- Согласен, - кивнул Дов и энергично замахал руками, отгоняя от своего лица густое облако сигаретного дыма. - Не Бог весть что, особенно для убежденного атеиста без, как ты выражаешься, прожиди. Тем не менее это все-таки жизнь. Причем без страха, что тебя снимет из винтовки спрятавшийся в кустах снайпер или отравит в баре какая-нибудь советская Мата Хари, выдающая себя за честную израильскую служащую. У нас здесь такие номера - во всяком случае, пока - не проходят. И мы с тобой, подполковник Виктор Мишин, были бы в полном расчете за твое участие в пражской операции, хотя я и не взял бы на себя ответственность гарантировать, что в течение пяти - семи ближайших лет за тобой не приглядывали бы наши люди. Очень тактично, неназойливо, в целях твоей же собственной безопасности. Ты мне веришь, Виктор?
- Пока да.
- Хорошо! Но тут вмешиваются американцы и, через очень высокое начальство, кстати, даже не по нашему ведомству, срочно требуют тебя за океан. Естественно, они даже не опускаются до объяснений, зачем ты им вдруг так спешно понадобился. Тебе, наверное, известно, что у нас с ними традиционно сложные отношения. Послушать их, так Израиль потому и не исчезает с политической карты мира, что так решили в Вашингтоне в ходе ланча…
- А на самом деле это не так? - улыбнулся Мишин.
- В Вашингтоне действительно решили, - глаза Дова недобро блеснули. - Но только после того, как поняли две вещи: во-первых, что Израиль прекрасно просуществует и без американцев, и, во-вторых, что Америка, в свою очередь, никак не может просуществовать без ближневосточной нефти. А теперь вопрос: что должны делать в такой ситуации мы? Не глава правительства, для которого ты не более чем абстрактная фигура, не министр иностранных дел, которому вообще нет дела до наших проблем, а мы, то есть Моссад? Вот так вот, запросто, отдать тебя мы не имеем права…
- Это почему?
- Потому, что никто не знает, где, когда, каким образом и против кого ты можешь быть использован американцами. И, главное, никто не может дать нам гарантию, что твое задание, полученное в Лэнгли, не нанесет, - пусть даже косвенно, опосредованно, - ущерб безопасности Израиля. Такой вот расклад, приятель.
- Дов, это же сплошная гипотетика, - пробормотал Мишин. - Побойся вашего еврейского Бога!
- Это вовсе не гипотетика, а железный принцип нашей работы, - неожиданно жестко отрезал израильтянин. - А внешняя разведка, которая нарушает собственные принципы, превращается со временем в бардак вроде вашего.
- Ох, не любишь ты КГБ, Дов, - с напускной печалью улыбнулся Мишин.
- Не люблю, - признался израильтянин.
- Хорошо, - кивнул Мишин. - Но и не отдать меня вы тоже не можете, ведь так? При всей вашей национальной амбициозности. Приказ командира - закон для подчиненного.
- Не можем, - согласился Дов и, сделав несколько шагов, прикрыл окно - в комнате становилось прохладно. - А потому у нас остается только два выхода: либо перед тем, как отправиться за океан, ты уже на самом деле становишься НАШИМ человеком, со всеми вытекающими отсюда обязательствами и прочим, либо…
- …ранения бывшего подполковника КГБ СССР Виктора Мишина, заочно приговоренного на Лубянке к расстрелу, оказались настолько тяжелыми, что его ослабевший от потери крови и нескольких операций организм с ними не справился, - грустно улыбнулся Мишин. - Тело было кремировано и в силу нееврейского происхождения вышеупомянутого Мишина предано земле на некоем арабском кладбище на временно удерживаемых Израилем территориях.
- Формулировку можно откорректировать, но смысл передан точно, - совершенно серьезно кивнул моссадовец.
- Просто поразительно, как внезапно наша беседа приняла интимный характер, - пробурчал Мишин.
- Мне нужен ответ.
- Я могу немного подумать? - спросил Витяня.
- Только совсем немного, ладно? - улыбнулся Дов. - Минут десять, пока ты будешь одеваться, а я - проветривать помещение.
- Мы куда-то едем?
- В любом случае.
- И конечная цель?..
- Зависит от твоего решения…
На ничем не примечательной "субару" мышиного цвета они ехали довольно долго, почти час. Дов - высокий, худощавый и абсолютно седой, несмотря на относительную молодость (про себя Мишин прикинул, что ему не больше тридцати пяти) вертел баранку и непринужденно разглагольствовал о неоспоримых преимуществах русской кухни.
- Ты когда-нибудь жил в России? - спросил Мишин, думая о своем.
