- Телескопа?! - наконец вырвался у меня вопль. - Едем! Скорее!
Глава пятая
Но мы никуда не поехали. Даже с места не двинулись, потому что Палму вцепился в мою руку мертвой хваткой, обеспечив мне тем самым второй долговременный синяк.
- Отставить! Не суетись! - рявкнул он, когда я попытался высвободить руку. - И добавил вежливо, вспомнив, что тут есть посторонние: - Командир.
Разумеется, для психоаналитика не составит труда объяснить, почему девушка вспомнила о телескопе именно в тот момент, когда Палму открыл дверь туалета. Я же не берусь. Я в этих делах полный профан. Девушка и сама представления не имела, почему так случилось. Равно как и я. Но позже я все-таки понял - когда мне объяснил Палму.
- Но мне необходимо срочно допросить задержанных в Пассаже!.. - сердито заявил я. - По горячим следам. А в клозет ты успеешь сходить в отделении.
Зато Кокки уже насторожился. Они с Палму быстро обменялись понимающими взглядами.
- Не суетись, - рассеянным тоном повторил Палму. - Посидят эти мальчики в КПЗ, остынут чуток. Ничего, кроме пользы, им от этого не будет.
Девушка опять побледнела. Даже губы у нее побелели.
- Пассаж… - повторила она. - Там в баре Вилле часто встречается со своими приятелями. Но ведь он не…
- Вряд ли, - усомнился Палму, занятый своими мыслями.
- Палму! - взмолился я. - Отпусти меня! Иди себе в клозет и мирно занимайся делом. А потом приедешь.
Но Палму вдруг необыкновенно оживился и даже заговорил в рифму.
- Если очень поспешишь, не получишь, котик, мышь! - назидательно произнес он. - Сколько раз я твердил тебе, что спешка в этом деле противопоказана! - Он осторожно открыл дверь туалета, словно ожидая взрыва бомбы. - Посмотрим! - проговорил он, стоя на пороге и нащупывая выключатель.
Лампочка в туалете была слабой, и ее свет только подчеркивал унылый вид облупленных старых стен. Зато тут было чисто. Пол опрятно застелен куском линолеума. На него Палму и таращился. Я тоже, конечно, посмотрел. И девушка. Но мы ничего не увидели.
- Дай-ка нам сюда света, Кокки, - бросил Палму.
Но Кокки, не дожидаясь указаний, уже полез в свою аварийную сумку и выудил оттуда одну из припасенных новых ламп - из-за всей этой кутерьмы я даже не мог вспомнить, как она называется. Осторожно опустившись перед дверью на колени, Кокки направил ослепительно яркий луч на кусок линолеума. И мы все отчетливо увидели крупные следы резиновых подошв, чуть-чуть перекрывающие друг друга.
Я имею в виду, что человек сначала вошел в туалет, а потом переступил с ноги на ногу. Но два следа, четкие и ясные, словно специально взятые из учебника по криминалистике, отпечатались отлично.
- Довольно крупный мужчина, - оценил Кокки тоном знатока. - Метр восемьдесят примерно. Резиновые подошвы - это и младенцу понятно. Ну, комиссар, поздравляю.
- Но ведь это могут быть следы самого господина Нордберга, - счел нужным предостеречь я. - Мы же не знаем.
Палму и даже Кокки посмотрели на меня с жалостью.
- У меня есть отпечатки его башмаков, - сказал Кокки.
- Вранье, - уличил его я. - Они еще лежат в пакете, в нашей машине.
- Да в голове! - Кокки постучал пальцем себе по лбу. - Они совершенно другие. И не на резиновой подошве.
- Так, Кокки, займешься этим, - решительно сказал Палму. - Но сам не возись, пусть пришлют фотографов. И запомни - важно все, до малейшего пятнышка. Стены, дверь, потолок. Вероятность перчаток мала - как правило, мужчины не расстегивают штаны в перчатках, это очень неудобно, тем более когда спешишь. А этот человек очень спешил.
