Это было разбитое лицо старика Нордберга, которое репортер умудрился снять так, словно лежал на носилках рядом. Газетчики весьма любезно увеличили фото и прислали лично мне. Не то чтобы я их об этом просил. Ну да ничего, им это в свое время припомнится. Я об этом позабочусь.
- Ну и что, - равнодушно сказала девица. - Видела я это уже в газете. Я-то при чем?
Я забрал у нее фотографию и отложил в сторонку. Расчет мой оказался верен. Пальцы у нее были такие липкие и грязные, что больше ничего и не потребовалось. Но я все же достал из стола кисточку из верблюжьей шерсти и присыпал снимок специальным порошком. Сдул лишнее и убедился, что о лучших отпечатках нечего и мечтать. Я пододвинул поближе снимки, полученные в машине, и сравнил.
- Отвянуть не могу, милая девчушка, - весело сказал я. - Можешь сама посмотреть.
- Очень мне надо ваши фокусы разглядывать, - огрызнулась она.
Но тут же, повинуясь извечному женскому любопытству, поднялась и подошла поближе. Вилле тоже подошел. Им все-таки было интересно посмотреть, как работает полиция. Я вручил Кайе лупу, чтобы она могла получше все увидеть.
Хочу подчеркнуть, что не в моих правилах вмешиваться в дела Кокки, но иногда, когда выдается свободное время - во что, разумеется, трудно поверить! - бывает приятно поупражняться, а особенно приятно было однажды, когда Кокки попытался одурачить меня. Как будто дело было первого апреля!
Девице пришлось смириться: трудно не верить собственным глазам! Отпечатки были идентичны - те, из автомобиля, и эти, на тыльной стороне снимка. Кайя скривила губы и театрально произнесла:
- Вы поймали меня в ловушку, инспектор!
Из какого фильма Кайя это взяла, я не знал.
- Ладно, была я в машине, ясное дело, - согласилась она. - И рулил Арска. Вам это, конечно, известно. Хотел через парк въехать на холм, но с разгона врезался в дерево, оно аж затрещало. Ну и что? Подумаешь, великое преступление!
- На холм, - повторил я. - А зачем?
- Так Вилле ж хотел… - Девица осеклась, заметив выражение на его лице, и изумленно спросила: - Вы чего, не знаете?
- Ладно, - сказал Вилле. - Надоело запираться. Это правда, я хотел туда, потому что дядя Фредрик обещал мне свой телескоп. А было уже поздно - меня ведь полиция замела из-за этого разбитого окна. Меня на него толкнули. Ну, я и взбесился… В общем, понятно. Ну вот, а когда Арска отнял у меня баранку, я ему сказал, чтобы он двигал прямиком через лужайку в гору. Я думал махнуть к Памятнику и объехать его разок кругом - показать дяде, что не такой я неумеха, как он думает. Вот. А мы вместо этого врезались в дерево. Арска еще хвастался, что выжмет сто пятьдесят…
- Ну и что, мы с ним и в Порво катались на такой скорости! - перебила Кайя, обидевшись за своего героя.
Она невинно посмотрела на меня, не понимая, что только что сказала.
- Ну а дальше? - вернул я их к главной теме.
- Арска и Кайя смылись, - буднично продолжил Вилле. - У него в боку кололо, и голова была в крови. Это после того, как ветровое стекло разбилось и осколки полетели прямо в лицо. Арска даже запаниковал, думал, что помирает. Ну, я и отправил их, Арску то есть, зашиваться.
Он умолк с высокомерным видом.
- А дальше? - напряженно спросил я.
- А потом я пошел и забрал телескоп, - просто признался он. - Дядя его там оставил, как обещал. - Он запнулся, а потом добавил, как бы оправдываясь и стараясь не глядеть на меня: - Его ведь могли спереть. Я и опоздал-то чуть-чуть, может, на полчаса.
Мое воображение давно уже рисовало мне одну картину за другой, но тут вдруг меня охватила жалость. Безалаберный, нескладный мальчишка! Все на него навалилось. И девушка его забеременела, и штраф в несколько десятков тысяч за расколотую витрину, и угнанный автомобиль разбит. Слепая ярость на весь мир, на жизнь, которая рушится. Быть может, Нордберг сказал что-то не так, возразил. Большего и не требовалось. Дальше - удар. Может быть, мгновенное сожаление, раскаяние. И новый прилив ярости. Разбитое лицо, как у Арски. Бешеные, слепые удары. Да, именно так, парень был не в себе, великодушно решил я. Находился во власти психоза.
