С Барыкиным все было ясно. Но вот кто был тот - второй? И что это было: случайная авария или преднамеренное убийство? Ясно, что, когда фоторобот Барыкина распространили по Москве, это сразу стало известно организаторам и Барыкина они не могли не убрать. Но - таким способом? Слишком сложно. И слишком опасно для исполнителя убийства, если это было убийство.
Напрашивалось самое простое объяснение: авария произошла случайно, а водитель скрылся, чтобы избежать ответственности. Но здесь были серьезные контраргументы. Кольцевая в этом месте, хоть и заставленная по обочинам асфальтоукладчиками, бульдозерами и катками, была достаточно широкой, свет у этой модели "БМВ" был прекрасный, и случайный наезд на каток был практически невероятен. Значит, специально? Зачем?
Водитель и Барыкин были, бесспорно, знакомы, и, может быть, очень хорошо: Барыкин не доверил бы свою роскошную машину незнакомому человеку. Значит, в машине сложилась какая-то ситуация, которая и заставила водителя идти на смертельный для себя риск, чтобы избавиться от попутчика.
Позвонили в НАМИ, на полигон, где испытывают машины на безопасность. Сначала задали общий вопрос: можно ли так рассчитать и выполнить лобовой удар, чтобы водитель остался жив, а пассажир, не пристегнутый ремнями, погиб? Там даже засмеялись: наши испытатели проделывают подобное в день по два-три раза. Приезжайте - посмотрите. Собрали все фотографии искореженной "бээмвухи" и послали с ними одного из следователей на полигон НАМИ.
Минут через сорок он позвонил: точно рассчитанный удар, ни малейших сомнений. Причем выполнен водителем, каких даже у них, на полигоне, раз-два, и обчелся.
Значит, убийство. Но кто же был тот, второй? Ответ на этот вопрос мог бы полностью разъяснить ситуацию. Но у следователей не было даже намека на сколько-нибудь достоверное предположение.
- Закрыли тему, - подвел итог Меркулов. - Пока. Информации нет, так что впустую сушим мозги, по третьему кругу уже пошли. Поживем - узнаем, какие наши годы! - привычной шуткой заключил он. Позвонил в фотолабораторию: - Снимки готовы? Давайте их сюда. Ну, ничего, что сырые…
Принесли фотографии, скрытно снятые возле "Руси", не успевшие еще даже подсохнуть, разложили на старых газетах на полу, потому что места на столе и подоконнике явно не хватило бы. Ребята хорошо поработали, сняли человек тридцать, причем каждого в двух-трех ракурсах, так что снимков набралось под сотню. Пристальное их изучение ничего не дало. Ни одного знакомого лица. Одна была явно барменша - с мощными плечами и в сарафане, другая - красивая девушка из тех, что пасутся возле "Националя". Мужчины - определенного сорта, из деловых, может быть - "новых русских", как их принято было теперь называть. Было что-то общее в их выражении лиц, спокойном и самоуверенном, в уверенности жестов - насколько их могла передать статичная фотография. Человек десять было из "качков" - явно охрана.
- А ведь это - сходняк, - поделился своими выводами Турецкий.
- "Русь", видимо, их база, - подтвердил Меркулов. - Но - кто они? Александр Борисович, что тебя там так заинтересовало? - спросил он, обратив внимание, что Турецкий уже минут десять рассматривает три снимка, поднеся их к окну, чтобы разглядеть получше.
- По-моему, я знаю этого типа, - не сразу ответил следователь. - Мне кажется, что я его знаю. - Он подумал и еще раз поправился: - Я чувствую, что его знаю.
На снимке в трех ракурсах был изображен очень полный, словно бы выпирающий из темного серого костюма человек лет сорока, с блестящим от пота лицом: на одном из снимков блики на лице были видны отчетливо. Вот он с явным трудом вылезает из тесной для него "Нивы". Вот стоит с барменшей и пьет из стакана минеральную воду - барменша стоит рядом с бутылкой в руке. Вот он пожимает руку какому-то лысоватому, в ковбойке с подвернутыми рукавами.