- Знаешь что, дорогой Палму, ты, конечно, большой умник, - начал я, - но откуда ты можешь знать…
- А ты сам попробуй расстегнуть штаны в перчатках! - огрызнулся Палму.
Я смущенно покосился на девушку.
- Не забывай, что здесь дама, - предупредил я.
Но ему на это было наплевать. Впрочем, девушке, по-видимому, тоже.
- Кокки, ты остаешься тут за главного и смотри, чтоб ничего не испортили! А мы, то есть начальник и я, займемся другим - у нас есть очень спешное дело. Пусть полицейские пока затаскивают вещи обратно и расставляют все по местам. Барышня Похъянвуори проследит, чтобы все было в порядке. Мы вернемся, как только освободимся.
Девушка снова посмотрела на свои часики.
- Но мне нужно успеть на работу, - возразила она.
- Милая барышня, - дружелюбно сказал Палму, - мне не хочется быть жестоким, вы очень хрупкая, но вам все равно не избежать…
С этими словами он вынул из кармана сложенную газету и, раскрыв ее на первой странице, протянул девушке, прежде чем я успел вмешаться. Я бы, во всяком случае, вырвал фотографию с изуродованным лицом!
К счастью, девушка в обморок не упала. Она посмотрела все фотографии. Прочитала подписи и заметку - от начала до конца. Ее лицо застыло, губы плотно сжались.
- Понимаю, - дрожащим голосом сказала она. - Только теперь поняла.
- Я надеюсь, вы сделаете все возможное, чтобы убийцы вашего дяди получили по заслугам, - убежденно произнес Палму. - И в свете этого проблема вашей работы, согласитесь, отодвигается на второй план. Вам лучше будет остаться и помочь полиции расставить все вещи по местам - так, как вы помните. Я очень надеюсь на вас. А я позвоню в кафе и объясню вашей хозяйке ситуацию. Она скорее поверит, если позвоню я.
- Или я, - вставил я.
- Но… - снова попыталась возразить девушка.
- Ну-ну, - успокаивающе проговорил Палму. - Конечно, конечно: если Вилле звонил и что-нибудь передавал, я вам непременно сообщу. Сразу же. На этот счет можете не волноваться.
Но девушка после чтения ужасной газеты стала какой-то безучастной и вряд ли воспринимала все, что говорил Палму. Для меня же его утешения звучали издевательски: я понимал, что он просто хочет на время устранить девушку и первым добраться до этого Вилле, о котором у меня успело сложиться самое неблагоприятное впечатление. Настолько же плохое, насколько хорошее впечатление произвела на меня эта замечательная девушка.
- Так что никуда не отлучайтесь, - заключил Палму. - Сыщик Кокки несет ответственность и за это тоже. После того как полицейские расставят все вещи, в квартиру никто не должен входить. Никто. За исключением, разумеется, Вилле, если он вдруг все-таки объявится. Задержите его здесь до моего возвращения.
Последнее было произнесено обезоруживающе мягким тоном. Девушка дала Палму телефон кафе, и мы наконец ушли. На площадке одетые в форму полицейские браво откозыряли мне. Отличные ребята!
Правда, когда Палму дал им указание занести в дом все вещи со двора, я не заметил на их лицах особого энтузиазма.
- У всех, кто будет справляться о господине Нордберге или просто пытаться войти в квартиру, спрашивайте имя и адрес, - тихо пояснил Палму. - А если появится парень по имени Вилле он, я думаю, будет в кожаной куртке, как все битники, то его в квартиру впустите, но обратно не выпускайте.
Давая все эти указания, Палму то и дело поглядывал на толпившихся на лестнице соседок.
- Прошу прощения, уважаемые дамы, - обратился он к ним, нет ли среди вас живущих этажом ниже?
От группы неуверенно отделилась молодая особа, растрепанная и даже не удосужившаяся снять халат. Впрочем, в клубах табачного дыма я не мог хорошенько разглядеть ее.
- Ну? - хмуро сказала она. - Чего? Мы знать ничего не знаем.
Палму подошел к ней и прошептал что-то на ухо. Мне редко доводилось видеть такое изумление на лице у женщины. Я насторожился.
