Майор проводил гостя в красный уголок и оставил одного. Через несколько минут туда вошел Ларионов. С мороза, в тепле, Он весь раскраснелся.
- Здравствуйте, Ларионов, - сказал генерал.
- Здравствуйте, гражданин начальник, - ответил тот.
На лице бывшего оперуполномоченного промелькнула гамма разнообразных чувств: любопытство, страх, надежда…
- Садитесь, - показал генерал на табуретку через стол.
- Спасибо, гражданин начальник, - опустился на нее Ларионов.
- Что вы заладили, как попугай, - поморщился Рунов и участливо спросил: - Тяжело приходится, Станислав Архипович?
- Да уж радости мало, - усмехнулся заключенный. - И не представлял себе, когда другим добывал сюда путевку… Закурить не найдется?
- Найдется, - кивнул генерал, доставая нераспечатанную пачку "Столичных".
- Вы что, курите теперь? - удивился Ларионов.
- Куда мне, астма. - Рунов протянул бывшему оперуполномоченному сигареты. - Возьмите всю пачку.
- Шикарный подарок. - Ларионов жадно закурил, смакуя дым. - Значит, босса моего вытащили?
- О ком вы?
- О Кирееве… Да еще повысили… - Откуда вам известно?
- Жена приезжала на свиданку. - Ларионов прищурился. - А обо мне, выходит, забыли?
Анатолий Филиппович недоуменно посмотрел на собеседника.
- Что молчишь, генерал? - с вызовом спросил тот.
- По-моему, мы никогда не были на "ты", - заметил Рунов.
- Сторонишься? - с усмешкой произнес Ларионов.
- Вы что? - возмутился генерал. - Пьяны?
- Зачем, как стеклышко! - закинул ногу на ногу Ларионов. - Хотя ты бы мог и позаботиться о кайфе. - Он кивнул на шинель генерала, лежащую на столе. - Случайно не завалялась в кармане бутылочка армянского разлива?
- За какие такие заслуги? - нахмурился Анатолий Филиппович.
- За то, что отдуваюсь тут за вас всех!
- Кого - вас? - все больше поражался вызывающему поведению заключенного Рунов.
- И за тебя - тоже. Мы ведь брали не только для себя… Понимаю, ты отстегивал москвичам, но оставлял себе не гроши, надеюсь?
- Хватит! - хлопнул рукой по столу генерал. - Что за чушь вы несете?
Бывший оперуполномоченный вынул из кармана пачку "Столичных" и швырнул на стол.
- Подавись! Мне подачки не нужны! Ишь, хотел задобрить…
- Ладно, ладно, - ради дела с трудом взял себя в руки Рунов. - Не нервничайте. Так у нас разговора не получится.
- Я на него не набивался, - уже смиреннее проговорил Ларионов, поняв, наверное, что переборщил.
- Поспокойнее - оно лучше. Поговорим?
- Говорил волк с Зайцем, - скривился Ларионов. И, чуть помолчав, мрачно произнес: - Не темните, выкладывайте, что вам надо.
- Я и не темню, - сказал Рунов.
Он еще раз внимательно поглядел на заключенного: ямочка на подбородке, выпирающий кадык, серые глаза…
- Скажите, вам что-нибудь говорит фамилия Гринберг? - спросил генерал.
- Абсолютно ничего не говорит.
- Постарайтесь вспомнить, - настаивал Рунов. - Гринберг Фаина Моисеевна. Сиреневый бульвар, квартира двадцать два…
Он пристально посмотрел Ларионову в глаза.
- Знать не знаю, - выдержал взгляд бывший оперуполномоченный. - А какая беда с ней стряслась.
- Ограбили…
- Бывает. И давно?
- В восемьдесят четвертом году, шестнадцатого сентября.
- Времени прошло порядком, - покачал головой Ларионов. - А чем я могу помочь?
- Признанием. Чистосердечным. Есть подозрение, что у Гринберг были именно вы.
- Я?! - аж привскочил заключенный. И снова сел. - Нет, кроме шуток?
