Несколько мгновений девушки смотрели друг на друга, а потом Белинда сказала:
- Значит, Дюкло был одним из наших?
- Вы что, глухая? - раздраженно спросил я.
- И мы… то есть Мэгги и я… Мы…
- Вот именно!
Казалось, известие об угрозе, нависшей над их жизнью, Белинда и Мэгги восприняли довольно спокойно, но, с другой стороны, они ведь прошли специальную подготовку и прибыли сюда выполнять задания, а не падать в обморок.
Мэгги сказала:
- Мне очень жаль, что ваш друг погиб. Я кивнул.
- Мне жаль, что я вела себя глупо, - сказала Белинда. Сказала искренне, полная раскаяния. Правда, ее хватило не надолго. Такой уж характер. Она устремила на меня свои необыкновенные зеленые глаза под темными бровями и спросила: - Значит, они охотятся и за вами?
- Ага, милая моя девочка! Вы уже начинаете беспокоиться за своего шефа!.. Охотятся за мной? Не знаю… Но даже если это не так, все равно добрая половина отеля "Эксельсиор" подкуплена ими. Правда, они идут по ложному следу. Хотя боковые входы и выходы у них под наблюдением. Когда я сегодня вышел, за мной увязался "хвост".
- Но ведь он наверняка недолго шел за вами? - прозорливость Мэгги иногда приводила меня в замешательство.
- Он оказался неумелым агентом и действовал слишком открыто. Такие уж здесь у них противники. Это часто случается с людьми, действующими на окраинах страны Наркомании. Но, с другой стороны, они, возможно, пытаются спровоцировать ответную реакцию. Если так, им может здорово повезти.
- Спровоцировать? - голос Мэгги прозвучал печально и покорно. Она хорошо меня знала. - И вы тоже будете провоцировать?
Обязательно! Входить, врываться, встревать во все! И притом - с закрытыми глазами.
- Мне кажется, что это не очень умный и не научный способ расследования, - с сомнением заметила Белинда. От чувства раскаяния не осталось и следа.
- Джимми Дюкло был умен. Умнейший из работавших у нас. И работал по-научному… Сейчас он в городском морге!
Белинда посмотрела на меня каким-то странным взглядом.
- И вы в этот раз тоже положите голову под гильотину?
- Не под гильотину, а на гильотину, дорогая, - рассеянно поправила ее Мэгги. - И не стоит говорить твоему новому шефу, что ему следует делать, а чего не следует…
Правда, слова ее были неискренни, ибо в глазах застыла тревога.
Это же самоубийство! - упорствовала Белинда.
- Вот как? Вы что ж, считаете, что перейти улицу в Амстердаме вне перехода - это самоубийство? Ведь десятки тысяч людей проделывают то же самое каждый день!
Я не сказал им, что у меня были веские основания полагать, что моя преждевременная кончина не значилась в первых строках списка неотложных дел злоумышленников. Молчание мое объяснялось отнюдь не стремлением приукрасить свой героический облик, а просто нежеланием пускаться в долгие и ненужные объяснения.
- Не зря же вы привезли нас сюда! - сказала Мэгги.
- Верно! Но такая уж у меня работа: наступать на пятки преступникам. Но вам нельзя попадаться им на глаза. Сегодня вечером вы свободны. И завтра тоже. Только нужно, чтобы завтра вечером Белинда пошла со мной погулять. После этого, если вы будете пай-девочками, я поведу вас в один ночной клуб с дурной репутацией.
- Стоило проделывать такой путь из Парижа, чтобы шляться по ночным клубам, да еще пользующимся дурной репутацией. - Белинда снова развеселилась. - Зачем это?
- Я скажу, зачем. И расскажу кое-что о ночных клубах, то, чего вы не знаете. Фактически, - сказал я, делая широкий жест, - расскажу вам все. - Под "всем" я имел в виду только то, что, по моему мнению, им следовало знать, а вовсе не "все", о чем можно было бы порассказать, А разница тут была значительная.
Белинда смотрела на меня с интересом, Мэгги - с усталым, дружеским скептицизмом - она-то меня отлично знала.