- Пошли, - коротко сказала она и двинулась вниз по лестнице, небрежно прихватив рукой распахивающиеся полы халата.
Чулок на ней не было. А на колене, как я успел заметить, красовался здоровый синяк.
Ее дверь была выкрашена в такой же зеленый цвет, как и дверь этажом выше. И была столь же невзрачной. А из квартиры слабо тянуло запахом щей. И вином. Впрочем, меня это не касалось. Но когда я попытался войти, Палму грудью преградил мне дорогу и, тесня меня, прошипел:
- Тебя здесь только не хватало!
И я остался на площадке. Дамское общество глазело на меня, широко разинув рот. Стояла мертвая тишина. И чувствовал я себя прескверно. Потом где-то врубили на полную катушку радио. Мы все вздрогнули.
По-моему, прошла вечность, прежде чем Палму вышел из квартиры и благодарно сказал женщине:
- Спасибо!
Женщина пригладила белесые вихры и широко улыбнулась - хорошей, искренней улыбкой. А потом закрыла дверь. Мы двинулись дальше. Дамы почтительно держались в стороне.
- Ну что? - с горькой иронией спросил я. - Клюнула?
- Кто? - спросил Палму. Но сразу догадался. - А-а! Да я в туалет ходил. Сказал ей, что мне невтерпеж. Это все черный кофе!
Мне захотелось побить его. Но самое неприятное заключалось в том, что при напоминании о туалете я мгновенно почувствовал острую нужду посетить это место. Кофе в самом деле был чересчур крепким. А ведь до него были еще две бутылки минеральной воды и бутылочка пива. Но я сжал зубы и решил терпеть. Полицейские должны уметь переносить лишения, такая у нас служба!
Забравшись в машину, Палму поднял стекло и приказал шоферу:
- Вызовите Ламберга.
- В Управление! - процедил я сквозь зубы.
Рация затарахтела. Опять дежурный, опять все то же. Я предоставил Палму вести переговоры. Ламберг просеял все мусорные ящики. Помимо бумажника были обнаружены: носовой платок, неполная пачка сигарет, спичечный коробок, проездной билет на трамвай с двумя неиспользованными поездками и очечник с очками. Ключей не было.
- Можете заканчивать с урнами и с прочесыванием, - объявил Палму. - Это приказ. Все найденное - командиру на стол. Срочно. Так быстро, как только сможете. Все. Отбой.
- Ключей, значит, нет, - выдавил я с трудом, но тут же стиснул зубы, и глаза у меня наполнились слезами.
- Ну и пусть, - равнодушно бросил Палму и пробурчал вполголоса, как бы разговаривая с собой: - Столько всего держать в голове! Старость приходит, рассеянность. Не то все. Только тем и утешаюсь, что самое существенное не должно забываться, а если забылось, значит, было несущественным.
Мы свернули на Софийскую улицу. Я пулей выскочил из машины, даже не сказав спасибо водителю. Палму милостиво указал на туалет в цокольном этаже и даже любезно подождал меня. Хорошо, что в коридоре не было ни души!
Когда я вернулся, то нашел Палму добродушно усмехающимся.
- Это тебе наглядный урок, - заметил он. - Кстати: ты, по-моему, что-то не так понял в этой истории с клозетом. Я уж не стал тебе при Кокки растолковывать. Это ведь азбучные истины, их каждый полицейский должен знать… Так вот, я не утверждаю, что там побывал именно убийца, но если это был он, значит, у него имелась серьезнейшая на то причина. Представь себе заядлого взломщика, который всякий раз так волнуется, что едва не накладывает в штаны. При этом он - закаленный в делах громила, мастер высокого класса. Как он поступит в таком случае? Наиболее вероятно, что он просто нагадит где-нибудь в углу комнаты. И не из злонамеренности или дурного воспитания - отнюдь! Впрочем, может быть, нынешние стиляги несколько более цивилизованны, не знаю. Но как ни крути, если ты только что насмерть забил человека, припрятал труп в кустах и отправился с его ключами обчищать квартиру, есть только один вариант, объясняющий, почему ты вваливаешься в клозет, оставляя следы и, может быть, отпечатки пальцев, а именно: что у тебя сильнейший понос. Я сам был дураком, не сообразил, что единственное место, которое необходимо осмотреть, - это туалет: в остальной части квартиры ходили и таскали вещи, да к тому же еще девушка мыла полы!
