Дом Дугласа Кводранта был больше дома Миссалов, но по сравнению с ним особой красотой не отличался. Он стоял на пригорке посреди заросшей кустами лужайки, в глубине, ярдах в пятидесяти от дороги. Мрачный его силуэт немного оживлял кудрявой своей листвой огромный кедр. Направляясь по тропинке к крыльцу. Уэксфорд вспомнил, что такие дома, похожие на замки, он видел на севере Шотландии; они были построены из темного гранита и имели по углам башни с остроконечными крышами, это и придавало им вид готических замков.
Сад был тоже необычен, и Уэксфорд не сразу сообразил, в чем его необычность заключалась. Газоны были ровно подстрижены, кустики рассажены и ухожены, но среди зелени царил странный сумрак. Тут не было цветов. Сад Дугласа Кводранта словно повторял пейзажи Моне - многообразием оттенков зеленого, тонувшего в серовато-коричневых тенях.
После голубых лилий в саду у миссис Миссал, роскоши живых и вытканных на ткани рододендронов в ее гостиной суровая однотонность красок в усадьбе Кводранта, наверно, должна была успокаивать глаз. Но место этого создавалось ощущение страной жути. Тут могли бы расти, оживляя картину, цветы, но их никто не посадил, и потому казалось, что сама почва этих мест не способна произрастить цветы и что даже воздух здесь был чем-то отравлен.
Уэксфорд поднялся по широкой лестнице с невысокими ступенями. На него смотрели, выглядывая из-за ветвей олив, увитые диким виноградом, темные, пустые окна. Уэксфорд позвонил, и ему открыла старуха лет семидесяти в очень необычном наряде - на ней было длинное темно-коричневое платье с передником цвета беж, голову украшал, как в старину, чепец того же цвета. Уэксфорд припомнил, что в своей молодости он еще застал таких старух. К ним действительно вполне было применимо определение "благородная старость". "Да уж, тут вряд ли встретишь игривых блондинок в тевтонском стиле", - подумал он.
В свою очередь, она его внимательно рассматривала, и притом неодобрительно, очевидно, причисляя его к "каким-то там", видя в нем существо маловажное, скорее всего торговца чем-нибудь, который набрался наглости явиться прямо в дом рекламировать свой товар.
Уэксфорд спросил, может ли он видеть миссис Кводрант, и показал свое полицейское удостоверение.
- Мадам пьет чай, - сказала она строго. Его могучая, прямая фигура, само воплощение законности и порядка, не произвели на нее никакого впечатления. - Подождите, я спрошу, сможет ли она вас принять.
- Передайте ей, что с ней хочет поговорить главный инспектор Уэксфорд, - и, поддаваясь общему духу, царившему в этом доме, прибавил: - Будьте любезны, если вам не трудно.
Переступив порог, он вошел в холл и оказался в очень большой зале, со стенами, которые украшали гобелены, натянутые на темные деревянные рамы. Считается, что гобелены в интерьере визуально сокращают размеры помещения, но тут такого эффекта не было. Гобелены изображали сцены охоты. И снова та же монотонная цветовая гамма, отсутствие ярких красок. Но нет, не совсем отсутствие: Уэксфорд разглядел вкрапленное в темную фактуру гобеленов золото камзолов охотников и кое-где ярко-алые цветовые пятна, - то была кровь убитых буйволов, а выше, в очертания сцен охоты, вплетались пурпурные контуры геральдических знаков.
Старуха сердито смотрела на него, очевидно, не желая его дальше пропускать, но он решительно захлопнул за собой дверь и в это время услышал чей-то голос:
- Кто там, няня?
Он узнал голос миссис Кводрант и вспомнил, как она улыбнулась в тот вечер в гостиной у Миссалов, когда Миссал отпустил грубую шутку.
Няня первая оказалась у высоких двойных дверей и распахнула их тем особым Жестом, какой увидишь теперь только в кино - например, в том фильме производства, кажется, "Маркс Браверс", который он когда-то видел; там распахивались двери, и следующий кадр: ужасно неприличная, гротескная и невероятно смешная сцена. Воспоминание исчезло, и он вошел в комнату.
