Дом Листера находился неподалеку, но поездка к нему показалась Уиллоусу нестерпимо долгой. Он устал. Прошло ведь более двадцати четырех часов с тех пор, как он не ел ничего горячего. И мечтал о душе. Это совсем нелегко - присутствовать при словесном поединке двух полицейских, готовых живьем проглотить друг друга. Единственная надежда, что у Листера он не задержится, после чего сможет вернуться в город к собственным проблемам.
Полутораэтажный деревянный и достаточно обветшалый фасад дома Листера был частично отделен от улицы тремя искривленными яблоневыми деревьями с ветвями, сгибающимися под тяжестью переспелых плодов. Дики припарковал "крайслер" у обочины грунтовой дороги, вышел из машины и направился к дому.
Росситер и Уиллоус шли за ним по бетонной дорожке, петлявшей среди деревьев. Уиллоус заметил, что дом давно нуждается в новой крыше и что окна его грязноваты.
Трое мужчин едва успели подняться на верхнюю ступеньку крыльца, когда стеклянная дверь распахнулась и на крыльцо вышел сам Листер. Телефонный звонок застал его за обедом. Он догадывался, что полицейские пришли к нему по поводу дочери, но не знал, что это за повод.
Росситер открыл Уиллоусу заднюю дверь. Дики уже отходил от машины. Они обогнули вагон станции "Детсан", на боку которого был краской нарисован знак "Шеврон", и пошли вниз по бетонной дорожке, бестолково петлявшей среди деревьев. Уиллоус заметил, что дом нуждается в новой крыше и что окна были грязные. Дики и Росситер поднялись по ступенькам крыльца, Уиллоус последовал за ними.
Уиллоус определил, что Листеру около пятидесяти. Худой, с шапкой всклоченных белых волос, курносым носом, на котором сидели старомодные очки в железной оправе в стиле Нормана Рокуэлла, хозяин дома был одет в клетчатую рубашку коричневых оттенков, чистый белый халат и стоптанные кожаные шлепанцы. Под глазами обвислая морщинистая кожа. Он внимательно посмотрел на Дики, перевел взгляд на Росситера и Уиллоуса и снова на Росситера.
- Что случилось? - спросил он. - Что Наоми натворила на этот раз?
Росситер прокашлялся.
- Она перестала считаться со мной и слушаться с той минуты, как умерла ее мать, - продолжал Листер тонким извиняющимся голосом. Он снова взглянул на Уиллоуса и отвернулся.
- Можем ли мы пройти на минуту в дом? - спросил Дики.
- Конечно, - ответил Листер. Он сорвал сухой лист с растущей в горшке бегонии и, сжав его, растер между пальцев. Потом тщательно вытер руки о халат, после чего провел гостей в дом.
Гостиная, темная и теплая, была набита мебелью.
Создавалось такое впечатление, что Листер, задумав заменить старые вещи новыми, вдруг понял, что у него не хватит духу расстаться со старьем. В середине одной из стен был камин, на верхней доске которого стояли вазы с пластиковыми листьями, небольшие керамические фигурки животных. Скорее всего, подумал Уиллоус, это дело рук жены Листера, создавшей своеобразную керамическую композицию.
Дики подвинул Листеру стул.
- Не хотите ли присесть, Билл?
Листер пожал худыми, костлявыми плечами. Его светло-карие глаза остановились на фигуре распятого Христа в три фута высотой, вырезанного из желтого кедра. Широкий лоб, выступающие скулы, большой нос. Уиллоус решил, что автор, возможно, был индейцем из племени хайда. Ибо Христос не томился на кресте, а спокойно, хотя и гневно, смотрел в небо.
- В самом деле, я думаю, вам лучше бы присесть, - настаивал Дики.
- Хорошо, - согласился наконец Листер и опустился на один из стульев перед камином. - Скажите же наконец, что случилось? - взмолился он. - С ней произошло что-нибудь ужасное? Да?…
- Она мертва, - произнес Дики. - Видимо, утонула.
Говоря это, он не сводил пристального тяжелого взгляда с
Листера, наблюдая за его реакцией. Уиллоус наконец понял, за что Росситер не любил его: этот человек, будучи полицейским, не знал полутонов.
