- К счастью, я не женат, - негромко ответил Сергей. - Родители живы.
- Ваше… бегство может как-то отразиться на них?
- Не думаю… - Сергей покачал головой. - Сейчас уже не те времена… Нет, не думаю.
- Тогда все проще, - кивнул Райдер. - Полагаю, в самое ближайшее время вам придется вылететь в Штаты. Естественно, после того, как будет завершена процедурная часть…
- Надеюсь, уголовное преследование за вынужденную посадку самолета мне не грозит?
- Думаю, что нет… - впервые за весь разговор Райдер улыбнулся искренне. - Безопасность пассажиров подчас требует еще более суровых мер предосторожности.
- Спасибо вам, - кивнул Сергей. - Приятно иметь дело с профессионалом.
- И последний вопрос, Серж, перед тем как мы с вами расстанемся… - Райдер запнулся, подыскивая слова. - Как вы сами относитесь к решению не возвращаться домой?
- Я не совсем понял вопрос: что именно вас интересует, Роберт?
- Ну, по всем законам, то, что вы сделали, является предательством, нарушением присяги… Надеюсь, я вас ничем не обидел?
- Ничуть! - Неделин вздернул подбородок. - Мне бы не хотелось начинать новую страницу своей жизни со лжи. Мое намерение сотрудничать с ЦРУ вызвано не идейными соображениями и уж, тем более, не сознательным желанием нанести ущерб своей родине. Просто, так сложились обстоятельства: я допустил профессиональную ошибку и, как мне кажется, должен был заплатить за нее головой. Возможно, если бы моя вина действительно заслуживала столь сурового наказания, я бы принял ее с опущенной головой, не сопротивляясь. Но в данном случае я не считаю себя виновным в случившемся…
- То есть, Серж, будь вы уверены, что на родине вас ждет не столь суровое наказание, вы бы вернулись в Москву?
- Однозначно, - кивнул Неделин.
- Спасибо за откровенность… - Райдер встал и протянул Сергею руку. - И до встречи в Соединенных Штатах…
* * *
Подполковнику Моррису Кендалу только что исполнилось 42 года. Он не имел русских корней, его предки-валлийцы бросились осваивать Новый свет еще в начале девятнадцатого века, но, тем не менее, в аналитическом отделе оперативного управления ЦРУ Кендал считался одним из наиболее авторитетных экспертов по Советскому Союзу.
Получив в шестьдесят шестом году тяжелое ранение в самой настоящей мясорубке под Данангом, в результате чего правая нога Морриса стала на шесть сантиметров короче левой, он вернулся в родной Лос-Анджелес инвалидом вьетнамской войны, кавалером ордена "Пурпурное сердце" и активным ненавистником любой формы насилия. Провалявшись в военных госпиталях западного побережья около года, перенеся несколько тяжелейших операций и поняв, что оставшуюся жизни ему предстоит провести, не расставаясь с палкой, Моррис Кендал отказался от помощи родителей и, благодаря военной пенсии, поступил на факультет политологии Гавайского университета, в стенах которого встретил Глори Уэнтерспойт - миловидную, невероятно образованную и абсолютно раскрепощенную шатенку. Девушка свободно владела испанским и французским и высказывала на лекциях настолько профессиональные и аргументированные суждения о внешней политике и недочетах налоговых систем, что даже опытные профессора озадаченно взирали на нее поверх очков.
Будучи едва знакомы, еще на первом курсе, они как-то вышли вместе после занятий. Кендал, которого по-настоящему угнетала хромота и неизбежность общения с кем бы то ни было, остановился и, подыскивая предлог, чтобы отвязаться от девушки, закурил.
- Так ты идешь? - нетерпеливо спросила Глори.
- Ты иди, не жди меня… - Не найдя поблизости урну, Моррис засунул обгорелую спичку в карман. - У меня тут встреча назначена…
- А врешь зачем? - спокойно спросила девушка. - По необходимости?
- По привычке, - улыбнулся Моррис.