- Правильно, - согласился я, испытывая необычайную легкость во всем теле. - Я это проходил. Но как-то не подумал об этом.
- "Проходить" мало, это надо на собственной шкуре испытать, чтобы усвоить, - назидательно проговорил Палму. - Вот я, помнится, когда мальчишкой был…
Но ему не удалось продолжить свои детские воспоминания, потому что следом за нами в приемную коршуном влетел комиссар, проводивший облаву, и чуть не вцепился мне в горло. В общем, был близок к этому. По нему было видно, что он за все это время ни разу не присел.
- Как вы могли?! - заорал он. - Это непростительно! Почему вы не выходите на связь?! У вас же патрульная машина! А здесь восемнадцать буйных молодчиков в одной камере и двенадцать чувих в другой! И девки еще хуже парней, если такое возможно. Они разнесут все здание! Вы что, не слышите?
Из внутреннего дворика и в самом деле слышался приглушенный толстыми стенами рев.
- А вы их случайно не побили? - подозрительно спросил я. - Похоже на то.
- Я бы с удовольствием, - честно признался комиссар, и его голубые глаза решительно блеснули, - но я не мог, был же ваш приказ. Но если разрешите, можно окатить водой, тут есть пожарный шланг.
- Вы бы лучше им дали газету почитать, - вмешался Палму. - Это бы их скорее охладило.
- Правда? - изумленно сказал комиссар. - А то они все талдычат, что ничего плохого не делали. Верно, что ж это я не дал им газету-то? Надо дать… Вы лично будете вести допрос? - обратился он ко мне.
- Еще не знаю, - искренне ответил я и, вдруг вспомнив о деле, окрепшим голосом добавил: - Тащите-ка сюда этот телескоп, и побыстрее!
- Телескоп? - удивился комиссар. - Но ведь вы не приказывали забирать его. Только парней и девчонок.
Страшная догадка вдруг мелькнула у меня в голове. Я ухватился обеими руками за край стола, а в глазах у меня потемнело.
- Вы заявляете - вы хотите сказать, что вы… вы, - голос у меня сорвался, - не изъяли телескоп?! Главную улику?!!
- Но не было приказа! - Он еще оправдывался! - Вы сами ведь всегда твердите, что надо действовать согласно приказу, и только приказу…
Палму нетерпеливо перебил:
- Ладно, с этим можно подождать. Оставим до темноты. А там наш командир сам разберется со всеми звездами. Гороскопы составит. Если небо будет чистое.
Комиссар отступил на шаг и посмотрел на меня.
- Среди ребят владельца телескопа нет, - добавил он, как бы в свое оправдание. - Никто не знает, кто его принес. Они просто забавлялись с ним. И ничего дурного не делали. Даже не сломали его. И потом - там остался Кархунен. Он приглядит за телескопом, а если за ним придут, то Кархунен запишет имя и адрес.
У меня отлегло от сердца.
- Тогда другое дело! Может быть, действительно кто-то захочет его забрать. Посадите-ка там на всякий случай людей в штатском. И пусть сразу берут того, кто придет за телескопом. Это очень важно!
Палму одобрительно кивнул.
- Вы слышите, что вам приказывают? Это личный приказ нашего командира. Чрезвычайной важности.
- Понял. К телескопу - охрану в штатском, задержанным - газеты, - повторил для верности комиссар.
Он немного успокоился. Вообще, нервы у всех в этот проклятый день расходились. Ничего удивительного! Я посмотрел на часы. К моему величайшему изумлению, они показывали 15.45. Мы действовали очень энергично! Я приободрился и даже начал слегка восхищаться собой. Мы вошли в кабинет. На моем столе лежали груды бумаг и рапортов. При виде этого завала я прирос к месту.