- Но для начала - рюмочку шотландского! - сказал я.
- У нас нет шотландского, майор! - временами в Мэгги проглядывала настоящая пуританка.
- Никаких понятий о сообразительности! Следует почитать соответствующую литературу. - Я кивнул Белинде. - А телефон? Закажите виски по телефону! Даже руководящие кадры имеют порой право расслабиться.
Белинда встала, расправила платье и посмотрела на меня озадаченно и с неодобрением. Потом сказала:
- Я наблюдала за вашим выражением лица, когда вы говорили, что ваш друг в морге. На вашем лице не отразилось никаких эмоций. Он все еще там, а вы… как бы получше выразиться… Вы ведете себя легкомысленно. Вы сказали: "расслабиться". Да как вы можете расслабиться в такую минуту?
- Все приходит с опытом… Да, и не забудьте заказать сифон с содовой, пожалуйста!
Глава 3
Это была классическая ночь - ночь в отеле "Эксельсиор" когда уличная шарманка выдавала отрывки из "Пятой" Бетховена. Будь композитор жив, он наверняка упал бы на колени и возблагодарил небо за почти полную глухоту. Даже на расстоянии 50 ярдов, откуда я благоразумно наблюдал за происходящим сквозь мелкую сетку дождя, эффект, производимый музыкой, был поистине устрашающим. Можно было смело преклоняться перед терпением жителей Амстердама - города ценителей и любителей музыки, родины всемирно известного концертного зала - и удивляться тому, что они до сих пор не заманили старого шарманщика в таверну и не утопили шарманку в ближайшем канале. А старик все еще позвякивал своей банкой - действие чисто рефлективное, ибо поблизости никого не было, даже швейцара. То ли он спрятался от дождя, то ли сбежал подальше, будучи настоящим любителем музыки.
Я свернул на боковую улицу, куда выходили двери бара. Ни в соседних подворотнях, ни у дверей, как я и ожидал, не было ни души.
Я пошел в проулок, к пожарной лестнице, поднялся по ной на крышу и вскоре очутился над своим балконом.
Я осторожно глянул вниз на балкон. Никого не было видно, но я почувствовал странный запах, видимо, дым от сигареты, но не от тех, которые изготавливают солидные фирмы.
Перегнувшись через край и при этом чуть не потеряв равновесия, я все же успел кое-что разглядеть, не очень много, но вполне достаточно - два острых носка ботинок и огонек сигареты, прочертившей в темноте дугу - очевидно в чьей-то руке.
Я острожно и бесшумно отодвинулся от края крыши, поднялся и, дойдя до пожарной лестницы, опустился на шестой этаж. Там я проник через запасной вход вовнутрь, запер за собой дверь, тихо прошел по коридору до своего номера и прислушался. Ни звука.
Я тихо открыл дверь отмычкой и вошел, быстро закрыв ее за собой. Ибо стоит замешкаться, и неуловимый поток воздуха может нарушить движение сигаретного дыма и, тем самым, привлечь внимание курящего - если он вообще способен реагировать на столь малозаметные воздушные колебания, чего нельзя сказать о большинстве наркоманов.
Этот тип не составлял исключения. Как я и думал, это был дежурный по этажу. Он удобно расположился в кресле, упираясь ногами в балконную дверь и держа в левой руке зажженную сигарету. Правая спокойно лежала на коленях, и в ней я увидел пистолет.
В нормальных условиях почти невозможно подойти к кому-нибудь сзади так, чтобы он ничего не заметил. Даже если вы подкрадываетесь совершенно неслышно, какое-то шестое чувство предупреждает его о вашем приближении. Однако почти все наркотики приглушают это чувство, а тип явно курил сигарету с наркотиком.
Я уже остановился у него за спиной, держа пистолет у его правого уха, а он все еще не почувствовал моего присутствия.
