А еще через сутки, поздней ночью, с бетонной полосы международного аэропорта Шереметьево тяжело поднялся "Боинг-707" авиакомпании KLM. Набрав высоту, самолет взял курс на Копенгаген, куда и прибыл через 4 часа 50 минут. Четыре стюардессы, буквально сбившиеся с ног, обслуживая 157 пассажиров рейса, не обратили никакого внимания на невзрачного мужчину средних лет в блеклом сером костюме, темно-синей рубашке и черном галстуке, просидевшего, не вставая, весь полет от Москвы до Копенгагена у окошка иллюминатора в салоне для курящих. Впрочем, внешняя непримечательность, умение сливаться с людьми в толпе, магазинах, в транспорте, других общественных местах являлись отличительной чертой, своего рода фирменным знаком всех агентов советской военной разведки. А Вадим Колесников, тридцатилетний капитан Управления внешней разведки ГРУ, который вот уже шестой год мотался по всему свету, выполняя личные и особо щепетильные поручения генерала Никифорова, был своеобразным гением безликости. Его можно было одновременно принять за финна, немца и даже грека, за молодого преподавателя вуза, за студента, подрабатывающего на обучение официантом в ресторане, или за рабочего судоверфи, попавшего под сокращение штатов. Но только в том случае, если у постороннего человека действительно возникало ЖЕЛАНИЕ остановить свой взгляд на этом невыразительном, безусом лице без малейших признаков индивидуальности и задаться вопросом, что же представляет собой его хозяин. Истинная же ценность Колесникова для военной разведки заключалась в том, что подобное желание не возникало практически ни у кого.
По иронии судьбы за пятнадцать минут до приземления в Копенгагене московского рейса на одну из восьми посадочных полос аэропорта Каструп приземлился рейсовый DC-8 авиакомпании "Бритиш Эйруэйз" из Лондона, на котором в датскую столицу вернулся Виктор Мишин. С Колесниковым, который через тридцать минут должен был пересесть на лондонский рейс, они разминулись чудом: когда посланник генерала Никифорова прошел таможенный контроль, предъявив датчанам в мундирах безупречный паспорт гражданина Австрии, выданный на имя Рудольфа Нетцера, Мишин, в надвинутой на глаза широкополой черной шляпе, уже преодолел половину расстояния, отделявшего его от вереницы стеклянных, похожих на пустые аквариумы, таксофонов. Вадим Колесников даже видел его со спины, но, конечно же, и предположить не мог, что объект его очередного заграничного вояжа мог вот так запросто повстречаться в промежуточном аэропорту, на полпути до конечной цели.
Оглядевшись по сторонам, Колесников направился в кафетерий, сел у стойки, заказал себе большую чашку кофе с молоком, загнутую бараньим рогом слоеную булочку с маком и плитку швейцарского шоколада. Подкрепившись, курьер ГРУ еще раз, по привычке, окинул просторный, перекрытый выкрашенными в разные цвета модернистскими балками зал и направился к стойке номер
17, где производилась посадка на самолет в Лондон…
В Хитроу Колесников повторил процедуру с предъявлением паспорта, не останавливаясь вышел на улицу, взял такси и велел водителю отвезти его в район Пэлл-Мэлл. Протянув в отделяющее пассажирский салон от кресла водителя оконце банкноту в десять фунтов стерлингов, Вадим Колесников, не выходя наружу, аккуратно пересчитал сдачу, убедился, что водитель был точен, протянул ему через оконце два шиллинга на чай, после чего вышел на освещенную желтыми неоновыми лампами Пэлл-Мэлл и минут двадцать неторопливо вышагивал, глазея на витрины магазинов и одновременно проверяясь на предмет возможной слежки. Тридцатилетний капитан ГРУ прекрасно знал, что на него никто не обращает внимания, и тем не менее никогда не позволял себе расслабляться. В этом заключалась еще одна ценная оперативная черта Вадима Колесникова.