- Ты привык не лгать, а к этой палке, - Глори кивнула на суковатую трость, которую Моррис получил в подарок от профессора, сделавшего ему последнюю безуспешную операцию.
- Я как-то не думал об этом.
- А ты бы мог ее поменять?
- Зачем? - озадаченно спросил Кендал.
- Спроси лучше, на что.
- На что?
- На меня.
Кендал открыл рот.
- В каком смысле на тебя?
- В прямом… - Глори пожала плечами, как будто речь шла о малозначительных пустяках. - Ты же не можешь ходить, не опираясь на что-нибудь, верно?
- Не могу.
- Так чем я хуже этого куска дерева?..
Через месяц они поженились. Эта была традиционная студенческая свадьба - без родителей и родственников жениха и невесты, официальных оповещений на бланка с целующимися голубками и свадебного лимузина, украшенного белыми цветами и разноцветными воздушными шариками. Их сокурсники устроили в складчину вечеринку в баре с песнями "Битлз", гигантским количеством выпитого и массовым братанием на десерт… Военной пенсии Морриса вполне хватало, чтобы молодожены могли снять себе небольшую двухкомнатную квартирку рядом с университетом. Через год Глори родила девочку и сказала, что хочет назвать ее Линой.
- Какое странное имя.
- Тебе не нравится?
- Почему не нравится? - возразил Моррис. - Очень красивое имя. Только странное какое-то…
- Так звали мою бабушку, - пояснила Глори и, прижимая к себе дочь, что-то сказала. Этого языка Моррис не знал, но он вдруг показался ему знакомым.
- Что ты сказала? - спросил он, поймав себя на мысли, что почему-то волнуется. - На каком языке?..
- На русском, - спокойно ответила Глори.
- Ты мне никогда не говорила, что знаешь русский язык.
- Это еще полбеды, - тихо откликнулась Глори.
- В чем заключается вторая половина?
- Я никогда не говорила тебе, что я - русская.
- Что?! - Моррис почувствовал сильное головокружение, словно к его лицу приложили маску с наркозом. - Что ты сказала?..
- Прежде, чем ты решишь со мной разводиться, дай мне кое-что объяснить, милый.
- Я вовсе не собираюсь с тобой разводиться, что за чушь!
- Значит, ты еще умнее, чем я думала.
- Что ты несешь, Глори?
- Я всегда говорю глупости, когда волнуюсь… - Женщина прижала к себе ребенка. - Ты же знаешь… Так вот, дорогой, я действительно русская. Мои родители еще в двадцатых годах бежали из России в Харбин. А уже оттуда, перед войной, переехали в Штаты. Так что, по рождению я американка, а по корням - русская и даже православная…
- Ну и замечательно! - Моррис улыбнулся. - И слава Богу!..
- А чего ты ждал? - Глори состроила смешную гримасу. - Признания, что я - агент Коминтерна?
- Что-то в этом роде, - пробормотал Кендал. - А почему ты мне раньше не говорила?
- Повода не было.
- А сейчас есть?
- Сейчас появился, - кивнула Глори. - Мне надо продолжать учиться. Я очень не хочу отставать от тебя. А с Линой это будет непросто… Вот я и подумала: а, может, на какое-то время мы переправим ее к моим родителям, а? Заодно, кстати, познакомишься с ними.
- Они знают, что ты замужем?
- Конечно, знают, глупый!
- И они дали согласие на брак, даже не зная, кто твой муж?
- Ну, твои же родители согласились.
- Мы не так близки… - Моррис развел руками. - Особенно, после Вьетнама…
- Папа и мама немолоды, а я у них - единственная. И они очень любят меня. И доверяют. По большому счету, я - их папа и мама. А они, соответственно, мои дети…
- Так стоит ли доверять твоим детям нашего ребенка?
- Стоит, дорогой! - Глори счастливо улыбнулась. - Я тебе нравлюсь?
- Очень.
- Значит, и из Лины они сделают девушку не хуже.
- Но ведь ты сама сказала, что они немолоды, Глори, - возразил Кендал… - Хватит ли у них сил? Ребенку еще нет и двух месяцев. Это же хлопоты…
- У них не будет никаких проблем, дорогой.