- Должен сказать вам, - вдруг произнес Листер, - что ничуть не удивлен.
- Почему? - резко спросил Дики.
Но Листер, казалось, не слышал его. Он не отрываясь смотрел на керамического кролика, сгорбившегося на каминной доске. Плечи его на глазах сникли.
- Мы нашли ее, - сказал Дики, - в одной из маленьких горных речек. Не исключено, что она пошла купаться и, возможно, ударилась головой о камень.
Дики ждал ответа, но его не последовало. Он взглянул на Росситера.
- Поблизости от места, где мы ее нашли, - добавил Росситер, - были обнаружены отпечатки шин какой-то машины. Как вы думаете, кто мог привезти ее туда?
- Не знаю, - ответил Листер еле слышно. Он все еще смотрел на кролика.
- Не было ли у нее друга? - спросил Дики.
- Любой тип в брюках, - Листер безнадежно махнул рукой, - мог быть одним из ее друзей.
- Вы разрешите осмотреть ее комнату? - спросил Уиллоус.
- Зачем?
- Может, это поможет хоть что-то понять.
Листер прошел вперед и, войдя, будто с удивлением оглядел комнату дочери, казалось, не совсем понимая, где находится. Неожиданно он улыбнулся Уиллоусу.
- Вы хотели бы меня о чем-то спросить? - догадался Уиллоус.
- Что вы делали в горах?
- Рыбачил.
- И случайно наткнулись на нее, не так ли?
- Почти что так.
Дики расстегнул нагрудный карман рубашки, вынул несколько маленьких черно-белых фотографий улыбавшегося мальчика со светлыми глазами.
- Вы видели этого парня прежде, Билл?
Дики подержал фотографию перед самым носом Листера. Листер взглянул на нее и отрицательно покачал головой.
- Кто он?
- Мы не знаем. А вы уверены, что не встречались с ним?
- Уверен.
- Когда Наоми жила здесь с вами, не было ли рядом с ней кого-нибудь, кто имел машину? Возможно, джип?
- Самые разные ублюдки ездили к ней на всех видах транспорта, от бульдозеров до мотоциклов с колясками.
- Понятно, - сказал Листер. Он засунул руки в карманы, но тут же вытащил их, пересек комнату по диагонали и подошел к открытой двери, ведущей в темный коридор. Дики и Росситер последовали за ним.
- Я буду на крыльце, - предупредил Уиллоус Росситера, когда тот проходил мимо. Росситер кивнул. Лицо его было мрачным.
Уиллоус вышел из дома, сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Позади него миниатюрный гидравлический прибор закрыл с шипением сетчатую дверную перегородку. Подойдя к бегонии, не думая о том, что делает, он машинально оторвал засохшие листья.
Через несколько минут Росситер тоже вышел на крыльцо и присоединился к Уиллоусу.
- Пора убираться к чертям, - сказал он.
- А Дики?
- Я оставлю машину в отделении. Это всего в двух кварталах отсюда. Дойдет и пешком. - Вы успели переодеться в машине?
- Нет, а что?
- Можете принять душ и переодеться у меня. У нас с вами одинаковый размер. А потом вы, я и Кэти можем пойти куда-нибудь перекусить. Возьмем немного пива и приятно проведем время.
- Благодарю, но мне хотелось бы вернуться в город.
- Когда вы ели в последний раз, Джек? Держу пари, что до того, как нашли девушку.
- Вы правы.
Уиллоус вдруг представил долгую поездку в темноте и свою пустую квартиру, ожидавшую его.
- Что ж, раз вы обещаете приятный обед, едем.
- Прекрасно, - сказал Росситер и направился к машине. Косые лучи заходящего солнца удлинили тени фруктовых деревьев. Стремительно наступали сумерки, и Уиллоус остро чувствовал это.
