На зов подошел мускулистый кривоногий негр в фиолетовой накидке. По-французски он говорил кое-как, уснащая речь певучими междометиями. Александр - смотритель местных пляжей. Утром в прошлое воскресенье, рассказал он, его приятель-рыбак нашел на песке утопленницу. Тут же послали за ним. Да, он видел тело. Оно было в ужасном состоянии, месье! Уж он повидал на своем веку утопленников, но чтобы так искромсать… Акулы, месье, и барракуды! Нет, месье, в этих местах такое - редкость. Его, Александра, утопленники, как правило, бывают чистенькие. Рыбы не трогают целые трупы. Другое дело - в канале Вриди, если тело сначала разобьет о скалы. Тамошних мертвецов часто находят наполовину обглоданными. Первыми за дело берутся крабы и креветки. Потом - большие рыбы. Но в этой части побережья такого никогда не случалось. Почему же на этот раз? Призывая в свидетели небо, Александр пустился в путаные рассуждения, которые сводились к тому, что нет правил без исключения. Всяко бывает - вот, например, по всем правилам утопленники всплывают на третий день, когда по внутренностям растекается желчь. Но иногда - неизвестно почему, месье - желчный пузырь не лопается. Такие тела вовсе не находят.
Быстро, без сумерек, наступила ночь. Арле поблагодарил Александра и пожал руки всем рыбакам. Завернувшись в накидку, Александр вновь погрузился в дремотную апатию. Ему даже не пришло в голову спросить, кто этот хмурый европеец, расспрашивавший о его утопленнице.
2
Арле открыл глаза, машинально ощупал бок. Пальцы наткнулись на твердый предмет. Он повернулся и в полумраке разглядел револьвер. Как он очутился в кровати? Арле не помнил. Видимо, накануне, вернувшись из поездки в окрестности "Биде", он вынул оружие из ящика стола и унес в спальню. А тут его сморило, и он заснул, как бродяга, в одежде, даже не сняв ботинок. Дверь осторожно отворилась. В комнату вошел Эдуар.
- Воров ты не боишься! Все двери открыты!
- Который час?
- Около одиннадцати. Ты спал?
- Да, только лег и сразу отключился…
Эдуар раздвинул занавески: над головой нависли низкие предгрозовые облака. Комнату наполнил зловещий свет.
- Нет, старик, нет, - воскликнул Эдуар и живо подскочил к брату.
Он схватил револьвер и положил так, чтобы Арле не мог достать.
- Надеюсь, ты не всерьез?
Арле сидел на кровати, приглаживая руками всклокоченные волосы.
- Не знаю. В какой-то момент, может, и всерьез, вчера вечером…
На него вновь обрушилась приглушенная было сном реальность: вчерашнее смятение, вопросы, которыми он терзался перед тем как заснуть.
- Вчера после кладбища я был там, где ее нашли. Говорил со смотрителем.
Тучный Эдуар неуклюже присел на край туалетного столика.
- И что он сказал?
- Тело было страшно изуродовано. Он никогда не видел такого искромсанного утопленника.
Эдуар закурил.
- Ну, это известно… акулы…
- Да, но в этом месте такого не бывает, - перебил его Арле. - Рыбы жрут тела, которые уже повреждены. Те, что разбились о скалы Вриди.
Облако дыма окутало Эдуара.
- Ну и как твой негр это объясняет?
- Он сам не понимает.
- А ты?
Согнувшись, Арле массировал виски.
- У меня это весь вечер не шло из головы. Слова смотрителя, и не только они. Есть и другие непонятные вещи. Посуди сам, Эдуар. Роберта говорит всем, что отправляется в Гуильё. И ее вроде бы видели уже в дороге. А на следующий день ты находишь ее машину перед гаражом. Это уже странно, как по-твоему? Или еще. Роберта редко купалась одна, а в море вообще никогда не заходила. Во всяком случае тут. Помню, она говорила, что однажды, когда она только приехала сюда, ее захлестнуло волной, ударило о дно и выбросило на песок в полуобморочном состоянии. Роберте этого хватило: она раз и навсегда зареклась заходить в море. Боялась, понимаешь? Она боялась моря.
