- Уж очень вы, Михаил Никифорович, сердиты на Пустаеву.
Кряжистый даже не обратил внимания на то, что его назвали по имени.
- Сердит, говорите? Нет, не сердит, а зол. И вдруг радость. Возвращаюсь я из деревни сегодня, а Маша и говорит: "Пустаеву убили…" Кто убил? - спрашиваю. "Не знаю, - говорит. - А следствие ведет молоденький следователь…" Это, - говорю, - меня не касается, а ты мать, дай мне на бутылку, - выпью на радостях… И, понимаете, ни слова против. Дала. Чувствуете? Одобрила, значит, мое решение. Ну вот мы с ним, - он кивнул на морщинистого, - и выпили. И за то, кстати, чтобы убийцу так и не нашли. Это бог покарал ее, змею подколодную.
Брянцев докурил сигарету, поблагодарил Бурлакова за "огонек" и первым же троллейбусом вернулся в райотдел.
Мысли пьяненького и словоохотливого Бурлакова показались ему похожими на сказочку о злой волшебнице. Но с другой стороны, подумалось ему, в словах его что-то было. Могла ли одинокая, неустроенная вдова большого чиновника завидовать нехитрому счастью тех, кого она высокомерно считала когда-то простонародьем? Судя по словам главврача, могла. Но с другой стороны, "присасываться" к благополучным семьям, сознательно разрушать чужое счастье?
Что касается "рохли-подполковника", то Брянцев решил прибегнуть к помощи своего старого друга, бывшего одноклассника, - начальника областного государственного архива. На его звонок тот ответил, как всегда:
- Слушаю вас внимательно.
- И казенный же ты человек, Алексей. Всегда одно и то же: "Слушаю вас внимательно", а в душе посылаешь позвонившего к черту. Так ведь?
- А, это ты, Сергей, - ничуть не обидевшись, отозвался тот. - Что правда, то правда, - человек я казенный, но к черту тебя и в душе не посылал.
- И то хорошо. Тогда слушай действительно внимательно… - и Брянцев подробно пересказал ему случай, о котором сам он услышал от главврача Мельникова.
Потом Брянцеву пришлось заняться "текучкой". Потому что, хотя начальник райотдела и сказал ему, что "освободит от всех других дел…", но ведь он не освободил его от должности. А по должности ему шла почта, по должности он курировал еще несколько уголовных дел, и оперативники-сыщики, как всегда, шли к нему и с докладами, и за советом. И он, понятно, не мог отказать им ни в том, ни в другом.
Поздно вечером того же дня к нему явился Неверов. Лицо у него было усталое, вид хмурый. Он достал из кармана кителя какие-то листки и протянул их подполковнику.
- Что это? - спросил Брянцев.
- Черновик завещания Пустаевой. Бубнов рассматривать его не стал, а я решил показать его вам. Может, и пригодится.
Когда Неверов ушел, Брянцев вновь перечитал сразу заинтересовавшее его место. Это была приписка: "обязываю Нину Алексеевну Шапкину внести достойный вклад в нашу Богоявленскую церковь с тем, чтобы святые отцы ее молили Всевышнего о прощении мне моего великого…" - далее в тексте стояло слово: "преступле…", но оно было зачеркнуто, и поверх было написано другое слово: "греха" и было добавлено: "о котором ей известно…"
Он бережно сложил листки черновика и запер в сейф.
Сережа Масленников
Сергей Масленников должен был побеседовать с медсестрой, работавшей с Пустаевой, и опросить жителей дома шестнадцать по улице Металлургов, у которого Рекс потерял след, и были найдены раздавленные золотые часики.
Он явился в поликлинику одетым в голубую тенниску, хорошо отутюженные темно-серые брюки, со скромной сумкой, похожей на офицерскую полевую.
Около окошечек регистратуры уже никого не было, и он без труда узнал, что медсестру Пустаевой зовут Инной Яковлевной, и что она находится в четырнадцатом кабинете. Длинный, унылый коридор освещался несколькими лампами "дневного света". С обеих сторон в него выходило, как показалось Масленникову, бесчисленное количество дверей. Около дверей на старых стульях сидели старые и молодые люди со скорбными, напряженными лицами.
