Меньше чем за час "УАЗ" был выпилен изо льда, осталось только выдернуть. Но не тут-то было. Наледь не отпускала свою добычу. "УАЗ" уперся фаркопом в берег, и вытащить его "ГАЗ-66" не мог. Бросив бесполезные усилия, замерзшие забрались снова в будку греться. Допили бутылку водки, закусили хлебом, салом, и тут Игорь увидел на полу под нарами жесткую сцепку.
- Олег, нам же надо приподнять "уазик" и выдернуть на берег, так? Давайте поставим эту сцепку и трос пустим поверх нее.
Так и сделали. "УАЗ" выскочил из наледи с первой же попытки. На его мостах, кардане, днище примерзли огромные куски льда. Быстро откололи лед, Игорь" завел движок, но мосты замерзли насмерть - мороз доходил уже до минус 50. По очереди грели мосты паяльной лампой и сами грелись у печки водкой. На таком морозе алкоголь не брал, и допивали уже третью бутылку.
Наконец машину отогрели и уже в темноте поехали в поселок. За ночь "уазик" отогрелся в теплом гараже, и утром благополучно выехали домой.
Больше Синегоров с Игорем дальше 95-го километра не ездил.
Босиком
В июле даже на Колыме жарко. И в один из первых июльских дней в разгар старательского сезона Синегоров, начальник отделения по борьбе с хищениями драгоценных металлов и минералов, а проще "валютного" отделения одного из колымских РОВД, известный в народе по отчеству Матвеич, поднимался на "уазике" по вконец размытой ручьями дороге вверх по перевалу.
"УАЗ" кидало из стороны в сторону, ветки кустарников били по стеклам. На пассажирском сиденье, вцепившись руками в поручень, сидел друг Матвеича Казимир, заядлый рыбак и охотник, все свободное время проводивший в тайге. Сейчас они ехали на разведку на один из золотоносных ручьев, где могли появиться "хищники". Это почти те же старатели, только добывающие золото так называемыми малыми формами (лотками и проходнушками). "Хищники" преследовались по уголовному закону и подлежали "отлову" и осуждению народным судом, который обычно приговаривал их к штрафу, условному сроку либо исправительным работам до полугода. Золото, естественно, поступало в доход государства. Судя по тяжести наказания, большого вреда "хищники" государству не причиняли, а, по мнению Матвеича, даже приносили пользу благодаря своему каторжному труду, но требовались показатели по этому виду преступления, и приходилось вылавливать по тайге незадачливых "хищников", которым по разным причинам не удалось устроиться в старательскую артель.
Среди них попадались и другие: у таких при виде желтого металла начинали трястись руки и глаза загорались дьявольским огнем. Чаще всего они пропадали безвестно в тайге, так и не найдя вожделенного "кармана", полного золотых самородков. А может, кто и находил.
До перевала не доехали метров двести. Дальше дорога была покрыта двумя сплошными языками снега, ярко блестевшего над лучами солнца. Обувшись в болотники, друзья надели рюкзаки, закинули оружие за плечи (у Матвеича - карабин "Сайга", у Казимира - старая двустволка) и двинулись дальше пешим порядком.
Первый язык прошли по узенькой тропинке между таявшим снегом и головокружительной пропастью, усаженной огромными валунами. По другому языку пришлось идти прямо по снегу. Снег подтаял, покрылся коркой, и двигаться приходилось медленно, пробивая снег на каждом шагу, чтобы, поскользнувшись, не загреметь вниз метров так на 300–400. Зато было прохладно. Но вот снег кончился, и дальше тропинка метров через 10 превратилась снова в дорогу. "К концу месяца растает и сможем уже на машине проехать", - подумал Матвеич, поджидая Казимира. Вокруг была такая красота, что только на Колыме и увидишь. Может, на Бали каком-нибудь и красивее, но здесь царила первозданная дикая суровая природа. Вверху на сопках лежал снег, вокруг цвели рододендроны, а внизу расстилался кедровый стланик. Далеко в дымке синели сопки, парил орел, и тишина, оглушающая тишина. Чистый воздух, чистая вода.