- Ехал бы я за тысячу верст, чтобы шутки шутить…
- Да-да, Анатолий Филиппович, - с сожалением оглядел генерала Ларионов. - Сыщик из вас аховый. Хоть подскажите, что я спер у нее? Сделайте одолжение.
- Взяли у Гринберг немало - тысяч на триста, - не обращая внимания на ернический тон, сказал Рунов. - Алмазные подвески, например. Работа старинная, позапрошлого века… Колье с бриллиантами. Перстенек с черным алмазом. Причем не простой, а с секретом… Хрустальный графин, оправленный золотом. Короче, предметов пятнадцать.
- Эх, посмотреть бы на всю эту красоту! - продолжал издеваться заключенный.
- Может, Станислав Архипович, напряжете память? - в тон ему спросил Рунов.
- И напрягать нечего. Не стоило вам тысячи верст киселя хлебать, чтобы вытянуть пустышку.
- Насчет пустышки мы еще посмотрим, - заметил генерал.
- Да не был я у вашей Гринберг! - стукнул себя кулаком в грудь Ларионов. - Я вообще в тот день не был в Южноморске.
- Откуда такая категоричность?
- В Звенигороде под Москвой я был. Гулял по лесам. Понимаете, когда моя дочь была еще маленькая и не ходила в школу, мы каждый год всей семьей в сентябре ездили в Звенигород. Брат там у меня живет. А он на это время ехал к нам, в Южноморск. Тоже с семьей. Любили они бархатный сезон…
- Брат родной?
- Ну да. Так сказать, я ему предоставлял квартиру, а он мне. И в восемьдесят четвертом году мы в Звенигороде были в последний раз в сентябре. На следующий год дочь пошла в школу.
- Что ж, проверим, - поднялся генерал.
- Обязательно проверьте. И не забудьте передать привет моему братану, - не упустил возможности еще раз съехидничать Ларионов…
Когда Рунов с начальником оперчасти вернулись в кабинет, там находился Запорожец.
- Трудный был разговор? - поинтересовался он.
- Нелегкий, - ответил генерал, потирая левую сторону груди.
- Может, дать что-нибудь сердечное? - встревожился Запорожец.
- Валидольчик не помешал бы, - кивнул Рунов.
Из головы не шли обвинения, брошенные ему Ларионовым. Неужто он уверен, что генерал заодно с Киреевым?..
Запорожец вышел.
- Домой теперь? - поинтересовался Краснов.
- Да нет, опять в Москву. Врачи требуют, чтоб лег в госпиталь. Надо легкие проверить.
Запорожец вернулся и принес валидол.
Весна к нам приходит уже в конце февраля. В предгорьях зацветает мимоза, на которую слетаются, как пчелы на мед, бойкие молодцы на личных автомобилях, увозя в другие города ветки с душистыми шариками. Прибавилось и курортников, что нас, таксистов, очень даже радовало.
В ту ночь я подгадал прибыть на вокзал к московскому поезду, который, как всегда, опоздал. Показались первые пассажиры. "Волги" с шашечками одна за другой направлялись в город. Вдруг я заметил в толпе прибывших знакомое лицо.
Так оно и есть - Светлана, внучка Шмелева. Она почти каждое лето отдыхала у деда, несколько раз заходила в прокуратуру.
Вместе со Светланой шел высокий мужчина, нагруженный чемоданами. Оба озирались по сторонам, кого-то высматривая.
- Света! - крикнул я.
- Здравствуйте, Захар Петрович! - обрадовалась девушка. - Подвезете?
- Конечно, - открыл я дверцу заднего сиденья.
- Познакомьтесь, мой муж, - представила она спутника.
- Аскольд, - протянул руку мужчина.
- Очень приятно, - ответил я. - А меня Света уже назвала.
Мы с Аскольдом определили чемоданы в багажник и сели в машину.
- Ничего не понимаю, почему нет дедушки? - сказала Светлана, когда машина тронулась с места.
- Может, забыл? - предположил я.
- Что вы! - Он очень обязательный человек…
- Ну, значит, телеграмма не дошла.
- Я лично с ним разговаривала по телефону позавчера утром, сказала девушка. - Он записал номер поезда, вагона… Обещал обязательно встретить… А вы с ним давно виделись?