Около четырнадцатого кабинета людей не было, и Масленников, предварительно легонько постучав, толкнул дверь и вошел.
За столом сидела симпатичная молодая женщина. Перед ней лежала стопка обычных "историй болезней", одну из них она, видимо, рассматривала.
При появлении Масленникова она вскинула на него взгляд явно заплаканных, добрых глаз и взволнованно сказала:
- Сегодня приема не будет… Врач Пустаева…
Голос ее прервался.
- А я не к ней, я к вам, Инна Яковлевна.
Масленников сел на стул и протянул ей служебное удостоверение. Она молча всмотрелась в него, и на щеках ее явственнее обозначились поблескивающие следы слез.
- Значит, вы по поводу… - она мужественно старалась бороться со своей, как считала она, слабостью и с тем, что делало ей честь, как считал Сергей.
- Простите, я веду себя непрофессионально, - сказала она.
- Ну, почему же, - возразил он. - Разве душа медика обязательно должна быть черствой, бесчувственной? Я думаю, скорее наоборот.
Она подняла на него благодарный взгляд выразительных карих глаз.
- Спасибо. Но мне, видимо, все-таки следует сменить профессию. Я никак не могу равнодушно встречаться со смертью даже, в общем-то, чужого человека. Представьте: ты к нему подходишь, выполняешь назначения, делаешь уколы. Он тебе чужой и все-таки уже не чужой. А потом он умирает. Почему? Может, я в чем-то виновата? Может быть, нужно было сделать что-то другое или не так? Это очень тяжело - думать, что ты хоть чем-то виновата в чужой смерти…
- Но в смерти Пустаевой вы уж совсем не повинны, - постарался успокоить ее Сергей, - Ведь ее просто убили. При чем здесь вы?
- Если бы так, - глухо сказала она. - Если бы так… А сердце мне шепчет: нет, нет, - не так…
"Типичная представительница русской интеллигенции - "самоедка", - подумал Сергей. - За всем дурным, что происходит вокруг них, такие всегда найдут причину считать себя сопричастной дурному…"
- Видите ли, - повторила "самоедка", видимо, на что-то решившаяся, - все дело в роковом стечении обстоятельств. Ровно полгода назад умерла она, и ровно через полгода убили ее. Роковое, роковое стечение обстоятельств…
- Кто "она"? - не выдержал Сергей.
- Ольга Николаевна Задорова… - ответила медсестра. - Я отлично помню, Елена Ионовна обрадовалась ее смерти. Это казалось чудовищным. Она сказала тогда: "Наконец-то…" Но как сказала? Каков был тон, смысл, выражение лица! Как будто она торжествовала! Это так кощунственно, что я не поверила тогда сама себе. "Этого всего нет, - сказала я себе, - ты, Инна, ошибаешься. Тебе просто показалось, померещилось", - вот как я подумала тогда. А теперь, вспоминая прошлое, я вижу ее улыбку и злой огонь в глазах. Нет, я не ошибалась тогда, мне не показалось. Я действительно видела, что смерть Ольги Николаевны обрадовала ее. И вот ровно через полгода пришла расплата. Вы думаете, это человеческие козни? Нет, это ее поразил рок.
- Но ведь рукой человеческой, - вставил Сергей. - Может быть, это Задоров?
- Владимир Степанович, во-первых, ничего такого не знает, а во-вторых, если бы и знал - перетерпел.
Хождение по квартирам, как и предвидел Сергей, оказалось скучным и однообразно-бесперспективным делом, - никто, вроде бы, не видел и не слышал. Кое-кто, правда, уточнял: "Говорите, от полуночи до двух? Мы в это время спим, лейтенант…" И все. Дом, к тому же, был "благополучным", жили в нем, главным образом, трудяги, гульбищ не устраивали, а гульбище Сергею сейчас могло бы помочь. Во время вечеринок кто-то мог выйти на балкон освежиться, кто-то пошептаться, кто-то… Но нет, ничего такого не было, к сожалению…
Теперь ему предстояло наведаться в последнюю, двухкомнатную, на пятом этаже. Без всякого энтузиазма он нажал на кнопку звонка, минутку постоял в ожидании, потом из-за двери раздалось традиционное: "Кто там?" (Люди стали неохотно распахивать двери просто так…), и после необходимых объяснений перед ним предстала сухонькая, приземистая старушка.
