Вкрадчивый голос Проккьо-младшего возвращает его к действительности, к тому, ради чего, собственно, он сюда и явился:
- Теперь, когда старик сделал из меня исчадие ада, тебе, наверно, и поболтать со мной не захочется? - Он издает короткий смешок, но, сразу же посерьезнев, продолжает: - Бедняга, после того как отец вышел в отставку - он ведь был полковником, - склероз развивается у него катастрофически быстро. Старик живет в каком-то особом мире, ему кажется, что он никому не нужен, что все его преследуют, а излюбленной мишенью своих нападок он сделал нас с мамой.
Проккьо и Паоло усаживаются в сторонке. Остальные, словно сговорившись, к ним не подходят. Журналист чувствует, как в нем поднимается волна отвращения, ему нехорошо, но он старается взять себя в руки, утешаясь мыслью, что сюда его привело дело.
- А знаешь, мы ведь с тобой коллеги, - говорит Проккьо, раскуривая тоненькую черную сигару и распространяя вокруг сладковатый дым, которым он сам не затягивается. - Я тоже был журналистом, давно, правда, еще в молодости: занимался международной политикой. Писал о Ближнем Востоке, о Северной Африке. И подписывался своим Именем. Большие корреспонденции на третьей полосе. - Он называет несколько газет, о которых Паоло никогда не слышал. - Приглашали меня и в центральные газеты, но мои материалы были слишком правдивы, кое-кого это смущало. Ну и зависть, конечно. Ты ведь знаешь журналистов. Вот я и решил оставить это занятие. Но фамилия моя под теми статьями осталась, можно было бы вступить в ассоциацию журналистов, стать профессионалом… Нет, пока я этого делать не стану. Ты лучше меня знаешь этот мир, - говорит он, многозначительно глядя на Паоло. А Паоло не знает, что отвечать, ему не хочется ввязываться в разговор, который его совершенно не интересует. - А если я когда-нибудь передумаю, можно мне рассчитывать на твою помощь? Ты бы не хотел представить меня твоему шефу - без всяких обязательств, естественно? Я ведь и до сих пор остаюсь специалистом по Ближнему Востоку, - добавляет он хихикая, - неплохо знаю закулисную сторону дела и мог бы предложить вам свое сотрудничество.
Паоло смущен. Неужели Проккьо пригласил его только ради этого? Он подыскивает ни к чему не обязывающий ответ, но Проккьо, не дав ему опомниться, продолжает:
- Кстати, услуга за услугу. Я свою тебе уже оказал. - Нижняя губа у него отвисает, он сдавленно смеется.
- Услугу?
- Ну конечно. Правда, ты об этом можешь и не знать. Мы привыкли помогать друзьям, даже когда сами они не обращаются к нам за помощью. - Он уже говорит не только о себе, а о "нас" и, понизив голос до шепота, оглядевшись вокруг, продолжает: - Я имею в виду твою поездочку в Геную с тем профсоюзным деятелем…
Паоло пытается сохранить невозмутимость, но это стоит ему невероятных усилий.
- С профсоюзным деятелем? Ты что-то путаешь. Я ездил туда по командировке редакции. Впрочем, моя корреспонденция опубликована… - начинает он и тут же замолкает, потому что Проккьо смеется. Смех у него низкий, квакающий.
- Нет-нет, все это я прекрасно знаю, вы же не с дураками имеете дело. Я имею в виду оборотную сторону истории. Знает о ней и следователь в Генуе. Они, к вашему сведению, не так уж глупы. У следователя на руках докладная записка от фирмы "Эндас". Неофициальная, разумеется: служба безопасности "Эндаса" - не уголовная полиция.
Паоло продолжает качать головой, лихорадочно соображая, что теперь делать, но он застигнут врасплох и не может собраться с мыслями.