- Точно знаю, - с неожиданной решительностью повторил Турецкий. - Знаете, кто это? - спросил он Меркулова.
- Нет.
- По-моему, он.
- Кто - он?
- Второй. Который убил Осмоловского!
- Ну, ты загнул, - засмеялся Меркулов. - Ты же его в глаза не видел!
- Не видел, - согласился Турецкий. - Но проверить не помешает.
- Твои действия? - спросил Меркулов.
- Поеду в институт и еще раз допрошу всех. Фотографии - люкс. Может, кто и вспомнит.
Он был почти на сто процентов уверен, что прав. Сошлись воедино все мелочи, которые он скрупулезно выуживал и в институте Осмоловского, и у академика Козловского.
- А мне можно с вами? - попросился Косенков.
- Нет, - решительно отказал Турецкий. - Будешь мешать.
- Чем я могу помешать? - обиделся Косенков.
- Ты будешь мешать мне думать, - ответил Турецкий и, не вдаваясь в разъяснения, вышел из кабинета и быстро сбежал вниз, к машине.
- Не расстраивайся, у меня есть для тебя дело. И очень важное. - Меркулов счел необходимым утешить молодого следователя. - Ребята, все свободны, занимайтесь своими делами, - отпустил он следователей, все еще разглядывающих фотографии. Когда кабинет опустел, взял один из снимков и подвел Косенкова к окну. На снимке была барменша.
- Что ты про нее можешь сказать? - спросил Меркулов.
Косенков только пожал плечами:
- Бабища.
- Но не без изюминки, - добавил Меркулов. - Хотя в твои юные годы ты в этом еще не разбираешься. Сколько, по-твоему, ей лет?
- Лет пятьдесят.
- Согласен. Пятьдесят лет. Барменша валютного бара. Значит, в торговле она уже лет тридцать, не меньше.
- Почему вы в этом так уверены? Может, недавно сменила профессию. Сейчас многие вынуждены так делать.
- Барменшами валютного бара не становятся случайно. И случайные люди. Она в торговле очень давно. А значит… Ну?
- Могла сидеть, - предположил Косенков.
- Молодец, - кивнул Меркулов. - И значит… Ну?
- На нее есть дело. Или досье.
- Дважды молодец. Вот твое задание: выясни ее фамилию, адрес и найди в архивах все, что на нее есть. И сразу ко мне. Задание спешное, - предупредил Меркулов. - И не афишируй, ясно?
- Зачем вам она? - спросил Косенков.
- Неужели не понял? Мы не знаем этих людей. А она знает. И очень хорошо.
- Думаете, расскажет?
- А почему бы и нет? Если нормально поговорить с человеком… В общем, действуй.
Косенков вышел.
Пока Меркулов занимался текущими делами, а Косенков рылся в архивах, следователь по особо важным делам Турецкий рыскал по этажам института Осмоловского. Аспирантку из Казахстана он нашел сразу, вызвал ее с лекции и показал снимки.
- Это тот человек, которого вы видели в лаборатории Осмоловского?
Она долго рассматривала снимки.
Наконец сказала:
- Похож. Даже очень похож Но точно сказать не могу, я же видела его издалека, через окно.
Турецкий вывел ее на курительную площадку, предложил вглядеться в окна лаборатории Осмоловского и еще раз посмотреть на снимки.
Она с сомнением покачала головой:
- Нет, точно сказать не могу. Есть ощущение, что это он. Но утверждать - нет, не могу. Если бы я увидела, как он двигается, - возможно, узнала бы. А так - извините.
- Что ж, и на этом спасибо. Может быть, нам удастся показать его в движении. И не через окно, а в нашем кабинете.
- Тогда, если он, точно узнаю, - пообещала аспирантка. - Извините, мне нужно на лекцию.
Это было кое-что, но совсем не то, на что рассчитывал Турецкий. Еще с час он бродил по комнатам и показывал фотографии, но никто не узнал изображенного на них человека.