Дуглас и Фабия Кводранты сидели друг против друга за низким столиком, покрытым кружевной скатертью. Они были одни. Чай, по-видимому, был только что подан, потому что на мягком подлокотнике кресла миссис Кводрант лежала открытая книга, и вот его внесли, и она занялась чаем. Старинный чайничек из серебра, уже немного оплывший от времени, кувшинчик для сливок и сахарница были так старательно начищены, что в них отражались тонкие пальцы миссис Кводрант, разливавшей чай, и ярко сверкали на фоне сумрачного интерьера комнаты. Большой медный чайник попыхивал паром тут же, на слабом огоньке спиртовки. Уэксфорд уже лет сорок как не видел ни таких чайников, ни спиртовых горелок.
Кводрант ел хлеб с маслом, простой хлеб с маслом, но с хлеба были аккуратно срезаны корочки, и ломтики были тонкие, как вафли.
- Какая приятная неожиданность, - сказал он, поднимаясь. На этот раз никакой заминки с сигаретой не последовало. Он изящным движением поставил чашку на стол и указал Уэксфорду на кресло.
- Вы уже знакомы с моей женой…
"Он похож на кота, - подумал Уэксфорд, - молодого, гибкого, ласкового котика, с независимым нравом, который мурлычит у ног хозяйки весь день, а ночью выскальзывает на чердак. И эта комната - то еще зрелище: полумрак, старинное серебро, фарфор, свешивающиеся до пола тяжелые шторы цвета темного красного вина, оставляющие неприятное чувство, будто бархат пропитан кровью. И среди всего этого - миссис Кводрант, вся в черном, одета богато и изысканно, черные волосы уложены в красивую прическу, кормит сливками своего котика. Но как только приходит вечер и зажигают огни, он, крадучись, уходит погулять, насладиться своими кошачьими играми, туда, где глухие заросли и кромешная тьма".
- Чаю, господин главный инспектор? - она подлила немного кипятка в маленький чайничек.
- Спасибо, я не буду.
"Да, время сильно изменило ее, - думал Уэксфорд. - Трудно узнать в ней ту девочку в заросшем саду. Хотя, кто знает, может быть, уже тогда ее школьная форма была получше сшита, и фасон стрижки был более изысканным, чем у ее подружек. Конечно, ей нельзя отказать в красоте и утонченности, - размышлял он, - но она выглядит, как пожилая женщина, гораздо старше, чем Хэлен Миссал. Детей нет, куча денег, и весь день никаких занятий, ну, совсем нечего делать, разве только кормить сливками любимого блудливого кота. А если миссис Кводрант знает, что он изменяет ей, как она к этому относится? Или, может быть, она ничего не знает? А не ревность ли, та самая жгучая ревность, от которой кровь бросается в голову Миссалу и на лице вздуваются пунцовые сосуды, - не ревность ли обесцветила и состарила жену Кводранта?".
- Чем могу вам служить? - спросил Кводрант. - Я почти был уверен, что сегодня утром надо ждать вашего визита. Насколько я понимаю, судя по газетным сообщениям, вы до сих пор не слишком-то продвинулись в расследовании дела, - и, чтобы подчеркнуть, что он, как всегда, на стороне закона, прибавил: - Убийца на этот раз оказался неуловим, если я не ошибаюсь?
- Нет, постепенно что-то проясняется, - уверенно сказал Уэксфорд. - Между прочим, я пришел для того, чтобы поговорить с вашей женой.
- Со мной? - Фабия Кводрант подняла руку и дотронулась до одной из своих платиновых сережек.
Уэксфорд заметил, какая тонкая и сухая была кисть ее руки, а выше к плечу кожа сморщилась и повисла, как у старой женщины.
- А, я понимаю. Потому что, как вы считаете, я ее знала. Но мы никогда с ней не были особенно близки, господин главный инспектор. Существуют десятки людей, которые рассказали бы о ней гораздо больше, чем я.
"Вполне вероятно, - подумал Уэксфорд, - надо только знать, где их искать".
