- Мистер Друри, вы сказали, что узнали ее на фотографии в газете. Вы не сказали, что прочли ее фамилию под фотографией.
- Ее фамилию или ее лицо - какая разница? Что, я должен следить за каждым своим словом, как в суде? Я так не могу.
- Говорите правду, и тогда вам не придется следить за каждым своим словом. Вы ей звонили?
- Нет, конечно. Я только собирался, а потом прочел в газете, что ее убили.
- Где вы были во вторник между двенадцатью тридцатью дня и семью часами вечера?
- Я был на работе. Я работаю в мастерской у моего дяди, в Помфрете. Мы чиним металлические изделия. Спросите его, он скажет, что я весь день был в мастерской.
- Когда закрывается мастерская?
- В половине шестого, но по вторникам я стараюсь освободиться раньше. Послушайте, вы ведь все равно мне не верите.
- Постарайтесь убедить меня, мистер Друри.
- Нет, вы мне не поверите, но вам то же самое скажет моя жена, и мой дядя вам то же скажет. По вторникам я езжу во Флэгфорд, чтобы забрать овощи, которые заказывает жена. Там теплицы, понимаете, на Кластеруэл-роуд. Туда надо успеть до половины шестого, а то они закроются. Ну вот, а во вторник у нас было много работы, и я опоздал. Я всегда стараюсь уйти в пять, а уже было четверть шестого. Приезжаю к "Спелману", а там уже никого нет, закрыто. Я обошел сзади, где у них парники, кричал-кричал, но никто не отозвался, все ушли.
- И вы вернулись домой без овощей?
- Нет, то есть да, но не сразу. У меня был тяжелый рабочий день, и я так расстроился, что "Спелман" был закрыт, что зашел в "Лебедь" и немножко выпил. Меня обслуживала девушка, я ее там видел первый раз. Слушайте, зачем моей жене про это знать? Я принадлежу к методистской церкви, понимаете? Нам выпивать запрещается.
У Вердена от возмущения перехватило дыхание. Расследуется убийство, сам Друри под подозрением, а его волнует, что кто-то узнает, что он тайком выпил несчастную пинту пива!
- Вы ехали из Помфрета во Флэгфорд по основному шоссе?
- Да, по основному. И проезжал как раз мимо того леса, где ее нашли, - Друри встал и пошарил рукой на каминной полке, ища сигареты, но не нашел их. - Я нигде не останавливался, ехал прямо во Флэгфорд. Торопился вовремя забрать пакет с овощами… Слушайте, господин главный инспектор, я был бы не способен причинить зло Минне. Она была хорошая девчонка. Она мне очень нравилась. И вообще, я не могу, просто не могу никого убить, не только ее!
- Кто еще, кроме вас, называл ее Минной?
- Насколько я знаю, ее так называл тот самый парень, Дун, а больше никто. Она никогда не говорила мне, как его по-настоящему зовут. Мне казалось, что она его стыдилась, что ли. Бог знает, почему. Он был из богатых, и очень умный к тому же. Да, она сама говорила, что он умный, - Друри приободрился и посмотрел на них с вызовом: - но она выбрала меня.
Он внезапно вскочил и посмотрел на стул с растерзанным сиденьем. Среди грязной посуды на столе была наполовину выпитая бутылка молока с налипшими желтыми ненками у горлышка. Он опрокинул молоко в пустую чашку из-под чая, залпом выпил, а мутные остатки выплеснул в блюдце.
- Потрудитесь сесть на стул, - сказал Уэксфорд.
Он вышел в прихожую и поманил за собой Вердена. В узком коридорчике им вдвоем было тесно. Ковер у входа в кухню протерся, и кто-то из детишек Друри разрисовал обои синим крейоновым карандашом.
- Свяжись с "Лебедем", Майк, - сказал Уэксфорд.
Ему послышалось, что Друри сдвинул стул, и, вспомнив об открытых стеклянных дверях в сад, он поспешил назад, в столовую. Но Друри по-прежнему сидел неподвижно у стола, опустив голову на руки.