- "Скажи, но для чего тогда блистательные гордые султаны? Рабы и нищие зачем тогда?" - пробормотал Матвеич из любимого Хайяма. Казимир же глядел в бинокль и ворчал на свою беспокойную лайку, которая по своей молодости еще не понимала всей важности момента.
Вниз пошли ходко и остановились через час, когда на тропе появились первые свежие медвежьи следы.
- Всю дорогу загадил, засранец, - ворчал Казимир, - утром прошел.
Жара усиливалась, парило, комары совсем озверели, и идти становилось трудней.
Но привычные к переходам, друзья шли, почти не сбавляя шаг, только зарядили на всякий случай оружие. То и дело приходилось откатывать болотники и переходить ручьи и речки, благо в это время охлаждались ноги. Через три часа, пройдя 17 километров, подошли к ручью, обошли его вверх и вниз, но никаких признаков "хищников" не нашли.
Остановились на косе между двумя протоками, быстро соорудили костер, подвесили котелки. Матвеич, как обычно в таких условиях, разулся, разделся по пояс и от души поплескался в ручье. Вода уже закипела, и они, заварив лапшу, сели обедать. Не торопясь поели и принялись за чай.
- Такого чая дома не попьешь, - рассуждал Матвеич.
Казимир охотно соглашался.
Матвеич уже начинал третий стакан (любил пить чай из стакана) и между прочим спросил:
- Казик, а как хозяина настоящее имя?
- Ну как, медведь, как еще, - отозвался Казимир, посмеиваясь: опять Матвеич что-то мудрит.
- Нет, медведь - это медоед, тоже псевдоним, славяне придумали, а настоящего имени его никто и не знает, а если и произнесешь его настоящее имя - тут он и появится.
В это время пес Искерий встрепенулся, вскочил и, застыв на месте, стал вглядываться в кусты на другом берегу ручья.
- Чего ты вскочил, балбес? - прикрикнул Казимир. Но в это время Матвеич уже увидел на другом берегу метрах в шестидесяти медвежью морду, а потом и всего медведя.
Медведь был красавец: светло-коричневого цвета и с белым широким галстуком на груди. Он удивленно смотрел на них и не двигался. Искерий от страха заливался лаем - такого зверя он увидел первый раз в своей еще короткой жизни.
Казимир тут же вскочил и схватил попавшийся ему под руку карабин Матвеича.
- Подожди, - сказал Матвеич, - может, уйдет.
Казимир молча целился и ждал. Матвеич осторожно (босиком по гальке не побегаешь) обогнул его, нагнулся, поднял ружье и, уже выпрямляясь, глянул в сторону ручья. Искерий в это время обезумел от лая. На другой стороне из кустов показалась еще одна огромная черная медвежья голова. Выпрямившись, Матвеич сдавленно крикнул Казимиру:
- Казик, медведь!
Тот, перебирая босыми ногами, продолжал держать на мушке первого медведя и приговаривал:
- Вижу-вижу.
Огромный черный медведь уже весь поднялся кустов, свалился в ручей и, подняв тучу брызг, пошел на людей. И тут лайка, обезумев от страха, злости собственной отваги, бросилась на зверя. Медведь остановился, поднялся на задние лапы во весь свой громадный рост и зарычал на собаку. В это время Матвеич уже вскинул ружье и нажал спуск. Но он привык своему ружью, а на ружье Казимира надо было взводить курок. В тот же миг Казимир повернулся и тоже нажал спуск карабина с таким же результатом. Карабин был на предохранителе.
Картина была потрясающая. Огромный черный медведь стоял на задних лапах в 10 метрах от двух босоногих людей, застывших с ружьями, рычал на маленькую лайку, почти щенка, которая, захлебываясь от ярости, прыгала вокруг него. И тут почти одновременно Казимир хладнокровно щелкнул предохранителем и выстрелил, а Матвеич взвел курок и тоже выстрелил. Пуля из "Сайги" пробила плечо медведя, но он даже не покачнулся, а следующая пуля из ружья 12 калибра ударила в грудь, и гигант, заревев от боли, стал оседать, вторая ружейная пуля уложила его на гальку.
И наступила тишина.