- Почему ты так уверена в этом?
- Потому, что они богаты, - Глори перешла на заговорщический шепот, словно сообщала мужу страшную семейную тайну. - Очень богаты. И пока мы с тобой завершим учебу, дорогой, твоя дочь получит все необходимое. И даже знание русского языка. Ну что, согласен?
- При одном условии, Глори.
- При каком, дорогой?
- Я тоже хочу знать русский.
- Зачем он тебе? - Глори подозрительно прищурилась. - Это очень трудный язык, а у тебя так мало времени…
- Все равно! - Моррис упрямо мотнул головой. - Не хочу, чтобы моя жена секретничала с моей же дочерью!..
…Сидя в одиночестве в своем служебном кабинете на седьмом этаже сектора "Q" в Лэнгли, Моррис Кендал грустно улыбнулся. В итоге, спустя двадцать лет, все сдержали свое слово. Родители Глори привили Лине те же качества и ту же образованность, что и ее матери - Лина только что с отличием завершила первый курс факультета политологии Гавайского университета. Сдержала свое слово Глори, благодаря которой русский стал для него вторым языком. Да и сам Моррис Кендал сделал прекрасную карьеру, став, несмотря на инвалидность, единственным в ЦРУ высокопоставленным офицером-аналитиком. И его решительная, милая жена имела бы сейчас все основания быть самой счастливой женщиной на свете… Моррис посмотрел на фотографию Глори в тонкой рамке и прерывисто вздохнул. Последнее фото. Меньше чем через месяц вылетевший на встречную полосу чудовищно большой, похожий на электровоз с трубами "МАК", буквально расплющил машину Глори. На похоронах Моррис запретил открывать гроб. Его решимость не поколебали даже рыдания Лины. Он был единственным, кто знал ЧТО осталось от ее матери…
Резкий стук в дверь оторвал Кендала от фотографии.
- Войдите! - крикнул он.
Коренастый мужчина с пластиковой карточкой сотрудника службы внутренней безопасности ЦРУ на нагрудном кармане пиджака молча ввел в кабинет Ирму Быстрову и также молча исчез за дверью.
- Садитесь, мисс Быстрова, - негромко произнес Кендал и показал женщине на стул.
Похудевшая, осунувшаяся Ирма села в двух метрах от стола Морриса и резким, ЗАУЧЕННЫМ движением откинула назад длинные черные волосы.
- Вы все время говорите со мной по-русски, - хрипло произнесла женщина, уставившись в плечо американца. - Почему? Думаете, что так сможете быстрее найти со мной общий язык?
- Вы думаете, я заблуждаюсь?
- Да нет… Просто мне непонятна цель. Я и без того ответила на все ваши вопросы…
- Я знаю… - Кендал подпер подбородок кулаком и еще раз посмотрел на фотографию жены. - На самом деле мне нравится говорить по-русски. К сожалению, в последнее время такая возможность представляется довольно редко…
- Понятно, - Ирма искоса взглянула на американца, явно собираясь что-то сказать, но в последнюю секунду передумала.
- Вы хотели спросить меня о чем-то?
- Нет, ничего, - Ирма вяло отмахнулась.
- И все-таки?
- Вы знаете, где похоронен мой брат?
- Знаю, - кивнул Моррис.
- Он похоронен под… своим именем?
- Почему вы спрашиваете?
- Для меня это важно.
- Да, ваш брат похоронен под своим именем.
- На православном кладбище?
- Нет, мисс Быстрова… - Кендал опустил руку и выпрямился в кресле. - Ваш брат погребен на специальном кладбище. Но, могу вас заверить, с соблюдением всех полагающихся в таких случаях правил. Когда вы выйдете на свободу, то сможете в этом убедиться…
- Значит, никогда… - По щеке Ирмы скатилась слеза, но глаза ее были абсолютно сухими.
- Все зависит от вас, мисс Быстрова.
- Я сказала вам все, что знала. Что еще вы хоти…
- Я не это имел в виду, - мягко возразил Моррис.
