* * *
Капитан Крамер-Марайн в профессиональных кругах почитался исключительным экспертом по дорожным происшествиям. На Нойемюлештрассе он прибыл, собираясь провести экспертизу на месте аварии, в результате которой погиб человек, а водитель скрылся.
- И вы здесь, - удивленно заметил он своим неприятно высоким голосом, завидев Циммермана. - Случайно?
- Случайно - как всегда на месте убийства.
Они выжидательно оглядели друг друга в свете фар. Циммерман дал коллеге время опомниться и спросить:
- Если я верно информирован, здесь произошел наезд?
- Вот именно, - буркнул Циммерман, - только, судя по всему, речь идет не о несчастном случае, а об убийстве.
- Это точно? - переспросил Крамер-Марайн.
- В нашем деле ничего не точно, - спокойно ответил Циммерман, - но пока нет доказательств, приходится довольствоваться подозрениями, а уж в данном случае подозрения весьма весомы.
Крамер-Марайн задумался едва ли не на полминуты. Потом заявил:
- Если вы так утверждаете, значит, здесь что-то есть, попробуем исходить из этого. Как вы планируете работу?
- Полагаю, коллега, мы, как говорится, пойдем каждый своим путем, - спокойно пояснил Циммерман, - и общими силами добьемся результата.
- А как вы это представляете конкретно?
- Очень просто. Вы и ваши люди займетесь автомобилем, а мы - трупом. И так - каждый своим путем - выйдем на убийцу.
- То есть бег наперегонки? - Капитан одобрительно подмигнул "старому льву". - Ну что же, пожалуйста.
- На практике я рассчитываю, что вы выделите сотрудника для связи с моим отделом, лучше бы вашего техника Вайнгартнера. От нас на связи будет инспектор Фельдер. При необходимости будем решать вопросы вместе. Устраивает?
Крамер-Марайн кивнул, не скрывая удивления.
- С чего это вы так всерьез беретесь за дело? Ведь речь идет о самом заурядном случае?
- Хорошо бы вы оказались правы, дорогой коллега. - Циммерман вдруг почувствовал крайнюю усталость. Уже третью ночь на этой неделе он проводил без сна.
- Погибший - это небезызвестный Хайнц Хорстман.
- Слышал, слышал, - подтвердил Крамер-Марайн, скептически окинув взглядом тело. - О нем говорили, что он способен идти по трупам. А теперь и сам - труп…
- Такие трупы хуже адской машины, - заметил Циммерман, - боюсь, что это как раз тот случай. Вы верите в предчувствие? Без него в большинстве случаев и делать нечего.
* * *
Анатоль Шмельц все еще заинтересованно и покровительственно наблюдал за кипящим котлом журналистского бала, замечая при этом все, что можно было бы использовать быстро и с пользой.
Он не проглядел министра со слишком тесно прижавшейся секретаршей, видного телевизионного редактора с некой фроляйн Мелиссой, любыми средствами пытавшейся стать телевизионной звездочкой. В уголке - известного театрального критика в жарких объятиях жены директора театра. А в фойе - знаменитого репортера с известной всему Мюнхену шлюхой. И наконец, иностранного дипломата в обществе лирически настроенной девицы, внучки одного из величайших поэтов. Каждый из них, разумеется, пытался использовать партнера в своих интересах.
Анатоль фиксировал все это со снисходительной усмешкой. Улыбался он и тогда, когда заметил, что к нему в сопровождении жены направляется Петер Вардайнер, шеф-редактор "Мюнхенских вечерних вестей". Ведь в душе он был убежден, что бояться их нечего, он уже взял над ними верх, как и над многими другими. И этот вечер тому доказательство. Нынче он наверху, и каждый миг снова убеждается в этом. Это его уважают и боятся.
Ведь премьер-министр кивнул ему благосклонно, и жена его тоже. И министры не скупились на многообещающие улыбки. И даже крупнейший банкир Шрейфогель, один из богатейших людей на свете, не просто кивнул, а по-настоящему ему поклонился.
А теперь ему протянул руку Вардайнер, и Шмельц ее дружески потряс. Какой-то фоторепортер запечатлел этот момент, прекрасно сознавая, что снял он встречу двух противников, которые внешне соблюдают полную корректность, но ненавидят друг друга изо всех сил. Когда и каким образом эта ненависть найдет выход, никто и предположить не мог.
- Ну не чудесный ли вышел бал, как по-вашему? - Анатоль Шмельц склонился к изящной ручке фрау Сузанны Вардайнер. - Просто прелесть!
