* * *
Полицайпрезидиум, 9.38. Разговор советника Хедриха с комиссаром Циммерманом.
Хедрих:
- Ночь прошла относительно спокойно.
Циммерман:
- Да, ничего существенного не произошло.
Хедрих:
- Как продвигается дело Хорстмана?
Циммерман:
- Не очень. Но одно мне ясно: искать нужно в таких местах, где кишат фраки и белые бабочки.
- Значит, - покивал советник, - в ближайшее время вам понадобятся люди.
- Пока еще нет, постараемся справиться сами. Но вот в таких случаях всегда предпочтительно обойтись без лишней спешки. Или на нас кто-то давит?
- Угадали. И некто иной, как генеральный прокурор доктор Гляйхер. И от него не избавиться. - Хедрих сдерживал себя, но заметно было, что на душе у него неспокойно.
- Переправьте его на меня.
- Милый Циммерман, я давно это сделал. Но когда он до вас доберется, или вам, или кому вы там поручите придется рассказать все, что он захочет. А вы знаете, хочет он всегда слишком многого.
- Как-нибудь справлюсь, - без особого восторга успокоил Циммерман.
* * *
Разговор комиссара Кребса с инспектором Михельсдорфом в 9.57.
Михельсдорф:
- Вот данные по Хелен Фоглер, частично - из нашей картотеки, но с новыми дополнениями. Хотите послушать?
Кребс:
- Будьте любезны.
Михельсдорф:
- Хелен Фоглер, двадцать пять лет, отец - чиновник управления шоссейных дорог в Мюнхене, мать умерла при родах. Воспитывалась у сестры отца. Закончила частную церковную школу с приличными оценками почти по всем предметам, кроме математики, физики и химии. В шестнадцать - забеременела. И повела себя довольно необычно. Отказалась назвать отца ребенка, как ее ни уговаривали, - ведь было подозрение на изнасилование. Вместе со слабым здоровьем это было достаточным основанием для оправданного и вполне законного легального аборта. Но она оставила ребенка, настаивая, что вырастит Сабину одна. Попыталась подыскать работу на неполный день. Отец помогал ей по мере своих возможностей. До сих пор она получает от него каждый месяц полторы-две сотни марок. Работала продавщицей в универмаге, билетершей в кино, официанткой в нескольких ресторанах и ночных клубах. И при случае подрабатывала проституцией.
Кребс:
- Вам не кажется, что ей от жизни и так досталось и нам следует ее поберечь?
Михельсдорф:
- Нет, не кажется. Вы же лучше меня знаете, что нам нет особой мороки с профессиональными преступниками и рецидивистами - их всегда сумеем обезвредить. Но зато сколько проблем с людьми, нарушающими закон от случая к случаю, непредсказуемыми в поступках и тем гораздо опаснее. Вроде этой Фоглер, которая не желает нам помочь и упорно молчит.
Кребс:
- Понимаю, чего вы боитесь. Нападение на Фоглер для преступника закончилось неудачей, и он не успокоится, пока все не повторит и не доведет до конца. Такое случается не впервые.
- В том-то все и дело! - торопливо подтвердил Михельсдорф. - И не только. Мой опыт подсказывает, что такому насильнику важно только повторить и завершить нападение, а на ком - неважно, хоть на ком угодно. Так что под угрозой не только Фоглер. Но она - ниточка, ведущая к преступнику. Она его знает, и должна заговорить. Ну так что, нажмем?
- Попытаемся, - согласился Кребс.
Полицайпрезидиум, 10.18. Комиссар Крамер-Марайн, дорожная полиция, - комиссару Циммерману и инспектору Фельдеру.
Циммерман:
- Принесли что-нибудь новенькое? Такое, чтоб дух перехватило?
Крамер-Марайн:
- Ничего подобного. Напротив, должен признаться, что одна вещь, на которую я очень рассчитывал, не вышла. Автомобиль, которым переехали Хорстмана, был поврежден. Я надеялся, что кто-нибудь позвонит - из гаража, с бензоколонки или из мастерской. Но в радиусе ста километров - ни-че-го!
Циммерман:
- А что, если хозяин машины - сам владелец бензоколонки или гаража или один из сотрудников?
Крамер-Марайн:
- Да, это вполне возможно и заслуживает внимания. Но есть и еще одна надежда. Наш эксперт Вайнгартнер занялся кусочками лака с кузова. Он считает, это совершенно новый, специальный вид покрытия. Если это подтвердится, число подозрительных машин в районе Мюнхена ограничится лишь парой дюжин.
Циммерман:
- Знаете, в нашей работе мне больше всего нравится, когда эксперт в какой-нибудь тихой лаборатории своими штучками способен доказать вину преступника, которого он в жизни не видел и не увидит. Причем настолько доказательно, чтоб убедить и суд. В сравнении с ним я сам себе кажусь неотесанным болваном, что роется в навозной куче.