- Я совершенно потеряла ее из вида, когда она с семьей уехала из Флэгфорда, и совсем случайно встретила ее в Кингсмаркхэме несколько недель тому назад. Мы с ней столкнулись на Хай-стрит и зашли в кафе выпить кофе. Нам, конечно, сразу стало ясно, что с тех пор мы еще больше разошлись во всем, и… Ну, что там говорить?
"Мягко сказано", - подумал Уэксфорд, представив себе убогий дом на Табард-роуд и мысленно сравнив его с особняком, в котором он теперь находился. И, как всегда, по профессиональной привычке включив воображение, он попытался воссоздать картину их встречи: миссис Кводрант, утонченная, со своими аристократическими руками, унизанными перстнями, стильной линией гладкой прически, скромно-роскошно одетая, и Маргарет Парсонс, неуклюжая и простенькая, в кофточке и босоножках, которая так уютно и удобно себя во всем этом чувствовала, пока не встретила на грех свою старую подругу. "В самом деле, что между ними могло быть общего и о чем они могли говорить?".
- О чем вы с ней говорили, миссис Кводрант?
- О том, как здесь многое изменилось с тех пор, о девочках, с которыми мы учились вместе в школе, и тому подобных вещах.
"Владетельная госпожа, хозяйка большого, роскошного дома - ничего не скажешь!". Уэксфорд ощутил острое чувство жалости к миссис Парсонс.
- Вы не знали девушку, которую звали Энн Ивс?
- Вы говорите о двоюродной сестре Маргарет? Нет, я ее никогда не видела. Она с нами не училась. Помнится, она работала машинисткой, или где-то служила, что-то в этом роде, - сказала миссис Кводрант.
"Девушка из простонародья, как и сама Маргарет Парсонс, - домыслил за нее Уэксфорд, - представительница масс, презренных низов, тех самых семидесяти пяти процентов английского общества".
Кводрант сидел, легонько покачивая ногой в элегантном ботинке, и молча слушал, что говорит его жена. Казалось, ее демократичность его забавляет. Он допил чай, скомкал салфетку, небрежно бросил ее на стол и закурил сигарету. Уэксфорд наблюдал, как он достал из кармана коробку и чиркнул спичкой. "Спички! Тут что-то не то. Логичнее было бы, если бы он воспользовался настольной зажигалкой", - подумал Уэксфорд, снова вызывая в своем воображении сцену трагедии, разыгравшейся в лесу: рядом с телом миссис Парсонс ничего, кроме одной-единственной спички, наполовину сгоревшей …
- Так, а теперь давайте перейдем к приятелям Маргарет Годфри. Вы кого-нибудь из них помните, миссис Кводрант?
Уэксфорд даже подался вперед, стараясь внушить ей, как важно для него это знать. В какой-то момент ему померещилось, что у нее в глазах мелькнули недобрые искорки. Или просто в них выразилось усилие мысли, она с трудом пыталась вспомнить? Но это прошло.
- Был один мальчик, - сказала она.
- Постарайтесь вспомнить, как его звали, миссис Кводрант.
- Ну, конечно, я должна его вспомнить, - сказала она, и Уэксфорд с уверенностью почувствовал, что она вспомнит обязательно, что она уже знает, как его зовут, но медлит, чтобы усилить впечатление. - Насколько я помню, его фамилия каким-то образом связана с названием театра… Да, вот именно, театра в Лондоне.
- Палладиум, Глоуб? Может, Хеймаркет? - Кводрант упивался затеянной им игрой. - Или театр принца Уэльского?
Фабия Кводрант тихонько засмеялась. Смех был неприятный, - она как бы выражала одобрение Кводранту, отдавая должное его остроумию, и одновременно иронизировала над Уэксфордом. "Кводрант мог быть неверным мужем, но между ним и его женой была какая-то очень сильная связь, которая была прочнее брачных уз", - вдруг дошло до Уэксфорда.
- Вспомнила. Его звали Друри. Дадли Друри. Он жил во Флэгфорде.
- Благодарю вас, миссис Кводрант. Кстати, мне пришла в голову мысль: а не мог ли ваш муж знать Маргарет Парсонс?