Его голос зазвучал глуше.
- Иногда мне кажется, что утонула не она. Глупо, понимаю. Но на нее это так не похоже.
Не сводя глаз с брата, Эдуар медленно потушил окурок в миниатюрной хрустальной пепельнице и твердо сказал:
- Я сам видел ее тело. Обезображенное, но вполне узнаваемое. И потом, кольцо! Оно было у нее на пальце.
Эдуар взял футляр, стоявший со вчерашнего дня на туалетном столике, и протянул брату.
Арле вынул кольцо. Черный бриллиант, вставленный в ажурную платиновую оправу. Роберта сама нарисовала узор, а выполнил работу один мастер из Трешвиля.
- Ведь это кольцо Роберты?
Арле кивнул.
- Вот видишь, - сказал Эдуар.
Снова закурив, он приник лбом к оконному стеклу. Голос Арле сливался с надоедным гулом кондиционера:
- Вчера вечером, по пути с пляжа, я чуть не завернул в полицию, но в последнюю минуту струсил.
Помолчав, он тихо добавил:
- Может, ее убили, а тело выбросили в море. Тогда понятно, почему оно в таком состоянии.
Эдуар оторвался от стекла.
- Этого не может быть! Заключение эксперта не оставляет сомнений: она утонула вследствие переохлаждения.
Арле покачал головой. Все эти доводы он уже перебирал по возвращении из "Биде".
- Ты никак не можешь отделаться от того, что наговорил какой-то негр! - продолжал Эдуар. - Состояние тела, состояние тела! Представь себе, что она ударилась обо что-нибудь в воде - о бревно, например. Рыбам же и капли крови хватит - тут же учуют.
Арле вертел в руках кольцо. Бриллиант отбрасывал блики на его землистого цвета лицо.
- А если самоубийство? Об этом ты не думал?
Эдуар состроил неопределенную гримасу. Сигарета у него в зубах дрогнула.
- Чтобы убить себя, нужна смелость, - сказал Арле, - и… веская причина…
Эдуар взял бутылку "Клаба" и сел рядом с кроватью.
- Ты свихнешься, если не перестанешь изводить себя. И выдумывать невесть что. Встряхнись, Аль! Поверь, отчаяние до добра не доведет, да и горю не поможешь. Мне ведь тоже, знаешь ли, порой бывает несладко.
Он наклонился к брату. Искалеченная губа его вздрагивала.
- Как представлю себе всю прожитую жизнь и все, что предстоит! Впереди старость. Как подумаю, что так и сдохну бобылем… здесь или еще где-нибудь, но бобылем.
Арле поднял глаза.
- Почему бобылем?
- Видишь ли, мне случается разглядывать себя в зеркало. Хотя бы по утрам, когда бреюсь. Забавно! Все никак не привыкну к бесподобной роже, которой меня наградило небо. А женщинам каково! Даже за деньги… Кроме внешности, еще и мой проклятый характер. Кто же это вынесет! Да ты ведь меня знаешь!
Он на минуту задумался, потом продолжил:
- Откровенно говоря, я и сам, наверно, не смогу никого полюбить настолько, чтобы пожертвовать тем немногим, что у меня осталось. Моей свободой.
Арле слушал его с удивлением и сочувствием.
- Свобода… Я тоже, Эдуар, рассуждал как ты - до тех пор пока два года назад не встретил Роберту… - Его голос дрогнул. - И понял, что всю жизнь искал именно ее… ее одну. С каждым днем она занимала в моей жизни все больше места. Видимо, это и есть любовь, когда сливается даже дыхание. Ну с чего бы она стала кончать с собой? - порывисто добавил Арле.
Эдуар сидел, разглядывая свои толстые красные пальцы.
- Альбер, я еще раз сделаю тебе больно…
Несмотря на то, что в комнате было не жарко, Эдуар весь взмок: Арле чувствовал запах пота.
- Ты всегда вел себя образцово, соблюдал правила игры…
Эдуар встал и зашагал из угла в угол, не поднимая глаз. Арле вдруг увидел, как нелеп его брат в широченных шортах цвета хаки и в белых гольфах, натянутых на волосатые икры. В нем было что-то почти отталкивающее.
