* * *
- Много запертых дверей? - спросил Скарре.
- Только две. Йонас, номер четыре, и Руд, номер восемь.
- Я взял показания у всех.
- Какие-нибудь общие ощущения?
- Ничего, кроме того, что все ее знали и что она годами бывала в этих домах. И была у всех на хорошем счету.
Они позвонили в дверь к Холландам. Открыла девушка - вероятно, сестра Анни, похожая на нее и все же другая. Такие же светлые волосы, как у Анни, но ближе к корням темнее. Глаза обведены черной тушью, очень светлые и неуверенные. Она была не такой крупной и высокой, как Анни, не выглядела спортивной, была хуже сложена. На ней были лиловые лыжные брюки с полосками по бокам и белая блузка.
- Сёльви? - спросил Сейер.
Она кивнула, протянув ему мягкую ладонь, вернулась в дом и сразу же начала искать прибежище возле матери. Фру Холланд сидела в том же самом углу дивана, что и прежде. Ее лицо слегка изменилось за это время, с него исчезло пронзительно-отчаянное выражение, оно было очень напряженным; она выглядела теперь значительно старше. Отца не было видно. Сейер попытался рассмотреть Сёльви, не глядя на нее в упор. Ее лицо было иного типа, нежели у сестры: ни широких скул, ни решительного подбородка, ни больших серых глаз. Слабее и немного полновата, подумал он. Через полчаса разговора выяснилось, что сестры никогда не были сильно привязаны друг к другу. Каждая жила своей жизнью. Сёльви работала уборщицей в парикмахерской, никогда не интересовалась чужими детьми и не занималась спортом. Сейер подумал: она, видимо, была занята только самой собой. Тем, как она выглядит. Даже сейчас, сидя на диване рядом с матерью, она словно по привычке прихорашивалась. Одно колено подтянуто, голова немного склонена набок, руки сцеплены вокруг голени. На пальцах сверкают блестящие кольца. Ногти длинные и красные. Круглое тело без углов, без характера - ни скелета, ни мышц, только розовая кожа, натянутая на глиняную скульптуру. Сёльви была значительно старше Анни, но ее лицо выглядело детским. Лицо Анни на фотографии было более взрослым. Она смотрела в объектив настороженно - было видно, что ей не хотелось фотографироваться, но пришлось подчиниться. Сёльви позировала все время, в той или иной степени. Внешне она походила на мать, в то время как Анни - на отца, подумал он.
Мать постоянно похлопывала дочь по руке, как будто утешая или предупреждая о чем-то.
- Ты не знаешь, заводила ли Анни новые знакомства в последнее время? Встречалась с новыми людьми? Она о чем-то таком говорила?
- Ее не интересовали знакомства с людьми.
Сёльви пригладила блузку.
- Ты не знаешь, вела ли она дневник?
- О нет, только не Анни. Она отличалась от других девочек, была почти как мальчишка. Никогда не красилась, терпеть не могла украшений. Носила медальон Хальвора только потому, что он попросил об этом. Вообще-то он мешал ей, когда она бегала.
Голос был светлым и мягким - голос маленькой девочки, а не женщины на шесть лет старше Анни. Будь добр со мной, просил он осторожно, смотри, какая я маленькая и хрупкая.
- Ты знакома с ее друзьями?
- Ну, они младше меня. Но я знаю, кто они.
Она ощупала свои кольца и заколебалась, как будто попыталась найти выход из ситуации, в которой внезапно очутилась.
- Кто из них знал ее лучше всего, как ты думаешь?
- Она общалась с Анеттой только по учебе. Не думаю, что они просто болтали.
- Вы живете на окраине, - сказал Сейер осторожно. - Могла она поехать автостопом?
- Никогда. Я тоже, - быстро сказала она. - Но нас часто подвозят, когда мы идем вдоль дороги. Мы знаем почти всех.
Почти, подумал он.
- Ты не помнишь, она не выглядела в последнее время несчастной?
- Несчастной - нет. Но она перестала всему радоваться. У нее не так уж много было интересов. Только школа и бег.
- И Хальвор, может быть?
- Точно не знаю. Мне казалось, она почти равнодушна к Хальвору. Как будто еще не поняла, что между ними происходит.
Перед внутренним взором Сейера стоял образ девочки с недоверчивым взглядом, как будто отвернувшейся от всех. Она поступала как хотела, шла своим собственным путем и держала всех на расстоянии. Почему?
