- Ну и что? - нетерпеливо подогнал своего нового знакомца Уфимцев.
- Что… - протянул Михаил, - Через несколько дней после смерти Борисыча Сипатый куда-то исчез. Тогда поговаривали, что или опять посадили, или в бега подался. Мол, не иначе к смерти Кружкина отношение имеет… А месяца три назад опять объявился. Вот, честно говоря, и все…
- А как этот самый Борисыч умер? - спросил Игорь.
- Говорили, что сердце. Накануне он как раз водку пьянствовал с этим самым Сипатым. Старикан уже был, труха сыпалась, но иногда любил принять на грудь. А утром прям на крыльце его и нашли. Жена моя нашла - как раз на ферму на утреннюю дойку к пяти часам шла.
- А что Сипатый?
- Таскали его, - ответил Михаил, - но отпустили. Мол, выяснили, что Борисыч своей смертью помер, и отпустили. Но урка все равно где-то на дно залег. Теперь появился. Но я это тебе уже говорил.
Мужик посмотрел на Уфимцева:
- Ну, я рассказал все, что знал. Может, теперь к нам заскочишь? Жена рада будет. Посидим, я тебе расскажу, как мы тут ковыряемся: председатель, гад, хорошо устроился - организовал из нашего колхоза сельхозкооператив, всю технику приватизировал, причем, гробы нам отдал, а лучшие трактора себе, да на семью свою оформил. Потом в фермеры подался. Кредит в банке получил под землю и машины. Кредит свистнул, трактора куда-то загнал, и свалил в неизвестном направлении. Чуть ли не в Америку, говорят… А мы куда со своими гробами - ни горючего, ни запчастей. Трактора на ходу разваливаются…
Игорь еще минут пять слушал про мерзавца-председателя, нажившего себе стандартным способом первоначальный капитал в новой России, согласно кивая головой, потом решительно встал.
- Извини, Миш, - произнес он, - Пора мне. Ты лучше покажи, где этот Сипатый живет.
- Самый крайний в Блатной слободке (так мы поселение урок называем) дом - его, - ответил мужик и вздохнул:
- Жаль, жаль…
По этому вздоху Уфимцев понял, что обломал дядьке хороший повод выпить. Причем, сделать это официально, без косых взглядов жены. Опять же, будет о чем рассказывать мужикам в деревне, а супруге - уесть товарок на ферме: корреспондент ни к кому-нибудь приезжал, к нему…
- В следующий раз, Миш, - сказал Игорь, - Ей - Богу, самому жаль, но дело прежде всего.
- Ты с этим Сипатым поосторожней, - посоветовал на прощанье Михаил, - Этот - настоящий волчара…
Игорь пересек раскатанную тракторами деревенскую улицу. Обрулил храм, вернее, то, что от него осталось - бурые кирпичные стены, черную дыру входа без ворот, из которого несло старым пожарищем. Степенно поздоровался с сельчанами, дожидающимися открытия магазина ("Чтой-то Машка в райцентре застряла, - услышал Уфимцев, - Может, еще какие продукты привезет, кроме хлеба").
Он продрался через пустырь, где там и сям виднелись останки колхозной техники. Торчащие из земли гусеничные траки, выглядывающие из высокой травы кабины и беспомощно валяющиеся карданные валы напоминали то ли картину "После побоища" одного из русских живописцев, то ли плод воображения писателя - фантаста: иллюстрация к главе "Столкновение железных монстров".
За пустырем скромно, в обществе нескольких полуоблетевших плакучих ив, доцветал заброшенный пруд с гнилыми мостками, с которых бабы полоскали белье еще в канун трехсотлетия дома Романовых. Сразу за прудом, в зеленом венце стойкой к наступлению осени крапивы, чернел высокий, кое-где подпертый жердями, забор.
