- Я говорил, что КГБ отказался от ликвидации своих АГЕНТОВ, перебежавших на Запад. Что же касается миссис Вэлэри Спарк, то она никогда не была штатным сотрудником госбезопасности, следовательно, на нее это правило не распространяется…
- Вы уверены, что стреляли именно в нее?
- Да, - кивнул Уолш. - Нам также удалось установить, что во всех трех случаях акции производил Алексей Быстров. Его сестра Ирма работала на прикрытии. Быстров, собственно, и был руководителем этой диверсионной пары. Так что, его поведение при захвате в Оклахома-сити вполне объяснимо: во-первых, парень понимал, что ничего кроме газовой камеры за убийство двух граждан США он здесь не получит. А, во-вторых, стремился сохранить жизнь сестре. В этом плане Быстров вел себя более чем благородно…
- Но его сестрица, кстати, тоже не газоны подстригала, - проворчал директор ЦРУ. - Такая же террористка на службе, как и ее брат!
- Убийств за Ирмой Быстровой нет, - твердо возразил Уолш.
- Неужели оправдают? - хмыкнул Кейси.
- Для суда остается шпионаж, соучастие в убийствах, нелегальное проникновение на территорию США, ношение огнестрельного оружия без лицензии и прочие шалости…
- Тоже не хлипкий букет, - проворчал директор ЦРУ.
- От пяти до семи лет тюрьмы, - спокойно уточнил Уолш. - В зависимости от того, насколько антипатичной эта русская шпионка покажется присяжным…
- Разработку этой дамы считаете бесперспективной?
- На девяносто процентов, сэр.
- Десять процентов оставляете для перестраховки?
- Не совсем… - шеф оперативного управления ЦРУ качнул головой. - Как выяснилось, весной прошлого года Быстрова присутствовала на встрече брата со связным…
- В Штатах? - быстро спросил Кейси.
- В Мексике. В Акапулько…
- Как же это объяснить? - нахмурился директор. - Если ее держали в стороне от такого рода вещей, то…
- Ирма Быстрова утверждает, что брат сам велел ей присутствовать на встрече. По ее словам, перед встречей со связным Центра он чего-то опасался. Ему вдруг казалось, что Москва ими недовольна и решила избавиться от своих агентов…
- Для таких опасений был повод?
- Это мне неизвестно, сэр.
- Быстров взял на встречу сестру для подстраховки?
- Очевидно, - кивнул Уолш.
- Но ничего подобного на встрече не произошло?
- Вы правы, сэр… Они получили очередные инструкции, деньги и стандартный для такого рода встреч наказ не терять бдительность.
- Она запомнила связного?
- Естественно, - усмехнулся Уолш. - Девушка закончила соответствующее учебное заведение. А там преподают на совесть…
- И что?
- Мы уже неделю прогоняем через нее всю свою картотеку. Пока никаких результатов. Но я надеюсь, что в конце концов удача нам улыбнется, сэр.
- И тогда сыграет ваша десятипроцентная ставка?
- Право, даже не знаю… - Уолш развел руками. - Будем исходить из того, что перед судом наша подопечная может предстать всегда. А вот возможности вернуть ее назад, в Лэнгли, уже не будет…
- Как всегда, логично, - кивнул Кейси и поморщился. Со стороны вполне могло показаться, что никакого удовольствия от этого торжества логики директор ЦРУ не получал. - Что слышно в Карабахе?
- Первая партия оружия уже на подходе к Батуми.
- Какое именно оружие, Генри?
- В первой партии только стрелковое, сэр - автоматы Калашникова, ручные пулеметы, порядка тысячи пистолетов систем Макаров и АПС, осколочные гранаты, боеприпасы…
- Насколько я помню, предполагалось поставить туда также минометы, гранатометы и противотанковые ракеты…
- Это второй этап, сэр.
- Когда именно?
- Примерно через две-три недели.
- Почему не сразу, Генри?
- Нет исчерпывающей информации о возможностях хранения, сэр. Переброска груза от Батуми до Еревана, а оттуда - в Степанакерт потребует какого-то времени и соответствующей проверки. Мы решили понаблюдать немного за тем, как будут доходить до места поставки, и уже потом подтягивать следующие партии оружия.