Искерий мгновенно смолк, Матвеич уже прикурил сигарету, неизвестно как попавшую ему в руки, а Казимир глядел вперед, тщетно пытаясь увидеть другого медведя. Только сейчас они почувствовали, как больно стоять босиком на гальке, тут же обулись, подошли к громадной туше, держа наготове ружья. Обе раны, видимо, были смертельны. Ну, еще бы, с такого расстояния в упор! А карабинная пуля прошла навылет.
- Вот и надейся на карабин, - огорченно сказал Матвеич.
Казимир вдруг рассмеялся:
- А главное - босиком!
- Да-а, если что, так и удирали бы босиком, ног не чуя. Но Искерию спасибо! Молодец пес - медвежатником будет.
- Слышь, Матвеич, они ведь парой шли. Гуляют, а он, видать, приревновал нас к той красавице.
- А нам что оставалось делать, самооборона, да и не превысили необходимых мер: через полминуты он бы нас на куски порвал, и правильно - не хватай чужое оружие!
- Да я думал, стрелять-то не придется, и взял что поближе, - оправдывался Казик. - Ну ладно, попьем еще чаю, да возвращаться пора.
- И главное - босиком, - не унимался Казимир.
Возвращаться было трудней. Все время шли вверх на перевал, да еще тащили тяжеленную шкуру. После обеда было не так жарко, но комары словно осатанели. Дойдя до очередного ручья, поплескались в воде и, намазавшись "Дэтой", двинулись дальше и выше. Дошли, наконец, до перевала, обтерли с наслаждением лица и руки снегом и пошли по подтаявшей корке снежного языка. И тут-то Матвеич, потеряв осторожность, неумело проломил наст, поскользнулся, упал на бок и покатился вниз. С ужасом чувствуя, что сейчас сорвется с крутого склона и загремит вниз по камням, Матвеич умудрился со шкурой на плечах повернуться на живот и, пробив пальцами обеих рук крепкую корку наста, удержаться на снежном языке буквально на последнем метре, дальше уже был обрыв.
- Казимир, - сдавленно прохрипел он, - топчи снег, держусь.
Казимир осторожно обошел его сверху, протоптал как следует сбоку снег и, протянув руку, помог Матвеичу встать на утоптанный снег. Второй язык прошли уже по протоптанной тропинке без приключений. Поглядев вниз, Матвеич покачал головой и сказал Казику:
- По кускам бы собирали.
Казик ответил:
- Это медведь отомстил за свою шкуру.
Через месяц, когда полностью растаял снег, они снова поехали по этой дороге. Но это уже другая история.
Мишка-воришка
На берегу мест уже не было. Через каждые 20–30 метров виднелись натянутые фалы сетей, в море белели поплавки, около костров и машин кучковались мужики, почти все сплошь в камуфляже. Синегоров сразу определил, что рыба не идет: лодки почти все лежали на берегу и никто не суетился возле сетей. Как водится, нашли знакомых рыбаков и присоединились к ним. Матвеич сразу занялся костром, а остальные пошли ставить сеть. Остальные - это Юра, опер из отдела Синегорова, Михалыч, старый его друг, два рыбака-профессионала Игнат и Николай. Пока Матвеич собирал плавник, сооружал костер, они быстро накачали лодку, завели якорь и натянули сеть.
- Ну, ловись, рыбка, большая и маленькая, - провозгласил Синегоров и жестом пригласил всех "к столу": расстеленной плащ-палатке, на которой уже лежали продукты и посуда. - Так, мужики, сейчас перекусим, чаю выпьем, а вечером уже уху сварим, тогда и водочки выпьем, согласны?
Михалыч сразу запротестовал:
- Чего до вечера ждать, на природу ведь уже выехали, надо отметить, - и посмотрел на всех, ища поддержки.
Николай, который сам спиртного в рот не брал, посочувствовал:
- А как же, обязательно выпить надо.
Юра тактично промолчал.
- Ну ладно, отметим, только кто рыбу таскать будет?
- Будет рыба, перетаскаем, - приободрился Михалыч.
Синегоров разлил водку, и выпили за природу, вторую за тех, кто в море. И в это время вода возле сетки забурлила, поплавки закачались, тут же и в другом месте забурлило. Николай радостно закричал:
- Две штуки влетели! - и побежал к лодке.