- Не считая некоторых мелочей, - заметил Петер Вардайнер, - которые бросились мне в глаза. Не хватает некоторых министров, нет и нашего бургомистра. Но прежде, всего не хватает Хорстмана, вашего главного репортера.
- Что-то вы слишком заботитесь о моих людях, - шутливо укорил Шмельц. - Уж не хотите ли перетянуть Хорстмана к себе?
- Если бы захотел - то и сделал, - открыто заявил Вардайнер и улыбнулся жене. - И причем с удовольствием. Хорстман - это класс! Но люди его типа именно из-за своих способностей довольно опасны, вам не кажется? Впрочем, вы с этим уже, конечно, столкнулись, Шмельц, а? И хотел бы я знать, как вы собираетесь с ним справиться?
* * *
Популярный писатель и журналист Карл Гольднер сообщил позднее в беседе с сотрудником полиции о Петере Вардайнере и его супруге:
"Вардайнер - журналист милостью Божьей! У него интуитивная способность разгадывать людей, видеть насквозь всех и каждого. У него привычка подшучивать над слабостями людей, которых он раскусил, и этим он наплодил себе множество врагов. Особенно среди тех, у которых отсутствует чувство юмора, - вроде Шмельца. Но во вражде между ними важную роль играет и особа фрау Сузанны, жены Вардайнера. Именно с нее все и началось.
Фрау Сузанна начала свою карьеру в знаменитом Институте Вернера - Фридмана, школе новейшей журналистики. По ее окончании успешно работала репортером, и ее попытки в жанре фельетона тоже были на уровне. Но интерес в журналистской среде вызвал не столько ее талант, сколько мягкая красота. В каждом она вызывала тягу сблизиться в надежде отыскать нечто необычное. И я не был исключением. И разумеется же, Анатоль Шмельц, который был убежден, что такие гетевские женщины предназначены именно для того, чтобы утешать и вдохновлять его.
Но фрау Сузанна выбрала Вардайнера. И этого Шмельц никогда Вардайнеру не простит. Но не дам голову на отсечение, что между Шмельцем и фрау Сузанной какие-то связи не остались и после замужества. Это вполне правдоподобно, но кто докажет? Я - нет, ведь я не Хорстман - вот для того здесь не было бы проблемы".
* * *
На Нойемюлештрассе инспектор Фельдер снимал предварительные показания с обоих свидетелей - советника Лаймера и вдовы Домбровски. Циммерман держался в стороне, словно его это не касается, но при том внимательно следил за происходящим.
Советник начал осторожно:
- Мои показания ведь могут при случае быть использованы и против меня, не так ли?
- С чего бы вам этого бояться? - успокоил его Фельдер.
Тут вмешался Циммерман. Представившись, он дружелюбно заявил:
- Я понимаю, чего вы опасаетесь: чтобы ваши показания не привели к ненужным разговорам вокруг вашей особы…
- Именно так и обстоит дело, и нечто подобное действительно может произойти, - все ещё недоверчиво подчеркнул советник.
- Можете не опасаться, что от нас кто-то что-то узнает, - заверил его в свою очередь Циммерман. - Нас интересуют лишь ваши показания, а вовсе не обстоятельства, не имеющие никакого отношения к делу.
- Ну, если так, - облегченно согласился советник, - я, естественно, готов…
- Не опасайтесь, - продолжал комиссар, - мы только хотим убедиться, что свидетели этого происшествия - то есть вы и вдова Домбровски - в это время находились на том же месте в квартире первого этажа дома, стоящего прямо против места, где произошла авария. Нам безразлично, что вы там делали, как были одеты, что могло произойти до или после того. Предположим, фрау Домбровски навестила вас, чтобы вместе посмотреть телевизор.
- Ну, если так, - видно было, что Лаймеру полегчало от тактичного намека Циммермана, - я весь к вашим услугам.
И он начал рассказывать.
- Я как раз раскурил сигару - уже вторую за вечер, - когда фрау Домбровски, которая многие годы по-дружески приглядывает за моим хозяйством, вдруг воскликнула у окна: "Какой ужас!"
Вдова перебила его:
- Только что передали вечерние новости. В комнате от его сигар было нечем дышать. Я открыла окно и в этот момент заметила на улице черный автомобиль, который прямо перед нашим домом сбил какого-то человека, сбил и переехал его, или, точнее, буквально раздавил. И тут я не выдержала и вскрикнула: "Какой ужас!"
