- Игра, по-моему, очень серьезная. - Он помолчал и добавил: - Слишком серьезная. Мелковский, в сущности, пешка, но за ним мощные силы… Так что когда увидимся, сказать трудно.
У него был через два часа самолет, и мы попрощались. Тепло, как товарищи по несчастью…
…Однако встретились мы довольно скоро. Через три дня меня вызвали в Москву на коллегию Прокуратуры РСФСР.
Я пришел в здание на Кузнецком мосту в ясный осенний день. Нас с Чикуровым изрядно помариновали, прежде чем пригласить на ковер. Коллегию проводил заместитель прокурора республики Шаламов. Мы с Игорем Андреевичем сели рядышком. Большинство присутствующих я хорошо знал. На нас они старались не смотреть. Лишь один член коллегии, старейший работник прокуратуры Шеремет, приветливо кивнул мне своей крупной седой головой.
- Итак, товарищи, перейдем к следующему вопросу, - бесстрастным голосом провозгласил Шаламов. - Думаю, нет надобности знакомить вас с содержанием статьи Рэма Мелковского "Произвол". - Он оглядел зал.
С места раздалось: "Нет, всё ясно", "Читали"… Подождав, пока смолкнут реплики, председательствующий сказал:
- Ну, тогда перейдем к существу. Предоставим слово помощнику прокурора республики Юрию Дмитриевичу Зубкову. Работник он опытный, дело изучил досконально. Прошу, Юрий Дмитриевич, доложите.
Зубкова я почти не знал. В центральном аппарате прокуратуры республики он был человек новый. Сравнительно молодой - лет сорок. В петлицах - три звезды старшего советника юстиции.
- Да, дело я проштудировал самым тщательным образом, - поднялся со своего места Зубков. - Что можно сказать? Газета права. К сожалению. Почему я говорю "к сожалению"? Потому что факты, изложенные в статье, должны были вскрыть и пресечь мы, а не пресса… Взять арест Киреева. Здесь прокурор области, мягко говоря, поторопился. А поведение Чикурова? Для чего его посылали в Южноморск?
- Посылали разобраться, а он… - бросил недовольную реплику Шаламов.
- На девиц молодых потянуло, - подсказал один из членов коллегии. - Красовался на пляже среди бела дня голый да еще с вином…
- В бутылке был яблочный сок! - не сдержавшись, крикнул Игорь Андреевич.
- На фотографии - "Цинандали". - Председательствующий продемонстрировал всем уже известные фотографии.
Я их видел впервые и удивился, как это Чикуров позволил снимать себя в таком виде. Он же, вскочив с места, взорвался:
- Это провокация! Чистейшей воды!
Я испугался за него - не наломал бы в запальчивости дров - и незаметно дернул за пиджак. Чикуров опустился на стул, покрывшись красными пятнами.
- Допустим, - строго продолжал Шаламов. - Тогда объясните членам коллегии, этично ли рисовать незнакомую девушку в таком виде? - Он поднял над собой переснятый рисунок следователя. - Причем чужую невесту.
- Ну, во-первых, Рембрандт… - начал было Чикуров, но председательствующий перебил его:
- Во-первых, Игорь Андреевич, вы не Рембрандт, - под шумок присутствующих усмехнулся он, - а следователь. Со всеми вытекающими отсюда нормами поведения. А во-вторых, у вас есть жена и маленький ребенок…
- Но ведь я все изложил в объяснительной записке, - с отчаянием проговорил Чикуров. - По-моему, куда важнее выяснить другое: для чего Снежкову нужно было стряпать эти фотографии? Неужели не ясно, что делалось это с определенными намерениями?
Мне казалось, что заявление следователя прозвучало гласом вопиющего в пустыне.
- Снежков - жених этой девушки. Жених! В его письме убедительно объяснены мотивы действий, - отпарировал Шаламов и обратился к Зубкову: - Юрий Дмитриевич, скажите, в ходе предварительного следствия собрано достаточно доказательств, чтобы считать вину Киреева установленной?
- Доказательства строились исключительно на показаниях свидетелей, - пояснил помощник прокурора республики. - Но потом все они отказались от своих показаний. Других убедительных фактов нет.