По тропинке среди крапивных джунглей Уфимцев пробрался к кривой калитке. Она держалась в естественном для себя, вертикальном, положении, только благодаря обручу из проволоки, прикрепившему ее к столбу ворот. Выржавевшие до ярко-красного цвета петли были всего лишь декоративным элементом. За калиткой открывался заросший травой обширный двор, захламленный сломанными детскими колясками, рамами старых мотоциклов, чугунными батареями ("Ого, - подумал Игорь, - в этом селе еще и паровое отопление водится) и остовом грузовика ЗИЛ выпуска какого-нибудь шестьдесят дремучего года. Складывалось впечатление, что в этом доме обосновался старьевщик со стажем.
Впрочем, открывать калитку и проходить во двор Игорь не спешил: к ручке дверцы автомобильного ветерана была привязана черно-желтая немецкая овчарка. Длина цепи позволяла собаке перекрыть тропку, ведущую от забора к дому. Пес остервенело лаял, демонстрируя черное нёбо и белые клыки, не имея ничего общего с безобидным "звонком" отца Никифора. Игорь знал, что таких собак держат исключительно для того, чтобы они спускали штаны с незваных посетителей.
- Хозяин! - крикнул Уфимцев.
Ему показалось, что белая занавеска на окне избы едва заметно колыхнулась. Игорь не стал повторять призыва: пес продолжал надрываться, и если дома кто-нибудь есть, то наверняка выглянет посмотреть, ради чего лохматый страж так надрывает свою глотку. Журналист вытащил сигарету и решил терпеливо дожидаться, когда любитель ржавых транспортных средств и парового отопления соизволит посмотреть на гостя.
Ждать ему пришлось долго. Сигарета благополучно истлела до самого мундштука, овчарка устала лаять и только злобно рычала, а хозяин не появлялся.
Игорь раздраженно перекинул сумку с блокнотом, фотоаппаратом, двумя запасными кассетами с пленкой и тремя завернутыми в целлофан бутербродами с колбасой. Он подумал о бутербродах и вспомнил, что с обеда с участковым прошло не меньше четырех часов, и крикнул громче:
- Хозяин!
- Чего надо? - ответ неожиданно раздался почти над самым его ухом.
Уфимцев чуть не присел от неожиданности: он готов был поклясться, что не мог пропустить шаги подкрадывающегося к нему сзади человека. Игорь обернулся быстрее, чем следовало, чтобы сохранить остатки спокойно-пренебрежительного отношения к жизни, с которым он приехал в село. Увы, такого расположения духа у него оставалось все меньше.
Он обернулся и едва не столкнулся нос к носу с высоким крепким парнем лет на пять старше его. Темные волосы человека, умеющего ходить по усеянной сучками тропе как кошка, были гладко зачесаны назад и блестели от геля, мощные ключицы перечеркивала полоска воротника безукоризненно белой футболки. Все это никак не вязалось с черной замасленной спецовкой. Казалось, что человек накинул на плечи первое, что попалось под руку, лишь бы не выделяться среди местных жителей.
- Тебе чего надо? - маскарадный парень повторил свой вопрос.
- Мне нужен Сиплый, - ответил Уфимцев, сделав невольную паузу перед тем, как назвать прозвище.
"Кто его знает, - мелькнуло у него в голове, - Может, это обидное погоняло. Как бы не испортить все дело…"
Однако на лице парня не отразилось ничего.
- Ты кто такой? - задал он следующий вопрос, в свою очередь с прищуром рассматривая незваного гостя.
- Я - корреспондент областной газеты.
- Корреспондент?! - глаза у парня при этом известии, однако, не распахнулись, как у вилоносца Михаила, а еще больше прищурились, - И чего тебе надо от Сиплого?
- Поговорить, - миролюбиво произнес Уфимцев.
Парень хмыкнул, пожевал губами, искоса окидывая фигуру корреспондента с ног до головы: с поношенных кроссовок рижского производства "советский "Адидас", корейских синих джинсов и такой же, только более темной куртки, воротника рубашки (На шее он задержался, словно выбирая, как лучше по ней врезать, ежели что - Игорь поежился под этим взглядом), до светлых усов, курносого носа и карих глаз с легким монгольским разрезом.
Игорь сжал зубы и выдержал этот пристальный оценивающий взгляд, во второй раз за день подумав:
"Какого хрена я здесь делаю?"