* * *
Комиссар Кребс без особого воодушевления копался в куче бумаг. Порой он что-то записывал, засовывая листок в карман. Для этого была своя система. В левом боковом кармане пиджака были заметки по делам, которыми он сам занимался, в правом - по другим, не столь важным. В левом нагрудном - выписки из своей собственной картотеки, а в правом - всякие статистические данные, в основном закрытого характера.
Свою секретаршу фрау Ризи он попросил принести собранный в отделе материал о "непрофессиональной проституции". Через минуту первая папка уже была у него на столе. Заметив его удивление, фрау Ризи пояснила:
- Михельсдорф предупредил меня, что вам наверняка понадобятся эти бумаги. Потом я принесу следующие.
Кребс благодарно улыбнулся. Годами он боролся за то, чтобы в криминальной полиции работали такие женщины, и у себя в отделе он помещал их везде, где только можно. И результаты были удивительные. При этом интересно, что сам Кребс совершенно не умел общаться с женщинами и с представительницами прекрасного пола был совершенно беспомощен.
- Есть для меня еще что-нибудь?
Фрау Ризи несколько замялась.
- Да, но я не знаю, как вам сказать. На моей памяти такого еще не было. К вам посетитель.
- Ко мне? - удивился Кребс. - Кто-то пришел ко мне по делу?
- В том-то и дело, что нет, - подчеркнула секретарша. - В приемной ждет какая-то девочка, на вид лет восьми. Я попыталась расспросить ее - впустую. Узнала только, как ее зовут.
- Сабина? - комиссар заметно обрадовался.
- Да.
- Пусть войдет!
Сабина Фоглер вошла в кабинет, подошла к вскочившему Кребсу, с интересом оглядела его и подала руку.
- Вы меня помните?
- Ну разумеется, Сабина. Проходи и садись поближе. Я рад, что ты пришла!
- Правда? - серьезно спросила девочка.
- Правда, очень рад! - заверил ее Кребс, не слишком опытный в общении с детьми. - Тебя прислала мама, Сабина?
- Нет, - энергично затрясла она головой. - Мама не знает, что я здесь. Но я подумала, что ей нехорошо, и никого не знаю, кто мог бы помочь. Кроме вас.
* * *
Полицайпрезидиум, отдел убийств, группа по расследованию убийства Хайнца Хорстмана.
Присутствуют: обычная команда ближайших соратников комиссара Циммермана - инспектор Фельдер, фроляйн Дрейер, ассистент фон Гота. И еще инспектор Денглер, обычно занимавшийся особыми поручениями начальника полиции, а теперь с пятью другими оперативниками выделенный в помощь Циммерману.
Циммерман:
- Все, что нам удалось установить до сего времени, только укрепляет во мнении, что речь идет не о несчастном случае, что Хорстман был убит умышленно. Поскольку экспертиза займет еще пару дней, займемся пока людьми из окружения убитого. У Фельдера есть план.
Фельдер:
- Хорстман был человеком, так сказать, с большим радиусом действия, и предстоит проверить массу людей. И в их числе сотрудники редакции, те, кем он занимался как репортер, соседи по дому и множество других, с которыми он регулярно встречался, - торговцы, кельнеры, дантисты, владельцы гаражей и так далее. Всего девяносто три адреса. Первые сорок семь мы уже проверили.
Циммерман:
- И нашли кого-нибудь, заслуживающего особого внимания?
Фельдер:
- Да, по крайней мере троих: Хельгу Хорстман, Вальдемара Вольриха и еще некоего редактора Лотара, который, похоже, был единственным близким другом покойного.
Циммерман:
- Все девяносто три адреса с этой минуты переходят к коллеге Денглеру и его людям. Только прошу вас, информируйте меня, как только что-то обнаружите.
Денглер:
- Будет сделано!
Фельдер:
- Хотел бы еще напомнить, что фрау Хорстман вместе с Вольрихом до сих пор не имеют алиби на критическое время - время убийства.
Циммерман:.
- На это особо не рассчитывайте! Вольрих может быть кем угодно, только не импульсивным психом. Он никогда ничего не сделает, не просчитав все наперед и не обезопасив себя. Это не значит, что рано или поздно мы не припрем его к стене. О нем я позабочусь сам. А вы, Фельдер, пожалуй, займитесь Лотаром. А как дела у вас, коллега Дрейер?
Дрейер:
- Я предложила бы обратить внимание на трех женщин из окружения Хорстмана. Имею в виду Сузанну Вардайнер, Генриетту Шмельц и Ингеборг Файнер. То, что я выяснила о них, есть в деле. Теперь две группы наших следят за Сузанной Вардайнер и Генриеттой Шмельц. А Файнер я займусь сама.
Циммерман:
- Согласен.
Фон Гота:
- А чем заняться мне?