- Но ведь следствие еще не закончено! - выкрикнул Игорь Андреевич.
Шаламов постучал карандашом по столешнице, бросив на него недовольный взгляд.
- У вас было достаточно времени разобраться. А держать под стражей человека, чья вина не доказана!.. Я считаю, с такой практикой надо решительно кончать. Длительное содержание под арестом тысяч и тысяч подследственных стало уже притчей во языцах! Сколько об этом говорилось с трибуны Съезда народных депутатов! >Вы что, хотите опять попасть на страницы газет? Или чтобы нас потянули в Комитет партийного контроля?
Чикуров хотел что-то возразить, но, вздохнув, лишь махнул рукой.
- У меня вопрос к Измайлову, - неожиданно сказал сидящий по правую руку от Шаламова другой заместитель прокурора республики Кандауров. - Захар Петрович, вы действительно пытались давить на корреспондента?
Настала моя очередь отдуваться.
- На него надавишь! - ответил я.
- Но Мелковский уверяет, что давили, - продолжал Кандауров, - навязывали свою точку зрения, учили, о чем и как писать.
- Не навязывал и не учил, - ответил я спокойно. - Просто сказал, что если уж писать о деле Киреева, то в связи с темой лжесвидетельства… Вы все отлично знаете, - апеллировал я к присутствующим, - это сейчас повальное бедствие. Одних свидетелей подкупают, другим угрожают. Вот они и врут почем зря, и это сходит им с рук безнаказанно. А дела разваливаются, преступники уходят от наказания. Ведь такая именно картина и в нашем деле. Вначале признавались, а потом вдруг стали менять показания на сто восемьдесят градусов…
- Нехороший признак, Захар Петрович, - вздохнул Богомолов, один из старейших членов коллегии. - Кое о чем говорит, - многозначительно посмотрел на меня и неожиданно спросил: - О Шейнине Льве Романовиче, конечно, слышали?
- Разумеется, - ответил я, не зная, куда он клонит. - Прямо скажу, зачитывался его рассказами…
- А я, батенька, с ним работал, - продолжал ветеран прокуратуры. - Лев Романович, как известно, был начальником следственного отдела Прокуратуры Союза, но и его арестовали в пятьдесят втором, если мне не изменяет память. Обвинение стандартное: шпион американской, английской и бог знает еще каких разведок… Поначалу он, естественно, отверг нелепое обвинение. А после допросов в застенках КГБ признался. Более того, стали спрашивать о сослуживцах: мол, Иванов тоже шпион? Да, подтвердил Шейнин. А Петров? Тоже. А Сидоров? И он шпион… Так-то, Захар Петрович…
- Разве можно сравнивать? - пожал я плечами. - Нынче совсем другое время.
- Можно и нужно, - назидательно произнес Шаламов.
- Чтобы те беззакония не повторились. Вы, между прочим, не хуже моего знаете, как у нас еще кое-где добываются нужные признания. - Он снова обратился к Зубкову: - Ваше мнение, Юрий Дмитриевич?
Тот деловито отыскал среди бумаг перед собой какой-то документ и протянул председательствующему.
- Я подготовил постановление о прекращении дела в отношении Киреева и освобождении его из-под стражи.
Я не поверил своим ушам. Глянул на Чикурова. Тот опустил глаза, на его скулах играли желваки.
- Ну что ж, - взял постановление Шаламов, - готов прямо сейчас подтвердить. А в отношении работника южноморского ОБХСС? Старшего оперуполномоченного?
- Ларионова? - подсказал помощник прокурора республики. Шаламов кивнул. - У него один эпизод, с дубленкой. Ларионов действительно взял ее себе, и это доказано.
- Значит, можно направлять дело в суд? - спросил председательствующий.
- Да, - ответил Зубков. - Я подготовил соответствующее указание.
Я снова посмотрел на Чикурова. Он лишь чуть качнул головой, с трудом подавив вздох.
- Итак, с этим делом ясно, - заключил Шаламов.
- Не совсем, - раздался негромкий голос Шеремета, который потонул в гуле, поднявшемся в зале.