- Да ты не беспокойся, - говорит Проккьо, слегка похлопывая Паоло ладонью по колену. - Беспокоиться не стоит. Зачем тогда на свете существуют друзья? Ну вот друзья и вмешались, прежде чем следственные органы добрались до тебя. Ты, конечно, сумел бы им все объяснить, но твое имя появилось бы в газетах, и тебе пришлось бы отвечать на щекотливые вопросы, а может, дело обернулось бы и похуже; ты ведь знаешь, что такое итальянская юстиция: им достаточно одного подозрения. В общем, я поговорил с инженером, он дал согласие. И мы вмешались. Неофициально, конечно. У нас много друзей. Распространили по надежным каналам слух, что ты находился в Генуе по нашей просьбе; официальные лица это подтвердили. Таким образом, все стало проще, все уладилось. Теперь можешь не волноваться, беспокоить тебя не станут. По крайней мере, до тех лор, пока мы будем в состоянии что-то сделать. Дружба - это ведь гарантия, не так ли? - Проккьо улыбается, все еще держа руку на колене Паоло.
Это угроза. Шантаж. От ярости мысли Паоло прояснились, все стало на свои места.
- Выходит, вы все и организовали! - Голос Паоло звучит ровно, спокойно.
Проккьо недопонимает смысла этих слов:
- Конечно, можешь не беспокоиться, ты как за каменной стеной.
- Щтиц, "гепарды", ликвидация архива, похищение документов, из-за которого подорвались Дондеро и тот рабочий…
Улыбка застывает на губах Проккьо. Он опасливо убирает руку с колена Паоло, взгляд его становится настороженным, в глазах мелькает страх.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Видишь ли, Проккьо, об истории с "гепардами" мне все известно. Я только никак не мог понять, кто все это затеял. Теперь многое проясняется. Вы не хотите, чтобы на свет выплыла старая история, потому что у вас на подходе уже новая, вам надо сорвать второй куш. Поэтому вы и попытались убрать Дондеро, а теперь хотите запугать меня. Ты полагаешь, если Штиц исчезнет, одного этого будет достаточно, чтобы считать вопрос исчерпанным. Ошибаешься. Вы уничтожили архив "Эндаса", но улики уничтожить вам не удалось.
Паоло сам не знает, почему он так сказал; Штиц исчез, не оставив никаких следов: тот единственный его "след" был уничтожен взрывом в Генуе. Паоло продолжает говорить и замечает, что Проккьо как-то съежился:
- И о прокуратуре я совсем иного мнения, чем ты, и убежден, что найдется следователь, который заинтересуется тем, что я могу ему сообщить. Да и того, что мое имя может появиться в газетах, мне тоже бояться нечего. - Он поднимается. - Снимите подозрения с Дондеро. Вам это сделать так же просто, как просто было замарать его имя. Не знаю, кончится ли этим дело, но к нашему разговору можно будет еще вернуться. Помни, Проккьо, что я тебе сказал, и инженеру передай. А потом уж мы подумаем, можно ли с вами договориться.
Паоло подходит к старику и прощается с ним. Закрывая за собой дверь, он видит, что Проккьо, окаменев, все еще сидит в кресле. Толстуха, склонившись над сыном, гладит его жирные волосы и смотрит на Паоло испепеляющим взором. Алесси не может сдержать дрожи отвращения.
- А не прокатиться ли тебе в Геную, Алесси?
- В Геную?
Паоло перелистывает старые подшивки: стол его завален газетами трехлетней давности. Он пытается восстановить во всех деталях историю с "гепардами". Кое-что удалось раскопать и в архиве.
С удивлением берет он телетайпные ленты, которые протягивает ему Бьонди. Быстро пробегает, потом медленнее начинает перечитывать.
Дондеро нашли мертвым в генуэзской клинике, где он находился под надзором полиции. Кто-то отключил кислородный прибор. Дежурные охранники утверждают, что никто к нему в палату не заходил, полиция и магистрат склонны полагать, что произошел несчастный случай.
И еще погибла Джина Пешетто. В телеграмме всего несколько строк: обычная автомобильная катастрофа на скоростной автостраде Генуя - Савона. Машину занесло на повороте, и она, перелетев через оградительный барьер, свалилась в овраг. В показании одного из свидетелей говорится еще о какой-то другой машине, совершившей опасный обгон. Машина умчалась, и номера запомнить он не успел.
В общем, обычное дорожное хулиганство.
- Ты можешь выехать завтра утром. Для вечернего выпуска мы уже получили материал от нашего корреспондента. - Бьонди испытующе смотрит на него. А Паоло слова не может вымолвить.