- А куда ты дел деньги господина Нордберга? - спросил я безразличным тоном. - Ты ведь только что сказал, что у тебя не было денег, чтобы сбежать.
- Но у дяди в бумажнике не было денег, когда… - проговорил парень, не подозревая еще ничего дурного, но почему-то вдруг задрожав всем телом.
Я безотчетно вскочил. Я просто не мог больше сидеть на стуле. И, посмотрев на мое лицо, он, видимо, понял.
- Нет, нет! - резко выкрикнул он. - Это было раньше, раньше! Когда дядя обещал мне телескоп! - И хриплым шепотом добавил: - Насовсем, чтобы он мой был. У меня никогда не было ничего своего.
И тут долгое нервное напряжение сделало свое дело: голова этого долговязого хилого парня упала на руки, а сам он как в какой-то замедленной съемке стал оседать и наконец повалился на пол, гулко стукнувшись головой. Не могу сказать, что мне не было жаль его, но победное ликование, бушевавшее во мне, почти заглушало все остальные чувства.
В это-то время в кабинет и вошел Палму, ведя перед собой Арску. Тот вступил с упрямым выражением на лице, но это выражение мгновенно сменилось на испуганное, когда он увидел бездыханное тело Вилле, распростертое на полу. Смешно было наблюдать, как он кинулся на грудь Палму, ища у него защиты. Прикрывая руками голову, он завопил:
- Не бейте меня! Я во всем признаюсь!
Но Палму слишком хорошо знал меня, чтобы заподозрить в чем-то таком. Думаю, иначе он не колеблясь дал бы мне по физиономии. Это было вполне в его духе, когда речь шла о нарушении священных принципов.
- Да, Палму! - сказал я, не обращая никакого внимания на Арску. - Дело в общих чертах раскрыто. Я его раскрыл.
- Какое - авария? - безучастно спросил Палму, у которого кончилось курево.
- Убийство! - торжествующе заявил я и указал на потерявшего сознание Вилле. - Вот виновный!
- Подозреваемый, - машинально поправил меня Палму.
Почему-то это меня сразу отрезвило. Хотя, на мой взгляд, Палму мог проявить чуточку больше интереса к моим успехам. Я ведь все-таки был его учеником. В некотором смысле.
- Разумеется, еще многое требуется выяснить, - сухо признал я. - Но все это касается частностей, относительно же сути дела все косвенные улики налицо. И я как юрист могу ручаться…
- Ты как юрист можешь проваливать, - начал было Палму, но, вспомнив, что в кабинете присутствуют посторонние, младшие по чину и возрасту, продолжать не стал.
Он опустился возле Вилле и, бережно приподняв его голову, положил к себе на колени.
- Помоги-ка лучше мальчику! - бросил он мне. - Ты что, не видишь, что это еще ребенок? Дай воды. - И только когда я протянул ему стакан трясущейся от бешенства рукой, он вспомнил и почтительно добавил: - Командир!
Он неловко побрызгал водой в лицо Вилле и в растерянности попытался потрясти его за плечи.
- Вы… вы у-убили его! - всхлипнул Арска и залился слезами. - Так… так нельзя… Это незаконно! И у меня, у меня тоже болит бок!
Он потянулся за поддержкой к своей подруге, но Кайя в эту минуту если и испытывала к нему какие-нибудь чувства, то далеко не нежные.
- Не вздумай дотронуться до меня, ты, жирный боров! - закричала она. - Трус поганый, вот ты кто! И с таким подонком я чуть не махнула в деревню!
- Так они ж убивают! - оправдывался Арска плачущим голосом. - Я отцу позвоню, пусть он адвоката приведет!