- Третьего дня. В магазине случайно встретились… Между прочим, Николай Павлович задумал интересное дело. Создать что-то вроде юридического бюро для консультации кооператоров. Меня приглашал…
- Мне он тоже говорил об этом, - отозвалась Светлана. - Уже подал бумаги в исполком, чтобы получить разрешение.
Я был рад, что она не задавала дурацких вопросов, почему я на такси.
- А что вы надумали к нам в такое время? Ни искупаться, ни позагорать…
- Понимаете, Захар Петрович, - ответила Светлана, - через две недели отбываем за границу. Аскольд получил назначение. Ну как я могла уехать, не повидавшись с дедом?
- Правильно, - одобрил я. - Ты у него - свет в окошке.
Дом Шмелева находился недалеко от вокзала. Добрались минут за десять.
Я тоже взял один из чемоданов и двинулся к подъезду.
- Что вы, Захар Петрович, неужели мы сами не донесем? - запротестовал Аскольд.
- Ладно уж, - сказал я. - Заодно повидаюсь с бывшим сослуживцем.
Мы поднялись на четвертый этаж. Светлана нажала кнопку звонка. За дверью раздалась громкая трель. Мы подождали минуту-другую. Шмелев не открывал.
- Спит, что ли, без задних ног? - сказала внучка и опять позвонила.
Изнутри ни звука.
- Ничего не понимаю, - недоуменно оглядела нас Светлана. - А где Дик?
- Какой Дик? - не понял Аскольд.
- Собака, овчарка, - пояснила жена. - Он всегда лает, когда звонят… Может, соседи что знают?
Аскольд стал колотить в дверь кулаком, и та вдруг неожиданно открылась.
В комнате было темно. Первой в коридор вошла Светлана. Мы - за ней.
- Деда! - крикнула девушка. Никто не отозвался.
Светлана двинулась дальше, отворила дверь в комнату, включила электричество. И вдруг раздался ее истошный крик.
Мы с Аскольдом бросились к Светлане.
Посреди гостиной висел в петле хозяин квартиры.
Светлане стало плохо. Муж едва успел подхватить обмякшее тело. Мы отнесли Светлану в спальню, уложили на кровать. Я выскочил на кухню за водой и в коридоре столкнулся с незнакомой пожилой женщиной. Выяснилось - это была соседка. Она прибежала на крик.
- Что случилось? - спросила она. - И кто вы?
- Пожалуйста, займитесь внучкой Николая Павловича, - попросил я соседку и провопил в спальню.
- А где сам Палыч? - спросила она.
- Потом… - сказал я.
- Может, до сих пор Дика ищет? - . высказала предположение соседка. - Вчера пропал и с тех пор как в воду канул.
Я не стал ввязываться в разговор. Соседка осталась со Светланой, уже приходившей в себя, а мы с Аскольдом вернулись в гостиную. При виде покойного деда жены Аскольд пошатнулся, ухватился за спинку кресла.
- Вам лучше присесть, - предложил я. - И прошу ни к чему не прикасаться.
Аскольд просто рухнул в кресло, покрылся мелкими капельками пота и старался не смотреть на покойника.
Николай Павлович был в домашних штанах, потертой вельветовой куртке, надетой на голое тело. Рядом валялся опрокинутый стул. Тапочки без задников лежали друг на дружке, свалившись, видимо, с вытянутых струной ног.
Конец веревки был привязан за крючок, на котором раньше висела дешевенькая трех рожковая люстра.
Подойдя к письменному столу, на котором стоял телефон, я заметил в каретке пищущей машинки вложенный листок бумаги. На нем было отпечатано: "Никто не виноват устал", одним предложением, без знаков препинания.
Я снял трубку, предварительно накрыв ее носовым платком, и набрал "02".
Рунов не любил, чтобы его встречал кто-либо из домашних. Достаточно было помощника, подполковника Хрусталева, и шофера. Когда поезд подошел к Южноморску, оба встречающих прорвались в вагон первыми. Честно говоря, после почти месячного отсутствия Анатолий Филиппович был рад видеть людей, что по долгу службы находились к нему ближе всего. Поздоровались сердечнее, чем это полагалось по официальному этикету.