- Подожди здесь! - произнес наконец парень, обошел журналиста, открыл калитку, крикнул заворчавшему псу, - Джек, место! - и скрылся в доме.
Игорь нервно прошелся вдоль калитки, вытащил сигарету, обнаружив, что в пачке их осталось всего несколько штук, и подумал, что он влип в весьма опасное предприятие, и еще не поздно делать отсюда ноги, пока охранник (в том, что это был охранник, сомневаться не приходилось) консультируется со своим боссом.
Пройдя несколько шагов вдоль забора - до края вытоптанной площадки перед непроходимыми зарослями из кустов и крапивы, он заметил за ржавым хламом, загромождавшим двор, новенькую "шестерку". Чьи на ней были номера, разглядеть не представлялось возможным, но корреспондент был почему-то уверен, что они были не ярославские. Зато Игорь сумел разглядеть натянутую среди кустов черной смородины, вплотную росших у забора с той стороны, тонкую вязь проволоки.
"Путанка, - подумал он, - Спираль Бруно. Интересная, однако, избушка. От кого они отгородились по всем правилам военной науки? Может, все-таки слинять?.."
Игорь представил, как он осторожно пятится назад по крапивной тропке, потом сломя голову несется по улицу, распугивая кур и будя нездоровый интерес к своей персоне. Деревенские псы провожают его лаем, жители - недоуменными взглядами. И вот он на автобусной остановке - нервно прохаживающийся, поминутно оглядывающийся на улицу, ведущую сюда, в этот двор, охраняемый, как военный объект. Ждет автобуса и боится, что тот придет позже, чем парень в замасленной спецовке с чужого плеча, другие, подобные ему. Стоит и боится, боится, боится…
"В таком случае мне нужно менять специализацию, - подумал он, - Писать на темы культуры или городского хозяйства. Всерьез обсуждать, почему в подъезде тети Мани до сих пор не вставили выбитые стекла, и когда дорожно-ремонтная служба заасфальтирует яму во дворе пятнадцатого микрорайона. Ведь за последние три месяца в нее влетели пять машин, а автомобиль пенсионера Коклюшкина, его персональный "жопик" - пардон, иномарка "Запорожец" даже сломал мост. А мэрия мне на это будет отвечать, что это все - от скудности городской казны и безответственности самих граждан. Надо самим стеречь стекла в подъездах и внимательнее смотреть на дорогу перед капотами своих персональных, горбом заработанных авто…"
Додумать эту тему, очень важную для сохранности собственного здоровья, Уфимцев не успел. Охранник вышел из дома и направился к калитке. Игорь разглядел на нем деталь одежды, которую не заметил в прошлый раз, когда беседовал с парнем чуть ли не нос к носу: на секьюрити избушки-на-курьих ножках были высокие десантные ботинки или "прыжки", как их именуют в армии. Они были заправлены в просторные брюки военного покроя - с накладными карманами чуть выше колена.
Правый карман заметно оттопыривался. В нем лежало что-то тяжелое и колыхалось при каждом шаге.
Уфимцев представил, как парень, так и не удосуживавшийся снять с себя нелепую куртку тракториста, которая смотрелась на нем, как женский лифчик на черкеске у джигита, вытягивает из этого кармана ствол… Или бьет прямым длинным ударом ноги, известным в карате как "йоко-гери", прямо в солнечное сплетение. И выскочившие из избушки на помощь "секьюрити" добры молодцы под стать ему, затаскивают потерявшего сознание корреспондента в подпол. Дальше представлять не хотелось…
На этот раз парень не удосужился выйти из дома. Облокотившись на жалобно скрипнувшую калитку, он сказал:
- Сиплого нет дома. Когда появится - не знаю. Поэтому, - охранник нехорошо ощерился, продемонстрировав золотой зуб - "фиксу" на правом клыке, - давай, корреспондент, прощаться. Подобру-поздорову. Если же еще раз здесь нарисуешься…
В его голосе зазвучали угрожающие нотки:
- Если еще раз нарисуешься - собаку спущу. До самого Ярославля без штанов бежать будешь.