- Не понял, - холодно произнес Арле.
Эдуар остановился перед ним. Арле тоже встал. Пару секунд они стояли лицом к лицу. Потом Эдуар отвел взгляд.
- В воскресенье утром, после морга, я зашел сюда. Мне хотелось отыскать какой-нибудь след, знак, который позволил бы что-то выяснить: ты поступил бы так же…
Эдуар тяжело дышал. На висках его блестели капельки пота.
- Так вот, я нашел, Аль. В ящике туалетного столика. Ключ торчал в замке.
Наступила тишина. Наконец Аль спросил бесцветным голосом:
- И что это было?
Он подумал о письме.
Эдуара явно терзали сомнения, однако он все-таки вытащил из кармана шорт и положил на край кровати конверт с пятнами пота. Арле схватил его, вынул содержимое, и лицо его помрачнело. Это было не письмо, а фотография. Арле ее раньше не видел. Роберта, одна, в чем мать родила и в позе отнюдь не художественной, до отвращения непристойной. Эдуар, отвернувшись, нервно отбивал пальцем дробь на стенке кровати.
- Какого черта ты лезешь не в свое дело? - выкрикнул вдруг Арле.
- Но…
- Я имею право снимать жену как мне вздумается.
- Так это ты… - пролепетал Эдуар.
Его обезьяньи ручищи повисли вдоль тела.
- Прости, Аль. Я думал сделать как лучше. Не хотел, чтобы чужие…
Но Арле не мог больше притворяться. Рухнув на кровать, он с мукой на лице разглядывал снимок. Роберта… Вот все, что она мне оставила, ее последняя улыбка! Но улыбается она не мне! Другому! Другому выставляет напоказ бесстыдно обнаженное тело! И я навсегда запомню ее такой…
Он поднял глаза.
- Ты о чем-нибудь догадывался?
Вид у него был донельзя жалкий, растерянный. Эдуар отвернулся.
- Нет, я ничего не знал.
- Снимок, судя по всему, недавний, - сказал Арле. - Бумага даже не пожелтела.
Он говорил словно во сне.
- Может, ее заставили? Бывают такие садисты…
Но он и сам не верил в такую возможность.
Как в таком случае снимок попал в туалетный столик? И потом, лицо Роберты не выражало страха. Блестящие глаза, раздутые ноздри - женщина, охваченная возбуждением. Арле рассвирепел.
- Попадись мне этот мерзавец…
- Дай мне снимок, - тихо сказал Эдуар. - Ты будешь только мучиться. Если хочешь, я разорву его на твоих глазах.
Однако Арле не выпускал фотографию из рук.
- Нет, я его оставлю. Это ее последний снимок, понимаешь? Последний, который у меня есть…
- Зря, - сказал Эдуар и, взглянув на часы, присвистнул. - Уже половина двенадцатого! Я должен бежать, сегодня утром мне надо быть в порту, проследить за погрузкой аукумеи. Когда я тебя увижу?
- Я постараюсь прийти в контору.
- Тогда до скорой встречи. Держись! Стисни зубы и держись! Пересиль себя, старина! Так надо!
"Бьюик" не успел исчезнуть в конце аллеи, как Арле пожалел, что отпустил брата. Он уже не сомневался, что тот сказал ему не все. Эдуар, как правило, был хорошо информирован. Он его пожалел, не захотел удручать еще больше.
Арле заходил кругами по комнате. Гордость не позволяла ему смириться с очевидным. Но одновременно он с холодной ясностью отдавал себе отчет, что такова обычная реакция обманутых мужей. Не хватает сил признать, что какая-то часть жизни жены была от тебя скрыта. Реакция ревнивого собственника. Да, но его ревность лишена смысла. Что возьмешь с мертвой?
Когда началась эта игра? С кем Роберта ему изменяла? Арле рылся в памяти, пытаясь припомнить хоть что-нибудь выдававшее правду: слово, жест… Ничего. Почти все вечера Роберта проводила с ним. Днем же он предоставлял ей полную свободу. Она часто ходила в бассейн, иногда посещала теннисный корт, но все это открыто, без всякой таинственности. Будь дело нечисто, он бы давным-давно все узнал.