Стены были тонкие, и было слышно, как Берден говорит из гостиной по телефону.
Потом, когда он опустил трубку, раздались слабые гудки. Громко топая, он прошел в прихожую и там остановился. Наступила мертвая тишина, и Уэксфорд метнулся к двери, одновременно стараясь не спускать глаз с Друри. Оказавшись в прихожей, он продолжал следить за ним в приоткрытую дверь.
Берден стоял у входа; к стене рядом с узкой лестницей на второй этаж была приделана металлическая вешалка для одежды, изгибающаяся конструкция с ядовито яркими шариками на штырях вместо обычных крючков. На двух шариках висели спортивная мужская куртка и детский плащ из пластика, а на третьем, на том, что был ближе к лестнице, висела прозрачно-розовая нейлоновая косынка от дождя.
- На ней видны отпечатки, - сказал Уэксфорд. - Пойди, Майк, еще позвони. Мне тут понадобится помощь. Попроси-ка Брайанта и Гейтса сюда, немедленно.
Он снял с вешалки косынку, в три шага пересек маленькую прихожую и встал перед Друри, держа в руках ценную находку.
- Откуда у вас это, мистер Друри?
- Это, наверно, моей жены, - сказал Друри и вдруг, разозлившись, сварливо прибавил: - И вообще, не ваше дело!
- Миссис Парсонс купила точно такую же косынку во вторник утром. - Уэксфорд увидел, как Друри снова сник, придавленной безнадежным отчаянием. - Я прошу у Вас разрешения обыскать дом, Друри. Поймите меня правильно, я могу выписать ордер на обыск, но это займет немного больше времени.
У Друри было такое лицо, как будто он вот-вот заплачет.
- Ах, делайте, что хотите, только разрешите мне взять сигареты. Я оставил их на кухне.
- Инспектор Берден принесет вам ваши сигареты, когда позвонит и вернется, - сказал Уэксфорд.
Они начали обыск, и спустя полчаса к ним присоединились Брайант и Гейтс. Затем Уэксфорд попросил Вердена позвонить дяде Друри в Помфрет, а также связаться по телефону с теплицами Спелмана и менеджером супермаркета.
- Девушка-официантка из "Лебедя" не работает сегодня, - сообщил Берден. - Но она живет во Флэгфорде, на Кросс-роуд, в коттеджах, дом номер три. Телефона у нее нет. Ее зовут Джанет Типпинг.
- Туда надо кого-нибудь отправить. Постарайтесь узнать у Друри, по какому телефону можно связаться с его женой. Если она на побережье где-нибудь недалеко отсюда, в Брайтоне или в Истбурне, можно будет смотаться туда сегодня же. А когда я переверну весь этот дом вверх дном, мне, пожалуй, надо будет еще раз переговорить с миссис Кводрант. Она подтверждает, что была в дружеских отношениях с миссис Парсонс, причем она практически единственный человек, кто это признаёт, если не считать нашего друга, который сидит за стеной в другой комнате.
Берден с силой растянул косынку за края, испытывая ее на прочность.
- Вы в самом деле думаете, что он и есть Дун? - спросил он с большим сомнением.
Уэксфорд продолжал открывать ящики, копаться в россыпях цветных карандашей, катушек с нитками, среди открыток, листков бумаги с детскими каракулями. Миссис Друри не отличалась аккуратностью, и во всех шкафах и буфетах царил полный беспорядок.
- Я не знаю, - сказал он. - Пока что похоже, что он; однако все-таки слишком многое не сходится. И не соответствует моим предположениям, Майк. Но поскольку нельзя основываться только на одних предположениях…
Он перерыл все книги в доме - их было два или три десятка, - никаких больше даров от Дуна Минне он не нашел. Поэзия викторианского времени отсутствовала, а проза, за исключением "Портрета Дориана Грея", сплошь состояла из современных триллеров в бумажных обложках.