- Ну, я перепугался, - теперь охотно подхватил и советник, - и тоже подбежал к окну. Сначала не мог понять, что происходит, но потом ясно увидел большой, мощный автомобиль, который ездил туда-сюда… точнее, взад-вперед. И вдруг быстро умчался. А на улице остался только темный бесформенный предмет, останки того, кто еще несколько секунд назад был человеком. Я счел своим долгом немедленно сообщить в полицию.
* * *
Мнения некоторых друзей и знакомых о гибели их коллеги Хайнца Хорстмана, ведущего репортера газеты "Мюнхенский утренний курьер".
1. Лотар, редактор воскресного приложения.
"Гениальный парень. Умел так описать пожар, что строчки буквально дымились. Из его путевых репортажей вы заодно узнавали о беззакониях, творящихся в любой части света. Возьмите его репортажи из Греции. Он понял, что дело идет к диктатуре военных, раньше чем любой другой.
Понятно, часто это расценивалось как неуместное и в печать не шло. В таких случаях он был вне себя. Потом оставил это и начал разгребать грязь у нас здесь, занялся людьми, чьи капиталы и состояния нажиты были незаконным путем. Разумеется, такие интересы и могли привести к такому концу".
2. Ингеборг Файнер, секретарь редакции "Мюнхенских вечерних вестей", главного конкурента "Мюнхенского утреннего курьера".
"Хорстман не останавливался ни перед чем. Заявился к нам и так долго морочил мне голову, что я в конце концов согласилась поужинать с ним в "Золотых воротах". Там он попытался меня охмурить. Хотел, чтобы я рассказала все о нашей редакции и, главное, о шеф-редакторе Вардайнере. И вдобавок захотел со мной переспать. Разумеется, у него ничего не вышло - тогда мной всерьез интересовался сам Вардайнер. Как я могла знать, что история с Вардайнером так неудачно кончится?"
3. Вальдемар Вольрих, руководитель администрации газеты "Мюнхенский утренний курьер".
"Мы были с Хорстманом довольно близки, и не только по выпивкам и прочим радостям жизни.
Когда он появился в нашей газете, я заботился о нем, как о родном брате. Начинал он с фельетонов: например, он зацепил кое-каких старевших кинозвезд, которые когда-то спали с нацистами… но попробуй это докажи! Пришлось изрядно попотеть, чтобы его не выгнали.
Потом я подсказал Хайнцу, то есть Хорстману, заняться репортажами - например, об условиях жизни в негритянских гетто США и тому подобное. Делал он это великолепно, но всегда хотел добраться до корня вещей и требовал головы виновных. В последнее время решил попортить кровь некоторым шишкам здесь, в Баварии. Это было уже чересчур. Я настоятельно просил его умерить пыл и в его собственных интересах, и ради жены, с которой мы всегда прекрасно понимали друг друга. Но и только - любые измышления о моей связи с женой Хорстмана решительно отрицаю!"
4. Карл Гольднер, "свободный художник", в настоящее время сотрудничающий о "Мюнхенскими вечерними вестями".
"Хорстман - тот тип, который был идеалом моей юности. Это тип гончего пса, неутомимого и целеустремленного, - первоклассный охотник! Но чтобы за это заплатить головой - это уж слишком!"
5. Тириш - директор издательства и совладелец "Мюнхенского утреннего курьера".
"Газета, в конце концов, не страховая контора и не благотворительное общество. Это коммерческое предприятие, которое должно стараться удовлетворить потребности читателей. Естественно, для нас важны и высокие материи - демократические воззрения, права человека, свобода, справедливость и тому подобное. Тут Хорстман пользовался полной свободой действий. Мог писать обо всем, чего требовала его совесть, если для этого в газете находилось место. Наша газета была ему вторым домом, где он чувствовал себя идеально. Не раз говорил мне это в дружеских беседах.
Его загадочная смерть - большая утрата для нас. Я лично придерживаюсь мнения, что Хорстман в своих довольно рискованных странствиях по закулисной жизни нашего общества зашел слишком далеко и стал жертвой преступников. Но еще более вероятно, что это и вправду был несчастный случай, трагически оборвавший его творческую карьеру".
* * *
Казалось, комиссар Циммерман не в силах покинуть место происшествия. Молча следил он за работой двух групп специалистов - из дорожной полиции и из отдела по расследованию убийств. Работой, которая могла длиться еще часами.