Тогда я коснулся его правого плеча. Вздрогнув всем телом, он резко обернулся и вскрикнул от боли, так как ствол моего пистолета угодил ему прямо в глаз. Обеими руками он схватился за лицо, и я безо всяких усилий отобрал у него пистолет, спрятав к себе в карман, затем схватил этого типа за плечо и сильно тряхнул. Он опрокинулся назад вместе с креслом и упал на пол, сильно ударившись спиной и затылком. Секунд десять он лежал оглушенный падением, а потом приподнялся на одном локте. При этом он издавал какой-то странный свистящий звук, его бескровные губы обнажали волчий оскал прокуренных зубов. Глаза потемнели от ненависти… Никаких шансов на спокойную дружескую беседу!
- Значит, разговор с пристрастием? - прошипел он. Наркоманы - великие любители кино и их лексикон безупречен.
- С пристрастием? - удивился я. - О, Боже, конечно нет! С пристрастием будет позже, если вы не расколетесь.
Мог же я тоже ходить в кино и смотреть те же фильмы, что и он!
Я поднял упавшую на пол сигарету, с отвращением понюхал ее и погасил в пепельнице.
Он с трудом поднялся на ноги и все еще не мог оправиться после падения. Его пошатывало. Но я не верил ни одному движению. Когда он снова заговорил, волчьего выражения как ни бывало. Решил проявить хладнокровие, как говорится, затишье перед бурей. Но знал этот старый затрепанный сценарий - впору идти в оперетту вместо кино.
- О чем вы хотите говорить? - спросил он.
- Для начала хочу поинтересоваться, что вы делали в моем номере? И кто вас подослал?
Он устало улыбнулся.
- Легавые уже пытались меня расколоть. К тому же, я знаю законы. Вы не сможете заставить меня говорить. У меня тоже есть права. И в законе об этом сказано…
- Закон остался по ту сторону двери! Здесь мы оба - вне закона! И ты это знаешь! В каждом из больших цивилизованных городов есть свои джунгли. И в этих джунглях - свои законы. Убить или быть убитым!
Возможно я допустил ошибку, вкладывая свои мысли ему в голову. Внезапно он нагнулся и попытался проскочить, у меня под рукой, в которой я держал пистолет, угодив при этом подбородком мне в колено. Боль была такой сильной, что от подобного удара он и сам должен был свалиться с копыт, однако он успел ухватиться за мою но у и это вывело нас обоих из равновесия. Пистолет вылетел у меня из руки, и мы покатились по полу, с энтузиазмом молотя друг друга. У этого типа хватало силенок, по у него было два недостатка: во-первых, регулярные упражнения с марихуаной притупили физическую ловкость, а, во-вторых, хоть он и обладал врожденной склонностью к запрещенным приемам борьбы, ему явно не доводилось, профессионально обучаться им и часто применять на практике. Вскоре мы снова оказались на ногах и моя левая рука выломила его правую куда-то в область лопаток.
Я завел руку немного повыше, и он вскрикнул, словно от сильной боли, что, вероятно, соответствовало действительности, ибо у него в плече что-то хрустнуло. Но чтобы быть совершенно уверенным, я повторил свой прием, противника затем вытолкнул на балкон и перегнул через перила с тем расчетом, чтобы его ноги оторвались от пола. Он повис над бездной, судорожно вцепившись в перила свободной рукой с таким отчаянием, будто от этого зависела жизнь, что в общем-то было недалеко от истины.
- Курильщик или посредник?
Он выплюпул грязное ругательство на голландском языке, но я голландский знаю, включая и те слова, которые знать не принято. Я зажал ему рот правой рукой, ибо звуки, которые он собирался издавать, были бы слышны даже сквозь грохот уличного движения, а мне не хотелось понапрасну тревожить граждан Амстердама.
Потом, немного ослабив хватку, я убрал руку со рта.
- Ну?
- Посредник… - не то прорыдал, не то прокаркал он. Я их продаю.
- Кто тебя подослал? Нет, нет, только не это…
- Решай, да поскорей! Когда они найдут на мостовой то, что от тебя останется, то подумают, что еще один наркоман хватил лишку и отправился в воздушное путешествие - прямо вниз!