- Как груз попадет из Еревана в Нагорный Карабах?
- Небольшими партиями, сэр, по 300–400 единиц. Кое-что будет оправлено по железной дороге, что-то - грузовиками… По нашим данным, дороги для перевозки грузов небезопасны, много пограничных заслонов… Впрочем, местное подполье, если судить по заявлениям его лидеров, полностью контролирует ситуацию. По их словам, сэр, на советских погранпунктах, не говоря уже о постах милиции, существует твердая такса за провоз без осмотра любого багажа. Деньги берут в перерасчете на килограмм груза. То есть, при наличии средств, в Нагорный Карабах сегодня можно перебросить даже тактическую ракету с ядерной боеголовкой. Естественно, по частям, - улыбнулся Уолш.
- Только этого нам не хватало! - пробормотал Кейси и покачал головой. - Вы уверены, что в случае накладки у русских не будет оснований предъявлять нам претензии?
- Весь груз проведен по документам фирмы Самвела Автандиляна. Оружие закуплено через посредников на армейских складах в Сирии и Ливии. В первой партии, кстати, около тысячи автоматов Калашникова китайской сборки - это как раз из поставки прошлого года, закупленной Сирией в Китае…
- Сбиваете с толку? - усмехнулся Кейси.
- Да, - кивнул Уолш. - На тот случай, чтобы ни у кого не вызывал сомнений реальный адрес поставки. Груз будет доставлен в Батуми на сухогрузе "Аква", судно идет под панамским флагом, порт приписки - Порту-Аллегри, Бразилия. В судовых документах фигурирует как поставка растворимого бразильского кофе "Глобо". Получатель шести контейнеров с растворимым кофе - совместное предприятие "Арцах", Ереван, Армения. Кстати, совладельцем этого предприятия также является господин Самвел Автандилян. Выглядит все очень пристойно: в тяжелое для Армении время армянский предприниматель из Франции осуществляет поставку гуманитарного груза своим землякам. В случае сбоя и обнаружения характера груза, уши армянской диаспоры не просто выглядывают - они торчат на всеобщее обозрение крупным планом, сэр. Кстати, сами представители диаспоры, в случае чего, даже не подумывают открещиваться и охотно все возьмут на себя…
- Почему вы так думаете, Генри?
- Кому не хочется прослыть патриотом своей родины, находясь на безопасной от русских дистанции? - Уолш пожал плечами. - Тем более, не вложив в это предприятие ни цента?
- Как ведет себя ваш… искусствовед?
- Полностью оправился от ранения. На днях должен вылететь в Ереван…
* * *
…Генерал Николай Горюнов вошел в кабинет Воронцова через пятнадцать секунд после того, как настоял на встрече с начальником Первого главного управления. В руке у него был небольшой черный чемоданчик.
- Ты что, из приемной звонил? - Воронцов вдруг почувствовал, как неприятно заныло под ложечкой.
- Нет. Из своего кабинета, - глухо отозвался Горюнов и сел, не дожидаясь разрешения.
- А почему так быстро? Бегаешь по коридорам?
- Побегаешь тут… - Горюнов положил на колени чемоданчик и щелкнул замками.
- Только покороче!.. - Воронцов посмотрел на настенные часы. - Через сорок минут я должен быть на Смоленке… Что стряслось, Эдуард Николаевич?
- А это уже вам решать, товарищ генерал-полковник…
Горюнов вытащил из чемоданчика похожий на осциллограф продолговатый черный ящик и эбонитовую коробочку размером в сигаретную пачку. Воронцов внимательно следил за манипуляциями своего заместителя.
- Что это?
- Скрэмблер Громыко.
- Откуда он у тебя?
- Достал, Юлий Александрович.
- Что значит, "достал"?
- Сейчас это уже не принципиально, Юлий Александрович.
- Почему не принципиально?
- Потому, что в столе Громыко лежит точно такой же…
- Понятно, - пробормотал Воронцов и, перегнувшись через стол, взял коробочку. - И что?