На крючке в кухонном шкафчике Уэксфорд нашел связку ключей. Один из них был от входной двери, второй - от сундука в спальне Друри, еще два - от столовой и гостиной, а пятый был от гаража. Ключи от зажигания его машины нашлись в спортивной куртке, которая висела на вешалке, ключ от черного хода был в замке. Уэксфорд, помимо всего прочего, искал кошелек, и нашел - из зеленого с белым пластика, в форме кошачьей мордочки. Он был пуст, только внутри была наклейка, и на ней написано: "Сьюзан Мэри Друри". Дочка Друри опустошила кошелек, уезжая к морю.
На чердак вела дверка, проделанная в потолке верхнего этажа. Уэксфорд велел Вердену принести из гаража лестницу и обследовать чердак. Он оставил Гейтса с Друри внизу, а сам направился к своей машине. По ходу дела он соскоблил немного грунта с шин голубого "форда".
Моросил мелкий дождик. Было десять часов вечера, а уже стемнело, необычно рано для вечера в начале лета. "Допустим, что Друри убил ее в половине шестого пополудни, - раздумывал Уэксфорд, - но ведь был еще день, светло, и зачем надо было зажигать ту спичку? Однако все-таки тот, кто ее убил, зачем-то зажег спичку. Из всех улик оставить на месте преступления только одну-единственную спичку, ничтожнейшую улику, по которой вряд ли можно обнаружить преступника! А почему она не заплатила за газеты, и чем она занималась те несколько долгих часов после того, как ушла из дома, и до момента встречи с Дуном? И почему Друри так сильно перепугался? Друри ужасно чего-то боится…". Как и Берден, Уэксфорд тоже заметил сходство между Друри и Роналдом Парсонсом. "Вполне разумно было бы предположить, - рассуждал Уэксфорд про себя, - что подобный тип человека, то есть мужской тип, привлекал Маргарет Парсонс, а потому она и подобрала себе мужа, похожего на ее первого возлюбленного. Подобрала себе и по себе".
Уэксфорд включил фары; нажав на кнопку, привел в движение дворники на ветровом стекле и поехал в Кингсмаркхэм.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Те двое, что я повстречал за обедом вчера, -
Их кудри и очи темнее египетской ночи?
Сэр Эдвин Арнолд. К паре египетских туфель
Ночью дом выглядел, как неприступная крепость. Фары осветили серый гранит, тускло мерцающий из-под голых стеблей глициний, зловещей зеленовато-желтой паутиной опутавших стены дома.
Кводранты давали кому-то ужин. Уэксфорд поставил машину рядом с черным "демлером" и поднялся по ступенькам к парадным дверям. Он позвонил несколько раз; прошло некоторое время, и наконец дверь очень медленно, как бы нехотя, открылась. Перед ним стоял сам Кводрант.
На ужине у миссис Миссал он был в обыкновенном пиджачном костюме. У себя дома, в присутствии жены и гостей, он счел более уместным ради такого торжественного случая облачиться в вечерний туалет для приемов. Но ничего кричащего, шикарного в его наряде не было - никакой жилетки с затейливым рисунком, никакого голубовато-синего смокинга с искрой; он был в черном, строгом, безукоризненно скроенном смокинге, а рубашка - Уэксфорд иногда любил ввернуть подходящую цитату - рубашка была "белее снега на вороновом крыле".
Кводрант стоял в дверях и молчал, глядя мимо Уэксфорда в угрюмую темень сада. Он застыл в позе недружелюбного высокомерия, и гобелены за его спиной, служа соответствующим фоном для его фигуры, усиливали это впечатление. "Смелее, - приказал себе Уэксфорд, - Кводрант всего-навсего обыкновенный адвокат из небольшого провинциального городишки".
- Мне бы хотелось еще раз поговорить с вашей женой, мистер Кводрант.
- В столь поздний час?