- А что?
- Вы ведь любили своего брата, так?
- Конечно, любила! Кроме него в моей жизни не было ни одного близкого человека…
- Надо очень хотеть жить… - Моррис говорил спокойно, без жестикуляций. - И тогда вы сможете положить цветы на его могилу. Поверьте, такой день обязательно придет. Надо лишь набраться терпения и мужества…
- Зачем вы меня вызвали?
- Чтобы задать один вопрос.
- Слушаю вас…
Кендал выдвинул большой ящик письменного стола и извлек несколько фотографий Сергея Неделина, снятых на Сицилии с разных ракурсов в момент допроса. Около трех десятков фотографий беглого майора КГБ поступили в Лэнгли примерно час назад. Кендл перегнулся через стол и жестом крупье в казино веером разложил перед Ирмой всю пачку.
- Посмотрите внимательно, мисс Быстрова: вам знаком этот мужчина?
- А я-то думала, что морды всех мужиков из вашей картотеки я уже просмотрела, - устало произнесла Ирма, беря со стола фотографии и возвращаясь на свой стул.
- Эти - совсем свежие, - сдержанно улыбнулся Кендл. - В наших газетах в таких случаях пишут: "В последний час"…
Примерно с минуту Ирма внимательно разглядывала фотографии, одну за другой. Потом вздохнула, сложила их в одну пачку и протянула Кендалу:
- Именно этот человек год назад выходил с нами на связь в Акапулько…
- Вы в самом деле уверены в этом? - Кендал чуть подался вперед, даже не подумав скрывать своего возбуждения. - Не торопитесь, мисс Быстрова, это очень важно для нас…
- Не запомнить такого красавчика!.. - Быстрова пожала плечами. - Это он, я не ошибаюсь… Правда, тогда, в Мексике, он был брюнетом. Жгучим брюнетом. Помню, я тогда еще удивилась: черная, как смоль шевелюра, а на груди - рыжие волосы…
- Значит, говорите, он был жгучим брюнетом? - вполголоса, как бы про себя, пробормотал Кендал, пряча фотографии в стол.
- Скажите, он жив?
- Кто? - Вынырнув из собственных мыслей, Кендал уставился на женщину. - О ком вы спрашиваете?
- Ну, этот человек, - Быстрова кивнула на ящик стола, в котором только что исчезла пачка фотографий.
- Вас, действительно, беспокоит его судьба?
- Да нет… Я же говорила, что незнакома с этим человеком. Просто спросила…
- Этот человек жив, мисс Быстрова. И скорее всего вы с ним увидитесь…
Как только Быстрову увели из кабинета, Моррис Кендал нажал кнопку селектора и коротко спросил:
- Уолш у себя?..
5
База Моссада. Нагария, Израиль.
Февраль 1968 года
Первый заместитель шефа Мосада Моти Проспер повертел в пальцах пустую коробку из-под сигарет "Тайм", потом тяжело вздохнул и не замахиваясь, одной кистью, швырнул ее в мусорную корзину из узорчатого пластика в углу кабинета. Описав крутую дугу, белая пачка беззвучно опустилась в корзину. Впрочем, Проспер даже не обратил внимание на удачный бросок, поскольку уже вытаскивал из ящика письменного стола третий за этот бесконечно длинный день "Тайм", отработанными до автоматизма движениями старого курильщика обдирал целлофановую обертку и вытряхивал новую сигарету.
Николай Серостанов, измотанный пятичасовым допросом с коротким перерывом на чашку кофе и пару сандвичей, с нескрываемым сарказмом наблюдал за израильтянином:
- Играли в молодости в баскетбол?
- Ага, играл, - кивнул Проспер и глубоко затянулся. - И очень даже неплохо. Если бы не война…
- О какой войне вы говорите?
- Обо всех подряд! - Проспер как-то невесело улыбнулся и прочертил кончиком сигареты окружность. - Знаете любимый анекдот норвежцев?
- Нет.