Турецкий по-прежнему был твердо уверен, что он на верном пути, но доказательств практически не было.
Он вышел в скверик перед институтом, присел на пыльную оградку и задумался. Было душно. Зелень уже перла из всех расселин старого асфальта, березы покрылись листвой, но она была еще слабой, не прикрывала от солнца.
Тогда был тоже душный день, даже жаркий, почему-то пришло на память Турецкому. Стоп, сказал он себе. Профессор работал над анализом около трех с половиной часов. Все это время убийцы должны были ждать. Допустим, за это время они сделали какие-то свои дела, но сюда вернуться они должны были ну как минимум за час до завершения работы профессора. Рассуждение самое бытовое: а вдруг он закончит раньше и уйдет домой? А результаты нужны были немедленно. Итак, час. Жарко. И хочется пить. Как и ему самому сейчас. Зайти в институт и попить в туалете из-под крана? Турецкий уже сделал несколько шагов к институтскому подъезду, но тут же остановился. В туалете? Из-под крана? Это Барыкин-то и этот толстяк, у которых денег куры не клюют? Турецкий внимательно огляделся и увидел то, что искал: небольшое открытое кафе на другой стороне улочки. Четыре белых пластмассовых столика с такими же белыми удобными креслами, что-то вроде стойки бара, уставленной фантами и прочими пепси. Что-то в нем словно бы подобралось.
Небрежно, как человек, которому некуда спешить, он подошел к кафе и облокотился на стойку.
- Как вы здесь работаете? - с сочувствием спросил он у смуглой девушки, орудовавшей посудой. - Пекло же! Хоть бы какой-нибудь брезентовый навес сделали, что ли? Знаете, такой, в полоски. И красиво, и прохладно.
- И не говорите! - отозвалась девушка. - Каждую неделю обещают, а толку - нуль! Вам чего налить?
- Минералочки, со льдом, - попросил Турецкий.
- Есть "Нарзан".
- А "Боржоми"?
- Вы будете смеяться, но "Боржоми" кончилось. В понедельник, как раз в мою смену, один толстяк последние запасы выхлебал. Стакан за стаканом. Причем текло с него, как будто только из бани. Аллергия, наверное, - предположила она, размешивая в бокале лед. - Весна, все цветет, у многих аллергия на разное цветение…
Она еще рассуждала о коварностях аллергии, а в голове у Турецкого всплыли слова академика Козловского: "Аллергия, возможно". Сомнений уже не оставалось. Турецкий вытащил из кармана снимки толстяка и показал девушке:
- Это он?
Она взглянула и засмеялась:
- Точно! Такой смешной. И такой толстый, в свою машину еле влез. В школе у нас таких называли "жиртрест".
- А какая у него была машина - не запомнили?
- "Нива". Белая. У нас такая же, только у него новая, а нашей уже пять лет.
Турецкий достал из кармана фоторобот Барыкина:
- А этого парня случайно с ним не было?
- Был. Точно. Этот. С золотой цепочкой, красивой такой. И машина у него - класс! Белая. Не разбираюсь, правда, в иностранных моделях, но тоже новенькая, как игрушка.
- Вы твердо уверены, что эти двое сидели у вас в кафе в понедельник около пяти вечера? - спросил Турецкий.
- Конечно, твердо, - ответила она и насторожилась. - А почему вы спрашиваете?
Турецкий молча показал ей удостоверение следователя Генеральной прокуратуры.
- Неужели бандиты? - испугалась девушка.
- Нет, - на всякий случай решил успокоить ее Турецкий. - Финансовые жучки. Вроде "Чары".
- Вот гады! Так им и надо! - неожиданно горячо прореагировала продавщица. Видимо, и она клюнула на халяву. - Вы их уже арестовали?
- Да, - соврал Турецкий. - Теперь просто ищем дополнительные доказательства. И вы нам очень помогли.
- Спасибо, что ловите таких, - ответила она. - Если что еще от меня будет нужно - я через день здесь, приезжайте.