Узнал бы? Арле по гостям не ходил. Был у него, правда, старый приятель, еще с детства - Макс Вотье, - но Роберта плохо ладила с его женой. Она так устроила, что они с Вотье почти поссорились. Страдал ли Арле от этого? Он и не помнил. У него было его дело и была Роберта. Он жил, замкнувшись в своем таком новом счастье. Как слепец.
Арле вошел в кабинет, разворошил груду открыток с соболезнованиями. Имена мужчин и женщин, многие из которых не вызывали никакого отклика в его памяти. Нет ничего более безличного, чем траурная открытка. Любовник, если он и фигурировал среди этих людей, таковым не подписался. Что же теперь делать? Начать охоту? Ходить из дома в дом подобно коммивояжеру, сбывающему туалетное мыло? Арле в сердцах швырнул открытки и возвратился в гостиную.
Оставалось только подойти к началу работы в контору к Эдуару и заставить его выложить все начистоту. А счеты сведет он сам.
Арле зашел в ванную.
3
Около половины третьего Арле остановил свою машину перед зданием фирмы. Жером, сторож, дремал, растянувшись в пыли. Он приоткрыл один глаз и тут же снова погрузился в дремоту.
Арле вошел в контору. Госпожа Лептикор, младший секретарь, вытирала пот под мышками.
- Мой брат здесь?
- Нет, господин Арле, он только что уехал в порт, но, думаю, скоро будет.
- Спасибо.
Он открыл дверь в приемную. Мадемуазель Губле размечала листы бумаги красным карандашом. Она тут же вскочила. Арле пожал ее длинную сухую руку. Не слушая ее сочувственную тираду, он обвел глазами светлое прохладное помещение. Он помнил, какой была эта приемная два года назад, когда он сюда приехал: скудная обстановка, духота - всё как в бараке, - и две женщины, бок о бок печатающие на машинке; мадемуазель Губле и Роберта. Арле взглянул на пустой стул перед вторым рабочим столом. После того как они поженились, Роберта являлась в контору лишь изредка: в конце месяца, получить жалованье.
Мадемуазель Губле снова села и взяла в руки красный карандаш. Ничем не примечательная девица неопределенного возраста, хорошая работница. Хозяева предоставили ей небольшую комнату на бульваре близ лагуны. Мадемуазель Губле жила одна и, похоже, окончательно тут осела, что случалось нечасто: большинство белых чувствовали себя в этой стране временными обитателями и не оставляли мыслей о Франции. Арле наклонился к секретарше.
- Когда вы видели мою жену в последний раз?
Мадемуазель Губле ответила не раздумывая:
- Госпожа Арле приходила в контору на следующий день после вашего отъезда, пятнадцатого числа, в самом начале работы. Зашла всего на несколько минут.
- Как она выглядела? Вы не заметили ничего особенного?
- Госпожа Арле казалась спокойной…
- Она сказала вам, что отлучится?
- Да, сказала, что едет в Гуильё и рассчитывает вернуться за несколько дней до Рождества.
- И больше ничего?
- По-моему, нет. Она явно спешила. - Мадемуазель Губле вздохнула. - Бедная госпожа Арле! Такой удар для всех нас!
Притворщица. Губа скорбно оттопырена, в глазах - вселенская скорбь. Арле вдруг почувствовал, что ненавидит эту женщину. И всегда ненавидел. Роберта тоже была от нее не в восторге. Почему? Что между ними произошло? Что они знали друг о друге? Обе приехали в Африку намного раньше него.
- Вы давно знакомы с Робертой?
Мадемуазель Губле удивленно подняла глаза.
- С тех пор как здесь работаю. Скоро три года.
- А раньше вы никогда не встречались?
- Никогда. А почему вы спрашиваете, господин Арле?
Он смешался. Не объяснять же ей, что он хочет узнать. Девица, без сомнения, говорит искренне, ей ничего не известно. Как и Эдуару. Он промямлил невнятное объяснение и пошел на попятный, недовольный тем, что пробудил в ней любопытство.
Арле уже садился в "ситроен", когда к нему подбежал запыхавшийся пузатый Лемен.