"…Всех улик вам уничтожить не удалось". Черт возьми, ведь он же сам подсказал Проккьо. И те принялись уничтожать улики, не раздумывая ни минуты.
- Дело очень щекотливое, может, тебе следует посоветоваться раньше с прокурором, - хмуря брови, твердо и убедительно говорит Бьонди.
Паоло не слушает его. Он хватает трубку и набирает номер, который дал ему Данелли: необходимо найти Проккьо. Секретарша отвечает не сразу, но чрезвычайно любезно. Синьора Проккьо нет. Где он сейчас, неизвестно. Паоло отыскивает в справочнике его домашний номер.
К телефону подходит отец. Ответы его весьма нелюбезны. Нет, сын не приходил, нет, к ужину его не ждут. Паоло в сердцах швыряет трубку, аппарат с грохотом летит со стола.
- Может, съездить в Геную лучше кому-нибудь другому? - говорит Бьонди.
- Нет! - почти кричит Паоло. Он пытается прийти в себя, делая глубокие вдохи и выдохи. - Нет, прошу тебя.
- Ты слишком близко принимаешь все это к сердцу. А я не хочу, чтобы мой корреспондент был так взвинчен. Мы делаем газету, и для меня главное - сообщение с места событий, - с напускной строгостью говорит редактор.
- Для меня это тоже главное. Я спокоен, я невозмутим. - Говоря это, Паоло смотрит Бьонди в глаза, слова его звучат задиристо.
Бьонди расслабляется и дружески хлопает его по плечу.
- Ладно. Иди в администрацию за командировочными. Я уже велел секретарше заказать тебе билет на самолет. Есть рейс в пять утра. Номер в гостинице тоже заказан.
У Паоло гора сваливается с плеч.
- Старый жулик, - ворчит он улыбаясь.
- Поступай там по своему усмотрению. И будь осторожен.
- Погоди. - Паоло вынимает из ящика письменного стола несколько машинописных листков, соединенных скрепкой. - Я тут все изложил и под каждой страницей подписался. Положи к себе в сейф - мало ли что.
Дома он так и не поел. Чемодан уже уложен. Проккьо словно сквозь землю провалился. До отлета еще несколько часов. Паоло мысленно пытается привести осколки всей этой истории хотя бы в относительный порядок. Итак, Дондеро и Джина. "…Всех улик вам уничтожить не удалось".
От резкого звонка в дверь Паоло чуть не подпрыгивает. С языка само собой срывается: "Прибыли". У него даже нет сил подняться. Звонок повторяется.
Рядом с дверью в подставке для зонтиков стоит старая прогулочная трость, купленная на рынке у Порта Портезе. Набалдашник - тяжелый шар из слоновой кости. Это, конечно, смешно, глупо, но он хватает трость и взвешивает ее в руке.
- Кто там? - спрашивает он каким-то не своим, дребезжащим голосом.
- Паоло? Это я, Франка, откроешь ты наконец?
Резким жестом он распахивает дверь. Ледяной ком в желудке начинает медленно таять, ноги дрожат от слабости. Из горла непроизвольно вырывается истерический смех. Девушка смотрит на него широко раскрытыми глазами.
- Что с тобой? Тебе плохо?
Паоло, помахивая тростью, словно дубинкой, отвечает:
- Не обращай внимания. Я играю в гольф и каждый день тренируюсь. Ты не знала?
Посторонившись, чтобы пропустить девушку, он ставит трость на место.
- Бутерброды с икрой и лососиной, волованы, белое вино со льда! - Франка высоко поднимает пакет. - Пришла просить у тебя прощения.
Стоя посреди комнаты, девушка из-под длинных ресниц следит за каждым его движением. Она такая свежая, такая легкая, что Паоло не удивился бы, если бы из-за ее пестрого платья-туники выглянули крылья, как у бабочки. Только прикоснись - и с них осыплется пыльца.
Паоло пытается выдержать безразлично-шутливый тон.
- Послушай, как ты узнала, что я сижу тут один и умираю с голоду? Ты просто колдунья!