В довольно невзрачном трехэтажном отеле "Риджент" в нескольких минутах ходьбы от памятника Вильгельму Оранскому он снял на трое суток скромный однокомнатный номер на втором этаже, сразу же оплатил наличными всю сумму проживания - 180 фунтов, поднялся в номер, быстро разделся, нырнул в крохотную душевую кабинку и пустил на полную мощность ледяную воду. Встав под душ, он даже не поморщился. Просто закрыл глаза и с наслаждением прислушивался к низвергавшемуся на его голову водопаду жидкого льда. Выключив через десять минут душ, Колесников насухо растерся банным полотенцем с вышитой буквой "R" в углу, голым вернулся в номер, достал из дорожной сумки чистое белье и свежую рубашку, но надевать их не стал, а аккуратно сложил одежду на полке для чемоданов. Затем сел перед зеркалом и аккуратно расчесал на косой пробор редковатые волосы цвета придорожной пыли.
Взглянув на часы, Колесников погасил свет и юркнул под тоненькое одеяло. Через несколько минут он уже спал. Не храпя, не издавая ни единого звука, с закрытым ртом и сложенными на груди руками. Проснувшись ровно через час, он встал, включил свет, оделся, установил перед входной дверью, у ящика письменного стола и в двух точках разъема своей сумки специальные метки, по которым он мог определить присутствие постороннего лица в свое отсутствие, влез в утепленный плащ и вышел на улицу.
Одиннадцать ударов Большого Бена, донесшиеся вполне отчетливо до кафе "Лилия", в углу которого за чашкой черного кофе притулился Вадим Колесников, Станислав Волков услышал, уже войдя в уютное, не больше чем на двенадцать столиков, кафе - полупустое в поздний час. Не обращая внимания на своего коллегу в углу, Стас направился к подсвеченному голубым неоном бару, поудобнее устроился на табурете и заказал бармену бурбон и пачку сигарет "Голд флейк". Повозившись с своим питьем минут пятнадцать и выкурив с наслаждением две сигареты, Волков спросил у пожилого бармена в расшитом золотыми нитями жилете, нет ли у него вечернего выпуска "Санди тайме". Бармен молча кивнул, наклонился и извлек из-под стойки газету. Волков попытался было приладить газету на узкой стойке, но, убедившись, что это не совсем удобно, полуобернулся к залу, как бы отыскивая уютное место, где бы он мог спокойно пробежать глазами самое скандальное лондонское издание. Потом заказал бармену еще один бурбон, прихватил со стойки толстый стакан и направился к столику Колесникова.
- Вы позволите? - негромко спросил Стас.
- Пожалуйста…
Развернув газету на разделе спорта, Стас закурил сигарету и, внимательно проглядывая набранные мелким шрифтом столбцы текста, вполголоса бросил:
- Как долетел?
- Нормально, - отпивая из чашки, негромко ответил Колесников.
- Привез?
- Привез. Лежит за салфетками.
- Связь завтра. По расписанию.
- Понял.
- Господи, этот "Тоттенхэм" меня просто убивает! - чуть громче произнес Волков, складывая газету и небрежно бросая ее на скромную по размерам поверхность стола из недорогого вишневого пластика. - Боюсь, они так и не научатся играть!..
Колесников понимающе улыбнулся. Так люди, не имеющие никакого отношения к спорту, реагируют на завзятых болельщиков.
Волков залпом допил виски, взял со стола газету, в развороте которой уже находился плотный пакет, перевязанный обычной почтовой бечевкой, сунул "Санди тайме" под мышку и, кивнув на прощание Колесникову, вышел из кафе.
Операция "Бомж" началась…
23. КОПЕНГАГЕН. МЕЖДУНАРОДНЫЙ АЭРОПОРТ КАСТРУП
Апрель 1978 года
…Подойдя к таксофону, Мишин опустил в блестящую прорезь крону и набрал на цифровом табло девятизначный номер. На третьем гудке в трубке мелодично откликнулся женский голос: "Цюрихский Народный банк к вашим услугам!"
- Доброе утро, фройляйн! - Мишин говорил на немецком. - Я попросил бы вас соединить меня с отделом валютных операций.