- Твоя мать говорит, что раньше она выглядела более живой, - продолжал Сейер. - Тебе тоже так казалось?
- Ну да, раньше она была более разговорчивой.
Скарре прочистил горло.
- Эта перемена, - он осторожно прощупывал почву, - как вам кажется, она случилась внезапно? Или Анни менялась постепенно, в течение долгого времени?
Мать и дочь переглянулись.
- Мы не знаем точно. Она просто изменилась.
- Ты можешь вспомнить, когда это произошло, Сёльви?
Девушка пожала плечами.
- В прошлом году. Они расстались с Хальвором, и сразу же она бросила гандбол. И потом так ужасно вытянулась. Она выросла из всей своей одежды и сразу же стала такой тихой.
- Может быть, злой или обиженной?
- Нет, просто тихой. Разочарованной, что ли…
Разочарованной.
Сейер кивнул. Он окинул взглядом Сёльви. Эти лиловые рейтузы…
- Ты не знаешь, состояли ли Анни и Хальвор в сексуальных отношениях?
Она залилась краской.
- Точно не знаю. Вы можете спросить Хальвора.
- Так я и сделаю.
* * *
- Сестра, - сказал Сейер напарнику, - из тех девочек, которые становятся жертвами мужчин с дурными намерениями. Так занята самой собой и тем, как она выглядит, что не заметит сигналов об опасности. Сёльви. Не Анни. Анни была осторожной и спортивной. Ее не волновало, какое впечатление она производила на людей. Не ездила автостопом, не ставила себе целью знакомства с новыми людьми. Если она села в автомобиль, то только к тому, кого она знала.
- Мы постоянно об этом говорим. - Скарре поднял глаза.
- Я знаю.
- У тебя ведь есть дочь, - продолжал Скарре, - которая прошла через пубертатный период. Как это было?
- О, - пробормотал Сейер, выглянув в окно. - В основном этим занималась Элисе. Но я помню то время. Половое созревание - это полный мрак. Она была как солнечный лучик, пока ей не исполнилось тринадцать, а потом начала огрызаться. Она рычала до четырнадцати, потом начала кусаться. А потом все закончилось.
"А потом все закончилось"… Он вспомнил, как ей исполнилось пятнадцать и она начала становиться маленькой женщиной, а он не знал, как с ней разговаривать. Твой ребенок больше не ребенок, и нужно найти для общения с ним новый язык… Сложно.
- Значит, это заняло год-два?
- Да, - ответил он задумчиво, - год или два.
- Тебя занимает эта ее перемена?
- Что-то могло случиться. Я должен выяснить, что это было. Какой она была, кто ее убил и почему. Пора заехать к Хальвору Мунтцу. Он наверняка сидит и ждет нас. Как ты думаешь, каково ему сейчас?
- Даже не могу предположить. Можно, я покурю в автомобиле?
- Нет. Ты довольно сильно оброс, не находишь?
- Не обращал внимания. На, возьми пастилку от горла.
Они смотрели каждый в свое окно. Скарре поймал сзади у себя на шее завиток и вытянул его на всю длину, а потом выпустил, и тот быстро свернулся, как червяк на сковороде.
* * *
Ей почудилось в нем что-то знакомое. Поэтому она подволокла стул поближе и почти засунула морщинистое лицо в экран. Ее залил свет, так, что ему стали видны волоски у нее в носу, которые постоянно росли. Нужно удалить их, подумал он; но он не знал, как ей об этом сказать.
- Это Йохан Олав! - закричала она. - Он пьет молоко.
- Мм.
- О боже, как же он прекрасен! Интересно, понимает ли он сам, что он - произведение искусства, нет, на самом деле! Живое произведение искусства!
Актер вытер молочные усы и улыбнулся, обнажив белые зубы.
- Нет, ты видел, какие у мальчика зубы? Белые, как мел! Это потому, что он пьет молоко. Тебе тоже нужно пить больше молока. И он наверняка посещает школьного дантиста, в наше время такого не было. - Она собрала плед на коленях. - У нас не было средств, чтобы следить за зубами, мы просто вырывали их один за другим, когда они портились, а у вас есть школьный дантист, и молоко, и витамины, и правильное питание, и зубная паста с фтором, и я не знаю что еще. - Она глубоко вздохнула. - Я-то в школьные годы вечно ныла. Не потому, что не знала уроки, а потому что вечно была голодна. Ну конечно, вы красивые, вы, современная молодежь. Я завидую вам! Ты слышишь, что я говорю, Хальвор? Я завидую вам!
- Да, бабушка.
Он дрожащими пальцами вынул фотографии из желтого конверта "Кодак". Тщедушный молодой человек с узкими плечами, он совсем не был похож на прыгуна в высоту из телевизионного рекламного ролика. Рот у него был маленький, как у девушки, один угол был словно натянут, и, когда молодой человек улыбался, что случалось с ним очень редко, этот уголок оставался на месте. От правого угла рта вверх к виску шел шрам. Волосы каштановые, коротко остриженные и мягкие, подбородок практически гладкий. С первого взгляда ему часто давали пятнадцать, а перед киносеансами "до восемнадцати" постоянно приходилось показывать паспорт. Он не поднимал вокруг этого шума, он вообще не любил скандалить.
Он медленно перебирал фотографии, которые видел бесчисленное количество раз. Но сейчас они выглядели по-другому. Сейчас он искал в них предзнаменования того, что должно было случиться много позже, хотя он, конечно, не знал об этом, когда делал их. Анни, с деревянным молотком в руке, со страшной силой вбивает колышек для палатки. Анни на прыжковой вышке, стройная, как ива, в своем черном купальнике. Анни, спящая в зеленом спальном мешке. Анни на велосипеде, лицо скрыто светлыми волосами. А вот он сам возится с примусом. Вот они вдвоем. Ему пришлось долго ее уговаривать сфотографироваться. Она терпеть не могла позировать перед объективом.
- Хальвор! - закричала бабушка от окна. - Приехал полицейский автомобиль!
- Да, - тихо сказал он.
- Зачем он сюда приехал? - Она вдруг озабоченно посмотрела на него. - Что им надо?
- Это из-за Анни.
- А что с Анни?
- Она мертва.
- Что ты такое говоришь?
Она осторожно проковыляла обратно к стулу и оперлась о ручку.
- Она мертва. Они приехали, чтобы допросить меня. Я знал, что они приедут, я ждал их.
- Почему ты говоришь, что Анни мертва?
- Потому что она мертва! - закричал он. - Она умерла вчера! Звонил ее отец.
- О боже, но почему?
- Ну я-то откуда знаю? Я не знаю почему, я только знаю, что она мертва!
Он спрятал лицо в ладонях. Бабушка, как мешок, опустилась в кресло и стала еще бледнее, чем обычно. У них так долго все шло хорошо. Этого, конечно, не может быть, не может.
Кто-то резко застучал в дверь. Хальвор вздрогнул, положил фотографии под скатерть и пошел открывать. Их было двое. Они какое-то время стояли в проеме и смотрели на него. Было несложно угадать, о чем они думали.
- Тебя зовут Хальвор Мунтц?
- Да.
- Мы приехали задать тебе несколько вопросов. Ты понимаешь, почему мы тут?
- Ее отец звонил сегодня ночью.
Хальвор кивал и кивал. Сейер увидел старуху в кресле и поздоровался.
- Это твоя родственница?
- Да.
- Есть место, где мы могли бы поговорить наедине?
- Только у меня в комнате.
- Да? Если ты не возражаешь, тогда…
Хальвор первым вышел из гостиной, прошел через тесную кухоньку и зашел в маленькую комнату. Дом, должно быть, старый, подумал Сейер, теперь уже так не строят. Мужчины расселись на расшатанном диване, Мунтц сел на постель. Старая комната с зелеными стенами и широким подоконником.
- Это твоя бабушка? В гостиной?
- По отцу.
- А родители?
- Они разведены.
- И поэтому ты живешь здесь?
- Мне предоставили выбор, с кем жить.
Слова получались сухими и отрывистыми, как камешки.
Сейер огляделся, поискал фотографии Анни и нашел одну - маленькую, в желтой рамке, на ночном столике. Рядом с ней стояли будильник и статуэтка Мадонны с младенцем, возможно, сувенир с юга. Единственный плакат на стене - какой-то рок-певец и надпись "Meat Loaf" поперек картинки. Музыкальный центр и диски. Шкаф для одежды, пара кроссовок, не таких хороших, как у Анни. На ручке шкафа висит мотоциклетный шлем. Неубранная постель. Напротив окна - столик, на нем - изящный компьютер с маленьким дисплеем. В ящике рядом - дискеты. Сейер посмотрел на верхнюю: шахматы для начинающих. В окно он видел двор, "Вольво", припаркованную рядом с пристройкой, пустую будку и мотоцикл, накрытый полиэтиленом.
- Ты ездишь на мотоцикле? - задал он наводящий вопрос.
- Когда получается. Он не всегда заводится. Я хочу привести его в порядок, но пока сейчас у меня нет денег.
Он немного подергал воротник рубашки.
- Ты работаешь?
- На фабрике по производству мороженого. Уже два года.
Фабрика по производству мороженого, подумал Сейер. Два года. Значит, он закончил среднюю школу и начал работать. Возможно, совсем не так глуп, получил профессиональный опыт. Спортивным его не назовешь, слишком худой, слишком бледный. Анни была настоящей спортсменкой, старательно тренировалась и училась в школе, а этот мальчик паковал мороженое и жил с бабушкой. Сейер ощутил какой-то диссонанс. Это была почти высокомерная мысль, он отогнал ее.
- Теперь мне придется спросить тебя кое о чем. Ты не будешь против?
- Нет.
- Тогда я начну так: когда ты в последний раз видел Анни?
- В четверг. Мы были в кино, на шестичасовом сеансе.
- На каком фильме?
- "Филадельфия". Анни плакала, - добавил Хальвор.
- Почему?
- Фильм был грустный.
- Да, точно. А потом?
- Потом мы поели в кафе при кинотеатре и сели на автобус, идущий до ее дома. Посидели в комнате и послушали пластинки. Я сел на автобус домой в одиннадцать. Она проводила меня до остановки у мэрии.
- И больше ты ее не видел?
Он покачал головой. Шрам придавал ему обиженный вид. На самом деле, думал Сейер, у него очень красивое, правильное лицо, зеленые глаза. Маленький рот создавал впечатление, что парень постоянно пытается спрятать некрасивые зубы.
- Не общался ли ты с ней по телефону или еще как-то?
- По телефону, - быстро ответил Мунтц. - Она звонила на следующий вечер.
- Что она хотела?
- Ничего.
- Она была очень тихой девочкой, верно?
- Да, но любила поговорить по телефону.
- Значит, она ничего не хотела, но все-таки позвонила. О чем вы разговаривали?
- Если вам обязательно нужно знать, мы говорили обо всем и ни о чем.
Сейер улыбнулся. Хальвор все время смотрел в окно, как будто хотел избежать визуального контакта. Может быть, он чувствует себя виноватым или просто стесняется. Сейеру стало жаль парня. Любимая мертва, а ему, возможно, даже не с кем поговорить, кроме бабушки, которая ждет в гостиной. Кроме того, может быть, он еще и убийца, думал Сейер.
- А вчера ты, как обычно, был на работе? На фабрике?
Хальвор немного помедлил.
- Нет, я был дома.
- Значит, ты был дома? Почему?
- Я был не совсем здоров.
- Ты часто пропускаешь работу?
- Нет, я нечасто пропускаю работу! - Он поднял голос. В первый раз он показал, что что-то чувствует.
- Твоя бабушка может это, естественно, подтвердить?
- Да.
- И ты не был на улице вообще, весь день?
- Только немного прогулялся.
- Несмотря на то, что был болен?
- Нам же нужна еда! Бабушке не так легко дойти до магазина. Она справляется с этим только в погожие дни, а их бывает немного. У нее ревматизм, - объяснил он.
- О'кей, я понимаю. Ты можешь рассказать, чем ты болел?
- Это обязательно?
- Тебе не обязательно делать это прямо сейчас, но, может быть, ты все-таки вспомнишь.
- Да, хорошо. У меня бывают ночи, когда я не могу заснуть.
- Да? И ты остаешься на следующий день дома?
- Мне нельзя следить за машинами на тяжелую голову.
- Это звучит разумно. Почему ты время от времени не спишь по ночам?
- Это просто детская травма. Так ведь это называется?
Он внезапно улыбнулся горькой улыбкой, неожиданно взрослой на юном лице.
- Когда примерно ты вышел из дома?
- Примерно в районе одиннадцати.
- Пешком?
- На мотоцикле.
- В какой магазин?
- "Киви" - в центре.
- Значит, вчера он завелся?
- Он заводится почти всегда, если у меня хватает терпения.
- Как долго тебя не было?
- Не знаю. Я не знал, что меня будут допрашивать.
Сейер кивнул. Скарре писал как сумасшедший.
- Ну примерно?
- Может, два часа.
- И бабушка может это подтвердить?
- Вряд ли. Она не очень хорошо соображает.