- Я бегаю плохо, - буркнул Уфимцев, - Не люблю с детства.
Не дожидаясь ответа, он развернулся и пошел обратно по тропке. Шагов через пять неосторожно махнул рукой, обжегся о крапиву, вполголоса выругался, потер обожженное место и обернулся: охранник, телохранитель или наемный убийца - кто его разберет? - по-прежнему стоял у калитки и смотрел ему в след. Игорь сплюнул в траву и постарался побыстрее повернуть так, чтобы больше не видеть этой фигуры.
Темнело быстро. На часах было всего полседьмого вечера, а село уже погрузилось в сиреневые сумерки. В домах начали загораться огни, чего нельзя было сказать о самой улице. Несмотря на то, что по обочинам стояли столбы с фонарями, толку от них было столько же, сколько от не вылезшей еще на небосклон луны.
Игорь топтался на разбитом асфальтовом пятачке рядом с покореженным железным навесом автобусной остановки и ждал. Ждал уже минут сорок. Однако за это время по становившейся все более безлюдной улице проехали только мотоциклист и трактор "Беларусь". Становилось прохладно. Уфимцев плотнее запахивал на себе джинсовую куртку на рыбьем меху и всерьез подумывал, не вернуться ли ему в гостеприимный дом вилоносца Михаила.
Еще минут через пятнадцать, когда журналист окончательно замерз и потерял надежду увидеть в обозримом будущем фары автобуса, около остановки притормозил вывернувший откуда-то из проулка велосипедист. Уфимцев с горьким смешком обнаружил на нем замасленную спецовку - точь-в-точь, как на охраннике Сипатого.
"Здесь это местная униформа", - подумал он.
- Ты чего, автобус ждешь? - спросил велосипедист.
- Ну, - ответил Уфимцев.
На более подробный ответ у него не было ни тепла в теле, ни желания в душе.
- До утра будешь ждать, - заместил местный житель, - Автобусы у нас только два раза в день ходят. Последний в четыре часа дня прошел.
"Вот влип, - отчаянием подумал Игорь, - Шерлок Холмс хренов… Что же теперь делать-то?"
Уфимцев в душе уже смирился с вариантом блудного сына: с возвращением под кров вилоносца, где ему нальют горячих щей, и под очередную стопку водки или самогона Михаил станет рассказывать о все том же подлом бывшем председателе. Игорь не станет кобениться и будет внимательно слушать, чтобы потом сделать душещипательный критический материал о жизни современного села - достойную альтернативу журналистского расследования. И Давицин, взяв и проглядев этот опус, довольно заметит: "Неплохо получилось. Теперь, Уфимцев, я поручаю тебе эту тему - сельское хозяйство. От нее все нос воротят, тебе же, вижу, она по душе".
…-Если хочешь до города добраться, - сказал велосипедист, - Выходи из села, за околицей сразу поворачивай налево. Пройдешь лесок - не бойся, не заблудишься, там тропинка торная - выйдешь на шоссе, как раз к остановке. В девять часов автобус должен идти. Пойдешь быстро - успеешь.
Пробормотав "спасибо", Игорь последовал совету нечаянного спасителя. Спаситель, постояв еще, покуривая и глядя в спину удаляющемуся Уфимцеву, потом свернул в тот же проулок, откуда вынырнул, чтобы дать ценный совет корреспонденту.
Пока Игорь дошел до леска, уже совсем стемнело. Но велосипедист не обманул: тропа темной полосой резко выделялась на желтом фоне травы и опавшей листвы, поэтому заблудиться было невозможно. Уфимцев вспомнил, как во время службы в армии ему приходилось ползать вот по таким же глухим, ночным, да к тому же - таежным, стежкам-дорожкам, и приободрился. Он подумал, что диких зверей здесь точно нет, поэтому опасаться особо нечего. Впрочем, в тайге встреченный человек считался опаснее зверя…
Игорь посмотрел на светящийся циферблат часов: было полдевятого. Он ускорил шаг, не забывая сторожко вслушиваться в тишину леса - не раздастся ли резкий хруст сучка под чужой ногой на фоне шелеста опадающих листьев, гула деревьев, скрипе старой сосны и отдаленном, волнами доносящимся шуме дороги…
Уфимцев с большим удовольствием свернул бы с тропы и пошел бы лесом, понимая, что на светлом фоне осенних деревьев он прекрасно виден. Однако боязнь заблудиться пересилила опасение встретиться с кем-то или чем-то на этой тропе.