Минут через десять он торжественно поднес к костру двух здоровенных кетин. Выпили еще по одной за успешное начало, и за следующими двумя поплыл уже Михалыч. Николай же решил пройтись по берегу, посмотреть, как идет рыбалка. Матвеич с Юрой убрали продукты, подсобрали еще плавника для костра и сели пить чай. Игнат помогал Михалычу справляться с рыбой.
Где-то через час, когда начался отлив, показался Николай. Он подошел к костру, изнемогая от смеха.
- Что случилось?
- Мужики, не поверите!
- Давай-давай, рассказывай!
- Прошел я по всему участку, вон, где лес к берегу подходит, стоят мои знакомые ребята. Стоят уже второй день, рыбы наловили хорошо, и вот сегодня утром раненько из леса выходит "хозяин тайги" - и к ним. Они перепугались: что делать, оружия нет, кинулись в лодки и в море. А он подошел, разодрал все мешки с рыбой, пожрал самок, головы почти у всех пооткусывал спокойно ушел. Что делать? Ребята и послали одного на машине за охотоведом, благо, поселок-то рядом. Через некоторое время машина вернулась, выходит охотовед с папкой, спросил, где медведь, и спокойно пошел с этой дурацкой папкой в лес. Ребята остолбенели и ждут. Минут через десять из леса прыжками выскочил этот натуралист, а за ним медведь. Бежит охотовед, папкой отмахивается и кричит: "Педераст! Педераст!" Потом медведь отстал, повернулся и ушел в лес, а бледный охотовед сел в машину и уехал, - рассказал Николай.
Мужики вокруг ржали.
- Он что, протокол пошел составлять? - сквозь слезы спрашивал Матвеич.
- А почему "педераст", откуда он так уверен? Штаны-то на нем были? - хохотал Михалыч.
Вдоволь повеселившись, принялись за дело. Николай с Игнатом протрясли сеть от водорослей. Юра занялся машиной, а Синегоров с Михалычем пошли собирать плавник. К вечеру начался прилив и пошла рыба. Пока мужики суетились на берегу, Матвеич сварил уху и затем позвал всех ужинать.
Поужинав, Коля с Игнатом пошли спать в свой "Москвич". Немного погодя ушел и Юра, решивший спать в "уазике". А Синегоров с Михалычем еще долго сидели у догорающего костра. Уже начал моросить мелкий дождь, а они все сидели, почти не разговаривая, глядели на ночное море и, допив водку, пили чай. И уже когда костер почти догорел, улеглись прямо здесь в своих спальниках. Синегоров, застегивая свой мешок, подумал, что из него пока выскочишь… Проснулся он от шума. И сразу ничего не мог сообразить. Тьма стояла непроглядная, дождя уже не было, море не шумело, а со стороны машин кто-то орал дурным голосом:
- Я на него поссал! Я на него поссал!
Ничего не понимая, Синегоров стал прислушиваться, но услышав "Медведь, медведь рыбу жрет!", мгновенно выскочил из спальника уже с пистолетом в руке. Потом он так и не мог вспомнить, как это проделал.
Выбравшись из мешка, лег на песок и стал смотреть снизу вверх. На фоне неба разглядел машины, и возле одной из них кто-то метался, потом мелькнула другая тень, ближе. Куда стрелять? Кто из них медведь? Щелкнув предохранителем, Синегоров на четвереньках двинулся вперед, напряженно вглядываясь в темноту. Добравшись таким образом до "УАЗа", открыл дверь и спросил Юру:
- Ну что здесь? Где медведь?
Тот сидел на заднем сиденье и, так же вглядываясь, ответил, что сам ничего не понимает, но кричал Игнат. Засветили фары, но никого не увидели. На "Москвиче" тоже включились фары, и оттуда раздался голос Николая:
- Удрал уже!
Синегоров тихо вышел из машины и осторожно подошел к "Москвичу". Оттуда уже вылез Игнат и возмущенным голосом начал кричать:
- Да он, гад, всю рыбу сожрал! Я вышел из машины, отошел немного и только стал отливать, а он, падлюка, прямо передо мной рыбу жрет!