Все подозрительное, что произошло вечером и ночью в городе, - напомнил Палму. И то, что успело произойти сегодня. Пока мы распивали кофе. С чего начнем?
Мне показалось, что он издевается.
- Ты начнешь! - сердито огрызнулся я. - Делай что-нибудь! Я руковожу. Ты действуешь - я отвечаю. Разделение труда!
Палму лениво уселся и закурил свою трубку, без особого интереса разглядывая бумажные кипы на моем столе.
- Гм! - хмыкнул он. - Не начать ли мне с рапорта о той истории в кафе, про которую рассказывала девушка? Пока я курю.
На меня тут же напала необоримая жажда деятельности, и я, как ищейка, бросился разрывать бумажную кучу, листочки так и полетели в разные стороны. Вот он! Я мгновенно пробежал его. Имена, прочие данные. Вилле Валконен, учащийся, 17 лет! Я не верил своим глазам.
- Боже мой! - возопил я. - Этот Вилле, ему семнадцать лет! Невероятно!
- Ну, может, он вполне развит для своих лет, - благожелательно заметил Палму. - Такие встречаются. Растут на улице. А город быстро старит, прежде времени. Люди еще и созреть не успевают… Многие, между прочим, так и остаются недорослями, если сами вовремя не спохватятся. А некоторым помогает хорошая встряска - от полиции, например. Впрочем, за нами в таких случаях неусыпно наблюдают попечители несовершеннолетних. А как они борются против применения наказаний! Просто львы! Только предупреждения! Желательно условные… Хотя иногда это бывает правильно. В определенном смысле. Как раз сегодня мне пришло это в голову. Бедняга Вилле.
- Бедная девочка! - воскликнул я, не в силах сдержать свое негодование. - Такая славная, милая. И какой-то верзила!
- Что ты о нем знаешь! - рассердился Палму. - Вот она знает. И понимает, чувствует. Значит, и у него есть свои достоинства. Ах да - надо ведь позвонить в кафе, сказать, что девушка не выйдет на работу.
Палму лениво потянулся за телефоном и начал набирать номер. В это время в дверь деловито постучали, и в кабинет ввалилась вся компания, нагруженная мешками с добычей, во главе с Ламбергом, несшим самые ценные трофеи.
- Тш-ш! - зашипел я, а Палму сердито махнул рукой.
- Ага, имею честь говорить с самой мадам? - сказал он. - Вас беспокоят из Полицейского управления. Комиссар Палму. Добрый день!
Ламберг сделал страшные глаза и, отчаянно жестикулируя, стал показывать, что у него нет ни секунды времени.
- Складывайте на стол, в угол - куда угодно! - шепотом распорядился я.
- Нет-нет, это не из-за вчерашнего происшествия, - продолжал в трубку Палму. - Да, конечно, весьма неприятно. Разумеется, накажем. Без сомнения. - Разговаривая, он рассеянно проглядывал рапорт, оставленный мною на столе: - Похоже, что вашему швейцару будет предъявлено обвинение в нанесении тяжелого увечья.
Я услышал на том конце провода взвившийся женский голос. Словесный поток был громким, быстрым и бурным. Палму отстранил от уха трубку. Получив наконец слово, он покладисто сказал:
- Да-да, конечно, скандалят и безобразничают, все ломают… А-а, вы уже читали вечернюю газету… Ну-ну, не все же они убийцы. Да. Вот по этому поводу я и звоню: барышня Похъянвуори сегодня на работу не выйдет. Она нам нужна как свидетель по очень важному делу.
Вздохнув, он снова отстранил трубку и терпеливо стал пережидать. Люди Ламберга сновали туда-сюда, пристраивая на полу свои пакеты. Палму наконец не выдержал.
- Какого черта! - рявкнул он. - Вы что мусор со всего парка сюда притащили?!
- Согласно приказу! - обиделся Ламберг, но мне показалось, что в его глазах мелькнул насмешливый огонек.