- Если он включен, загорается красная лампочка индикатора, - пояснил Горюнов. - Посмотрите, Юлий Александрович, красная лампочка на скрэмблере горит?
- Нет.
- Стало быть, он выключен?
- Выходит, что так, - кивнул Воронцов, начиная догадываться, к чему клонит его заместитель.
- Тогда положите его, пожалуйста, в ящик своего письменного стола.
- Зачем?
- Сделайте это, пожалуйста! - Горюнов моргнул длинными ресницами. - Эксперимент займет не больше двух минут.
- Мудришь, Горюнов, - начальник Первого главного управления КГБ выдвинул правый ящик стола и положил туда глушилку. - Что теперь делать?
- Взгляните на датчик, Юлий Александрович, - Горюнов кивнул на продолговатый черный ящик. - Если скрэмблер включится, эта стрелка, - Горюнов щелкнул ногтем по стеклу, - моментально отреагирует. Смотрите!.. - Горюнов поставил ящичек "на попа" так, чтобы Воронцов мог, не сходя со своего места, наблюдать за показаниями датчика. - Стрелку видите?
- Да, вижу.
- Она ведь не двигается, верно?
- Горюнов, ты не в школьном кабинете физики! - не вытерпел Воронцов. - Давай по существу, у меня нет времени!..
- Виноват, товарищ генерал-полковник!.. - пробормотал Горюнов. - А теперь, пожалуйста, резко выдвините на себя ящик, в который вы положили скрэмблер. Только очень резко. Так, словно вы уже пытались это сделать, а ящик, по какой-то причине, не открывался. Ну, будто его то и дело заклинивает…
Воронцов взглянул на своего заместителя и укоризненно покачал головой. На смуглом лице Горюнова застыла непроницаемая маска терпеливого спокойствия. И лишь едва обозначившиеся мешки под черными, выразительными, НЕРУССКИМИ глазами говорили о том, что молодой генерал-майор смертельно устал и еле держится.
- Ты хочешь сказать, что… - Воронцов запнулся. Со стороны могло показаться, что он разговаривает сам с собой. Рука начальника Первого главного управления, державшая металлическую скобу ящика, замерла.
- Да, - кивнул Горюнов. - Именно ЭТО я и хочу сказать, товарищ генерал-полковник…
Воронцов поджал губы и резко рванул ящик на себя. В ту же секунду черная стрелка датчика дернулась и поползла на несколько делений.
- А такое вообще возможно? - тихо спросил Воронцов, доставая скрэмблер и с ненавистью разглядывая невзрачную черную коробочку.
- Как видите, Юлий Александрович, - кивнул Горюнов. - Я проконсультировался с нашими технарями. Этой машинке - шестнадцать лет. Громыко, как и все члены Политбюро, получил ее одним из первых. И весьма активно ею пользовался. Эксперты в техническом отделе утверждают, что в машинке ослабли контакты. Так что, при резком движении, скрэмблер может включиться…
- Вот и допользовался, конспиратор хренов! - прошипел Воронцов и резко откинулся в кресле. - Что было в этом ящике, Горюнов? Почему он туда лез?
- Пакетик с бумажными носовыми платками, - тихо ответил молодой генерал и стал аккуратно укладывать аппаратуру в чемоданчик. - У него уже несколько дней не проходит насморк, Юлий Александрович…
- Вы уверены, что произошло именно ЭТО?