Уэксфорд посмотрел на свои часы, и Кводрант одновременно приподнял манжет белоснежной рубашки: в приглушенных огнях холла сверкнул серебряный браслет, украшенный ониксом. Кводрант взглянул на платиновый квадрат циферблата своих часов, приподнял брови и произнес:
- Все это крайне неудобно, - и не двинулся с места, давая понять, что не Желает впускать Уэксфорда в дом. - Моя жена не отличается крепким здоровьем, и кроме того, сегодня у нас ужин - торжественный ужин, мы принимаем ее родителей…
"Старика Роджерса с женушкой, хозяев Помфрет-Холла, богатого поместья", - попросту, от себя мысленно прибавил Уэксфорд. Он продолжал стоять в дверях, как скала, непоколебимо и грозно.
- Ну, хорошо, - сказал Кводрант. - Но только не долго, я вас очень прошу.
В холле Уэксфорд ощутил легкое движение позади себя, - на фоне кудрявых дерев гобелена мелькнула коричневая тень, - торопливыми шажками направлялась куда-то няня миссис Кводрант.
- Я думаю, вам лучше пройти в библиотеку.
Кводрант провел Уэксфорда в комнату с книжными шкафами и кожаными синими креслами.
- Поскольку вы находитесь при исполнении служебных обязанностей, я не предлагаю вам выпить, - Кводрант говорил определенно с ехидцей и тут же улыбнулся, как хитрый котик, показав зубки. - Извините, я вас оставлю на минуту, - сказал он, - пойду схожу за женой.
Кводрант повернулся с грацией танцора, исполняющего замедленное па, и удалился, плотно закрыв за собой дверь. Уэксфорд остался один в стенах сумрачного кабинета.
"Кводрант не пожелал, чтобы кто-то вторгался в семейное торжество, - подумал Уэксфорд. - Он явно нервничает, в нем чувствуется какой-то смутный страх, и он умело его прячет под маской светского человека, а для этого требуется огромное самообладание".
Ожидая миссис Кводрант, Уэксфорд начал рассматривать книги. Тут были сотни и сотни книг, стоявших на полках книжных шкафов в несколько ярусов, от пола до потолка. Книги закрывали все стены; в бесчисленном количестве томов поэзия и проза викторианской эпохи, поэзия семнадцатого и восемнадцатого веков тоже в огромном количестве. Уэксфорд пожал плечами потрясенный. Да, в Кингсмаркхэме и вокруг него встречались дома, подобные этому, бастионы, скрывающие роскошь и богатство, с великолепными коллекциями книг в огромны! библиотеках…
Фабия Кводрант вошла почти не слышно. На ней было черное длинное платье. Уэксфорд вспомнил вычитанную им где-то фразу по поводу того, что в цветовой палитре черный цвет отсутствует, такого цвета нет, что это черная дыра, поглощение света. Она выглядела веселой, но, как ему показалось, была немного перевозбуждена; поздоровалась с ним весьма жизнерадостно:
- Приветствую вас, господин главный инспектор.
- Я надолго вас не задержу, миссис Кводрант.
- Присядьте, пожалуйста.
- Благодарю вас, но только на секунду, - он наблюдал, как она села в кресло и сложила руки на коленях: бриллиант на левой руке сверкал, как звезда в ночи, на черном бархате ее вечернего платья.
- Я прошу вас рассказать мне все, что вы знаете и помните о человеке по имени Дадли Друри, - сказал он.
- Я училась тогда в последнем классе, заканчивала школу. Маргарет сказала мне, что у нее появился молодой человек. Думаю, это был ее первый молодой человек. Точно я не знаю, но, наверно, так оно и было. Странно, прошло всего двенадцать лет, господин главный инспектор, а как все изменилось. Мы в наши молодые годы были совсем не такие, как нынешняя молодежь. Тогда вовсе не считалось, что если девушка в восемнадцать лет еще не имеет своего молодого человека, то с ней что-то не в порядке, она какая-то особенная. Вы понимаете, что я хочу сказать?
Она говорила медленно, старательно выговаривая и немного растягивая слова, как будто читала нотацию маленькому мальчику. Что-то в ее манере ужасно раздражало Уэксфорда. "Интересно, - думал он, - приходилось ли ей когда-нибудь в жизни спешить по делам, глотать непрожеванный бутерброд у уличной стойки и сломя голову нестись, чтобы не пропустить свой поезд?".