Инспектор Фельдер уже отпустил обоих свидетелей. Он знал, что шеф не будет спешить домой, к своей вечно недовольной жене и дерзкому, капризному сыну. Все, ценившие Циммермана как непревзойденного специалиста по расследованию убийств, в то же время знали, что за успехи в работе тот платит неладами в семейной жизни.
Он привык проводить дни и ночи среди трупов и бумаг. Ночевал в кабинете, только изредка позванивая жене. И практически при этом только терпеливо слушал - так же терпеливо, как допрашивал преступников или изучал бумаги, - только временами повторяя в трубку: "Прошу тебя, постарайся меня понять". Но понять Циммермана не всегда удавалось даже его ближайшим сотрудникам, разве что кроме Фельдера и Келлера. Тем смешнее было полагать, что это сумеет жена.
Фельдер проводил с Циммерманом больше времени, чем его семья. Знал его настолько хорошо, что понимал, даже когда Циммерман не говорил ни слова. Вот сейчас он понял, что шеф ждет не так первых результатов осмотра трупа, как заключения автоинспекции.
Его сообщил сам капитан Крамер-Марайн.
"1. Можно полагать, что машина, которой было совершено убийство, - это большой автомобиль черного цвета. Мы обнаружили обломки черного лака с кузова, удивительно чистые по химическому составу. Это означает, что владелец тщательно ухаживал за машиной.
2. Небольшие осколки стекла, видимо из автомобильной фары, подлежат тщательному изучению.
3. Наиболее вероятно, что автомобиль, сбивший жертву, относился к числу наиболее дорогих. Например, "мерседес-300 или 600", или "бентли", "роллс-ройс". Или один из больших американских автомобилей. После лабораторных исследований сможем сообщить более конкретные данные".
- Да, похоже, случай проходит по высшему классу, - буркнул Циммерман, вежливо поблагодарив коллегу. Потом спросил у Фельдера адрес Хайнца Хорстмана.
- Максимилианштрассе, возле Драматического театра, первый подъезд, четвертый этаж.
Циммерман кивнул. Только сев в служебную машину, заметил:
- Надо же! Смерть Хорстмана могла послужить материалом для самого сенсационного репортажа за всю карьеру, только вот сам он уже не сможет им воспользоваться.
Хельгу Хорстман, теперь уже вдову, дома они не застали. Сколько ни звонили, двери квартиры оставались запертыми. Соседи, разбуженные среди ночи, не слишком дружелюбно реагировали на вторжение полиции. Но Циммерман сохранял ледяное спокойствие.
Один сосед заявил, что никакого Хорстмана не знает и что вообще не интересуется людьми, которых угораздило поселиться рядом с ним. Другой сердито заявил, что с Хорстманами не желает иметь ничего общего, что они явно анархистская публика, сплошь шум, и пьянки, и скандалы, и у них явно занимаются мерзким групповым сексом…
Только третья соседка, бывшая субретка, в годы славы любимица Ингольштадта, точно знала, что полиции нужно.
- Но, господа, как вам в голову могло прийти именно сегодня искать фрау Хорстман дома? Сегодня, когда проходит бал прессы? Могли бы и сами сообразить, где ее искать, и нечего было будить меня!
- Значит, едем в Фолькстеатр, - спокойно сказал Циммерман, когда субретка захлопнула дверь перед его носом.
* * *
Из дневника отставного сотрудника криминальной полиции Келлера.
"В ту ночь с пятницы на субботу я заметил, что мой пес необычно обеспокоен. И я тоже не мог как следует сосредоточиться. В деле всей моей жизни - рукописи книги "Расследование убийств" продвинулся едва на пару абзацев.
Одной из причин было то, что до сих пор не звонил Циммерман. Обычно он звонил ровно в полночь. Коротко сообщал, что произошло за день, и советовался, как быть дальше. Наша взаимная связь была результатом нескольких десятилетий совместной работы. Мы не просто были добрыми друзьями, но и знали, что у каждого из нас есть способности, которых недостает другому. Взаимно дополняя друг друга, мы достигали результатов, вызывавших удивление. Циммерману недоставало воображения, зато он был практиком с исключительной интуицией, человеком, способным решать и действовать в нужное время и в нужном месте, исключительно способным криминалистом без капли сентиментальности. Один из тех, о ком говорят, что не пощадит и собственную бабушку. Разумеется, в том случае, если это будет полностью обосновано и неизбежно в интересах дела.
Но этот случай оказался исключительным. Ситуация развивалась настолько быстро, что ее и думать нечего было притормозить. Мы, конечно, пытались, но без толку".