- Арска! - взвизгнула девица. - Если ты еще хоть раз тронешь меня пальцем, если ты мне позвонишь, если ты на моей улице появишься, я - я не знаю, что сделаю! - Ее голос прервался, и она даже всхлипнула от стыда за него. - Если б ты среди наших… но ведь ты ж перед легавыми так…
Вилле Валконен начал приходить в себя и попытался приподнять голову на тонкой мальчишеской шее. Комиссар Палму погладил его по спутанной шевелюре.
- Я во всем, во всем признаюсь, - хрипло проговорил Вилле. - Не надо меня больше мучить…
И снова потерял сознание. Голова его съехала с колен Палму и упала на пол.
- Иногда вы бываете чересчур… чересчур жестоким, - сурово произнес Палму, обращаясь ко мне, и, признаюсь, мне стало не по себе. - Парень явно находится в состоянии шока. Вероятно, получил сотрясение мозга в момент аварии. Пытался прыгнуть под поезд. Вряд ли такое выделывают в нормальном, здоровом состоянии.
- Конечно, конечно, - согласно закивал я. - К нему приведут психиатра, проведут медицинское освидетельствование. Попозже.
- Прежде всего ему нужен сон, покой и еда, - решительно заявил Палму. - И врач.
Я заволновался.
- Я не могу позволить колоть ему что-нибудь! А то потом станут говорить, что полиция применяет наркотики, чтобы добиться признания. Разве не достаточно медсестры? Пару таблеток аспирина…
- …и нашу попечительницу о несовершеннолетних. Ему, если ты помнишь, только семнадцать, - с гнусным намеком заметил Палму.
- Если ты… если ты задумал со мной поступить так, что ж, давай, тащи ее сюда, - прерывающимся голосом сказал я. - Натравливай на меня. Сам знаешь, что тогда он уже к вечеру будет разгуливать на свободе. Убийство на нем или еще что-нибудь… Эта дамочка настоящая тигрица. И я очень, очень надеюсь, что она не узнает обо всем этом деле до понедельника.
- Да-да, у нее, по-моему, дача в Лохья, - припомнил Палму. - Вот ведь как: у людей выходные… Картошка не убрана… Но все равно - если она услышит об этом в вечерних новостях, то примчится в Хельсинки первым же автобусом… Нет, я еще не успел по ней соскучиться. Может, она и ничего, но уж слишком много разговаривает!
- Слушай! - меня осенило. - Давай определим к нему Алпио. Алпио десятерых детей воспитал, и всех вполне хорошо… Ну, почти всех… Алпио и с ним будет нянчиться, как родной папаша. Я помещу его в больничный изолятор, а Алпио будет сидеть возле его койки и держать за ручку. И еще кормить с ложечки - за мой счет.
- Ладно, договорились, - согласился Палму. - Но если он опять начнет бредить и нести эту чепуху, тогда укол!
- При чем тут бредить! - рассердился я. - Если парень решил честно во всем признаться и облегчить свою совесть, то что в этом дурного? Но я согласен - пусть сначала отдохнет, поспит. Не такой я злодей!
И я пошел распорядиться насчет носилок и дать необходимые указания. А заодно позвонил Алпио. Тот очень кстати оказался на вечернем дежурстве. Кто ж еще дежурит в субботу! Дети его выросли и из дома разъехались, жена умерла, а сам он был на пенсии. Так что работа для него второй дом. Алпио - очень добрый старик. Может, иногда даже слишком - если требовалось, например, употребить строгость. В общем, чересчур мягкосердечный.
Вилле пришел в себя, когда его стали укладывать на носилки. Я дружески похлопал его по руке, провел ладонью по лбу.
- Ничего, парень, - подбодрил его я, - все еще образуется.
Тем или иным образом, подумал я, но вслух не сказал. И Вилле унесли. Слава Богу, в надежное место. А я занялся Арской.
- Так, теперь с вами, - обратился я к нему. - Если ты и Кайя отправитесь отсюда прямиком в Красный Крест, то я, пожалуй, отпущу вас…
Палму многозначительно кашлянул, но девица опередила его:
- С этим трусливым боровом я никуда не пойду, - сердито заявила она. - Лучше отправьте меня в тюрягу!
- Я послал снимки с отпечатками пальцев Арски в дорожно-транспортную группу, согласно правилам, - доложил Палму. - Сотрудничество - ведь вы нас к этому постоянно призываете.