- Считалось, что в этом есть что-то необычное, но не более того, отнюдь не из ряда вон выходящее. Маргарет не представила меня своему молодому человеку, но я запомнила, как его звали, потому что его имя было созвучно "Друри Лейн", и такой фамилии я никогда раньше не слышала.
Уэксфорд изо всех сил старался подавить свое нетерпение.
- Она вам что-нибудь рассказывала о нем?
- Очень мало, - она помолчала и посмотрела на него так, будто боялась неосторожным словом подвести незнакомого человека, над которым нависла опасность. - Пожалуй, единственное, что она тогда сказала мне о нем, было вот что: она сказала, что он страшно ревнивый, ревнивый просто до фанатизма.
- Ясно.
- Он считал, что у нее вообще не должно быть никого из друзей, кроме него, что он должен быть единственным. У меня сложилось впечатление, что это был человек по своему характеру невероятно эмоциональный и властный.
"Черты характера едва ли вам свойственные, - подумал Уэксфорд. - Или в какой-то мере свойственные?". Он вспомнил про непостоянство Кводранта и задумался. Его размышления прервал ее голос. Она заговорила резким, осуждающим тоном:
- Он был ужасно огорчен, когда она должна была возвращаться в Лондон. Она даже рассказывала, что он был страшно подавлен, твердил, что без нее вся жизнь его будет лишена смысла и что для него померк белый свет, и жить не стоит… Ну, можете себе представить, что говорят в таких случаях.
- Да, но они были знакомы всего несколько недель.
- Я просто пересказываю вам слова Маргарет, господин главный инспектор.
Она улыбнулась мечтательной улыбкой, как будто ее от Маргарет Годфри и Друри отделяли пространства, вечность.
- А она, вообразите, совершенно не переживала разлуку, ей было все равно. Маргарет отнюдь не отличалась чувствительностью по своей натуре.
Послышались тихие шаги, и дверь за спиной Уэксфорда открылась.
- Ах, это ты, - сказала Фабия Кводрант. - Мы тут с господином главным инспектором говорим о превратностях юной любви. Как мне представляется, она всегда сопряжена с необыкновенным душевным подъемом, но это проходит, забывается, и остается лишь чувство стыда.
"Нет, это была не юная любовь", - подумал Уэксфорд, стараясь припомнить, из какого стихотворения она перефразировала цитату. Скорее это было то, что он прочел на лице Хэлен Миссал тогда, когда встретил ее у гаража, идя от Кводрантов.
- И еще один маленький вопрос, миссис Кводрант, - сказал он. - Те два года, что миссис Парсонс жила во Флэгфорде, были связаны с ее увлечением поэтами викторианской эпохи. Меня интересует, случайно ли это или тут есть особый, скрытый смысл? Некая зловещая тайна?
- Никакого скрытого смысла, никакой зловещей тайны, - ответила миссис Кводрант. - Поэзия девятнадцатого века изучалась как отдельный курс для повышенного уровня обучения и как предмет входила в школьный аттестат зрелости, который мы получили в 1951 году. Кажется, теперь она включена в общую программу.
Тут Кводрант повел себя странным образом. Пройдя между женой и Уэксфордом вглубь библиотеки, он снял с полки книгу. Его рука сразу нашла ее. Уэксфорду показалось, что он мог бы и в темноте наощупь угадать место, где стоит эта книга.
- О, нет, Дуглас, - сказала миссис Кводрант, - это ему вряд ли интересно.
- Смотрите.
Уэксфорд склонился над книгой. На внутренней стороне обложки была красивенькая наклейка с памятной надписью: "Фабии Роджерс за успешную успеваемость по всем предметам на аттестат зрелости, 1951".
Человеку его профессии как-то не к лицу было теряться, не находить слов, но в тот момент Уэксфорд действительно не знал, какими словами поддержать порыв гордости за жену, осветивший вдруг смуглое лицо Кводранта, и как помочь миссис Кводрант справиться со своим смущением.