- На сто процентов, товарищ генерал-полковник! - по-военному четко отрапортовал Горюнов. - Я почти не спал ночью, анализировал запись разговора. Помимо технической стороны, я обратил внимание и на другое, Юлий Александрович: нет даже намека на логическую связь. Необходимости включать скрэмблер не было никакой! Обратите внимание и на такой факт: в момент, когда запись на полуслове вдруг начала глушиться, говорил не Громыко, а Грег Трейси. Причем говорил о том, что… - Горюнов вытащил из кармана блокнот и, откинув несколько листков, быстро прочел: "…президенту было бы неплохо выступить перед студентами, скажем, университета или какого-нибудь другого престижного учебного заведения. Можно даже устроить получасовую открытую дискуссию о современной демократии, в которой приняли бы участие главы двух великих держав и московское студен…" В этот момент включился скрэмблер. Я уверен, Юлий Александрович: Громыко НИЧЕГО не говорил американцу. Эта просто случайность - совершенно нелепая, глупая, можно даже сказать, анекдотичная…
- Угу, просто обхохочешься, - буркнул Воронцов и тоскливо посмотрел в окно. - Простудные синдромы и буржуазная привычка стареющего мастодонта пользоваться бумажными салфетками вместо нормального носового платка привели к гибели восемнадцати человек. История действительно анекдотичная…
- Понимаю, - пробормотал Горюнов и посмотрел на своего начальника. - Просто, Юлий Александрович, я считал своим долгом…
- Спасибо тебе, Эдуард Николаевич… - Воронцов резко мотнул головой, словно стряхивая с себя назойливые, невеселые мысли. - Ты все сделал правильно. Жаль лишь, что я не смогу это никому объяснить…
- Комиссия по расследованию уже создана?
- Да, вчера вечером, - рассеяно кивнул Воронцов и вновь взглянул на часы. - Причем по личному распоряжению Горбачева. В ней восемь человек, шестеро - члены коллегии министерства иностранных дел, двое - из военной разведки. Не слабо, а?
- Стало быть, нам уже не доверяют, - пробормотал Горюнов.
- Если бы просто не доверяли! - усмешка Воронцова больше напоминала гримасу боли. - Не доверяют демонстративно!..
На выступающих скулах шефа Первого главного управления КГБ СССР отчетливо проступили красные пятна.
- Думаете, что это жест специально для американцев?
- А что же еще? - фыркнул Воронцов. - Стратег, мать его!..
- Что будем делать, Юлий Александрович?
- То же, что и делали! - жестко отрезал Воронцов. - Ни на шаг в сторону! Продолжаем реализацию плана. А что, собственно, случилось? Где-то в Альпах разлетелся на куски самолет с американцами. Больно, конечно, и неприятно. Особенно, для нашего болтуна-генсека, который боится испортить отношения с Америкой даже больше, чем со своей высокоученой супругой… Я знаю, о чем они меня спросят, знаю, что станут делать и к чьей конкретно помощи прибегнут… Все это, Эдуард Николаевич, длинная история со множеством неизвестных и вопросительных знаков. В любом случае, даже если бы к расследованию подключили КГБ, меньше полугода у нас это бы не заняло, верно, генерал?
Горюнов молча кивнул.
- И то, без стопроцентных гарантий успеха. А у них уйдет год, может быть, даже полтора. В ситуации, когда нам необходимо выгадать чуть больше двух месяцев, все это уже не принципиально. Если дело выгорит, то, сам знаешь: победителей не судят - судить будут победители. А ежели нет, то, поверь мне, Эдуард Николаевич: гибель высокопоставленного сотрудника госдепартамента США и его свиты будет пятнадцатым или даже двадцатым по тяжести содеянного пунктом обвинения, который нам предъявит на суде нынешняя, так называемая, советская власть.
- О каком суде вы говорите, Юлий Александрович?
- Суд обязательно будет! - Воронцов качнул головой. - Но без нас, дорогой Эдуард Николаевич. Берию сначала шлепнули, а потом судили. А ведь тот факт, что он готовил покушение на хозяина, в отличие от нашего случая, доказан не был…
- Стало быть, новость, которую я вам сегодня принес, Юлий Александрович, скорее хорошая, чем плохая, верно?