Циммерман:
- Вы, дорогой друг, - наше секретное оружие, которое используем в так называемом "высшем свете". Вот ваша главная роль.
У нового члена команды Денглера, человека с большим опытом и способностями в сыскном деле, были свои соображения:
- Хотел бы обратить внимание еще на одну задачу, стоящую перед нами. Речь о месте происшествия - этой чертовой Нойемюлештрассе. Что там делал Хорстман? К кому направлялся? С кем там встретился перед смертью или хотел встретиться, но не успел?!
Циммерман:
- Согласен, это важно, и нужно заняться. Вы проверьте адреса в том квартале и не забудьте сокращения "Фри" из блокнота Хорстмана.
Денглер:
- Я уже начал над этим работать. Это "Фри" могло быть сокращением от имени или названия улицы в том районе.
Циммерман:
- Так что займитесь этим, и побыстрее. И с этой минуты, дорогие коллеги, для нас не существует никаких плановых сроков, графиков совещаний и субординации. Все, что только найдете, немедленно сообщайте мне.
Да, с этой минуты Циммерман начал сплетать из нитей сеть, в которую должен попасться убийца.
* * *
Комиссар Кребс вышел на улицу, держа малышку Сабину за руку. Остановив такси, назвал адрес на Унгерштрассе. Заплатил и не напомнил о квитанции - не счел поездку служебной.
Сабина открыла дверь ключом, болтавшимся на цепочке вокруг шеи, и вбежала в квартиру:
- У нас гость, мамуля!
Хелен Фоглер лежала в постели и выглядела неважно. Кребс, приоткрыв дверь спальни, сказал негромко:
- Меня привела Сабина. Она считает, что вам плохо.
Хелен села.
- Невозможный ребенок! - И Сабине нежно: - Прошу тебя, оставь нас одних.
- На четверть часа, - с необычайно серьезным видом согласилась Сабина. - Я пока порисую. А потом я тоже хотела бы поговорить с комиссаром.
Увидев, что Кребс кивнул, успокоилась и вышла.
- Вы в самом деле пришли только из-за нее? - недоверчиво спросила Хелен.
- Я рад бы вам помочь, если вы не против.
- Значит, вы собираетесь продолжать вчерашний допрос?
- Нет, - дружелюбно улыбнулся Кребс, - надеюсь, вы все расскажете сами.
Хелен покачала головой и решительно заявила:
- Вам я верю, а себе - нет. Не верю, что есть смысл жить дальше.
- Вы боитесь?
- И это тоже, - тихо созналась она. - Вчера вечером боялась смертельно. А сегодня испытываю только безнадежность, безысходность и унижение. И одно-единственное желание: я не могу так больше. Ни в коем случае. Хочу покончить с этим и стереть все из памяти.
- Знаете, по-человечески я вас понимаю, - задумчиво произнес Кребс, - но я-то полицейский. И потому не могу оставаться в стороне. Я должен вам помочь - даже если вы этого не хотите.
* * *
Мнение генерального прокурора доктора юриспруденции Гляйхера:
"Взаимодействие между прокуратурой и полицией можно оценить как вполне удовлетворительное. Заслуга в этом в первую очередь прокуратуры, оказывающей полиции полное доверие на основании убеждения, что та в своей повседневной деятельности полностью чтит требования закона и действует в интересах порядка и закона.
Полагаю, однако, и на основе своего богатого опыта сотрудничества с полицией имею на это право, что это взаимодействие было бы гораздо эффективнее, будь расследование важнейших дел в большей степени сосредоточено в одних руках. Что бы ни случилось, как в случае смерти журналиста Хорстмана, где расследование вели параллельно несколько групп, и только позднее, в этом случае даже слишком поздно, дошло до координации их деятельности. Это привело в результате к прискорбным последствиям".
* * *
Анатоль Шмельц в то утро вернулся в "Грандотель", сказав портье:
- Кто бы меня ни спрашивал, меня нет. И вы не знаете, где я. Но если захотят что-то передать - пожалуйста, только все запишите.
Как следует отоспавшись, он уже за полдень заказал в номер полный английский завтрак: овсянку, яичницу с ветчиной, жареные колбаски, тушеные почки, джем, печеные груши, тосты и чай. Обслуживал его Гансик Хесслер.
Шмельц, накинув длинный халат черного шелка, в тишине и покое отдал завтраку должное. Лицо его дышало покоем. Приступая к почкам, он вдруг заявил:
- Разумеется, его смерть потрясла меня. Но с другой стороны, кто бы мог подумать, что именно он, для кого я столько сделал, отблагодарит меня тем, что начнет собирать компрометирующие меня материалы?
- Ничего страшного, людям свойственна неблагодарность, - констатировал Гансик, преданно взирая на Шмельца. - Но, по счастью, он вовремя умер. Я считаю, он того заслуживал. Вам не кажется?