- Я?! - предположение, судя по всему, показалось Кводранту столь невероятным, что его голос, когда он произносил это "Я?!", истерически сорвался. И он покатился со смеху. Он хохотал, но хохотал беззвучно, со свистом выдыхая воздух, и этот злой свист был, как дыхание нечистой силы, обитавшей в доме. Нет, он не разразился презрительным, громким смехом, но в том, как он хохотал, ядовито и тихо, было больше презрения и насмешки, скрытой ярости и гнева, того самого гнева, который является одним из самых страшных, смертных грехов человека. - Я?! Ее знал? В каком смысле? Нет, дорогой господин главный инспектор, я категорически заявляю, что мне она абсолютно не знакома!
К горлу подступило отвращение, и Уэксфорд отвернулся. Миссис Кводрант сидела, опустив глаза, наверно, ей было стыдно за мужа.
- Так, значит, Друри, - сказал Уэксфорд. - Вы не помните, она при вас когда-нибудь называла его Дуном?
Почудилось ему, или просто это была случайность, - но в тот же момент Кводрант резко оборвал свой смех, как будто в нем кончился завод.
- Дун? - произнесла его жена. - Нет, нет, никогда не слышала, чтобы она кого-нибудь называла Дуном.
Она не поднялась, когда Уэксфорд начал прощаться, только поклоном головы дала понять, что отпускает его, и снова взялась за книгу, которую читала до его появления. Кводрант проводил его и с излишней поспешностью захлопнул за ним дверь, не дождавшись, когда Уэксфорд спустится с лестницы, словно он был торговцем щеток для пола или еще какой дребедени или приходил сверять цифры счетчика.
"Дуги Кводрант! А ведь точно есть, есть такой мерзавец, который был способен задушить одну женщину и тут же, рядом, в двух шагах от ее тела, заняться любовью с другой… Но зачем?"
Погруженный в размышления, Уэксфорд побрел по Кинсбрук-роуд, пересек улицу и так и прошел бы мимо гаража миссис Миссал, никого не заметив, но его окликнул знакомый голос.
- Вы были у Дугласа? - спросила миссис Миссал вполне миролюбиво. Выглядела она веселей и увереннее, чем во время их недавней встречи. Вместо бикини на ней было цветастое шелковое платье, на ногах - туфли на высоких каблуках, на голове - шляпа с широкими полями.
Уэксфорда немного покоробил ее вопрос.
- Миссис Кводрант разъяснила мне кое-что в связи с этим делом, - сказал он.
- Да ну? Фабия? Она ужасно скрытная. Еще бы, живя с таким мужем, как Дуглас, - ее лицо вдруг преобразилось, на нем появилось выражение необузданной страсти. - Потрясающий мужчина, да? Сногсшибательный! - по телу ее пробежал трепет, и она закрыла лицо рукой, но тут же отняла ее, и Уэксфорд увидел, что выражение страсти с ее лица исчезло, как ни бывало, словно она сорвала с него маску, изображающую похоть. Она снова была веселой и озорной. Отперев гараж, она открыла багажник своего красного "дофина" и вынула оттуда пару туфель на плоской подошве, для прогулок.
- У меня было впечатление, - заметил Уэксфорд, - что тогда вы хотели мне еще что-то сказать, - он остановился и сделал паузу. - Но вам помешал муж.
- Может, хотела, а может, и не хотела. И сейчас не скажу! - скинув туфли на высоких каблуках, она надела туфли для прогулок, танцующей походкой подошла к передней дверце машины и распахнула ее.
- В кино собрались?
Она села в свой "дофин", сильно хлопнув дверцей, и включила зажигание.
- Подите к черту! - перекрикивая шум мотора, отозвалась она.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Мы были юны. беззаботны, просвещенны и мудры.