- Никогда. Мама моя родом из Пинска, папа из Вроцлава, а родили они меня уже здесь. Правда, тогда эти места назывались не Израилем, а Палестиной. Но к русскому языку и к русской кухне родители приучили меня с детства. Мать до последнего дня жизни делала борщ - пальчики оближешь! И иногда мне кажется, что я никуда не уезжал из твоей страны.
- А ты хоть раз был в России?
- А ты как думаешь?
- Думаю, бывал. И не раз.
- Это с моим-то акцентом? - удивление израильтянина выглядело совершенно естественным.
- Ну, во-первых, запросто мог бы сойти за прибалта.
- А во-вторых?
- А во-вторых, - глядя в окно, рассеяно ответил Мишин, - не смотри ты так часто советские фильмы, Дов. Ты делаешь ту же ошибку, что и наши актеры, изображающие из себя иностранцев.
- То есть?
- Понимаешь, часть слов они произносят с жутким акцентом, а часть - причем довольно сложные слова, такие, к примеру, как коммунистическая партия или ортодоксальный марксизм, - абсолютно без акцента. Точно так же, как ты, Дов…
Седовласый подполковник израильской разведки хмыкнул и покачал головой.
- Ты что, обиделся?
- Все нормально, Виктор. Спасибо за совет.
- Да не за что, - Мишин пожал плечами. - Может быть, отплатишь когда-нибудь той же монетой…
- А вот и Тель-Авив, Виктор! Мы почти приехали…
Несмотря на то, что уже стемнело, освещенные желтыми фонарями улицы города казались неестественно белыми, словно выкрашенными известкой, и почти безлюдными.
- Почему так мало народа? - спросил Мишин. - Еще ведь и девяти нет…
- Все уже разошлись по домам. Израиль очень рано встает и рано ложится… - Дов включил левый поворотник и скосил взгляд в боковое зеркальце, - Устали, отдыхают. Сегодня ведь обычный рабочий день, не праздник… - Он мягко притормозил у красивого двухэтажного дома и выключил зажигание. - Все, Виктор, приехали…
- И без приключений, - кивнул Мишин.
- Ты ждал приключений?
- Учитывая количество сопровождающих, - нет. - Витяня улыбнулся и с чисто профессиональным интересом спросил: - И сколько же машин нас сопровождало?
- А сколько ты насчитал, подполковник?
- Две сзади - лендровер и опель, и одну спереди - синий форд "мустанг" шестьдесят девятого года.
Дов повернулся к Мишину и неожиданно улыбнулся:
- Ты в хорошей форме, Виктор.
- Смотря для чего? - возразил Мишин.
- Для того, чтобы ответить на мое предложение.
- Я согласен.
- Тогда выходи, коллега, тебя уже заждались…
7. БУДАПЕШТ. ЗДАНИЕ ЦК ВСРП
Март 1978 года
Атилле Хорвату, заведующему отделом административных органов ЦК Венгерской социалистической рабочей партии, накануне исполнилось ровно сорок пять лет. Хотя выглядел этот жгучий брюнет с осанкой древнеримского сенатора, орлиным носом, пронзительно синими глазами и неизменно заботливо уложенной, без единого седого волоска, пышной шевелюрой, лет на десять моложе.
В коридорах ЦК ВСРП, где по традиции все знали все обо всех, стремительное восхождение Хорвата по ступеням партийной карьеры и, главное, то кресло, которое Атилла занимал последние два года, курируя прокуратуру, суды, полицию и органы безопасности, считалось хоть и объяснимым, но все-таки своеобразным номенклатурным феноменом. Поскольку до тридцати пяти лет Атилла Хорват не имел ни малейшего представления о партийной работе, занимаясь областью беспредельно далекой от вершения судеб целого народа - спортом. В девятнадцать лет Атилла стал вице-чемпионом мира по современному пятиборью, потом завоевал олимпийскую медаль, несколько раз выигрывал Кубки мира, после чего стал считаться чуть ли не национальным героем Венгрии.