- Спасибо, - отозвался Турецкий и, едва не забыв расплатиться, влез в служебные, раскаленные на солнце "Жигули". Его прямо распирало от радости. Удалось. Все-таки удалось! Все-таки мы этих гадов взяли! При минимуме исходных данных - ай да мы! Пусть Барыкин мертв, а этот толстяк еще на свободе - детали. Номер его "Нивы" виден даже на снимке, вычислить его - минутное дело.
Но по мере того как машина приближалась к прокуратуре, то и дело увязая в дорожных пробках, настроение Турецкого менялось. Ну, взяли толстого. Доказали, что в момент убийства он был возле института. И что? Даже если аспирантка из Казахстана твердо опознает его - что? Любой адвокат докажет, что она могла ошибиться: видела-то она его издали и через стекло. А что еще? Сидел с Барыкиным? Мало ли кто с кем может сидеть. Может, случайно разговорились. Барыкин - убийца, это ясно. Но толстый-то причем?
Мало. Знать - знаем, а доказать пока не можем. Ни один судья такое дело даже к рассмотрению не примет. А примет - вынужден будет освободить из-за недостатка улик. А уж адвокаты там будут не из последних.
Что же делать?
Турецкий немного поколебался и свернул к конторе Грязнова.
В прокуратуру он вернулся часа через два. Меркулов сидел за своим столом в сильных, для чтения, очках и при свете настольной лампы внимательно изучал какое-то средней пухлости архивное дело. На молчаливый вопрос Турецкого кивнул на фотографию барменши, лежавшую рядом с папкой.
- Интересно? - спросил Турецкий.
- Как взглянуть. Для детектива не годится, но нам - может быть и интересно. И даже очень. От этого света глаза устают, - пожаловался он и выключил настольную лампу. - Докладывай.
Турецкий сообщил: второй убийца узнан. Не слишком уверенно - аспиранткой из Казахстана и безусловно - продавщицей газированной воды. Установлена личность - по номеру "Нивы": Мишурин Александр Яковлевич, сорока одного года, два высших образования: финансовое и юридическое, член коллегии адвокатов, финансовый и юридический консультант нескольких фирм.
- Значит, тебя можно поздравить?
- Можешь. Авансом. Нет главной улики: никто не видел его в самом институте. Аспирантка для суда - не в счет.
- Все равно поздравляю. Все-таки вычислил. Очень хорошо, Саша. А улики мы добудем.
Необычное добродушие Меркулова крайне удивило Турецкого.
- Костя, мы - на пустом месте, - счел он необходимым уточнить ситуацию.
- Не прибедняйся, не на таком уж пустом. Просто нужно еще немного поработать. И главное сейчас - достать его отпечатки пальцев.
Турецкий выложил перед ним хорошо проработанный и увеличенный дактилоскопический снимок. Коротко объяснил:
- С руля его "Нивы".
- Ты проник в чужую машину без санкции прокурора? - поразился, вернее, сделал вид, что поразился, Меркулов. - Ай-яй-яй, это нехорошо!
- Я? - в свою очередь сделал вид, что возмутился, Турецкий. - Нарушить требования Уголовно-процессуального кодекса?! За кого вы меня принимаете?
- Грязнов?
- Да. В конце концов, дактилокарту Мишурина мы все равно получили бы, и вполне официально. А сейчас нам нужно просто совершенно точно убедиться, что он - это он. Кабинет Осмоловского и его лаборатория по-прежнему опечатаны, - продолжал Турецкий. - Этот толстый, Мишурин, явно непрофессионал. Он не мог не наследить. Садился в кресло, клал руки на стол, открывал и закрывал дверь. Нужно завтра же послать очень сильную бригаду, и пусть еще раз все хоть обнюхают, но пальчики должны найти. Особенно пусть проверят принтер. Когда он вырывал распечатку, другой рукой он должен был опереться на деку. Бумага крепкая, ее так просто не вырвешь.
- Согласен, - кивнул Меркулов. - А пока - чтобы ты ночь от волнения не провел без сна, возьми-ка вот это.