Глава 11
Мэнни нажал кнопку обратной перемотки. Видеомагнитофон "Хитачи" гудел и щелкал. Лента перематывалась с правой бобины на левую. Он включил телевизор. Раздался потрескивающий звук, напоминавший шипение сала на сковороде. Он убавил звук. Всю эту музыку он слышал и раньше. Магнитофон снова щелкнул. Лента была полностью перемотана. Мэнни нажал кнопку "пуск". На экране появилось лицо молодой женщины с огромными карими глазами, копной каштановых волос и блестящими красными губами. Мэнни наблюдал за движениями губ, когда она читала гранки какой-то статьи, лежащей перед ней.
Камера надвигалась на женщину. Но вот она закончила выступление.
Затем на экране возник объемный шарик, покрытый серебром, превратившийся в радиатор фургона "Эконолайн". Камера, медленно двигаясь, демонстрировала светящийся черный бок фургона, который стоял там же, где Мэнни оставил его, только теперь он был огорожен яркой желтой пластиковой лентой и охранялся четырьмя полицейскими.
Камера показала и худощавую женщину в фирменных очках со стрижкой "паж", одетую в пеструю серую блузу и темно-серую юбку. С моря дул ветер, и она, держа в одной руке микрофон, другой придерживала юбку. Когда же собралась заговорить, порыв ветра разметал ее волосы. Она отбросила их свободной рукой, при этом ее юбка приподнялась. Женщина смущенно улыбнулась. А Мэнни улыбнулся ей, узнав в женщине знакомую актрису.
Камера надвинулась на женщину. Ее рот заполнил экран. Шлеп, шлеп, шлеп. Камера отодвинулась. Инспектор Гомер Бредли стоял слева от женщины. Детектив Оруэлл справа. Шлеп, шлеп, шлеп. Мэнни ударил по кнопке перемотки. Машина загудела, зажужжала и щелкнула. Он снова нажал кнопку "пуск".
Камера снова надвигалась на фургон. Под мощными кварцевыми телевизионными лампами "Эконолайн" сверкал хромом. Мэнни представил оператора, держащего камеру на вытянутых руках над головой.
Затем он оказался внутри фургона. Серебряные осколки разбитого зеркала. Черные лужицы крови на кровати. Мэнни снова пережил те мгновения, когда случайно увидел себя в зеркале заднего обзора. Руки, нож, зубы мелькнули в красном тумане. Мальчик извивался под ним, как червяк, скользкий как рыба. Потом пронзительный треск разрезаемого костюма. Глухой стук стали по кости. Запечатленный в его мозгу образ был представлен мерцающим изображением на экране. Прошлое поглотило настоящее. Мальчик хрипел, кричал, потом задохнулся и обмяк.
Мысленно Мэнни нажал "стоп". Перемотка. Пауза. А мальчик умирал снова, снова и снова.
Глава 12
Дом Росситера находился в трех милях от города и в полумиле от шоссе, в самой середине расчищенного участка леса, окруженного смесью лиственных, еловых и кедровых деревьев. Дом был небольшой, несколько больше коттеджа, имел слегка наклонную крышу и широкое крыльцо. Двери и наличники были выкрашены в веселый оранжевый цвет. Не успел Уиллоус выйти из машины, как дверь открылась и на крыльцо вышла стройная женщина в серой футболке и белых шортах.
- Кэти, - сказал Росситер, - это Джек Уиллоус. Джек, знакомьтесь с моей единственной настоящей любовью.
Кэти улыбнулась. У нее были длинные черные волосы, живые зеленые глаза и кожа, которую чаще можно увидеть в рекламе мыла, чем в реальной жизни.
Уиллоус улыбнулся в ответ. Зеленые глаза на мгновенье остановились на нем, откровенно оценивая. Затем Кэти отвернулась и повела их в прохладу дома.
Когда глаза .Уиллоуса привыкли к полутьме, он обнаружил, что находится в гостиной. Узорчатый ковер. Сосновый паркет, натертый воском, блестел, отражая большой каменный камин. Он прошел за Росситером и Кэти еще через одну комнату мимо продавленного дивана, пары обтрепанных кресел и кофейного столика, погребенного под грудами журналов "Нэйшнл джиографик". Росситер, извинившись, нырнул в открытую дверь единственной в доме спальни. Уиллоус заметил, что постель была застелена, а на бюро стояла ваза с желтыми цветами. Он почувствовал короткий, но острый приступ тоски по дому.