- Секунду! - Приятная музыка в паузе действительно длилась несколько секунд, после чего ее грубо прервал раскатистый баритон с ощутимым баварским выговором: - Отдел валютных операций, слушаю вас.
- Моя фамилия Либерман. Макс Либерман, - вкрадчиво представился Мишин. - На мой счет в вашем банке должна была поступить некая сумма…
- О какой сумме идет речь, майн герр? - баритон по-прежнему рокотал, но уже с большим обаянием. У любого работника банка с годами вырабатывается чутье пограничника на клиентов с приличными деньгами.
- Порядка двухсот пятидесяти тысяч долларов. Возможно, чуть меньше.
- Секунду… - Баритон растворился в легких потрескиваниях на линии, но почти сразу же ожил. - Да, герр Либерман, вчера на ваш счет поступило ровно двести пятьдесят тысяч долларов. Отправитель - кредитный банк "Чиесна де Спада", Милан.
- Отлично! - Мишин сделал короткую паузу, чтобы баритон как следует осмыслил масштаб суммы и проникся должным уважением к их владельцу. - Я попросил бы вас перевести сто тысяч на мой счет в коммерческий банк "Кнудт Кристианссен и сыновья" в Копенгагене. Номер счета 717236.
- Будьте любезны, ваш секретный код, герр Либерман?
- 22-416 "сигма" GSP.
- Будет исполнено, герр Либерман.
- Когда именно будут переведены деньги?
- Буквально через несколько минут.
- Благодарю вас.
- Еще какие-нибудь распоряжения будут?
- Пока все. До свидания!
- Всего доброго, герр Либерман!..
Повесив трубку, Мишин вытряхнул из пачки "Житан" сигарету без фильтра, закурил и незаметно огляделся. Со стороны это напоминало естественный жест обычного пассажира, у которого после продолжительного полета затекла шея. Ничего вокруг не вызывало подозрений. Впрочем, Мишин слишком хорошо владел своим ремеслом, чтобы не обольщаться на сей счет: в конце концов, все зависит от цели и масштабов наблюдения за конкретным объектом. "Обнаружить профессиональную слежку, как правило, невозможно, - вспомнил Витяня одну из незабываемых лекций в "вышке", - Ее можно только ПОЧУВСТВОВАТЬ". Тот факт, что проповедник данной премудрости сумел после длительного пребывания за "бугром" сохранить все конечности и довольно неглупую голову, очевиднее любых наглядных пособий демонстрировал его глубокую компетентность в данном вопросе. И тем не менее тогда, десять лет назад, эти наставления казались Витяне сущей дребеденью, метафизикой. Только потом, когда Мишин окончательно сросся со своим вторым планом, он оценил ПРАКТИЧЕСКУЮ сторону этой рекомендации. Вот почему, небрежно оглядывая спешащих, удобно расположившихся за столиками кафе, небрежно расплачивающихся у билетных стоек пассажиров, он не искал подозрительных типов с надвинутыми на глаза кепками и шляпами и красящих губы девиц, бросающих редкие проницательные взгляды исподлобья на одинокого элегантного мужчину у телефонного автомата. Мишин ПРИНЮХИВАЛСЯ, он словно пытался учуять опасность, ноздрями вобрать в себя особый, специфический запах преследования. Однако в то раннее первоапрельское утро все вокруг излучало спокойствие, стабильность и сытую будничность. В этом ароматизированном, ЧУЖОМ воздухе свободы Мишин вдруг особенно остро, до нытья в скулах, ощутил, как не хватает ему "дыма Отечества", родной атмосферы, где любой человек, кто бы он ни был, легко ПРОСЧИТЫВАЛСЯ, где он был у себя. Впрочем, это состояние куда точнее выразил один из его коллег, грузин по национальности, с которым Мишин по причудливому стечению обстоятельств столкнулся на другом конце света. "Понимаешь, - сказал тогда опытный "крот", давно уже забывший, когда в последний раз видел свой родной Зугдиди. - Все здесь хорошо, но пресно, не остро, Витя. Короче, без шашлыка!"