- Рад вас видеть, господин Арле, очень рад.
- Я тоже, Лемен.
На этого человека можно было положиться. В течение нескольких лет, до приезда Арле на Берег Слоновой Кости, Эдуар больше жил в Гуильё, а Лемен один управлялся с делами в абиджанской конторе - средства в ту пору были скромные. Благодаря длительному опыту работы в Африке он приобрел основательные знания во всем, что касалось древесины. Арле часто с ним советовался. Кроме того, Лемен умел управлять людьми. Самые отчаянные строптивцы становились тише воды, ниже травы рядом с этим приземистым плешивым человечком.
- Знаете, служащие скинулись на венок. Все так сердечно отнеслись, даже негры-рабочие. Такое бывает нечасто.
Простой малый, Лемен говорил невнятно, с трудом преодолевая волнение.
- Спасибо.
Арле вышел из машины.
- Давайте-ка немного пройдемся, Лемен.
Они направились в сторону пристани. Лагуну загромождали плоты. Негры, балансируя на бревнах, натягивали веревки. Огромная стрела подъемного крана двигалась над водой. Визжала лебедка, в воздухе раскачивались ростры. На пристани блестящий от пота негр в набедренной повязке выкрикивал команды.
Арле остановился в тени пирамиды из помеченных цифрами стволов аукумеи.
- Лемен, - заговорил он, - я хочу кое о чем спросить вас. Именно вас и никого другого. Вы ведь лучше меня знаете обо всем, что творится на фирме.
Лемен вытащил из кармана красный резиновый кисет и взял щепотку табаку.
- Скажите откровенно, как относились здесь к моей жене?
Лемен в задумчивости надул щеки.
- С неграми госпожа Арле не общалась. Остальные же… Ее видели здесь так редко.
- Я имел в виду мадемуазель Губле. Они не ладили?
- У них действительно была, так сказать, психологическая несовместимость, - сказал Лемен.
Он послюнил бумажку, скрутил сигарету и сжал ее губами.
- Почему?
- Мадемуазель Губле - отличный работник. И крайне пунктуальна, порядок - ее мания.
- Может, она завидовала?
- Не знаю. У женщин разве что разберешь?
Он развел руками. Личная жизнь у Лемена сложилась неудачно. Он остался один. Взрослый сын учится в частном пансионе во Франции. Покусывая незажженную сигарету, Лемен продолжал:
- Госпожа Арле приходила в контору когда ей заблагорассудится. Наверно, это раздражало мадемуазель Губле.
- Понимаю.
Как это раньше не приходило ему в голову? В начале их супружеской жизни Роберта ушла со службы. Но потом соскучилась без дела и попросилась обратно в контору. Нельзя, однако, сказать, чтобы она действительно работала. Приходила когда ей вздумается. Просто очередной каприз.
- Они ссорились?
- Пожалуй, нет, но отношения у них были порой весьма натянутыми.
Лемен наконец прикурил. Посередине лагуны полз буксир, волоча за собой плоты. Над желтой водой разносилось тарахтенье двигателя.
- Моя жена общалась здесь с кем-нибудь еще?
- С кем-нибудь еще? Что вы хотите сказать? - не понял Лемен.
- Ничего, - оборвал разговор Арле.
Они вернулись к машине. Лемен успевал краем глаза следить за работой крановщика и даже походя дал пинка замечтавшемуся негру.
- А вообще как дела? Все было нормально, пока меня не было?
- Да, вот только три дня назад один рабочий сломал ногу: его отправили в Трешвиль, в больницу… Да, вот еще! Объявились те двое немцев! Как только вы уехали…
- Опять по поводу лесопильни?
- Да, видно, уж больно она им приглянулась. Потому что иначе… после того как вы им в прошлом месяце дали от ворот поворот…
Арле открыл дворцу "ситроена".
- Возможно, я был не прав, - сказал он. - Брат тоже так считает. Мне надо было его послушаться. Вы ведь знаете, что многие сейчас леса продают.
Лемен выплюнул окурок.
- О Господи! Чего они боятся? Берег Слоновой Кости - не Конго. Соглашения….