- Чего мусолить! - заявил кто-то.
Его поддержали другие члены коллегии. Председательствующий подождал, пока утихнет шум, и сказал:
- Есть предложение: с учетом тяжести совершенного, за грубое нарушение социалистической законности, а также принимая во внимание мнение местных инстанций, просить Генерального прокурора СССР освободить Измайлова Захара Петровича от занимаемой должности и отчислить из органов прокуратуры.
Это прозвучало для меня громом среди ясного неба. Мне показалось, что для многих присутствующих - тоже. Игорь Андреевич незаметно крепко сжал мне руку. Я понял: это был жест поддержки.
- В отношении товарища Чикурова, - после короткой паузы ровным голосом продолжал Шаламов. - Его тоже следовало бы уволить. Но, учитывая безупречную прежнюю службу и мнение коллектива следственной части, где он проработал много лет и был членом партбюро, можно ограничиться понижением в должности. - Председательствующий несколько смягчил свой тон. - Да и ребеночек у него маленький… Направим на работу в один из районов. Пока партийная организация не рассмотрит его персональное дело. Я имею в виду… - он помахал в воздухе фотографиями. - И последнее - Шмелев. Он, слава богу, ушел на пенсию. Видимо, почувствовал… - Шаламов вздохнул. - Пусть отдыхает… Как, товарищи?
- Чего уж теперь трепать старика, - заметил кто-то.
- Подготовьте приказ, - повернулся Шаламов к Зубкову. - И обстоятельный ответ в редакцию газеты. А перед товарищем Киреевым придется извиниться… Есть другие мнения? - обратился он к членам коллегии.
Зампрокурора республики поддержали. Лишь один Шеремет что-то невнятно пробурчал в знак несогласия. Но Шаламов даже не дал ему говорить.
- Перейдем к другому вопросу, а товарищи Измайлов и Чикуров могут быть свободны.
Я до конца не понимал смысл происходящего. Перед глазами поплыли красные круги. Во мне билось, рвалось наружу возмущение, хотелось защищаться, приводить доводы, протестовать.
Я поднялся. Ноги были ватными.
- Товарищи! - неожиданно для меня самого вырвались слова. - Что вы делаете? Ведь сейчас сыграли на руку преступникам! Вы понимаете это?
И вдруг увидел, что на меня смотрят десятка полтора пар глаз. В основном - осуждающе. Сочувствующих было раз-два и обчелся.
Чикуров легонько потянул меня за рукав. Мы вышли с ним в коридор. И только тут я понял тщетность и глупость своего последнего заявления, ругая себя в душе, что не сдержался.
Меня не услышали. Вернее, не хотели слышать ни в коем случае.
- Пойдемте посидим у меня, - предложил следователь.
- Спасибо, Игорь Андреевич, но не могу рассиживаться. Руки чешутся…-
- После драки кулаками не машут, - вздохнул Чикуров.
- Я считаю, что она еще не окончена.
Игорь Андреевич пожал плечами, видать смирился.
Мы попрощались. Я вышел на улицу. На свежем воздухе боль в затылке вроде поутихла.
"В Прокуратуру Союза! Немедленно! - билось в голове. - Прямо к Генеральному!"…
Однако, поразмыслив, я понял: это надо делать на спокойную голову. Посидеть ночь в гостинице, написать аргументированное заявление, привести убедительные факты. А завтра с утра и заявиться в дом на Пушкинской улице.
Приняв решение, я немного успокоился. Но все же подмывало действовать.
"В газету, объясниться Мелковским", - мелькнула идея.
Я зашагал к ближайшему метро и через полчаса был в редакции. Когда я заглянул в комнату, где за пишущей машинкой сидел Рэм Николаевич, он меня сначала не узнал. А скорее - сделал вид…
- Хотелось бы объясниться, - сказал я.
- А-а, - протянул журналист, - Захар Петрович! Проходите, садитесь, - вымученно улыбнулся он.
Я расположился на предложенном стуле, достал газету с его статьей.
- Давайте по пунктам. На каком основании вы пишете, что я требовал от Киреева показаний в отношении южноморского и московского начальства?