Ванная комната находилась в задней части дома и была отделена от кухни узким коридором. Кэти протянула Уиллоусу стопку полотенец.
- У вас есть всего десять минут, - сказала она, - потом вода кончится.
Уиллоус поблагодарил, протиснулся в крохотную ванную и закрыл за собой дверь. Старомодная раковина с тумбочкой, сборный душ из пластмассовых трубок и плетеная корзина для грязного белья. Вот и вся обстановка ванной. Уиллоус стоял на небольшом кусочке свободного пола. Пристроив полотенце на краю раковины, он разделся, встал в ванну и включил душ. Вода обтекала его ноги. Услышав, что дверь распахнулась, он рывком задернул занавеску.
- Одежда, - сказал Росситер и быстро закрыл за собой дверь.
На полочке возле душа оказался кусок мыла и тюбик шампуня. Уиллоус помыл голову и густо намылился. К тому времени, когда он уже ополоснулся, вода в душе сделалась холодной. Он завернул краны и отодвинул занавеску. На корзине для белья Росситер оставил для него светло-голубую рубашку, линялые джинсы и трусы в запечатанном пластиковом пакете. Уиллоус насухо вытерся, оделся и босиком прошлепал на кухню.
Росситер сидел за столом и чистил картофель. На столе перед ним стояла открытая бутылка пива. Ножом он указал на бутылку, а потом на холодильник.
- Возьмите себе.
- Спасибо. - Уиллоус открыл холодильник и достал бутылку светлого пива.
- Вы не против, если мы поедим дома, а не пойдем в город? - спросил Росситер.
- Нет, конечно, нет. Чем могу помочь?
- Не знаю, по-моему, ничем. Может, у Кэти есть какие-нибудь мысли на этот счет.
Уиллоус вытащил стул и сел за стол. Он откинулся на стул и начал потягивать пиво, глядя, как Росситер режет картофель. Дверь кухни открылась, и вошла Кэти. В руках у нее была куча овощей. Она быстро взглянула на Уиллоуса и сказала:
- У вас усталый вид. Почему бы вам не полежать до обеда в гостиной?
Уиллоус заколебался.
- Или вы предпочитаете чистить картофель? - спросил Росситер.
- Это было бы правильнее, - сказал Уиллоус, - но я все же займу кушетку.
Он лежа прикончил банку пива и прочитал большую часть статьи о судьбе слонов в Кении, когда в гостиную вошла Кэти.
- Обед на столе, - сказала она, поклонившись.
…Они пили терпкое итальянское красное вино и заедали картофелем, жаренным в масле, зеленым салатом и толстым бифштексом. Мясо было темное, гранулированное. Это не говядина. Уиллоус с полным ртом поднял удивленный взгляд от тарелки.
Росситер словно ждал этого вопросительного взгляда. Он поднял руки над головой и, изобразив оленьи рога, усмехаясь, посмотрел в окно, в сторону гор.
На десерт был домашний черничный пирог и ванильное сливочное мороженое, которое они запивали кофе из глиняных кружек. Когда кофейник опустел, Росситер достал вторую бутылку вина. Захватив вино и рюмки в гостиную, Кэти поставила на проигрыватель фортепьянный концерт Моцарта. Поговорили о музыке, а затем Уиллоус рассказал, что узнал о судьбе слонов в Кении. Беседа текла неторопливо, с паузами, которые не казались ни вынужденными, ни неловкими. Наконец Росситер завел разговор о Дики, ранившем безоружного парнишку. Уиллоус растерялся, не зная, что сказать. Хотя на стороне Дики был закон, морально он был, конечно, не прав. Но что он мог посоветовать Росситеру? Закрыть глаза на произошедшее или уйти в отставку в знак протеста.
- А вам приходилось в кого-нибудь стрелять? - спросил Росситер. После вина он произносил слова не достаточно четко. И Уиллоус понял, что тот опьянел.
- Раза два.
- А я не знаю, способен ли на такое, - сказал Росситер. - Это звучит, наверное, странно, но я действительно не знаю.
- Иногда наступает такой момент, когда нет времени раздумывать над этим. Срабатывает мгновенная защитная реакция.