В это время Юра развернул "УАЗ" и направил фары на мешки с рыбой. Подошли поближе, и все разразились матом. Все мешки были разодраны, из них вываливалась распоротая, обезображенная рыба.
- Вот сволочь, он только самок выбирал и икру жрал, всю рыбу испохабил! - заметил Николай.
Отругавшись, переложили оставшуюся целой рыбу в новые мешки и уложили их под "УАЗ". Наказав Юре не спать, разошлись по своим местам. Синегоров раз ворошил угли, подложил сухих веток из-под спальни ка и улегся снова на песок. Михалыч так и не пошевелился. Утром он долго не мог поверить, что их рыбу пожрал медведь, и, только увидев разодранные мешки и рыбу, изумился:
- Как же я ничего не слышал?
- Да ты храпел сам, как медведь, - съехидничал Синегоров.
- А мог бы и нас сожрать, - заметил Михалыч.
- Да, тебя бы первого, вон какой живот отрастил!
Вконец расстроившись, Михалыч, даже не допив чай, приготовленный Синегоровым, пошел к соседям, которые выбрались из палатки и начали налаживать костер. Вернулся он через 15 минут и уже в Другом настроении. Радостно улыбаясь, налил себе чаю и рассказал про соседей. Подойдя к ним, Михалыч поведал про ночного разбойника и спросил, не слышали ли они криков. Мужики легли спать поздно и ничего не слышали. Вдоволь насмеявшись, они решили показать Михалычу свой улов, лежавший у задней стенки палатки. Обошли палатку и остолбенели! Все мешки были разодраны, и вокруг валялась обезображенная, вспоротая и без голов рыба.
- Видели бы вы их! - закончил Михалыч свой веселый рассказ.
- Ну ничего, мужики, за день еще наловим, - успокоил всех Николай.
Но за весь день в сеть влетело пять или шесть кетин, и на этом рыбалка закончилась. Возвращаясь домой, остановились на два часа перед подъемом на перевал и набрали еще по ведру грибов. Всю дорогу вспоминали ночной переполох и веселились от души. Да еще вдруг Михалыч вспомнил анекдот: едет повозка по дороге, останавливает ее на перекрестке человек и спрашивает возницу: "То Таллина талеко?" - "Нет, не талеко, часа полтора, сатись". Сел мужик в повозку и поехал. Через полтора часа спрашивает опять: "То Таллина талеко?" - "Теперь талеко, часа три".
Хохотали всю дорогу.
Волки
- Ну что, выяснил? - спросил Синегоров.
- Какая-то хреновина получается, - ответил Пал Палыч, - все что-то знают, что-то в воздухе носится, два кэгэ вроде бы, но где?
Матвеич задумчиво покрутил в руке деревянную линейку. Вот уже три дня как они с Пашей Захарченко получили туманную информацию, что кто-то привез в поселок 2 килограмма промышленного золота и собирается его продать, но никаких подробностей известно не было. Тем не менее они чувствовали, что действительно кто-то привез золото. Но кто? Оперативники задействовали все силы, но пока безрезультатно, оставалось только гадать.
- Матвеич, давай на охоту съездим, куропаток постреляем, - предложил Паша.
- Поедем утром пораньше, возьмем Казимира, а то он без охоты совсем скис, - согласился Синегоров.
Рано утром Паша заехал за ним на "уазике". На заднем сиденье уже сидели Казимир и Чемоданов. Матвеич поздоровался, спросил:
- А ты как сюда попал?
Чемодан заулыбался:
- А как же без меня?
Действительно, куда без Чемодана. Проехав несколько десятков километров по трассе, свернули на проселочную дорогу и сразу же увидели на снегу свежие следы.
- Здоровые псы, - заметил Пал Палыч.
- Какие псы, волчары тут бегают, - опроверг его юннатские наблюдения Казимир, - да причем недавно, только что.
- Догоним? - загорелся Паша.
Казимир с Чемоданом дружно его поддержали.
- Ну, давай попробуй, - разрешил Синегоров.
Захарченко вдавил педаль до упора, и понеслись.
Через пару километров один след побольше ушел влево и вверх - в тайгу, второй остался.