- Вечером, после восьми, мы пошли отсюда прямо в кафе, - начала она свой рассказ. - Смена, правда, была не моя, но я обещала поработать с восьми до одиннадцати - до закрытия, потому что один… один господин пригласил девушку, мою сменщицу, в кино, а потом потанцевать, и ей надо было еще успеть сбегать домой переодеться… Ну вот, а Вилле не стал ждать до одиннадцати, чтобы встретить меня, как обычно, на углу, а вместо этого они все втроем явились в кафе в десять часов, хотя швейцар просто ненавидит их, и Вилле тоже, хотя Вилле ничего плохого ему не сделал, ну совершенно ничего! То есть все эти битники и стиляги, они, конечно, ужасные посетители - и курят, как паровозы, и столы царапают, пепельницы бьют, сиденья вспарывают… Но… но Вилле такого никогда… Это все Арска, от него действительно чего угодно можно ждать! - Она перевела дух и взглянула на нас. - Я, наверно, плохо рассказываю, вы меня извините… Ну вот. В общем, они начали доводить швейцара. Толстяк достал бутылку из кармана и налил в стакан. А вообще-то они заказали "Фанту". Ну, я видела, как он наливал, и сразу поняла, что они специально - чтобы подразнить швейцара. Вилле ведь не пьет. И этот боров, его приятель, тоже не пьет, никогда не видела, чтобы он пил. Ну, швейцар, конечно, сразу кинулся к ним, как зверь, схватил за шиворот и стал выпихивать на улицу, ничего не слушая. У Вилле свитер порвался, а у девушки брюки по шву лопнули. Они все ушиблись, когда он их на улицу вышвыривал. Он очень, очень плохой, этот швейцар. Толстяк еще погрозил ему кулаком и крикнул, что они с ним расквитаются. Вилле тоже очень разозлился. И правильно: ведь он-то ничего плохого не делал. Он только посмотрел на меня и засмеялся. Но вообще-то это верно: приличные люди сразу норовят уйти из кафе, если его битники себе облюбуют. Наша хозяйка для этого только и держит швейцара. Он бывший боксер. Ему небось когда-то голову проломили, вот он и стал таким сумасшедшим.
- Ближе к делу! - воззвал Палму.
Девушка тоскливо заломила руки.
- Ну, через некоторое время послышался треск мотоциклов и какой-то шум на улице перед кафе. Оказалось, что там уже собралось человек десять битников. Я просто не представляю, как они успели так быстро их собрать! Хозяйка разволновалась, но швейцар только вошел в раж, выскочил на улицу и двинул кому-то по физиономии, кто первый под руку попался. Началась драка. И тогда кто-то нарочно толкнул Вилле, или, может, в этой свалке он просто упал прямо на нашу большую витрину, и она разбилась на кусочки. Хорошо еще, что он не поранился… Хозяйка вызвала полицию. Швейцар заявил, что ребята были пьяные. Вилле все божился, что это была вода, что они просто дразнили. Толстяк и девица успели улизнуть, а остальных, сколько смогли, полицейские набили в фургон и отвезли в отделение. И Вилле тоже… Как вы думаете, Вилле придется платить за стекло? Оно, наверно, стоит тысяч двадцать.
- Это зависит от свидетельских показаний и от того, пойдет ли дело в суд или будет улажено полюбовно, - объяснил я. - Лучше уладить полюбовно. Они могли бы все вместе собрать деньги. Но надо также послушать другую сторону - показания швейцара.
- Но он сумасшедший! - вспыхнула девушка. - И я не собираюсь оставаться в этом кафе, пока он там! Отработаю две недели, как потребовала хозяйка, и все, ни дня больше! Он, этот швейцар, как-то раз застал меня в кухне и прижал к стене, хотел… нет, он отвратительный, гадкий человек! Поэтому Вилле и разозлился на него. Я теперь вообще боюсь, как бы они не ткнули его ножом за то, что он одному из ребят челюсть сломал.
- Ого! - поразился я. - Это уже нарушение пределов необходимой самообороны. Хотя… если он голой рукой… Все равно, сфера его действий не распространяется на улицу. А у ребят было что-нибудь в руках?
- Они вроде резиновой дубинкой размахивали, - безразличным тоном сказала девушка. - Но мне не очень хорошо было видно.