Жить обещала вечный праздник нам…
М а р и К о л ь р и д ж. Лишние
"Персиковый" коттедж стоял в сыром, низком месте. Здесь, в стороне от стовертонского шоссе, рельеф местности образовывал впадину, которая поросла куманикой. Крутая тропа спускалась к дому, петляя между рытвинами и кустами, и была небезопасна. Поэтому мисс Кларк предусмотрительно развесила везде таблички, предупреждающие об опасности, и по мере того, как Берден приближался к коттеджу, его гостеприимно встречали словами: "Приподнимите калитку и посильнее толкните!" - это у входа; дальше, когда он уже сделал шагов десять вниз по тропе, он прочел: "Берегитесь колючей проволоки!" Слова были написаны карандашом на линованной бумаге. Куманика кончилась, и начались более или менее возделанные угодья, что-то похожее на огород. На грядках среди сорняков произрастала красная капуста и наливался спелостью хорошо удавшийся горох, отгороженный от чертополоха подобием парника. Сверху на стекле была прилеплена бумажка, которая гласила: "Стекло не сдвигать!" Возможно, у мисс Кларк были не очень ловкие друзья, а может, ее огород страдал от вторжений неизвестных воришек. Что было вполне оправдано - пока что никаких следов человеческого жилья он не замечал, если не считать табличек и грядок с овощами. Он заметил коттедж, когда очутился неожиданно в конце тропы прямо над ним, и только потому, что чуть не наступил ногой на его крышу.
Дверь была раскрыта нараспашку, и из дома доносились звуки, свидетельствовавшие о том, что там идет веселье, - уж очень кто-то захлебывался от смеха. Он даже решил, что не туда попал, но, с другой стороны, никаких других домов вокруг не было. Он тихонько постучал, в ответ раздался новый взрыв хохота, и кто-то крикнул:
- Додо, это ты? Мы думали, что ты не придешь.
Додо мог быть мужчиной, могли так звать и женщину, но, скорее всего, они ждали женщину. Берден басовито кашлянул.
- Черт подери! Это, наверно, тот самый любимый полицейский нашей уважаемой старушки Фанни Фаулер. Бедный, он простудился, кашляет.
Берден понял, что неожиданно попал в глупейшее положение. Он громко крикнул:
- Инспектор Берден, мадам!
Дверь тут же открылась, и к нему вышла женщина, одетая в костюм тирольской крестьянки. Ее светлые волосы были заплетены в тугие косы и уложены вокруг головы.
- Ой, мамочки, а я и не знала, что входная дверь открыта. Извините, что я пошутила насчет любимого полицейского мисс Фаулер. Просто она звонила и сказала, что вы придете.
- Вы мисс Кларк?
- А кто же еще?
"Чудная женщина, - подумал Берден, - казалось бы, вполне взрослая, а одета, как Гретель в опере Хампердинка".
- Пошли, там мы слегка подкрепляемся с Ди, и вас приглашаем, если хотите, - сказала она.
Берден прошел с ней на кухню. Не заметив ведущих туда трех ступенек, он едва не скатился с лестницы и не грохнулся па покрытый плиткой пол, но все-таки вовремя успел прочесть очередную табличку на двери: "Осторожно, ступеньки!" Кухня, пожалуй, была еще менее привлекательна, чем кухня в доме Парсонсов, уже не говоря р том, что она была несравненно грязнее. Но в окно весело светило солнце, и к стеклу снаружи приникла ярко-красная роза.
В облике женщины, которую мисс Кларк назвала "Ди", ничего экстравагантного не было. Перед Верденом за столом в кухне, сидела, казалось, двойняшка миссис Парсонс и уплетала тост. От миссис Парсонс ее отличали очки, и, кроме того, она была брюнеткой.
- Ди Планкет, инспектор Берден, - представила их друг другу мисс Кларк. - Присядьте, пожалуйста, ой, не сюда, ну, понимаете, тут жиром запачкано. Чай будете?
Берден сказал, что чай пить не хочет, и, поискав глазами стул почище, выбрал относительно чистый деревянный стул и сел.
- Если вы будете говорить, а я в это время есть, вы мне не помешаете, - сказала мисс Кларк и опять залилась смехом. Потом, взглянув на банку с джемом, обратилась недовольным голосом к подруге: - Проклятие! Он южноафриканский. Я такой не люблю, - она состроила гримасу и прибавила: - прямо язык щипет!
Но Берден заметил, что она, тем не менее, густо намазала нелюбимый джем на хлеб и стала есть с жадностью. Набив полный рот, она сказала: