул, извлек из внутреннего кармана пиджака свои документы и протянул их лысому. Через мгновение документы исчезли в столе продавца.
- Посадка на ваш самолет заканчивается через час пятьдесят минут, - бесцветным голосом, по-русски, сообщил хозяин магазина. - Не опоздайте…
- Для меня есть еще что-нибудь?
- Все в пакете…
Поймав такси, Николай уселся на заднем сидении и вскрыл пакет, в котором обнаружил авиабилет на рейс София-Бухарест-Москва-София, паспорт гражданина Болгарии на имя Лечко Петарова, письмо на официальном бланке министерства тяжелого машиностроения СССР, из которого следовало, что товарищ Лечко Петаров, ответственный работник министерства тяжелого машиностроения Болгарии, приглашается на консультативное совещание СЭВ в Москву, три тысячи левов, восемьсот долларов, плоский ключ и записка. Развернув сложенный вчетверо лист из блокнота, Николай прочел:
"Москва, гостиница "Космос", двенадцатый этаж, комната 1223. Сегодня в 22.00 по местному времени в ресторане на втором этаже. Третий столик от входа у окна. Полный отчет и посылку оставьте в нижнем ящике мини-бара".
Подписи не было…
* * *
Молоденький сержант погранслужбы в фуражке с зеленым околышем, под которой полной луной простиралась щербатая, густо усеянная угрями, физиономия, окинул иностранца заученно-испытующим взглядом, потом опустил круглые голубые глаза на паспорт, резким тычком приложил печать и неожиданно улыбнулся:
- Добро пожаловать в Москву, товарищ Петаров!..
Улыбающаяся таможня - это было что-то новенькое, очевидно, последнее веяние перестройки и гласности, о которых у Серостанова было весьма смутное, расплывчатое представление. "С другой стороны, - подумал Николай, забирая дружелюбно протянутый паспорт и направляясь в багажный зал Шереметьево, - болгарский слон всегда был лучшим другом советского слона…"
Закончив составление подробного отчета руководству, Николай посмотрел на часы - шесть. До встречи оставалось еще много времени. Он аккуратно уложил восемь исписанных страниц и фотокассету в мини-бар, потом принял душ, одел чистую белую сорочку, повязал ее скромным темно-серым галстуком, причесался и, закрыв дверь номера на ключ, направился к лифту. Почти три часа, укрываясь от колючего морозного ветра поднятым воротником дубленки, Серостанов переходил из одного павильона ВДНХ в другой. Свидание с родиной вызывало в нем противоречивые ощущения. В глаза бросались новые приметы времени - люди были одеты значительно лучше, хотя выбор товаров на прилавках был по-прежнему скудным. Понимая, что за ним внимательно наблюдают, Николай не делал никаких попыток провериться или, того хуже, ускользнуть от слежки. Он просто бродил по заснеженным аллеям выставки, переходил из павильона в павильон, словно приглашая своих бдительных товарищей по оружию как следует рассмотреть его со всех сторон, не прибегая к дополнительным профессиональным уловкам.
Ровно в десять часов он сидел за указанным столом в ресторане "Космос" на втором этаже и с интересом наблюдал за шевелением машин и людей на подъезде к гостинице.
В ресторане было немноголюдно, площадка для оркестра пустовала - будний день…
- Простите, у вас не занято?..
Серостанов повернулся. Перед ним стоял средних лет мужчина в невыразительном сером костюме с коротко остриженной "под ежик" седой головой и абсолютно ничего не выражавшими голубыми глазами - невысокий, поджарый, без единого грамма лишнего веса. Николаю хватило двух секунд, чтобы понять: никогда раньше этого человека он не встречал.
- Да, пожалуйста…
Незнакомец сел напротив, спиной к выходу, и бесцеремонно, ВЛАСТНО уставился на Николая. Понимая, что этот человек оказался за его столом не случайно, Серостанов не отвел взгляд и с таким же интересом принялся изучать суровое и абсолютно неподвижное лицо незнакомца.
Состязание в молчанку длилось недолго - мужчина вдруг неопределенно хмыкнул и спросил:
- Ну, что, водку пить будем?
- По поводу или просто так?
- По поводу.
- Можно спросить, по какому именно?
- В связи с вашим возвращением на родину, Николай Игоревич…
Серостанов недоуменно пожал плечами и натянуто улыбнулся:
- Возвращение на родину мне еще только предстоит. Вы, видимо, обознались. Я, видите ли, болгарин. Такая вот незадача…
- Ну да, конечно, - кивнул незнакомец. Потом огляделся и вполголоса произнес. - Я хочу сообщить вам приятную новость от ваших друзей из Обнинска.
- Я не был там с семидесятого года, - не отрывая взгляд от незнакомца, спокойно отозвался на пароль Серостанов.
- С семьдесят первого, - уточнил седой и впервые изобразил на лице нечто, весьма отдаленно напоминающее улыбку. - Так что, можете говорить по-русски без болгарского акцента, товарищ подполковник. Тем более, что он у вас не очень убедительный…
- Моя вина, - Николай развел руками. - Никогда раньше не был болгарином. Я как бы по другой части…
- Я в курсе, по какой вы части, - коротко и властно обронил мужчина.
- Как мне к вам обращаться?..
С первых же секунд встречи Николай понял, что имеет дело с одним из высших руководителей ГРУ - очевидно, представителем той самой новой волны начальников советской военной разведки, которая пришла к власти вместе с горбачевской перестройкой. И теперь терпеливо ждал, когда незнакомец сделает первый шаг. Серостанов вдруг поймал себя на мысли, что волнуется…
- Мое имя - Виктор Витальевич Евсеев… - негромко произнес мужчина. - Воинское звание - генерал армии. Должность - начальник Главного разведывательного управления Генштаба Советской армии…
- Господи, какая честь! - пробормотал Николай и тут же осекся - рискованная фраза слетела с языка раньше, чем он успел ее обдумать.
- Действительно честь, - невозмутимо ответил Евсеев. - Но вы ее заслуживаете,
- Спасибо.
- В дороге не было никаких проблем?
- Никак нет, товарищ…
- Пока - только Виктор Витальевич, - властно оборвал Евсеев. - Договорились?
- Так точно.
- Я ознакомился с вашим отчетом, подполковник… - шеф ГРУ говорил короткими, обрывистыми фразами, словно диктовал текст неопытной стенографистке. - Впечатляет. Весьма впечатляет. Вместе с тем, там много неясностей. Правда, в моем распоряжении было всего полтора часа. Возможно, этого времени недостаточно. В вашем отчете много информации и конкретных фактов, нуждающейся в более тщательном анализе…
- Почему в таком случае вы не перенесли встречу, Виктор Витальевич?
- К сожалению, очень мало времени, подполковник…
- Я должен уезжать?
- Возможно, да… - Евсеев испытующе посмотрел на Николая. - Конечно, если вы чувствуете себя готовым.
- Вы сказали, "возможно"…
- А вы-то сами куда так торопитесь, подполковник? - суровое лицо Евсеева по-прежнему ничего не выражало - ни подозрительности, ни дружелюбия.
- Но вы же сами сказали, что времени мало.
- Мне докладывали, что вы устали, издерганы…
- Два года в полной консервации, - негромко возразил Николай. - Сами понимаете, Виктор Витальевич, это не курорт.
- А вас к курортным условиям и не готовили, товарищ подполковник, - по-армейски жестко обрубил Евсеев.
- Ни о каких поблажках по службе я не просил и не прошу! - с трудом сдерживаясь, ответил Николай. - Но даже атомные подводные лодки уходят в автономное плавание на конкретный, определенный командованием срок. И точно знают, когда именно вернутся на базу. Я же был предоставлен исключительно самому себе, Виктор Витальевич! Без связи, без каких-либо контактов с Центром, в полной неопределенности. И вместо того, чтобы полноценно работать, я был вынужден заниматься хиромантией и гадать, когда же именно обо мне вспомнят! Если вспомнят вообще…
- Мне это известно… - В интонации Евсеева прорезалось нечто напоминающее сдержанное одобрение. - Считаю, что даже в этой нештатной ситуации ваши действия были правильными…
Обезоруженный столь неожиданной уступкой, Николай замолчал.
- Почему поехали в Эйлат? - быстро спросил Евсеев. - Что за непонятная инициатива?
- Задание шефа каирского бюро… - Николай недоуменно пожал плечами. - В отчете об этом сказано.
- Вы его получили сразу или уже потом, в Израиле?
- Сразу, как только была одобрена командировка.
- В Эйлате было жарко?
- В каком смысле, Виктор Витальевич?
- В климатическом.
- Точно не помню, - Николай задумался на несколько секунд. - Где-то около плюс двадцати, может, чуть больше. Нормальная температура для этого времени года…
- Вы видели человека, который положил вам в карман фотокассету?
- Нет, не видел.
- Не страшно было тащить ее через несколько стран?
- Еще страшнее - держать ТАКОЕ при себе, - спокойно возразил Серостанов и вдруг представил себе невыспавшееся, помятое лицо Моти Проспера с неизменной сигаретой в зубах. "Мистика какая-то! - подумал Николай. - Евсеев в точности повторяет его вопросы!.."
- Откуда вы знаете, подполковник, что именно было изображено на фотопленке? - Сухое, невыразительное лицо начальника ГРУ приблизилось к нему на несколько сантиметров. - Откуда вы можете это знать?
- Я не знаю, Виктор Витальевич, я ПРЕДСТАВЛЯЮ, что на ней изображено.
- Представляете? - Евсеев вдруг поморщился, будто неожиданно почувствовал сильную зубную боль. - Как это, "представляете"? Хочу вам напомнить, подполковник, речь идет о весьма серьезных вещах!