- Как съездил ось, товарищ генерал? - спросил Хрусталев, когда они шли по перрону.
- Больница она везде больница, - вздохнул Рунов. В шинели, хоть и нараспашку, было жарко. Там, в Москве, зима только начинала сдавать свои позиции, а тут почти уже властвовало лето. Асфальт был мокрый, недавно шел дождь, и, видимо еще зарядит не раз за день.
- Врачи постарались, - улыбнулся помощник. - Выглядите на все сто!
- Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить, - отозвался генерал.
Сразу у выхода стояла его надраенная до блеска служебная "Волга" с антенной на крыше.
- Куда? - спросил шофер, когда все устроились в машине.
- В следующее воскресенье я, может быть, и буду работать, - усмехнулся Рунов, - а сегодня - домой.
- Ваши на даче, - подсказал Хрусталев.
- Еще лучше, - обрадовался генерал. - Соскучился по лопате и граблям. - Он был завзятый садовод.
Машина тронулась. Генерал рассеянно смотрел по сторонам. На душе было спокойно и радостно. Оттого, что вернулся домой, от тепла, которое каждый раз приятно удивляло после северных холодов, от предвкушения встречи с родными. Не тароватый на подарки, он нынче вез их целый чемодан.
- Ну, что в управлении, в городе? - спросил Рунов. - Надеюсь, никаких особых чрезвычайных происшествий?
- Порядок, Анатолий Филиппович, - отозвался помощник.
- Бережешь покой начальника? - покосился на него генерал.
- Все в норме, - спокойно подтвердил Хрусталев. При выезде из города, почти у самого кладбища, они нагнали похоронную процессию. Народу за грузовиком с открытыми бортами, в кузове которого стоял утопающий в цветах гроб, шло немного. Шофер пошел было на обгон, но Рунов сказал:
- Неудобно обгонять. Сейчас свернут… "Волга" поплелась сзади толпы.
- Шмелева небось хоронят, - вздохнул водитель.
- Какого Шмелева? - вскинулся генерал.
- Николая Павловича, бывшего следователя облпрокуратуры, - пояснил Хрусталев.
- Да вы что? - не поверил Рунов. - Шмелев?!
Совсем ведь еще крепкий был… Каждый день видел его в парке с овчаркой. Бегал трусцой.
- Здоровье тут ни при чем - повесился, - грустно проговорил подполковник.
- Как?!
- У себя дома, на люстре…
- И вы… - Анатолий Филиппович изменился в лице. - И вы говорите "в норме"?!
От волнения у него перехватило горло. - Рунов с трудом справился с приступом астмы.
- Стой! - приказал он.
"Волга" подалась к обочине, стала. Рунов вышел из машины, Хрусталев за ним.
- Подробности знаете? - спросил генерал, глядя исподлобья на помощника.
- Не все… Обнаружили его внучка с мужем и Захар Петрович Измайлов, бывший прокурор…
- Постой, постой, - насторожился генерал. - При чем тут Измайлов? Как они оказались вместе?
- Случайно. Внучка с мужем приехали на поезде, а Захар Петрович как раз поджидал клиентов… Подвез их, ну и… Зашли в квартиру - висит. Записку оставил. Мол, устал от жизни, никого не нужно винить…
- Та-ак, - прикрыл глаза рукой генерал..
- Но, понимаете, там не все ясно… Прибывшая следственно-оперативная группа обнаружила, что в квартире что-то искали. Сам Шмелев или кто другой?
- Записку исследовали?
- Отпечатана на машинке.
- А что судмедэксперт?
- Установил, что самоубийство. Но внучка уперлась: не может, говорит, такого быть, дед никогда бы не наложил на себя руки… Короче, сразу хоронить не стали. Муж внучки дипломат. Родственники у него - шишка на шишке. Поставили в Москве всех на ноги. Позавчера прилетел главный судмедэксперт Минздрава и следователь по особо важным делам республиканской прокуратуры… Между прочим - женщина.
- Фамилия?
- Простите, не знаю…
- Э-эх, - осуждающе покачал головой Рунов. - Это даже не ЧП, а… - Он не смог подыскать нужного слова и только махнул рукой: - Ждите меня у ворот кладбища.