- А если вы, совершив ошибку, нападете на того, кто этого не ожидал? Тогда что? Вы не станете беспокоиться об этом человеке?
Уиллоус вежливо улыбнулся.
- Нет, я обычно беспокоюсь о другом.
Уровень вина в бутылке медленно опускался, окна темнели. Уиллоус широко зевнул и извинился. Кэти вышла из комнаты и вернулась с подушкой и простынями, завернутыми в шерстяное одеяло. Росситер нетвердо встал на ноги и, пожелав всем доброй ночи, покинул комнату. Кэти нагнулась и неожиданно поцеловала Уиллоуса в щеку.
Оставшись один, Уиллоус устроил себе постель на диване. Потом выключил свет и разделся. Он слышал, как из кухни доносился звон моющихся тарелок и громкий шепот Кэти, которая, как понял Уиллоус, считала, что Росситер не должен был спрашивать у него, стрелял ли он когда-нибудь. Уиллоус, внутренне не согласившись с ней, закрыл глаза и сразу погрузился в глубокий, без каких бы то ни было видений сон. Проспал он двенадцать часов, а когда проснулся, дом был пуст. На кухонном столе лежала записка, сообщавшая, что Кэти уехала за покупками в Сквемиш, а Росситер ушел на дежурство.
Одежда Уиллоуса висела на веревке для белья. Он оторвал кусочек от газеты и, написав на нем слова благодарности, вышел на задний двор и торопливо оделся. Он не хотел признаться даже себе, но по некоторым причинам ему хотелось уйти прежде, чем вернется Кэти.
В город он приехал во второй половине дня. Воздух в квартире был застоявшимся. Он отпер и отодвинул стеклянную дверь, ведущую на маленький балкончик. С океана дул прохладный бриз, донося запах рыбы, чипсов и подсолнечного масла.
Он вышел на кухню и поставил кипятить воду для кофе. На буфете лежала буханка нарезанного, довольно безвкусного хлеба, впрочем, в сезон и он на прилавках не задерживался. Уиллоус осмотрел холодильник, нашел брикетик сыра и дюжину яиц и не смог вспомнить, когда купил яйца, но сыр выглядел нормально. В холодильнике обнаружился еще и маргарин, и можно было сделать сандвич.
Вскоре засвистел чайник. Уиллоус выключил газ и залил кипящей водой кофе. Чувствовал он себя не лучшим образом. И хотя это противоречило здравому смыслу, пошел в спальню и позвонил жене. Телефон прозвонил уже девять раз, никто не ответил, но Уиллоус продолжал слушать гудки, представляя, как жена в саду срезает цветы старыми ножницами для воскресного стола. Это всегда делала ее мать, и теперь это превратилось в ритуал, к которому Шейла пыталась приучить и детей. Что же, подумал он, это создавало ощущение продолжения жизни.
Когда жена наконец ответила, чувствовалось, что она бежала, бросив большие ножницы и собрав в охапку белые гвоздики.
Он сказал:
- Привет.
Возникла пауза.
- Джек, это ты? Я думала, ты не вернешься до завтра. Ты в порядке?
- Я решил вернуться пораньше. Вот и все. - Опять пауза. - Как ты, Шейла?
- Я - прекрасно! Просто прекрасно.
- А Энни и Шон?
- Нормально. Слушай, ты уверен, что с тобой все в порядке?
- Абсолютно. Как никогда. Скажи мне, Шейла, ты была в саду?
- Нет, почему ты так решил?
- Ты раздражена и задыхаешься, вот почему.
Шейла засмеялась. Немного застенчиво, как отметил Уиллоус.
- Я была в кабинете. Делаю перед телевизором приседания, мечтаю переплюнуть Джейн Фонду, можешь себе представить?
- Что же в этом удивительного? - сказал Уиллоус.
- Как рыбалка?
- Не так хороша, как хотелось бы.
- Работа?
- Всегда одинаковая. Ничего не меняется. - Что заставило его сказать это?
Потом они немного поговорили о саде, ежегодном засилии сорных трав. Уиллоус был готов попрощаться, когда Шейла напомнила ему, что дети планировали провести следующий уик-энд с ним.
- Это осталось в силе? - спросила она.