- Погодите, - потер лоб Мелковский, - дайте вспомнить…
- Могу зачитать… - развернул я газету.
- Зачем же? - поморщился журналист. - Да, в статье это есть.
- Но в жизни не было! И уж тем более эту чушь вы не могли услышать от меня.
- Сведения получены от Киреева, - закинул ногу на ногу Мелковский. - Вернее, из его письма.
- Выходит, ему верите…
- Верю, - поспешно сказал Рэм Николаевич.
- А мне, прокурору области?..
- Давайте будем более точны, - поднял вверх палец журналист. - Бывшему прокурору… Ведь коллегия только что освободила вас.
"Ну и пройдоха! - удивился я. - Уже успел узнать каким-то образом!"
- Еще раз о точности, - спокойно отпарировал я. - Областного прокурора можно освободить только приказом Генерального прокурора Союза. Такого приказа еще нет…
- Будет… - усмехнулся Мелковский. - Ну а сейчас, простите, не могу уделить вам больше ни минуты. - Он показал на пишущую машинку с вложенным в каретку листом. - Срочно ждут материал в номер. - Видя, что я продолжаю сидеть, Рэм Николаевич посоветовал: - А если есть претензии к автору, вы, юрист, знаете, как поступить. В суд. Да-да, на газету и на меня!
Ничего не оставалось делать, как только встать и уйти.
Покинув редакцию, я почему-то непременно захотел присесть - буквально не держали ноги. Я добрел до ближайшего скверика, опустился на скамейку. Рядом сидела пожилая женщина и кормила голубей, кроша им булку. Голодные птицы жадно клевали хлеб, вырывая куски друг у друга и шелестя крыльями.
Вдруг мне сдавило грудь, резкая боль пронзила левую сторону грудной клетки и отдалась в руку. Я невольно схватился за сердце.
- Гражданин… Товарищ… Что с вами? - испуганно уставилась на меня женщина.
- Ничего, - еле слышно ответил я. - Пройдет…
- На вас лица нет!
Я попытался подняться, но не смог: дрожали колени.
- Батюшки! - запричитала женщина. - "Скорую" нужно!..
Я шевелил губами, но слова не шли изо рта.
Женщина бросилась к телефону-автомату.
Мне показалось, что прошла вечность, пока прибыла машина "скорой помощи". Сверкая мигалкой, она въехала прямо в сквер.
Последнее, что я отчетливо запомнил, - это холод в области груди: мне расстегнули пальто, пиджак и рубашку. Потом было прикосновение стетофонендоскопа и безжалостное слово:
- Инфаркт.
Меня увезли в реанимацию.
Буквально на следующий день, когда врачи самым натуральным образом вытаскивали меня с того света, в Южноморске кое-кто праздновал победу.
К салону мужской красоты "Аполлон" подкатила новенькая "Волга", еще пахнущая не обкатанными шинами. За рулем сидел Донат Максимович Киреев, облаченный в свой самый лучший костюм, - бежевая тройка, сработанная в далекой Голландии. Начальник ОБХСС города осунулся, загар, так молодивший его, заметно потускнел за время пребывания в следственном изоляторе, щеки покрылись щетиной.
- Подождите меня в машине, - сказал он жене и дочке, сидевшим сзади.
- Ни в коем случае! - запротестовала Зося, державшая на руках любимого хина. - Ты без нас теперь - ни шагу…
- Да-да, папочка, - подтвердила Настя, - одного не отпустим.
- Ах вы, мои дорогие защитнички, - растаял от нежности Донат Максимович.
Вся семья вышла из "Волги".
- Закрой на секретку, - напомнила Кирееву жена. Он улыбнулся, ласково потрепал ее по щеке.
- Забыла, чья ты жена?
И, обняв за плечи дочь, двинулся к парикмахерской. Когда они вошли в крохотный холл, Киреев усадил Настю и Зосю перед телевизором и привычным жестом включил видеосистему.
- Сейчас вы увидите, как храбрый Микки-Маус побеждает всех своих врагов, - подмигнул Донат Максимович. - Так же, как и мы с вами.