Увидев перед собой молодого и сильного парня, она, кажется, немного оробела, но Сергей, имевший природный дар сходу завоевывать доверие, успокоил ее, и она провела его в комнату.
Да, она в ту ночь не спала, ждала задержавшегося сына. Да, сидела на балконе и ждала его. Да, близко к полуночи или заполночь около их дома остановилась машина, подъехавшая со стороны проспекта. Какая? Марок она не знает, но - легковая. Из нее вышел человек с палочкой. Пошел дальше. Машина погасила огни и осталась на месте.
Сын ее должен был возвращаться с той стороны, куда ушел этот, с палочкой, и она продолжала ждать. Сколько времени она так сидела на балконе - не знает, но потом возвратился этот, с палочкой. Около машины он что-то вынул из кармана, бросил на панель, наступил ногой. После этого он сел в машину, и они уехали. А вскорости появился и сынок…
Это уже было определенно кое-что: высокий, видный, с палочкой… Сергей считал себя вознагражденным за часы нудного хождения по чужим квартирам.
А в это время Инна Яковлевна, вдруг что-то вспомнив, опять схватила пухлую историю болезни Задоровой и стала лихорадочно листать ее страницы: аккуратно подшитые и подклеенные результаты анализов, заключения врачей-специалистов, записи Пустаевой. Наконец она нашла то, что искала: назначения Елены Ионовны уже в самом конце болезни Задоровой. Вот оно: целанид, целанид… Но где же страфантин? Она же назначала ей страфантин! И она, Инна, делала ей тогда эти инъекции. Где же назначение страфантина?
Записи о назначении страфантина в истории болезни не было. И тогда ужасное подозрение охватило душу молодой женщины. Она подошла к книжному шкафу, в котором они с Пустаевой хранили справочную литературу и истории болезней своих пациентов. Сразу же нашла двухтомное издание "Лекарственные средства" и, поспешно листая страницы, отыскала наконец злосчастный страфантин.
Первым, что бросилось ей в глаза, было: "С. после лечения сердечными гликозидами типа целанид, назначать после перерыва в 10–12 дней".
"После перерыва… А ведь вчера еще я ей вводила целанид, а на следующий день, по указанию Пустаевой, - страфантин. И ни слова об этом в истории болезни. Это, как уничтожение следов преступления…"
У Инны задрожали руки. "Так вот почему состояние больной тогда резко ухудшилось; она перестала есть, ее мучила рвота, пугающая аритмия, она таяла на глазах, с трудом стала подниматься с постели… Вот, значит, почему? Передозировка… Да, да… Та самая передозировка сердечными гликозидами, которая могла даже привести к простой остановке сердца… Вот оно - чувство вины, моими руками…"
Инна разрыдалась.
Эпизоды
Александр Степанович Шапкин распахнул окно своего кабинета. Уже наступила ночь. В раскинувшемся небе мирно мерцали звезды.
Потянуло прохладой и терпким запахом хвои от близкой сосновой рощи.
Он всмотрелся в заоконное царство. Его собственный, лично оплачиваемый фонарь у ворот дачи был погашен, и все вокруг нее погрузилось в таинственную полутьму - природа отдыхала после по-летнему жаркого дня.
Стоя у окна, отдыхал и он.
Он знал, что хотя перед ним лебезят и заискивают, но многие завидуют и ненавидят его. И ему приходится жить в постоянном напряжении, быть все время начеку. Вот и сегодня он распорядился, чтобы в комнате первого этажа ночевали двое телохранителей. Интересно, чем они сейчас занимаются? Поди, оба дрыхнут, проклятые, а ведь им он доверил свою безопасность…
Тишину нарушил телефонный звонок.