Они болтают о современных ведьмах, смеются. Страх немного отпускает его: А что, если я ее обниму? Может, она смягчится, растает, но тогда, наверно, я уже не смогу от нее оторваться.,
Они идут на кухню, берут из шкафа стаканы, несколько тарелок. Привычные жесты выручают его. Франка снова возвращается к их ссоре:
- У нас обоих трудный характер.
Что верно, то верно, думает Паоло И принимается ополаскивать стаканы, хотя никакой необходимости в этом нет. Мы прочно стоим на земле, у девушек крыльев не бывает. Крылья бывают у лжи.
Франка, однако, преисполнена самых добрых намерений:
- Мы имеем право говорить друг другу то, что думаем, - хотя бы для того, чтобы лучше понимать друг друга. Только я почему-то, помимо своей воли, вечно создаю всякие трудности. Правда?
- Да уж, - соглашается он и замечает, что всю тяжесть примирения возложил на нее, хотя следовало бы взять что-то и на себя.
- Ты считаешь, что у нас с тобой не все как надо? - продолжает она, опершись о кухонный шкафчик и выгнув спину.
Паоло аккуратно расставляет стаканы на сушилке, стараясь не прикоснуться к девушке. Нужно наконец решиться, да, сейчас самый подходящий момент.
Но он не успевает ничего сказать. От неожиданного резкого звонка Паоло вздрагивает и бледнеет.
Он забыл, что в мире есть страх. К тому же здесь Франка.
- Что с тобой? - спрашивает она, заметив, как он изменился в лице.
- Ты ничего не заметила, когда поднималась? Какой-нибудь суматохи, незнакомых лиц?
- Нет… - Внезапно до нее доходит смысл вопроса, она вспоминает о трости, которую Паоло Держал в руках.
- Что происходит, Паоло?
- Сейчас не до объяснений, попытайся вспомнить: по пути сюда ты не заметила ничего необычного?
У двери снова звонят: долго, настойчиво.
- По-моему, там была какая-то машина, а в ней - двое мужчин, - шепчет она. - Но что в этом странного? Все нормально…
- Ладно. Не волнуйся. Прости, я устал, нервы на пределе. Сиди здесь и не выглядывай. - Он гасит свет. - Боишься темноты?
- Нет.
Ее ответ он слышит, уже закрывая дверь кухни. Бросив взгляд на трость в подставке, он на этот раз ее не берет. Да и к чему? Напряженный до предела, Паоло рывком открывает дверь, готовый тут же ее захлопнуть.
Перед ним серое лицо Проккьо. В слабом свете лестничной лампочки оно, изборожденное глубокими жирными складками, похоже на уродливую маску. Волосы прилипли ко лбу, рука на кнопке звонка дрожит.
- Можно войти? - спрашивает он. Голос у него тоже дрожащий.
Внезапно Паоло охватывает слепая ярость. Схватив Проккьо за воротник, он втаскивает его в комнату и швыряет на диван.
- Я тут ни при чем, потому и пришел к тебе, клянусь, я ни при чем! - скулит Проккьо и старается прикрыть помертвевшее от страха лицо ладонью.
Паоло замечает, что все-таки держит в руке трость с тяжелым набалдашником. Лицо у него в этот момент, наверное, не лучше, чем у Проккьо. Й сердце бьется бешено, надо его унять.
- Придется тебе объяснить все, ничего не утаивая.
- Клянусь тебе, я здесь ни при чем. - Проккьо еще глубже забивается в угол дивана" - Я не виноват, я только передал содержание нашего разговора, это же моя обязанность.
- Кому передал? - Паоло с грозным видом склоняется над ним.
- Этого я сказать не могу, не могу, а то меня ждет такой же конец, как Дондеро, как Джину… Я сам узнал обо всем из газет… собственным глазам не поверил, я не думал, что они пойдут на это. - Голос у Проккьо прерывается, он до смерти напуган я судорожно глотает воздух. Паоло грозно смотрит на него и молчит. Он ждет. Проккьо пытается приподняться, уцепившись за полу его пиджака. Но Паоло сильным толчком возвращает его на место.
- Зачем ты явился сюда? Что тебе надо?