На экране появился любимый герой детворы. Киреев смело шагнул в зал, над дверью которого горело табло "Мастер приглашает вас!".
- Здесь стригут-бреют? - спросил он, плотно прикрыв за собой дверь.
- Боже мой, Дон!.. - вскочила с диванчика Савельева, отбросив журнал мод.
- Тс-с! - приложил палец к губам Киреев и тихо проговорил, показывая назад: - Там мои…
Капитолина Алексеевна застыла, не сводя с майора сияющих влюбленных глаз. Он медленно подошел к ней. Савельева, еле сдерживая трепет, всем телом потянулась к Донату Максимовичу, однако тот взял ее руку и надолго припал к ней губами.
- Что они с тобой сделали! - с надрывом прошептала Капочка, прикоснувшись к его голове.
- Ерунда! Главное - кости целы, а мясо нарастет. Вот разве что малость поседел…
- А мы - хной…
- Седые мужчины, говорят, больше нравятся.
- Да-а, - отстранилась от Киреева Савельева, любуясь им. - Ты стал настоящим джентльменом.
- Зачем мне быть джентльменом? - улыбнулся майор. - Они знают, как себя вести, а вот донжуаны - как вести к себе…
- Господи, - простонала Капочка, - заждалась!
- А я? - вздохнул Киреев, с тоской глядя на диванчик. - Понимаешь, увязались… - Он снова кивнул на дверь.
- Прошу, - деланно официально показала на кресло Савельева.
Клиент был вмиг укутан хрустящей белоснежной простыней, поверх которой аккуратно легли у шеи такие же салфетки.
- Начнем с бритья, - профессионально произнесла парикмахерша.
- С бритья? - удивился клиент. - Это ведь теперь запрещено. Из-за СПИДа.
- Запрещено, - спокойно подтвердила Капочка. - Но для тебя приготовлена новенькая бритва. Ни разу не использованная. - Она торжественно достала из тумбочки футляр, запечатанный в целлофан. - "Золингер". И впредь не коснется ничьей щеки, кроме твоей.
Намыливая Кирееву подбородок, Савельева не удержалась, запечатлела на его губах страстный поцелуй и, с трудом оторвавшись, прошептала:
- Прямо не верится!
Она вовремя приступила к своему делу: дверь приоткрылась ровно настолько, насколько Зося могла следить за происходящим в зале. Тут же обнаружив слежку, Капитолина Алексеевна спросила у клиента:
- А это верно, что Измайлова хватила кондрашка?
- Факт. Вряд ли выкарабкается, - с мстительным торжеством проговорил Киреев. - Хороший урок для других. Пусть знают, на кого поднимать руку…
Когда после бритья Савельева намыливала ему голову шампунем, он тихо сказал:
- Завтра отметим мое возвращение в строй. В горах есть такая хижина - никакая ищейка не возьмет след.
- А твои?
- Для них я - на оперативном мероприятии. Капитолина Алексеевна зажмурила от счастья глаза.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
На старинный подмосковный городок сыпал медленный снег. Он словно бы заметал оттепельные грехи никак не схватившейся по-настоящему зимы. Крупные снежинки падали на тротуар, растворяясь в серых лужах.
Все вокруг было серым: земля, деревья, домишки, из окон которых сочился жидкий желтый свет. От всего веяло таким захолустьем, будто городок находился от столицы за тысячи верст.
По улице, окутанной ранними сумерками, среди редких прохожих, напоминавших тени, шел пожилой человек в телогрейке, облезлой ушанке и кирзовых сапогах. Верхняя пуговица фуфайки была расстегнута и через оттопыренные борта выглядывала мордочка щенка. Песик был дворнягой - обвислые уши, одна сторона рыжая, другая - пегая.
Старик шлепал по лужам, не разбирая дороги и вертя головой. Изредка он останавливался, силясь разобрать номер дома. Наконец, не выдержав, обратился к встречному долговязому пареньку:
- Сынок, подскажи, где тут прокуратура?
- Да вот же, перед вами, - кивнул тот на почерневшее от времени двухэтажное здание, похожее на барак.