Маэда снисходительно на меня глянул:
– Не применил. Мастер такого класса не может не успеть… Но в следующий раз он, безусловно, меня убьет, – отвечал он.
– Так ты слабее его? – изумился я.
– Конечно, – отвечал он.
23
Узнав, что на свете существуют люди, более искусные во владении приемами мордобоя с оружием и без, нежели Тодзио Маэда, я очень удивился и от этого удивления впал в некоторое даже замешательство. Маэда, заметив это, сокрушенно пожал плечами и тяжело вздохнул, ибо, хоть и не считал себя мастером высшего порядка, но терять лицо в присутствии начальства тоже не хотел.
А Чугунный Будда тем временем поднялся с пола, поправил штаны, выразительно посмотрел на Маэда и единым прыжком взлетел на подоконник, находившийся в пяти метрах от пола, после чего, сказав презрительно: "Ххх-м!" – спрыгнул наружу.
– Послушай, – прошептал я Маэда. – Если он такой крутой, так может, надо уведомить князя Тамура? Ему, наверное, будет весьма интересно развлечься.
Маэда кивнул, и я понял по выражению его лица, что князю Тамура будет ну очень интересно развлечься с Чугунным Буддой.
Тут Мандухай очень кстати пригласил нас выпить бокал вина по случаю знакомства, и в зале мгновенно появились проворные слуги с подносами. Подавали вино, и не простое, а шампанское, весьма недурное, чего никак не ожидал Люлю, шепотом в виду подносов пробормотавший: "У, моча, наверное!"
После того, как шампанское было выпито и свита перестала галдеть от восторга, вызванного поединком Чугунного Будды с Маэда, Мандухай возобновил беседу и долго расспрашивал нас о том, как мы находим город Сарти и нынешнее правление, на что мы отвечали присущими нам цветастыми комплиментами, взмахами рук и шляп и шарканьем ног по паркету. Мандухай с неудовольствием смотрел на новые и новые царапины, в особом изобилии порождавшиеся чудовищной обувью Люлю Шоколадки (он же – потомственный дворянин Шаттус), уснащенной, как известно, большим числом шипов и подковок.
Дабы прервать порчу паркета, Мандухай заговорил о погоде и соседних государствах, в частности – о Тумпстауне. Я ущипнул Люлю за руку, и разговор пошел как по маслу: Мандухай гневно взмахивал руками и вращал очами, а мы безмолвно кивали головами и иногда поддакивали, не выказывая особой охоты со своей стороны говорить гадости про метрополию.
Аудиенция продолжалась в таком же духе еще с полчаса, как вдруг, когда мы уже приготовились попрощаться и напоследок всласть поцарапать паркет, их величество исполнился внутренней радости и торжественно заявил, что в нашем лице видит исключительно верных трону людей, славных своим боевым и политическим искусством. Не знаю, что Мандухай подразумевал под политикой, но только у короля при этом сделался такой взволнованный голос и он испустил в нашу сторону серию таких многозначительных взглядов, что я невольно заинтересовался, а Люлю даже поклонился и присел. Господа Кэ-и и Маэда стояли как оплеванные.
Тут Мандухай открыл нам причину своей многозначительности: оказывается, он решил назначить меня на должность начальника охраны трона вместо безвременно ушедшего с этого поста – вследствие ставшей монарху очевидной непригодности исполнять столь многотрудные обязанности – герцога Уппа.
Сраженный этой неожиданной милостью, я посмотрел на господина Зуха и увидел, что он слегка улыбается своими бледными, бескровными губами.
– Ваше величество! – начал с поклоном я. – Безгранична ваша милость и доверие, но лично я человек до крайности неспособный к службе и на таком посту не смогу оказать ожидаемой пользы трону и отечеству!
– Вздор! – гордо заявил Мандухай. – Не скромничайте: ваши способности нам хорошо известны!.. Не хочу слушать никаких отговорок! Сей минут подписываю указ, и все тут!
Я еще раз осмелился намекнуть, что король этим решением, возможно, совершает ошибку, но Мандухай махнул на меня рукой и таки подписал указ, услужливо поданный ему каким-то толстым господином с крашеными гусиными перьями на берете.
– Вы наделяетесь самыми большими полномочиями и правами! – сказал Мандухай. – И все это – для блага трона и на процветание державы. Вы можете набирать себе помощников по своему усмотрению, можете подавать нам доклады в любое время дня, можете требовать казни и помилования и находиться в шляпе в нашем присутствии.