- Так точно, товарищ генерал! - вытянулся подполковник.
- Кто из наших медиков давал заключение о смерти Шмелева? - чуть задержавшись, поинтересовался. генерал.
- Хинчук. Слышали о таком?
- Знаю, - кивнул Рунов. - Вроде опытный…
- Кандидат наук, - подтвердил Хрусталев. Генерал как был, без головного убора, поспешил за скорбной процессией, которая уже сворачивала к широко открытым воротам, за которыми нашли успокоение многие поколения южноморцев. Среди провожающих в последний путь Шмелева было много знакомых, с которыми Рунов обменивался молчаливыми поклонами.
Здесь я увидел Анатолия Филипповича, так как был в числе прощающихся с бывшим следователем. Заметив меня, Рунов приблизился, пожал руку.
- Только что с поезда, - пояснил он. - Узнал, что хоронят Шмелева, решил отдать последний долг… - Генерал огляделся. - Что-то не вижу никого из облпрокуратуры.
- Пока мы вкалываем, о нас еще вспоминают иногда, а как ушел на пенсию, - словно в тираж списали…
- Это точно, - со вздохом проговорил Анатолий Филиппович и дал мне знак поотстать. - Хрусталев сообщил, что здесь что-то нечисто. Так?
- Говорят, судмедэксперт из Москвы обнаружил при вскрытии тела следы прижизненной борьбы, - поделился я сведениями, которыми снабдил меня по старой дружбе один из бывших сослуживцев.
- Выходит, Николай Павлович не сам, а его?..
- Думаю, Дагуровой придется сильно поломать голову, - сказал я.
- Это та следователь из Москвы? - уточнил генерал. Я кивнул. - Знаешь ее?
- Лично незнаком. Чикуров рассказывал. Маленькая, говорит, да удаленькая… Ну а у тебя как? - спросил я нетерпеливо.
Собственно говоря, к поездке Анатолия Филипповича в колонию к Ларионову я имел непосредственное отношение, подбив Рунова заняться делом об ограблении Гринберг.
- Не знаю, что и сказать…
Он коротко поведал мне о встрече с бывшим оперуполномоченным ОБХСС, а ныне заключенным. Больше всего настораживало генерала, что Ларионов причислял его к "своим"…
- Алиби Ларионова проверили? - спросил я.
- Проверили, - протянул грустно Рунов. - Действительно, в том году Ларионов с семьей проторчал весь сентябрь в Звенигороде. - Он вздохнул. - А что, Захар, может, мне пора на пенсию? Дисквалифицировался…
- Для Ларионова слетать из Москвы в Южноморск и обратно было бы проще пареной репы, - не обращая внимания на последние слова Анатолия Филипповича, сказал я. - За день мог бы управиться.
Разговор пришлось прервать - процессия подошла к месту захоронения. Гроб был снят с машины и установлен на специальный постамент, чтобы родные и близкие простились с покойным. Многие женщины прикладывали к глазам платочки, кое-кто плакал открыто. И словно бы небо тоже присоединилось к ним - стало накрапывать. Над толпой раскрылись зонтики.
Рунов начал тихо расспрашивать, кто был у самого гроба. Когда я дошел до сына усопшего, Павла, Анатолий Филиппович немного удивился.
- Ты ж говорил, что у Шмелева был с сыном разлад?
- Как видишь, смерть примирила… Прилетел буквально на следующий день.
- Не умею говорить слова сочувствия, но надо. Генерал протиснулся к родственникам.
- Здравствуйте, Захар Петрович, - раздалось возле меня.
Я обернулся. Савельева, лучший наш мастер по цирюльным делам.
- Здравствуйте, Капитолина Алексеевна - ответил я вежливо.
В длинном черном платье, черном кружевном платочке, она, право же, смотрелась синьорой. Красива, тут уж ни прибавишь, ни убавишь. Но красота ее была какая-то холодная.
Савельева оглядела мою униформу - кожаную куртку и кепку с эмблемой таксиста - и заметила:
- Давненько не заглядывали в мой салон.
- Может быть, загляну на днях, - ответил я.