- Я хочу сказать тебе одну вещь, - торопливо, глотая слюну, говорит Проккьо. - Мне надо, чтобы ты знал: я лично с такими методами не согласен я хочу дать тебе возможность отплатить…
- Дальше, - говорит Паоло, закуривая сигарету. Он уже начал приходить в себя.
- Штиц. Оскар Штиц. Все из-за него. Я знаю, где его найти.
Журналист не может скрыть своего удивления. Проккьо сразу же использует ситуацию. Он поднимается с дивана, разглаживая ладонями измятый костюм, лицо его понемногу обретает нормальный цвет. Заинтересованность Паоло говорит о том, что он попал в точку.
- Но мне понадобится помощь. Когда эта история выплывет наружу, мое имя нигде не должно фигурировать. Обещай, что ты меня прикроешь.
Паоло смотрит на него с гадливостью. Вот вонючка. Его отец прав.
- А как ты оправдаешься перед своими хозяевами? Проккьо пожимает плечами:
- Если ты меня прикроешь, они меня ни за что не заподозрят. Там и других неприятностей хватает. Инженер долго не продержится, - говорит Проккьо, и в голосе его слышится злорадство.
- Кто такой Штиц?
- Я могу только сказать, где его можно найти. Есть на склоне Этны городишко, - Проккьо называет его, но Паоло это название ничего не говорит, - ты должен поехать туда и найти организацию, которая называется "Благие деяния в пользу убогих".
Паоло, не скрывая удивления, переспрашивает:
- Благие деяния?
- Да, да, именно так, - подтверждает Проккьо осклабившись. - Религиозное объединение, что-то вроде благотворительной организации. Больше мне ничего не известно, но могу заверить тебя, именно там ты найдешь человека, который вам нужен. Только без хитрости не обойтись, потому что они там тоже хитрые. Стоит им что-нибудь заподозрить - и тебе конец.
Проккьо берет руку Паоло и трясет ее, в лице у него опять ни кровники.
- Но ты не притянешь меня к этой истории, правда? Ты же обещал.
Паоло стряхивает его руку.
- Ладно. Обещаю. А теперь убирайся отсюда, чтоб глаза моя тебя больше не видели.
Паоло торопит Проккьо, очень уж ему хочется придушить этого подонка. Он распахивает дверь. Проккьо угодливо улыбается.
- В общем, ты - мне, я - тебе. Я всегда готов… как другу… Ты произвел хорошее впечатление на мою маму. А она разбирается в людях. Мама просила передать тебе привет.
- Убирайся вон! - орет Паоло, выталкивая его за дверь. Потом вытирает вспотевшие ладони о брюки. Ему кажется, что весь он покрыт липкой грязью, его даже тошнит. Штиц! Теперь, черт побери, он знает, где его искать. Штиц! Тут он вспоминает о Дондеро, о том, что надо ехать в Геную.
- Паоло!
Франка, бледная, стоит в дверях кухни. Они бросаются друг к другу и крепко обнимаются. Кто из них сделал первый шаг? Паоло медленно и ласково гладит ее по содрогающейся от рыданий спине, пока не чувствует, что напряженность спала, пока не осознает, что она сейчас вся в его власти.
- Через несколько часов я уезжаю в Геную, Франка. - Паоло подводит ее к дивану, усаживает, не отпуская от себя. - Мне так много надо тебе сказать.
В машине, стоящей метрах в тридцати от дома Алесси, человек тихо говорит в микрофон:
- Девушка наверху уже полчаса, только что туда поднялся секретарь инженера Данелли.
- Проследите, когда они выйдут. Людей я вам подошлю.
- А если они рванут куда-нибудь далеко? - в голосе спрашивающего звучит сомнение.
- Да хоть на Аляску. На этот раз средств нам хватит.
Операция идет по разряду А-І. Вы не должны позволить им скрыться. Через каждые шесть часов будете обо всем подробно докладывать. Куда они пошли, с кем встретились, что делают, даже о чем говорят - если удастся подслушать. Ошибки недопустимы.
Агент выключает радиотелефон и поворачивается к молчавшему до сих пор напарнику:
- Капитан говорит, что мы не должны спускать с них глаз. Даже если они отправятся на Аляску. Средств не жалеть.
Напарник вздыхает. Ему хочется курить, но огонек сигареты может их выдать.