Александр Степанович даже вздрогнул от неожиданности. Что-то похожее на страх на мгновение овладело им. "Такой поздний звонок не к добру…" Он торопливо поднял трубку.
Звонила Верочка. Она была явно взволнована.
- Это я, Александр Степанович. К нам приходил следователь Бубнов. И учинил мне допрос. Предупредил об ответственности за дачу ложных показаний и потребовал, чтобы я рассказала, чем занимались вы последние пять дней и особенно в ночь на двадцать второе мая. Он явно в чем-то вас подозревает. И я… я сказала ему, что мы были с вами…
- Так… - уронил Шапкин. - И это все?
- Все, - виновато ответила Верочка.
- Тогда не унывай и спи спокойно.
Верочка положила трубку. А Шапкин задумался. "Интересно, на кого он работает? Не мог же он вот так просто, сам. Впрочем, это не важно. Сталин тот только судил таких дураков. Неправедно, но судил. А Шапкин будет просто карать. Как это отразится на делах? Думаю, положительно. Каждый сверчок пусть знает свой шесток. Нет, господа, свободное общество - это не разгул анархии. И потом эта связь с Верочкой может дойти до Ниночки…"
Александр Степанович потянулся к телефону.
- Михель, это я. Захвати кого-нибудь из своих парней и мигом ко мне.
Шапкин посмотрел на часы: интересно, сколько потребуется времени Михелю на выполнение приказания?..
* * *
Сон бежал от Нины Алексеевны. Правда, временами она погружалась в зыбкое небытие, но тут же ее посещало чудовищное видение, и она просыпалась в холодном поту.
Разбитая и измученная, она опустила ноги на ковер. Села. Не зажигая света нащупала тапочки.
В спальне мужа было тихо и темно. Видимо, он еще работал в своем кабинете.
Она накинула на себя легкий халатик, подошла к балконной двери, откинула тяжелую штору и, не скрипнув дверью, вышла на воздух.
Ночь была чудесной. Темно-синее небо усыпали мириады звезд. Пахло свежестью цветущего разнотравья и сосны. Вся округа была погружена в таинственную полутьму. Только вдали, за выступом соснового бора, по автостраде, иногда пролетали, как светлячки, автомашины.
Она опустилась в плетенное кресло и опять задумалась о Леночке.
Нет, она была, определенно, сумасшедшая. Дался ей этот "старичок". В ее-то возрасте… А она просто пылала, полыхала дурацкой девичьей влюбленностью. К кому? К семидесятилетнему старику… Смешно.
"Все равно он будет моим…" - говорила она. Но, боже мой, ради чего? И вот финал. А могла бы построить рядом с нами домик. Бросить унизительную работу и жить в свое удовольствие…
Ее размышления прервала автомашина, свернувшая с автострады к ним. Она подбиралась к их дому, поблескивая фарами, осторожно будто крадучись. Около ворот, погасив огни, остановилась. Из нее вышел человек и направился к калитке. И почти в то же время вспыхнул фонарь у ворот. С крыльца сбежал навстречу кто-то из "людей" мужа. Ворота открылись. Машина, черная "Волга", въехала во двор. От калитки к подъезду шел человек, в котором Нина Алексеевна, в лучах фонаря, узнала Михеля.
"А этому еще что нужно? - подумалось ей. - Неужели Алекс еще что-то замышляет?"
Ей стало страшно. Неслышная, как тень, она юркнула обратно в спальню и снова бросилась в постель - ее томил неопределенный, неизвестно откуда взявшийся ужас.
* * *
На перекрестке двух тихих окраинных улиц остановилась черная "Волга". Из нее вышли двое, один закурил, жадно затягиваясь, второй вошел в телефонную будку.
- Квартира не отвечает, шеф.
- Прекрасно. Значит, он у любовницы. Поехали.
Еще через минуту машина растворилась в ночной темноте.