- Дубинкой?! - переспросил я, и внутри у меня что-то оборвалось.
Я вспомнил профессора и тело несчастного старика на гладком столе. И почувствовал, как выпитый крепкий кофе поднимается к горлу и норовит исторгнуться. Занятый этими наблюдениями, я не вдруг ощутил на себе тревожный взгляд синих глаз.
- Что, что случилось? - испуганно спросила она и прижала ладонь к губам.
Палму сжал мою руку, но было поздно. Девушка уже насторожилась.
- Вилле не виноват! - гневно сказала она. - Если надо, я найму ему адвоката. Или сама заплачу хозяйке за стекло!
- Кто размахивал этой дубинкой? - спросил Палму безразличным тоном.
Но девушка была настороже и сидела, крепко сцепив руки.
- Не знаю, - с упрямым видом сказала она. - Не видела. Я ничего не видела.
- Кроме того, что Вилле ничего плохого не делал, - продолжил за нее Палму.
И он со странным выражением в упор поглядел на нее. Выдержать его взгляд она, понятно, не могла. И после довольно долгого молчания Палму сказал снова мягким, отеческим тоном:
- Разве не лучше рассказать сразу всю правду? Это может помочь. Вы хорошая девушка, признайтесь во всем. Ведь я же все вижу.
Девушка привстала, прижав руки к груди. Глаза ее расширились.
- Как? Неужели уже заметно?! - спросила она дрогнувшим от ужаса голосом.
Палму молчал, словно набрав в рот воды. Я решил, что он просто так закидывает удочку - на случай, если она что-нибудь скрывает.
- Вот что, - Палму покосился на меня, - этого бол… нашего командира то есть, стесняться не надо. Он человек бывалый, хотя это и не очень заметно. Мы все знаем.
И бедная девочка снова попалась. Она низко опустила голову и шепнула:
- Да, вы правы, господин… господин?..
- Комиссар Палму, - помог ей Палму.
- Да, комиссар, - заговорила она, - вы правильно догадались. П-поэтому я и заплакала, когда вы сказали, что я хорошая, порядочная девушка. Я… я дурная девушка. - Она подняла на нас глаза, стараясь держать себя в руках. - Но Вилле не виноват. Я сама должна была знать.
- Простите меня, деточка, - сказал Палму и принялся, не глядя на нее, старательно набивать трубку. - Я не хочу ни в кого бросать камень - нет, совсем нет! - но все же мне кажется, что Вилле тоже несколько виноват. Потому что для этого всегда требуются двое. Так мне по крайней мере говорили.
- Для чего требуются? - чуть не взвыл я, совершенно ошалевший.
Все-таки Палму мог бы относиться ко мне с большим вниманием! И что он имел в виду? Что девушка замешана в драке, что она тоже разбивала витрину?!
- Барышня Похъянвуори беременна, - отчеканил Палму. - Ты, конечно, будучи круглым идиотом, об этом не догадываешься. Какой у вас срок, деточка? И не надо смущаться, ничего тут постыдного нет, это дело естественное.
- Т-третий месяц, - призналась девушка, не в силах поднять на нас глаза.
- Да, эти июльские вечера, эти летние вечера в городе, - ностальгически произнес Палму. - Да, деточка, я нисколько не осуждаю вас. И Вилле тоже.
- Я сама должна была знать, - всхлипнула девушка, низко опустив голову.
Мы долго молчали. Наконец она снова подняла на нас глаза и сказала со спокойной уверенностью, как о неизбежном:
- Отец убьет меня.
- Ну-ну, - успокаивающе сказал Палму. - Если бы все убивали своих дочек, когда с ними приключаются такие истории, то род человеческий давно бы прекратился. Поверьте старому полицейскому, милая девочка. В самых лучших семьях…
- Вы не знаете моего отца, - упрямо возразила девушка.
Но тут, к счастью, бодро зазвонил в дверь Кокки, и я пошел открывать. В руках у него был здоровый пакет.
- Я добежал до гастронома, - запыхавшись, проговорил он. - Купил пончики, эклеры и еще языки - для вас, шеф. Вот, пожалуйста!