Чего он боялся? На этот вопрос Игорь вряд ли смог дать вразумительный ответ. Полный напряжения сегодняшний день не отпускал, продолжал держать в натяг нервы. И на обычные для ночного леса меры предосторожности, которые не будет соблюдать лишь последний тупой горожанин, не выбиравшийся из своих каменных джунглей дальше пионерского лагеря в розовом детстве, накладывались на тускло мерцавшие кончики вил в руках деревенского мужика Миши, а также опасно поблескивавшую фиксу в уголке рта крепкого парня в десантных ботинках.
Шагов через сто, когда шум большой дороги все сильнее стал накладываться на звуки леса, Уфимцев ускорил шаг и почти побежал навстречу цивилизации.
Тропа резко вильнула в сторону, и Игорь скорее почувствовал, чем увидел, темную фигуру, стоящую перед ним.
Уфимцев остановился, почувствовав, как в груди у него оборвалось что-то большое и с неприятным, тошнотворным холодком ухнуло в живот. Он сделал шаг назад и замер, на всякий случай оглянувшись - ожидая действий противника, на которые и следовало ориентироваться, выбирая способ обороны. Фигура не шевелилась. Игорь пристально, до рези в глазах, всматривался вперед, стараясь не пропустить ни одного движения неизвестного. Фигура не шевелилась. Тогда корреспондент решил взять инициативу в свои руки.
- Слушай, друг, - произнес он, - у тебя закурить нету?
Ответом было молчание.
Игорь сдернул с плеча сумку, намотал ремень на кисть руки, чтобы, в случае чего, суметь нанести удар на расстоянии, и сделал несколько шагов вперед. Фигура не шевелилась.
- Бляха муха, - выдохнул Уфимцев и опустился на обочину: по середине тропы, кокетливо изогнувшись, росла тонкая осинка. Листва с нее уже облетела, и ствол в темноте напоминал человеческий силуэт.
Игорь отбросил в сторону сумку, вытащил сигареты, посмотрел на часы: время у него еще было. Тогда он вытянул вперед ноги и стал отходить от своего страха. Красный светлячок сигареты мерцал в темноте, успокоительно шумел над головой лес, и Уфимцеву стало вдруг весело. Он вдруг понял, что зверски проголодался. Игорь вытащил бутерброд, со смаком его сжевал и почувствовал, как силы вновь возвращаются к нему.
- Господи, какой же я мудак, - произнес корреспондент вслух и поднялся.
В ночи треснул сучок. Игорь отбросил невидимую ветку из-под ноги, сделал шаг вперед и услышал еще один треск. Теперь он отчетливо понял, что звук доносился откуда-то сбоку.
- Стой, где стоял, - прозвучал спокойный голос, - Не дергайся…
Голос звучал за спиной и казался знакомым.
Уфимцев пригнулся и бросился через тропу в лес. Он почувствовал, как всем телом налетел на человека. Ударился об него, как о фонарный столб, аж голова загудела. Неизвестный схватил его за плечо. Игорь крутанулся, оставляя в кисти противника куртку, присел и ткнул кулаком туда, где у того должен был быть пах. Не промазал. Враг утробно выдохнул:
- Эк… сука… - и выпустил корреспондента.
Не разбирая дороги, ломая кусты и ветки деревьев, Игорь бежал на шум дороги. За спиной хрустели шаги преследователей. "Надо же так дуриком… дуриком… дуриком…", - рефреном билась в голове мысль, пока он прыгал через пеньки и проламывался сквозь густой ельник.
Ельник кончился. Ноги вынесли Уфимцева на косогор. Он одним махом преодолел возвышенность, бросился вниз и ахнул по самые колени в холодную воду. "Ч-черт, болото…"