Конечно, мне следовало самому сообразить, особенно когда Кайя упомянула об их поездке в Порво, но всего сразу в голове не удержишь! Наверно, стоило также обратить внимание на то, как Арска бочком, на цыпочках подбирается к двери - втянув голову в плечи и надеясь под шумок улизнуть. Благо охраны не осталось: полицейские понесли Вилле. Но далеко удрать ему не удалось - он сразу попал в объятия шефа дорожно-транспортной группы. Тот решил пожаловать лично, захватив снимок с пальчиками Арски. Значит, и ему стало любопытно. И до него молва дошла. Вряд ли иначе он торчал бы на работе в субботний вечер. У них только по понедельникам жизнь кипит. Даже чересчур.
- А я с уловом! - закричал он от порога, таща за шиворот Арску. - Эту птичку мы давно ищем. За ним восемь угонов и один наезд. Так, сколько тебе лет, коротышка?
- Девятнадцать, - пробурчал Арска.
- Спасибо! - прочувствованно сказал вошедший. - Спасибо тебе, юноша! Если уж тебе пришлось бы давать условно, значит, наше законодательство явно нуждается в исправлении. - Он помрачнел и резко тряхнул Арску: - Ты знаешь, скотина, что малышка из-за тебя на всю жизнь осталась калекой?!
Арска сразу заохал, ухватившись за бок, и стал жаловаться на боль в сердце.
- Я отцу позвоню! - пригрозил он опять, но кого он мог испугать своими угрозами?
- Ладно, теперь это ваши дела, - сказал я. - Бери его и сажай в холодную. Мне он больше не понадобится. Надеюсь.
Я с сомнением поглядел на Кайю. Нет, она не могла принимать участия в избиении старика. Это было очевидно. Дорожник потащил Арску к выходу. Я поспешно сказал:
- Эту молодую девушку мы отпускаем домой. Итак, Кайя, имя и адрес. И телефон, пожалуйста.
- Только вам, инспектор! Я свой телефон не всем даю! Еще чего - хмырям всяким…
- Вот чертовка!
Кажется, это был голос Палму? Но, может, я ослышался.
Девица бодро подала руку Палму. Потом мне. И я крепко пожал ее липкую и грязную лапку. Затем она направилась к двери, соблазнительно вихляя бедрами. И мне уже совершенно не хотелось отшлепать ее. Я вообще чувствовал себя в согласии со всем миром. Приятно все-таки сознавать, что у тебя есть слава и что ты пользуешься успехом у женщин!
И тут я вспомнил о Сааре Похъянвуори.
- Послушай, Палму, - просительно сказал я. - Мне ведь необязательно опять ехать на Матросскую улицу, правда? Вы с Кокки отлично справитесь там сами. А я бы лучше занялся своими делами.
Мысли мои уже были заняты: я готовился к встрече с журналистами, которую проведем мы - начальник нашего отдела и я. По моим расчетам, он должен был уже отчалить со своих островов и быть на пути в Хельсинки.
- Я дал знать Сааре, что Вилле цел и невредим, хотя и несколько взбудоражен. Но что в остальном все в порядке, - сказал Палму. - Мы ведь обещали.
- Как дал знать, каким образом? - глупо спросил я.
- А у дамы из нижней квартиры есть телефон, и я взял его, когда заходил к ней, - просто объяснил Палму. - Только не спрашивай, почему у нее есть телефон!.. Дама была слегка навеселе, - продолжил он, но это не помешало ей выполнить поручение. Кокки шлет привет.
- Ну и что у него слышно? - нетерпеливо спросил я.
- Девушка поджарила ему отличную ветчину с яйцами, - грустно поведал Палму.
- Его что - дома не кормят? - раздраженно сказал я. - Это какая-то бездонная бочка!
- Простите, командир, - произнес Палму, демонстративно поглядев на часы, - хочу заметить - отнюдь не в порядке жалобы, - что у простых людей бывает обеденный перерыв и это время давно прошло. Разумеется, начальство обедает позже, в шикарных ресторанах… "Савой"… "Рыбацкая изба"… "Избушка"…
- Палму! - горячо воскликнул я. - Ты прекрасно знаешь, что моего жалованья не хватит, чтобы обедать в "Избушке"! Не говоря уж о "Рыбацкой избе" или "Савое". А если я иногда вечером и заглядываю в Певческий клуб…
- Своими глазами видел уважаемого начальника выходящим из "Избушки", - упрямо продолжал Палму. - Ковырявшего в зубах. С сытой отрыжкой.