Машинально я взял у него пакет и начал выкладывать содержимое на тарелку. Среди этого изобилия бедная булочка выглядела особенно одиноко. Дурные предчувствия начали овладевать мной. Но Кокки истолковал мой мрачный вид по-своему.
- У меня осталось ровно три марки, - честно признался он, выгребая из кармана деньги. - Я в отличие от Ламберга человек бережливый, - добавил он с напускным смирением. - Денежки счет любят, а бережливого Бог бережет.
Девушка вынула из моих неловких рук пакет и занялась сервировкой сама.
Я с аппетитом съел оба языка. Палму съел два пончика. А Кокки умял все остальное. Девушка к еде не притронулась и только безучастно качала головой, когда мы наперебой пытались угощать ее. Я хорошо понимал, что ей сейчас не до еды. Кокки тоже все отлично понимал и поэтому под конец умял даже бедную булочку, спасая ее от одинокого засыхания.
- Ах да! - сказал Кокки, наблюдая, как девушка сцеживает нам последние капли кофе. - Там по рации вызывали руководителя группы, такой вой подняли, что этот фараон во дворе даже струхнул. В общем, что-то срочное. Насчет облавы в… Ой!!!
Кокки взвыл от меткого удара по голени. Палму был мастером такого удара.
- Какого ж черта ты молчишь! - заорал я и ринулся к двери.
Но Палму остановил меня.
- Всему свое время, - сказал он. - Будем делать все по очереди.
- Так вот, деточка, - спокойно произнес он, обращаясь к девушке, - ничего нет лучше, чем выговориться. Все устроится, потому что все устраивается в нашем старом мире. Тем или иным образом. Главное - никогда не отчаиваться… Значит, по-вашему, сюда приходил кто-то чужой?
- У меня просто такое ощущение, - попыталась она объяснить. - Как будто что-то не на месте. Но ведь дядя Фредрик сам мог передвинуть вещи. Я вчера вечером ужасно спешила и… нет, не знаю. Не могу сказать.
- А были ли у вашего дяди враги? - спросил Палму.
- Дядя Фредрик был самым добрым и хорошим человеком на свете, - снова начала девушка. - Я не могу себе представить, чтобы кто-нибудь…
В дверь зазвонили. Резко и отрывисто. Два раза. На этот раз Палму удержал нас и пошел открывать сам. И через секунду вернулся, таща за лацканы пожилого оплывшего мужчину в черном пальто с потертым бархатным воротничком. Втащив его, Палму спокойно закрыл дверь.
- Что это значит?! - в ярости вопил господин - судя по внешнему виду, это был-таки господин. - Что вам надо? Почему там перед дверью полиция? И где этот мошенник, этот подлый негодяй? Нордберг, я имею в виду. И кто вы такие?
- Давайте начнем все же с вас, - мирно предложил Палму. - Кто вы такой и какое у вас дело к господину Нордбергу?
- Я - Мауну Кеттунен, если изволите знать, - представился гость.
Но мы знать не изволили. И он как будто слегка сконфузился.
- Филателист! - с достоинством пояснил он. - Я думал, что вы тоже. Но хочу вас предостеречь: Нордбергу доверять нельзя. Вчера вечером он абсолютно по-свински провел меня, то есть так… Я ему отдал "Цеппелина" с типографским браком, которого он у меня клянчил уже несколько лет, а взамен получил… - Он задохнулся, кровь купца бросилась ему в голову. - Нет, вы только подумайте, что он мне подсунул! Несколько марок было хороших, все в порядке. Но одна! С трещиной посредине! То есть не насквозь, но на просвет видно! Бракованная! Ни один уважающий себя коллекционер ее не только в коллекцию не возьмет, даже покупать не станет!
- Но я уверена, дядя не нарочно… - попыталась вступиться девушка.
Палму взглядом остановил ее.
- А когда, в какое время состоялся вчера ваш - гм - обмен? - спросил он.