Несколько минут Мишин молча курил, не отходя от таксофона и небрежно стряхивая пепел на пол. Затем опустил в прорезь очередную крону и набрал следующий номер, уже шестизначный.
- "Банк Кнудт Кристианссен и сыновья", слушаю!..
Еще один голос в его слуховой коллекции. Пустой
звук в пустом, бестолковом мире.
- Фройляйн, говорит Макс Либерман.
- Доброе утро, господин Либерман! - По форме голос был предельно вежливым, по содержанию - пустым, как граненый стакан в столе запойного. Обладательнице нежного сопрано по ту сторону телефонного кабеля было совершенно безразлично, что в природе, оказывается, существует некий Макс Либерман.
- На мой счет из цюрихского Народного банка должны были только что перевести некоторую сумму денег. Вы бы не могли проверить, поступление уже было?
- Минутку, господин Либерман, не кладите трубку!..
"Все-таки канцелярская работа превращает со временем людей в форменных идиотов, - как-то вяло подумал Витяня, закуривая вторую подряд сигарету. - Почему я, собственно, должен класть трубку, не получив ответ?.."
- Господин Либерман? - несколько обеспокоенно зажурчало сопрано.
- Да, да, я слушаю вас, фройляйн!
- На ваш счет переведено сто тысяч долларов США.
- Я бы мог получить у вас кредитную карточку?
- Конечно!
- Когда?
- Думаю, не раньше чем через час.
- Отлично. Пришлите ее, пожалуйста, в отель "Савой" на мое имя…
Ровно через час Мишин входил в роскошный, меблированный в стиле барокко вестибюль отеля "Савой", расположенный в самом центре Копенгагена. Подойдя к темно-вишневой, мореного дуба, стойке портье, до благородного блеска отполированной не одной тысячей прикосновений холеных рук и локтей, прикрытых тончайшей английской шерстью, Мишин поинтересовался, может ли он заказать комнату.
- Ваша фамилия, сударь? - на прекрасном французском с достоинством поинтересовался пожилой мужчина в черном фраке, ослепительно белой манишке и вишневой - под цвет стойки - "бабочке".
- Макс Либерман.
- Добро пожаловать в "Савой", месье Либерман! Кстати, несколько минут назад для вас прибыл пакет. Судя по фирменному знаку на конверте - из банка "Кнудт Кристианссен и сыновья", - портье протянул Мишину продолговатый конверт.
- Благодарю вас, - кивнул Витяня, небрежно засовывая конверт во внутренний карман плаща.
- Какой номер желаете, мсье?
- Если я вызываю в вас хоть немного симпатии, то счастливый, пожалуйста.
- Я понял вас, месье! - мужчина во фраке сдержанно улыбнулся, выдвинул разбитый на ячейки ящик, извлек оттуда деревянную грушу с прикрепленным на тонкой цепочке плоским английским ключом и очень осторожно, словно в руках у него была ручная граната с только что вырванной чекой, протянул ключ Мишину, как бы слагая с себя всю ответственность за возможные последствия. Приняв грушу, Мишин увидел выбитую в торце цифру "1313".
- Вам не откажешь в чувстве юмора, - пробормотал Витяня.
- Вам также, месье, - вежливо кивнул портье. - Впрочем, лично мне эта цифра всегда приносила удачу. А вам?
- Я не суеверен.
- Стало быть, вы счастливый человек, месье.
- Не то слово, - хмыкнул Витяня.
- Вы позволите ваши документы, месье?
- Да, конечно, - кивнул Мишин и протянул портье темно-синий паспорт с золотым орлом.