- Но ведь это убийство?! - Он все еще плакал, но теперь его голос перешел в какой-то хриплый шепот. Возможно, высота вызывала у него головокружение. - Ведь вы не станете…
- Вот как? Говоришь, не стану? А знаешь ли ты, ублюдок, что сегодня ваши люди убили моего лучшего друга. Так что уничтожить подонка вроде тебя доставит мне огромное удовольствие! 70 футов - отличная высота! А самое главное - никаких признаков насильственной смерти. У тебя все равно не останется ни одной целой кости! 70 футов! Взгляни!
Я подтолкнул посредника еще немного, чтобы он получше узрел, что его ожидает.
- Будешь говорить, падаль?
Он издал какой-то хриплый гортанный звук, и я стянул его с перил и втолкнул в комнату. Потом снова спросил:
- Кто тебя подослал?
Я уже говорил, этот тип оказался сильным противником, но, видимо, я его недооценивал. Ведь он должен был испытать и смертельный страх, и боль. И, несомненно, он пережил всю эту гамму чувств, что, однако, не помешало ему внезапно вывернуться и вырваться из моих рук. От неожиданности я на миг растерялся. А он снова ринулся на меня. В руке сверкнул нож. Холодная сталь описала зловещую дугу в направлении моей груди. В нормальных условиях он неплохо бы со мной расправился, но условия были необычны - он не управлял своими реакциями и потерял чувство расстояния. Обеими руками я схватил и сжал его кисть, державшую нож, откинулся назад и, подставив ногу, рывком перебросил его через себя. Грохот падения потряс весь номер, да и соседние, наверное, тоже.
Я повернулся и вскочил на ноги, но можно было уже не торопиться. Он лежал на полу, головой к балкону. Я потянул за отворот куртки и увидел, что голова безвольно завалилась назад. Я опустил его на пол. Он был мертв, и это было совсем некстати - живой он, возможно, сообщил бы мне что-нибудь. Только по этой причине мне и было жаль, что все так произошло.
Осмотрев его карманы, я нашел много любопытных вещей, но для меня представляли интерес всего две: коробка, наполовину наполненная сигаретами с марихуаной, и пара листиков бумаги. На одном из них были буквы и цифры: МОО 144, на другом - два числа: 910020 и 2797. Все это мне ни о чем не говорило, но предполагая, что коридорный вряд ли носил бы с собой эти бумажки, не имей они для него никакого значения, я спрятал их в надежное местечко, предусмотренное моим понятливым портным - в маленький кармашек внутри правой брючины дюймов на шесть выше щиколотки.
Потом я уничтожил немногочисленные следы драки, взял пистолет убитого, вышел на балкон и, перегнувшись забросил его на левую сторону крыши.
Вернувшись в номер, я спустил окурок сигареты в унитаз, вымыл пепельницу и раскрыл все окна и двери, чтобы как можно скорее выветрить тошнотворный запах.
Потом я перетащил труп в маленькую переднюю и открыл дверь в коридор.
Там никого не было. Какое-то время я напряженно прислушивался, но не улавливал никаких звуков. Тогда я подошел к лифту, нажал на кнопку, дождался появлении кабины и, приоткрыв дверцу, сунул в щель спичечный коробок, чтобы никто не мог вызвать лифт. Затем я вернулся в номер, подтащил труп к лифту, открыл дверь и бесцеремонно втолкнул его в кабину. Дверь закрылась, но лифт не двинулся с места. Видимо, в этот момент он никому не требовался.
Я запер дверь своим ключом и вернулся к пожарном лестнице - теперь уже моему старому и верному другу. Никем не замеченный, я спустился вниз и направился к парадному входу в отель. Шарманщик как раз наигрывал Верди. Представляете, какой это был Верди?! Старик стоял ко мне спиной, когда я бросил в его банку гульден. Он обернулся, чтобы поблагодарить, губы раздвинулись в беззубой улыбке, но тут он увидел, что это я, и челюсть у него отвисла. Да оно и понятно, старик всего лишь мелкая сошка, и никто не потрудился уведомить его, что явился Шерман. Я дружески улыбнулся и прошел и холл отеля.