- Около девяти, - ответил марочный делец. - То есть прямо перед тем, как дворник запер их подъезд. Я ведь долго колебался. А это предложение господин Нордберг сделал мне днем. Он зашел ко мне в лавку и сказал, что на следующий день собирается переезжать, и дал свой новый адрес. Ну и я просто так, шутки ради, предложил ему еще раз взглянуть на "Цеппелина" - уникальный экземпляр с типографским браком и без единого дефекта! Его цена растет с каждым годом. Тогда он мне и сказал, что намерен сузить свою коллекцию и отныне будет собирать только настоящие редкости, раритеты. И сразу же, не раздумывая, назвал мне те марки, которые готов поменять на "Цеппелина". Скажу вам по правде, господа, у меня просто дух захватило! Я ведь прекрасно знаю его коллекцию. Весьма, весьма недурна! Но мне и в голову не могло прийти, что он замыслил меня обмануть и решил подсунуть дефектную марку! Такого я и представить не мог!
- Когда вы ушли отсюда? - спросил Палму.
- Я пробыл у него с четверть часа, - засвидетельствовал филателист. - Нордберг был занят всякими предотъездными делами, да и никаких новых приобретений у него не было… А если и были, то мне он их не показал… Он спустился вместе со мной, чтобы открыть парадное. У них очень трудный замок.
- Его нужно открывать изнутри ключом, - вмешалась девушка. - В этом доме публика разношерстная. Поэтому дядя и решил переехать отсюда, как только появилась возможность. Но дядя вовсе не сторонился соседей. Наоборот. Его все любили. Ему никто ничего плохого не стал бы делать… - Она запнулась и испуганно прикрыла ладошкой рот, вспомнив. Не понимаю… - прошептала она.
Палму поторопился замять эту тему, чтобы девушка не сказала лишнего. И посмотрел на ноги Мауну Кеттунена. Я тоже уставился на них. И, разумеется, Кокки. Одна только девушка не могла понять, на что это мы так смотрим.
- Какие у вас маленькие ноги, господин Кеттунен, - наконец проговорил Палму.
- И руки, - с готовностью отозвался филателист, потирая от удовольствия свои ручки, в самом деле маленькие и поразительно белые.
На ногах у него были отличные кожаные ботинки, начищенные до зеркального блеска. Видно было, что обувь - предмет его особых забот. Что ж, у каждого свой пунктик. Палму так говорит.
- Вы вчера вечером были в этих же ботинках? - спросил Палму.
- Да, - подтвердил Кеттунен.
- А никакой ссоры у вас вчера вечером не возникло? С господином Нордбергом? - задал Палму следующий вопрос.
- Нет, конечно нет. А в чем дело? Мы расстались в полном согласии. Оба очень довольные обменом. - Его лицо помрачнело. - Я не мог даже предположить такого коварства! Я имею в виду - что он воспользуется моей доверчивостью и надует меня!
- Ну а эта ваша марка, насколько она ценная? Могли бы вы, скажем, убить господина Нордберга, заметив, что он вас обманул?
- Но дядя не мог… - начала было Саара Мария Похъянвуори, но осеклась, увидев испуганное лицо Кеттунена.
- Убить? - Тот даже отступил к стене и затравленно посмотрел вокруг. - Не-ет, я… я никогда еще не слышал, чтобы ф-филателисты убивали друг друга из-за марки. Нет! - Он немного успокоился, вытер пот со лба и почти обрел прежнее достоинство. Вот библиофилы другое дело. От них действительно можно ожидать чего угодно! - У него впервые начало закрадываться какое-то подозрение. - Полицейские перед дверью, - неуверенно проговорил он, как бы двигаясь на ощупь, - и вы тут… Кто вы, собственно, такие, раз вы не филателисты?
- Комиссар Палму, - представился Палму. - Это - командир группы по расследованию убийств. И Кокки - сыщик этой группы.
- Официальное название: группа, расследующая действия, направленные на нанесение оскорбления личности и на причинение телесных повре… - я не стал продолжать.
- Группа по у-бий-ствам? - Марочный делец побелел как полотно и схватился за сердце. - Вы хотите сказать, что… что господин Нордберг убит? Из-за этой моей марки с типографским браком, из-за "Цеппелина"?! Да нет, послушайте - это немыслимо! Мы, филателисты, так не поступаем…
- Ну что вы, мы и не имели в виду вас, - успокоил его Палму. - Вот что - запишите ваше имя в мою записную книжку. А также адрес и телефон, и можете быть свободны.
Филателист в мгновение ока записал свои данные и испарился. А комиссар как ни в чем не бывало вернулся к прерванной беседе.