Статный, красивый, удачливый, прекрасно обеспеченный, неизменно окруженный толпами поклонниц и воздыхательниц, Атилла тем не менее умудрялся оставаться таким же скромным, дружелюбным и порядочным парнем, каким, собственно, и попал волею судеб в сверкающий, прекрасный и недоступный Будапешт из глубокой провинции, где вырос без отца в семье из пятерых детей. Несмотря на мировую спортивную славу, потоки неизменно восторженных отзывов в прессе и бесконечные разъезды по самым экзотическим уголкам планеты, имя Атиллы Хорвата ни разу не фигурировало в скандальных хрониках или полицейских протоколах. В отличие от большинства своих коллег, Хорват игнорировал алкоголь, не курил, никогда не занимался фарцовкой, не был связан с криминальными типами, не устраивал дебоши в ресторанах, жил один в скромной двухкомнатной квартире в Пеште, подаренной ему правительством за выдающиеся спортивные достижения, ездил на также презентованной властями двухдверной "татре" и являл собой достойный пример добропорядочности и человеческой скромности. О его личной жизни было известно только, что, женившись в девятнадцать лет, почти сразу же после того, как добился первого крупного успеха на международной спортивной арене, он вскоре развелся, после чего предпочитал одиночество шумным вечеринкам в компаниях своих сверстников. Поговаривали, что время от времени в холостяцкой квартире Атиллы появлялись женщины, но, как правило, долго они там не задерживались.
Спортивный век Атиллы оказался не только весьма удачным, но и довольно долгим: из профессионального спорта он ушел в тридцатилетием возрасте, в пике славы, хотя, по единодушному мнению специалистов, Хорват вполне мог выступать еще несколько лет. Ему сразу же предложили пост главного тренера сборной Венгрии по современному пятиборью, на котором Атилла довольно быстро доказал, что и на этом поприще у него нет проблем - его питомцы неизменно выигрывали все крупнейшие соревнования, победили командой на Олимпийских играх, принеся маленькой Венгрии славу мировой спортивной державы.
В день, когда Атилле исполнилось тридцать пять лет, ему позвонили из приемной ЦК ВСРП и сообщили, что с ним хочет побеседовать генеральный секретарь ЦК товарищ Янош Кадар. Вначале Атилла подумал, что его, по случаю дня рождения, решили разыграть товарищи и просто положил трубку. Однако через секунду раздался повторный звонок и все тот же голос, посетовав на плохую работу телефонной связи, сообщил, что за ним высылается машина и что ровно через полчаса товарищу Атилле Хорвату надлежит спуститься к подъезду своего дома.
И только тогда он понял, что это совсем не розыгрыш.
Разговор с Яношем Кадаром - маленьким, с широкими борцовскими плечами и основательно побитым оспинами лицом был недолгим, но запоминающимся. Генсек признался Атилле, что всегда был его горячим поклонником, с восхищением следил за блестящими победами Хорвата в современном пятиборье и предложил ему перейти на работу в ЦК ВСРП инструктором.
Хорват, неизменно отличавшийся независимостью во всем, что имело отношение к нему лично, довольно смело возразил всесильному и мстительному генеральному секретарю ЦК ВСРП, что не знает и не любит партийную работу, а потому плохо представляет себя в кресле партийного функционера.
Но Кадар, как ни странно, принял возражение Атиллы с пониманием:
- Это естественное заблуждение, дорогой товарищ Хорват, - сказал тогда генсек, глубоко, словно в последний раз в жизни, затягиваясь крепчайшим "Коигути". - Суть истинной, не на публику и не ради привилегий, партийной работы - в умении находить общий язык с людьми и соответствующим образом влиять на них. А у вас, дорогой Атилла, это получается превосходно…
Когда Хорват вышел из кабинета генсека, ему прямо в приемной вручили удостоверение инструктора общего отдела ЦК ВСРП.
Как выяснилось позднее, Кадар оказался блестящим психологом. Тогда многие представляли себе неожиданное назначение Хорвата как некую блажь, каприз генерального секретаря, чье увлечение спортом и знаменитыми спортсменами ни для кого секретом не являлось. Однако Атилла Хорват - немногословный, вдумчивый, умеющий вызвать к себе уважение собеседника, еще ничего толком не сказав, чурающийся любых разговоров "за спиной", идеально вписался в очень непростой стиль новой работы и, что называется, устремился резко в гору. Все десять лет после памятного разговора с Кадаром прошли в непрекращающейся динамике кадровых перемещений Атиллы. ЦК ВСРП стал для него своеобразной базой, откуда его периодически бросали то в министерство внутренних дел, то в МИД, где он курировал связи внешнеполитического ведомства с международным отделом ЦК, то в контрразведку… В ЦК он неизменно возвращался, причем всякий раз пусть с незначительным, но повышением в должности. На пост шефа отдела административных органов его назначили два года назад, и теперь мало кто сомневался, что Атилла Хорват уже в самом ближайшем будущем займет пост секретаря ЦК по оргработе…
Его уважали, ему завидовали, к его мнению прислушивались, с ним старались не портить отношения, что, учитывая так и не изменившийся, корректный нрав Хорвата, было совсем несложно. И ни один человек даже подумать не мог, что этот респектабельный красавец без тени намека на барские замашки, которыми так быстро обрастали те, кто хоть какое-то время находился у кормила реальной власти, этот человек без внешних амбиций, неизменно вызывавший доброжелательную и даже горделивую улыбку самого Яноша Кадара, являлся глубоко законспирированным "кротом" ЦРУ, которого американская разведка, причем без видимых усилий, завербовала еще в период его блистательных спортивных побед…
В 1958 году двадцатипятилетний Атилла, уже в зените спортивной славы, прилетев в составе сборной Венгрии на чемпионат мира в Филадельфию, сумел поздним вечером, после отбоя, ускользнуть незамеченным из отеля и, добравшись до ближайшего полицейского участка, заявил дежурному полисмену, что хочет остаться в США и просит политическое убежище. По счастью, "коп", дослуживавший в полицейском участке до пенсии, когда-то работал в ФБР и сумел верно сориентироваться. Попросив красавца венгра немного подождать, он связался с одним из своих старых приятелей в Вашингтоне:
- Льюис, я знаю этого парня. Это Хорват, знаменитый венгерский пятиборец. Так что здесь нет никакой провокации, - сказал он приятелю.