За столом регистрации, рядом с помощником управляющего сидела еще парочка служащих. Сам помощник смотрел и другую сторону. Я громко сказал:
- Пожалуйста, ключ от 616-го!
Помощник управляющего обернулся, и брови его поползли вверх, правда, не очень высоко. Затем он одарил меня своей радушной крокодильской улыбкой.
- Мистер Шерман? А я был уверен, что вы у себя в номере.
- Да нет, совершал моцион перед ужином. По старому английскому обычаю. Знаете, трудно отказываться от привычек.
- Конечно, конечно! - Он криво улыбнулся, будто в этом обычае было что-то предосудительное, и, убрав улыбку, позволил себе принять слегка озадаченное и насквозь фальшивое выражение.
- Только я что-то не заметил, как вы уходили.
- Нельзя же от вас требовать, чтобы вы обращали внимание на каждого постояльца? Это ведь невозможно!
Я отплатил ему такой же фальшивой улыбкой, взял ключ и направился к лифтам. Не успел я пройти и нескольких шагов, как по холлу пронесся пронзительный крик. Наступила мгновенная тишина. Но только на миг, ибо женщина, издавшая вопль, перевела дух и снова закричала. Это была пожилая, крикливо одетая особа - типичная карикатура на американскую туристку. Она стояла перед лифтом и кричала, а глаза ее напоминали два блюдца. Солидный тип, находившийся рядом, пытался ее успокоить, но у него самого вид был не лучше, и, казалось, он тоже не прочь заорать.
Помощник управляющего промчался мимо меня. Я последовал за ним, чуть медленнее. Когда я подошел к лифту, он уже стоял на коленях перед распростертым телом коридорного.
- О, Боже! - воскликнул я. - Что с ним? Он заболел?
- Заболел, заболел! - Помощник злобно уставился на меня. - Посмотрите на его шею! Он мертв!
- О, Боже! Да, кажется, вы правы… - Я наклонился и более внимательно посмотрел на коридорного. - По-моему, я раньше где-то видел этого человека.
- Это дежурный с вашего этажа, - сказал помощник. Такую фразу трудно выговорить со стиснутыми зубами.
- Да, да! Теперь припоминаю… - То-то мне показалось, что я его уже где-то видел… - Я сокрушенно покачал головой. - И ведь еще такой молодой! Простите, вы не скажете, как пройти в ресторан?
- Как пройти… Как пройти в… - У него, кажется, отнялся язык.
- Неважно, - сказал я ободряющим тоном. - Вижу, что вы расстроены. Сам найду дорогу.
Может быть, ресторан отеля "Эксельсиор" и не лучший в Голландии, как уверяют его владельцы, но я все же не решился бы привлечь их к суду по обвинению в даче ложных показаний - от икры и до свежей земляники (я вскользь подумал, в какую статью расходов мне это внести: расходы на развлечения или расходы на подкупы) обед был великолепен.
Я вспомнил, но, признаюсь, не почувствовал особой вины, про Мэгги и Белинду, ибо такова уж наша служба. Красная плюшевая софа, на которой я сидел, была верхом обеденного комфорта, поэтому я откинулся на спинку и, подняв свой стакан с бренди, сказал:
- За Амстердам!
- За Амстердам! - ответил полковник де Грааф, заместитель начальника городской полиции. Он присел ко мне без приглашения каких-нибудь пять минут назад и сейчас сидел в большом кресле, которое, тем не менее, качалось ему тесноватым. Это был грузный человек среднего роста, с седыми, стального оттенка волосами и покрытым морщинами загорелым лицом. Весь его облик позволял безошибочно угадать в нем представителя власти, а вид говорил о компетентности, вызывавшей почтительное уважение. Он сухо добавил:
- Очень рад, что вы способны наслаждаться, майор Шерман, после такого богатого событиями дня.
- Срывайте розы, полковник, пока не поздно! Жизнь (слишком коротка… Кстати, о каких событиях вы упомянули?