- Итак, у вашего дяди врагов не было? - переспросил он девушку все тем же мягким тоном.
Бедная девушка сжала руки.
- Я не знаю, не верю… Никогда бы не подумала… Нет! Дядя наверняка сам ошибся - насчет этой марки.
- Ну хорошо. Пусть будет так. У вас все еще есть ключи от дома?
- Да-да, - закивала девушка и вынула из сумочки ключи. - Я же говорила: дядин дом был для меня прибежищем. - Она покраснела под испытующим взглядом Палму и опустила глаза. - Да, вы правы, - едва слышно сказала она. - Дядя позволял нам с Вилле здесь встречаться, иногда.
- И поздно вечером тоже, - утвердительно произнес Палму. - У вас, я вижу, ключ от парадного тоже есть.
- Вот поэтому, - всхлипнула девушка, - дядя говорил, что он тоже… тоже немного виноват. Дядя Фредрик был такой добрый! Поэтому он и купил кооперативную квартиру на улице Роз. Две комнаты с кухней. Чтобы мы там жили вместе, когда отец выгонит меня из дома. И - и Вилле тоже мог бы, если…
Ее голос прервался.
Комиссар Палму не стал больше мучать ее вопросами.
- Кокки! - приказал он. - Прогуляйся во двор и свяжись с Ламбергом, справься о ключах. А мне тут надо зайти…
Он смущенно кашлянул. Но девушка мгновенно поняла:
- В прихожей, первая дверь направо. Выключатель слева.
Она явно была вышколенной официанткой.
В прихожей Кокки придержал Палму.
- Какие ключи? Что за ключи, скажи Бога ради? - жалобно спросил он.
- Узнай, не нашли ли они вместе с бумажником и ключи господина Нордберга в той же урне среди мусора. Ясно? - нетерпеливо пояснил Палму. - Не задерживай меня! Этот проклятый кофе был слишком крепким…
Я почувствовал, что тоже не прочь последовать примеру Палму. Но он, приоткрыв дверь туалета, вдруг замер на пороге. Просто прирос к месту.
- Эй, Кокки, можешь пока никуда не ходить, - остановил он сыщика.
Я начал беспокоиться, как бы у Палму не случился удар: его лицо стало приобретать синеватый оттенок.
- Что, что с тобой? - схватил я его за руку, но он раздраженно вырвал ее.
- Проклятый старый дурак! Вот кто я такой, - пробормотал он. - Кокки! - Палму пронзил его взглядом. - Внутренний голос подсказывает мне, что ты можешь рассчитывать на повышение!
Кокки смущенно потупился и стал ковырять носком ботинка трещину в линолеуме, поддевая оторванный край.
- А за что? - осторожно осведомился он.
- За то, что ты заставил хозяйку положить по две ложки кофе на чашку, - последовал ничего не разъяснявший ответ.
Мы уставились на него, потеряв дар речи.
- Это всегда действует на мои почки, - нетерпеливо объяснил Палму, сердясь на нашу тупость. - Если бы не это, мне бы наверняка не пришло сейчас в голову… - Он повернулся к барышне Похъянвуори. - Простите за нескромный вопрос, но мне придется коснуться некоторых прозаических сторон жизни. Так вот: вы сегодня - гм - не посещали этот туалет?
Саара Похъянвуори отнеслась к вопросу совершенно спокойно.
- Нет. - Она мило тряхнула головой, так, что ее золотистые волосы взлетели вверх, и даже улыбнулась. - Мне не нужно было. В ванную заходила: я протирала полы, чтобы не оставлять здесь после себя слишком много грязи. Разумеется, потом я зашла бы и в туалет, чтобы помыть его…
- Спасибо, большое спасибо, милая девочка! - прочувствованно произнес Палму.
Мы все сгрудились в темной прихожей. В этом старом каменном доме туалет и ванная существовали раздельно, и в дверь туалета было вставлено цветное стекло. Все это меня по меньшей мере удивляло.
Вдруг девушка прикрыла ладошкой рот.
- Вспомнила! Вот сейчас вспомнила! - воскликнула она. - Я поняла, почему мне казалось, что в комнате что-то не так. Нет дядиного телескопа!
Мы все онемели. Секунд пять длилось молчание. Мне казалось, что я ослышался.