- Турист-иностранец, впервые попавший в Тронхейм, спрашивает у мальчика на улице: "Скажи, дождь давно накрапывает?" А тот отвечает: "Не знаю, ведь мне только восемь лет. Надо спросить у дедушки…" Примерно то же самое у израильтян с войнами. Никто уже толком не соображает, когда началась первая и когда закончится последняя…
- Скажите, вы еще долго будете терзать меня своими расспросами?
- Устали? - черные, чуть навыкате глаза Моти Проспера выражали искреннее сочувствие.
- Я вообще не большой любитель разговоров.
- Знаете, я тоже, - израильтянин несколько раз быстро затянулся и с отвращением загасил сигарету.
- А так с виду не скажешь.
- Обстоятельства, - хмыкнул Проспер. - В сочетании с профессиональным любопытством: рыбы, похожие на вас, Николай, редко заплывают в наш экзотический аквариум.
- Двух суток беспрерывных допросов недостаточно, чтобы удовлетворить ваше профессиональное любопытство? - Николай недоуменно пожал плечами. - Или вы все еще сомневаетесь в моей искренности?
- Искренность в разведке? - Густые брови на смуглом лице Моти Проспера озадаченно сдвинулись к переносице. - Надеюсь, вы шутите, господин Серостанов…
- Значит, продолжаете мне не верить?
- Как раз наоборот: я вам доверяю. Естественно, в разумных пределах, насколько это возможно по отношению к человеку из спецслужбы, который не пришел с повинной, а был схвачен в результате небольшой оперативной акции…
- Но вы же сами только что сказали, что не верите в искренность профессионального разведчика.
- Я не верю в искренность в профессиональной РАЗВЕДКЕ, - уточнил Проспер и, поколебавшись несколько секунд, вытянул из пачки следующую сигарету. - Улавливаете разницу?
- Простите, не совсем.
- Ваши мотивы мне понятны, господин Серостанов. Сейчас меня интересует намерения ваших боссов.
- Вы все еще думаете, что меня подставили свои же?
- Да. я так думаю… - Проспер щелкнул зажигалкой и глубоко затянулся. Его лицо сморщилось и стало похожим на пористую желтую губку, свернутую пополам. - И хочу использовать наше общение, чтобы прокрутить этот странный гамбит как следует. С разных сторон…
- Мое участие в этом процессе исключается?
- Наоборот!.. - Проспер озабочено разогнал руками густое облако сизого дыма. - Буду вам только признателен, коллега…
- Тогда повторяю: меня слишком долго готовили и внедряли, чтобы так по-глупому, так немотивированно подставлять противнику! Какой в этом смысл, не понимаю!
- Но это вы считаете, что немотивированно, - возразил израильтянин.
- В таком случае, назовите мотив.
- Не так быстро, молодой человек! - Моти Проспер предостерегающе вытянул ладонь, словно защищаясь от угрозы нападения. - Ваши сомнения и мне кажутся достаточно обоснованными. Будем считать, что эта версия у нас в резерве. А теперь попробуем подобраться к проблеме с другого конца. Как говорится, попытаемся пойти от противного. Допустим, что вас, все-таки, решили подставить. Так сказать, использовали с какой-то определенной целью втемную. С какой, господин Серостанов? Ну, поставьте себя на место своих начальников!..
- Ума не приложу! - Николай покачал головой. - Вы уж простите, но эти ваши версии представляется мне откровенным бредом. У меня прекрасная крыша, я нахожусь на нелегальной работе почти десять лет, регион, в котором я действую - один из самых важных для моего начальства…
- И совсем никаких идей? - отстраненно пробормотал Проспер, уставившись невидящим взглядом на кончик незажженной сигареты. - Полноценная версия, как откровенный бред или откровенный бред, как неполноценная версия…
- Знаете, у русских есть хорошее выражение: "Обжегшись на молоке, дуют на воду". Вы, по-моему, просто зациклились на хитроумных ловушках советской военной разведки, и по инерции не можете избавиться от этой навязчивой мысли. Знаете, такая форма профессиональной паранойи…
- Может быть, - пробормотал Проспер. - Очень даже может быть…