- С какой еще отрыжкой! - попытался отбиться я, краснея. - Просто есть некоторые требования приличий, представительство наконец! Мое положение обязывает меня иногда показываться в тех местах, где собираются высокие тузы. Это… это вопрос чести. Но тебе этого, конечно, не понять.
- Ладно, но сейчас мы в любом случае поедем вместе на Матросскую, - заявил Палму. - Я не могу оставить тебя здесь одного, а то ты опять наговоришь невесть что!
И мы отправились вместе. Отдыхать мне совсем не хотелось. Есть тоже. Успех пьянил меня и придавал энергии. Конечно, началось все не лучшим образом, но стоило мне всерьез заняться делом, как оно сразу сдвинулось. Этого никто отрицать не может. И при этом спокойно, без спешки. А времени, между прочим, только девятнадцать!
Улицы были уже освещены. Вокруг дома на Матросской толпился народ. Но Кокки и наши фотографы приняли свои меры. Железные ворота, ведущие во двор, были закрыты, и их стерегли двое ребят из полиции порядка. Так что в дом никто из посторонних проникнуть не мог. Не успели мы вылезти из машины, как вокруг засверкали вспышки. Отмечу, что на этот раз Палму не сосал свою трубку и не прятался за моим плечом, выставляя меня одного на всеобщее обозрение. Я не мог сдержаться и довольно улыбнулся. Так уж вышло. И, конечно, именно эта фотография оказалась в воскресной газете; я выглядел на ней еще глупее, чем на той, где у меня разинут рот.
- Только пару снимков! В квартире! - умоляюще воззвал ко мне самый пожилой газетчик.
- В свое время, - вежливо отклонил я просьбу.
И собрался было невинно осведомиться, откуда им известен этот адрес, но вовремя сообразил, что если к нам в полицию позвонило около пятидесяти человек, опознавших жертву, то в газету звонков было, пожалуй, раза в два больше. Язык я успел прикусить, но, к сожалению, в буквальном смысле - у меня даже слезы выступили на глазах.
Таким образом я получил время, чтобы немного подумать. Я отвел в сторону пожилого репортера и доверительно зашептал ему на ухо:
- Если хотите, могу вам дать ниточку. Но только вам! По старой дружбе. Можете подскочить к Пассажу, там в крытом дворе дежурит констебль Кархунен, охраняет телескоп. Телескоп можете сфотографировать. Вам дается исключительное право. Не пожалеете. Далее: передадите Кархунену, чтобы он доставил прибор ко мне в кабинет. В Пассаже он больше не нужен.
- Телескоп? - недоуменно пробормотал журналист, но через секунду его суровые черты озарились улыбкой. Он мигнул своему фоторепортеру и как ни в чем не бывало начал протискиваться сквозь толпу. Фотограф двинулся за ним, прокладывая себе дорогу, как танк. Стоя во дворе, мы могли наблюдать мучения журналистов, которых буквально раздирали противоречивые чувства. Разум подсказывал им остаться, но это же казалось и ошибкой. И вот они по одному потянулись следом за ушедшими. На улице остались лишь обыкновенные зеваки. А во дворе из каждой уныло-пасмурной амбразуры в серой каменной стене выглядывали любопытные лица. Дежуривший на лестнице полицейский отдал нам честь.
- Все в порядке! - доложил он. - Дополнительные закупки ветчины и яиц произвел лично.
Я строго посмотрел на Палму. Всем своим видом он выражал глубокое раскаяние. Но когда наши ноздри втянули восхитительный аромат жареной ветчины, я вынужден был сдаться. У меня потекли слюнки. И в самом деле - одной отварной салакой с картошкой целый день сыт не будешь.
Личико Саары Похъянвуори, хлопотавшей на кухне возле плиты, раскраснелось, глаза ярко блестели.
- Вы вовремя! - крикнула она из кухни. - Я знаю, комиссар дорожит временем. Стол уже накрыт, пожалуйста.