- Не просто хорошая - превосходная, Горюнов! - Воронцов устало улыбнулся. - Ставка на Андрея Громыко - это хорошая, умная ставка. Я бы даже сказал, единственно верная в создавшейся ситуации. Я тебе честно скажу, Эдуард Николаевич: сам всю ночь не спал, думал, что же делать, если он оказался слабее, чем я предполагал. Понимаешь, без Громыко весь наш план - типичный военный переворот…
- Простите, Юлий Александрович, вы действительно верили, что Громыко способен на…
- Нет, конечно! - Воронцов покачал головой. - Естественно, не верил! Но у меня не было и нет права рисковать - слишком много поставлено на карту. Понимаешь, я ВЫНУЖДЕН был сделать го, что сделал. Я вовсе не оправдываюсь перед тобой, генерал, ибо уверен, что не заблуждаюсь. Просто хочу еще раз повторить: в нашем деле бессмысленных жертв не бывает! Ты меня уже неплохо знаешь, Горюнов: я не маньяк, не самодур-солдафон и не властолюбец. Я офицер, разведчик. И коммунист! И, как видишь, готов пожертвовать жизнью, чтобы не допустить уничтожения собственных идеалов. Если бы я точно не знал, к ЧЕМУ приведет в конечном счете весь этот бардак, именуемый перестройкой, то никогда бы не сделал того, что делаю. Ты думаешь, я единственный, кто понимает всю гибельность происходящего? Да как минимум половина руководства партии, правительства, армии, КГБ испытывают сегодня те же чувства, что мы с тобой. И, тем не менее, по-прежнему демонстрируют абсолютную лояльность к руководству. Принципиальная разница в том, что для этих людишек стабильность и непоколебимость личного процветания всегда стояли выше интересов государства, на страданиях и лишениях которого они себя делали и продолжают делать. И у меня, и у тебя, генерал был выбор: либо влился в ряды этих крикунов перестройки, либо пустить пулю в лоб. Я долго думал об этом, Горюнов. И, возможно, впервые в жизни испытал чувство колоссальной ответственности за все что происходит и произойдет. Я не хочу, чтобы мои дети и внуки топтали идеалы, которыми жили и в которые свято верили их дед и отец. Это мое право, Горюнов, мой выбор. И я от него не откажусь…
3
Париж.
Конспиративная квартира Моссада.
Февраль 1986 года
В доме с высокими, постоянно зашторенными окнами, старинными книгами, патологическим молчуном Якобом и навечно въевшимся в обои и портьеры запахом миндального печенья я провела ровно неделю. В сугубо продовольственном плане мое пребывание - для тех, кто оплачивал содержание этой квартиры, - вряд ли можно было считать обременительным. Поскольку желания питаться, по вполне понятным причинам, у меня не было и в помине. В молодости моей естественной реакцией на опасность или неопределенность ожидания было неуемное обжорство. С возрастом это место заняло чувство невыносимого отвращения к еде.
С другой стороны, я все-таки ввела в определенный расход таинственных хозяев странной квартиры, сделав за семь дней постоя двадцать один телефонный звонок за океан. То есть, трижды в день - утром, днем и вечером - разговаривала со Штатами. Понимая, что обходятся такие переговоры недешево, я решила внести ясность в этот щепетильный момент, попытавшись как-то раз втолковать Якобу, что готова заплатить за телефон сама и даже предложила стражу квартиры сто долларов в качестве аванса. Якоб, который то ли из принципа, то ли в соответствии с полученными от Дова инструкциями, не разговаривал со мной вообще, хмыкнул, выразительно пожал покатыми плечами, после чего направился на кухню, где проводил большую часть своего времени. Понять, что он там делал, учитывая, что я практически только пила кофе, а жующего Якоба вообще ни разу не видела, было просто невозможно.
- Ну и ломай голову, идиот недоделанный! - рявкнула я в сердцах на идиш, отводя душу. Причем сделала это без всякого умысла, автоматически: есть, знаете ли, такие, идущие от самого сердца, проклятья, которые доходят до сознания только на конкретном языке - на других они просто не звучат. На мой взгляд, выматериться от души по-английски так же сложно, как получить ровный загар под светом трехрожковой люстры…
Якоб остановился на полпути и замер, словно его внезапно огрели палкой по голове. Даже несмотря на стопроцентную причастность Якоба к серьезной спецслужбе, с реакцией у него были большие проблемы.
- Так ты говоришь на идиш? - Якоб смотрел на меня так, словно впустил в квартиру не неделю назад, а только что.