- Так вы немец?! - воскликнул словоохотливый портье. - А я решил, что вы из Франции…
- Я гражданин ФРГ, - сдержанно улыбнулся Мишин. - Что, кстати, вовсе не исключает право быть французом по национальности…
Лифт был под стать отелю. То есть старый и роскошный. Поднявшись на тринадцатый этаж, Мишин определил по стрелке, что его номер находится в левом крыле широкого, увешанного картинами в тяжелых бронзовых рамах и освещенного добротными хрустальными люстрами коридора. Подойдя к нежно-розовой с голубоватыми завитушками по бокам двери с цифрой "1313" на начищенном бронзовом ромбике, Витяня вытащил из кармана ключ и уже собирался вставить его в замочную скважину, но неожиданно замер. Он всегда прислушивался к неприятным, вызывающим едва ощутимое покалывание в кончиках пальцев, токам опасности. Его реакция на эти токи была мгновенной, они сразу же всасывались в кровь и с бешеной скоростью разносились по организму, мобилизуя каждую клеточку.
Мишин мгновенно прижался спиной к шероховатой кремовой стене и окинул коротким взглядом коридор. Вокруг было пусто. Выждав несколько минут, он склонился вправо, указательным пальцем вдавил выступ на каблуке кожаного ботинка и извлек оттуда коротенькую металлическую спицу. Затем быстро снял туфли, выдвинул в спице крохотный выступ, наклонившись, поднес отмычку к круглому замку двери и неожиданно почувствовал легкое дуновение ветра. Словно кто-то резко провел рукой перед его лицом. Мишин выпрямился. Использовать отмычку не было никакой необходимости - дверь была не заперта.
Прихватив с покрытого толстым ковром пола туфли, Витяня неслышно толкнул дверь и увидел Дова. Израильтянин, по всей видимости, специально поставил кресло так, чтобы его можно было увидеть сразу же. Дов сидел, закинув ногу на ногу, и ритмично жевал резинку. Выражение его лица было самым что ни на есть благостным, словно ему только что сделали массаж.
- Молодец, приятель. - Витяня сверкнул глазами и швырнул ботинки в угол. - Голова у тебя варит.
- Ты имеешь в виду позицию, в которой я тебя поджидаю? - не меняя позы, спросил Дов. - Просто не хотелось тебя пугать.
- По-прежнему заботишься о моем здоровье? - Мишин снял плащ и швырнул его в другой угол небольшого номера, обставленного в том же стиле, что и лифт. - Или немного о своем тоже? А, приятель?
- Как дела, Виктор? - Израильтянин вытащил изо рта белый комок жевательной резинки и аккуратно приклеил его к донышку пепельницы с эмблемой отеля "Савой".
- А то ты не знаешь, как мои дела! - огрызнулся Мишин и рухнул на широкую кровать с высокой спинкой.
- Кое-что знаю, а кое-что - нет.
- Пасете своего же агента, - пробурчал Мишин, закидывая руки за голову и с наслаждением вытягиваясь. - Нехорошо это, дяденька.
- Почему пасем? - Дов пожал плечами. - Страхуем. Прикрываем. Короче, работаем.
- И много вас, под страховщиков?
- Если ты раздражен моим появлением, то скажи.
- Я раздражен твоим появлением. Сказал.
- Думаешь, мы суем нос в твои дела?
- Ага! - Витяня закрыл глаза. - Именно так я и думаю.
- Значит, так, дружище… - Дов медленно поднялся к креслу, подошел к зашторенному окну, слегка сдвинув плотную ткань, взглянул на улицу и повернулся к Мишину. - Пока на тебя не нашел приступ откровенности, я хочу тебе кое-что рассказать. В общих чертах уже понятно, на что тебя нацеливают наши союзники. Я говорю не о характере твоего задания - о нем, надеюсь, расскажешь мне ты, - а только о СХЕМЕ. Кстати, схему эту, чтобы ты знал, американцы еще лет двадцать назад свистнули у нас. Это мы впервые начали использовать своих соотечественников за границей, не светясь при этом. Конкретные граждане конкретной страны выполняли для нас какие-то задания, что-то доставали, передавали, выспрашивали, однако в случае их провала Моссад был ни при чем. Они просто не знали о его существовании. В крайнем случае могли только догадываться. Удобно, практично и, главное, абсолютно безопасно…
- Ты уверен, что описываешь именно мой случай? - спросил Витяня, не меняя позу.