* * *
"Майские ночи, говорят, коротки, - заря с зарей сходятся, - всего-навсего несколько часов темного времени, а ночных происшествий в городе - хоть отбавляй, - подумал дежурный по горотделу внутренних дел. Он снял с себя наушники и потянулся, расправляя широкие плечи. - На сегодняшнем счету уже несколько ограблений, в том числе два квартирных, дерзких, просто нахальных, один угон автомашины, попытка изнасилования, слава богу, предотвращенная, и, тоже слава богу, кажется, обходимся без убийств…"
В тот ж миг замигала лампочка срочного вызова, в наушники ударил истерический женский голос:
- Милиция? Это милиция?.. Его убили! Да, да, его убили. Только сейчас. И я знаю - это дело Сеньки Филина. Так и знайте. Его…
- Кого убили? - перебил женщину дежурный.
- Моего жениха. Бубнова Станислава Борисовича…
- Следователя?
- Вот именно. Сенька Филин давно грозился…
"Дался ей этот Сенька… - раздраженно подумал дежурный и приказал помощнику. - Поднимай по тревоге следственную группу - убийство…", а сам продолжал выспрашивать у обезумевшей женщины адрес, обстоятельства трагедии.
Минут через пять оперативная группа уехала, а дежурный в установленном порядке стал обзванивать соответствующих начальников.
Однако на этом ночные треволнения не кончились. Примерно через час подвижная группа ГАИ доложила, что на выезде из города обнаружен труп известного рыночного вымогателя по кличке "Вырви глаз".
- Скорее всего, кто-то из дружков "пристукнул", чего-то не поделили, - докладывал инспектор ГАИ.
А дежурному "на подъем трупа" пришлось опять высылать группу со следователем прокуратуры.
Уже поутру трупы погибших отправили в морг. Для очистки совести арестовали пьяного Сеньку Филина.
"Два убийства за одну ночь", - дежурный готовился писать рапортичку.
Ни о какой причинной связи между убийствами ему даже не пришло в голову.
Брянцев
Утром следующего дня в кабинет Брянцева неожиданно ворвался Неверов. Нарушая все служебные каноны, он еще от порога буквально выпалил подполковнику:
- Вы, конечно, слышали, товарищ подполковник? Его убили…
Брянцев ничего не понимал. Изменив своей многолетней привычке начинать рабочий день с посещения дежурной части, сегодня он был не в курсе событий. Кроме того, ум его был поглощен "делом Пустаевой".
Его интересовал подполковник в отставке Задоров, у которого ровно полгода назад умерла жена, смерти которой Пустаева тогда обрадовалась: "Наконец-то".
Что, собственно, они знали о Задорове? А ведь он вполне мог подойти на роль "доброго старичка", а его Ольга Николаевна - на "заковыку".
Подумав так, Брянцев еще вчера принял решение негласно разведать о Задорове все, что возможно, ведь суждения Бурлакова: "рохля" и Инны Яковлевны: "Если бы и знал, - перетерпел бы…" были слишком поверхностными.
Вспомнив, что во времена "застоя" сотрудники милиции хорошо обеспечивались жильем, Брянцев сообразил, что почти во всех многоквартирных домах города должны проживать сотрудники милиции и отделов внутренних дел. Он навел справки и вскоре выяснилось, что в доме двадцать четыре по проспекту 50 лет Октября живет не один, а даже два сотрудника их райотдела. При этом один из них, старший лейтенант Крупнов, в одном подъезде с Задоровым.
Это была удача. И тут врывается Неверов с сообщением об убийстве Бубнова. Новость была действительно из ряда вон выходящая - убит следователь.
Сначала на ум ему пришло, что, чего доброго, на него же и "повесят" еще и это преступление, но тут же сообразил: раз ему до этого не звонили, раз его не вызывал начальник, значит, тот все еще держит свое обещание: "освобождаю от всех других дел". Это соображение его несколько успокоило. Однако, сам по себе факт заставил задуматься: а не продолжение ли это "дела Пустаевой"?
- При каких обстоятельствах?
- В подъезде, ударом ножа или колющим предметом под ребро, когда он уходил не то от невесты, не то от любовницы.
- Версии?