Через час Льюис Прескотт, шеф эмиграционного отдела ФБР, прибыл в Филадельфию на вертолете и застал Хорвата безмятежно спавшим на жесткой скамейке в дежурном отделении.
Прескотт осторожно тронул парня за плечо, и Атилла сразу же открыл глаза.
- Вы Атилла Хорват?
- Да.
- Говорите по-английски?
- Немного.
- Кто-нибудь знает, что вы здесь?
- Никто.
- Вы твердо решили остаться в Штатах?
- Да.
- Можете назвать причину?
- Моего отца убили в пятьдесят шестом…
- С вашей стороны это месть?
- С моей стороны это ненависть!..
Прескотт задумался.
- Вы можете помочь мне? - Хорвату явно не понравился этот тип в светлом плаще и дурацкой шляпе, заломленной на затылок. - Или мне надо обратиться куда повыше?
- Могу. Но для этого мне необходимо время.
- А, это не страшно! - Хорват облегченно откинулся на спинку жесткой скамьи, отполированной до зеркального блеска не одним поколением правонарушителей. - Теперь я уже никуда не тороплюсь…
- Где вы живете?
- Отель "Холидей инн".
- Вы один в номере или с соседом?
- Один.
- Можете незаметно вернуться в свой номер? Так, чтобы ваши товарищи не знали, что вы покидали отель?
- В принципе, да… - Атилла недоуменно уставился на Прескотта. - Но зачем?
- Я же сказал вам: мне нужно время. Это совсем не простая процедура, молодой человек…
- Но послезавтра мы улетаем! - Атилла встал и только в этот момент Прескотт увидел, что венгр выше его примерно на голову. - Когда еще мне представится такая возможность?!
- Вас в чем-то подозревают?
- Да ни в чем меня не подозревают! - сорвался Атилла. - Просто я не могу больше жить в этой стране, среди лжи, рядом с людьми, растоптавшими моего отца!..
- Положитесь во всем на меня, - Льюис Прескотт положил руку на плечо Атиллы. - Я все устрою…
Наутро участники чемпионата мира собрались в городском ботаническом саду, где была проложена дистанция последнего вида современного пятиборья - легкоатлетического кросса. Когда до старта оставалось около часа, и Хорват начал разминаться, к нему подошел врач венгерской сборной.
- Как себя чувствуешь?
- Нормально. Что-то случилось?
- Тебе придется пройти допинг-контроль.
- С чего это вдруг? - удивился Атилла.
- Оргкомитет назвал выборочно имена пяти человек из разных команд, в том числе и твое имя тоже. По жребию…
Хорват нахмурился.
- В чем дело, Атилла? - врач пожал плечами. - У тебя нет никаких оснований беспокоиться. Ты единоличный лидер чемпионата и ты чист, как стеклышко, я отвечаю за это как врач сборной…
Допинг-контроль проводили в отдельном флигеле, примыкавшем к главному зданию, в котором размещалась администрация филадельфийского ботанического сада. Когда Атилла вошел в небольшую комнату, сидевший за столом пожилой лысый мужчина в белом халате вопросительно поднял голову:
- Мистер Атилла Хорват?
- Да, это я.
- Присаживайтесь, - лысый радушно кивнул на стул, но увидев, что Атилла по-прежнему стоит у двери, добавил негромко. - Мне рассказывал о вас Льюис Прескотт…