Он аккуратно взял за край обернутую в целлофан визитную карточку и протянул Турецкому. Сквозь целлофан было видно: "Александр Федорович Минкус, начальник отдела стратегического сырья Московской государственной таможни". С обратной стороны та же надпись, но на английском.
- Минкус? - повторил с недоумением Турецкий. - Так он представился академику Козловскому, у него записано. Но ведь никакого Минкуса нет. Как и такого отдела на таможне. Мы специально проверяли. Липа это.
- Минкуса, возможно, и нет, а вот пальчики на этой визитке наверняка есть. Иди в НТО, пусть сделают дактилокарту и идентифицируют.
- Откуда у вас эта визитка? - спросил Турецкий.
- Это я тебе потом скажу, - пообещал Меркулов. - Двигай. И стой у них над душой, пока не сделают. Скажи: мой приказ. Все. Не мешай мне работать.
Меркулов включил настольную лампу и вновь углубился в бумаги.
Турецкий взял за край целлофана визитку и отправился к экспертам НТО, надеясь, что ввиду близкого окончания рабочего дня они не пошлют его куда подальше.
Послали. К счастью, не куда подальше, а поближе - в соседний киоск за бутылкой. Турецкий с радостью принял это условие. Ребята тут же принялись за работу. Турецкому оставалось лишь ждать.
Минут через двадцать в кабинете Меркулова раздался телефонный звонок.
Не отрывая взгляда от документов, он взял трубку:
- Слушаю.
- Докладывает следователь Косенков, - прозвучало в мембране. Меркулов выключил настольную лампу и повторил: - Можешь говорить, слушаю.
- Объект сдала смену и прибыла домой.
Меркулов перебил:
- Говори уж просто - Ирина Ивановна. А то звучит совершенно идиотски: объект сдала смену. Продолжай.
- Смены у нее через день: день - с утра до четырех, день - с четырех до двенадцати ночи, но часто кончает позже - часа в два, даже в три, в зависимости от гостей. Сегодня она закончила в начале пятого, приехала домой на "восьмерке", у нее своя "восьмерка", поставила машину в гараж и с двумя сумками пошла домой. В квартире никого не было. И сейчас, кроме нее, нет. Гостей, видимо, не ждет.
- Почему ты так думаешь? - спросил Меркулов.
- Минут через тридцать вышла во двор с мусорным ведром. У помойки поболтала с соседкой, пожаловалась: ноги пухнут, не высыпаюсь, сейчас поужинаю и спать - до утра. В домашнем халате, без прически, в тапочках.
- Дальше.
- Сейчас - дома. Свет горит только на кухне. Видимо, готовит ужин.
- Адрес? - спросил Меркулов.
Косенков продиктовал. Добавил:
- Это в районе метро "Щелковская".
- Найдем, - заверил его Меркулов. - Выезжаю. А ты отправляйся в научно-технический отдел и помоги Турецкому заставить экспертов сделать то, что я им приказал. Висите у них над душой - вдвоем.
- Константин Дмитриевич, а может, мне самому допросить барменшу? - предложил Косенков. - Или Турецкий пусть допросит. Зачем вам время терять, у вас дел поважнее хватает.
- Спасибо за заботу, - усмехнулся Меркулов. - Но я не собираюсь ее допрашивать.
- А зачем же вы к ней хотите ехать?
- Просто поговорить.
- Но и мы могли бы поговорить.
- Могли бы, - согласился Меркулов. - Но у вас ничего не выйдет. Если выйдет - только у меня…
Меркулов сложил все полученные утром снимки и фоторобот Барыкина в большой коричневый конверт, конверт сунул в видавший виды кожаный портфель, туда же положил архивное дело и вышел из кабинета.
Барменша жила в длинном двенадцатиэтажном доме, торцом выходившем на Щелковское шоссе. Дом был обычный, с размалеванными подростками стенами, с выбитыми стеклами, так что встроенный домофон висел только для видимости. Меркулов поднялся на лифте на четвертый этаж и нажал кнопку звонка.