Из всего сказанного я заключил, что Мандухай по неизвестным причинам нуждается в нас, и тут же заявил в ответ, что раз так, то я назначаю своим помощником и заместителем присутствующего здесь потомственного дворянина Шаттуса.
Мандухай, видимо, ожидавший чего-то подобного, до того растрогался, что пожаловал мне титул герцога, а Люлю сделал сразу графом, и последний чуть не фыркнул себе в кулак. Несомненно, если бы при этом присутствовал Юлиус Тальберг, то он бы упал в обморок от смеха, и очень хорошо, что мы оставили его дома.
Потом к нам с ужимками и поклонами подошел сияющий, как задница, церемониймейстер, опять взыграла жуткая духовая музыка – оркестр успел незаметно подтянуться из двора в зал – и мне на шею было вывешено чуть ли не пятнадцать разнокалиберных цепей, а Люлю – четыре. Теперь я не нуждался в кольчуге или кирасе: убийца, несомненно, не сможет добраться до моего благородного сердца и запутается острием своего разящего кинжала в драгоценных побрякушках.
Затем к моему парадному ватнику был пристегнут полагающийся герцогу по рангу дикого вида орден или что-то в этом роде – здоровая как блюдце серебряная хреновина, усеянная очень и не очень драгоценными камнями. Наверное, дико красиво, но – тяжело.
Мандухай милостиво кивал, наблюдая церемонию, а его свита как один человек повалилась на колени и склонила головы. Словом, это было ужасно торжественно, и я уже ожидал, что теперь, по местным правилам, нас отведут в королевский бордель и уложат спать с королевскими жрицами любви, но этого почему-то не случилось.
В заключение Мандухай заявил, что он чрезвычайно доволен и что я должен завтра же приступить к выполнению своих обязанностей: навести порядок в ведомстве герцога Уппа и представить доклад о мерах, направленных на укрепление власти трона.
Я обещал.
Наконец, сопровождаемый свежеиспеченным графом Шаттусом, потомственным дворянином Кэисом и верным слугой Фофо, я покинул дворец под бравурные завывания труб и буханье барабанов.
Во дворе наша компания погрузилась в трофейный "ягуар" и, бряцая цепями и пуская солнечных зайчиков орденами-блюдцами, направилась домой. Следом двинулось два броневика с охраной и два свежепокрашенных танка "тигр".
– Смотри, Сэм, – сказал Люлю, оборачиваясь назад и глядя на танки. – А нас сопровождает почетный эскорт… И не забудь, пожалуйста, завтра же представить доклад о мерах, понял?
– Ну что вы, граф! – парировал я. – Всем этим займетесь вы, мой помощник и заместитель, а я поеду в наше родовое владение в северных землях по домашним делам: мне там надо отремонтировать пару замков, ведь я теперь герцог! Смотрите, граф, будьте усердны и рачительны к государственной казне и не подведите меня. Если у короля Мандухая возникнут претензии, то я, вернувшись, применю к вам санкции.
Тут только Люлю, ставшийся волей Дройта нашим резидентом в Сарти, понял всю глубину моего коварства.
– Ты, кстати, заметил, что там, у Мандухая, полно роботов? – решил я окончательно добить Люлю.
– Заметил, – сухо ответил Люлю. – Да и как не заметишь! У меня от индикатора аж ухо свело!
24
Вот, собственно и все.
На этом для меня экспедиция в Сарти казалась законченной, долг службы – выполненным, путь в Тумпстаун – открытым. Господин шериф как всегда использовал мня в качестве камушка, бросаемого в тихий пруд, дабы затем предаться внимательному изучению волн, вызванных наглым вторжением инородного существа в спокойные воды, – и сделать глубокомысленные выводы. Что же, таково, быть может, мое природное назначение – пускать круги на воде. Ну и ладно.
Плюнув мысленно на проблемы робототехники, на скотину Вайпера, на наглого Зуха, почему-то разговаривающего чужим голосом, на всех вместе взятых потомственных дворян и сексуальную жизнь Сарти, я мечтал только о возвращении в метрополию вместе с Лиззи и – не откладывая! – о церемонии венчания. Для этой цели я намеревался заказать соответствующий обряд в церкви св. Колубма, что в Сити (единственная, кстати, приличная христианская церковь в Тумпстауне. Зато у нас есть три мечети, буддийский монастырь и даже храм огнепоклонников, не говоря уж о многочисленных полевых штабах рахиминистов), а сразу после обряда подумывал вместе с молодой супругой отправиться на побережье к присмотренному коттеджику. Может, так и лучше будет?..
Обуреваемый приятными мыслями, я остановил машину за два квартала до нашего особняка и предложил господам потомственным дворянам пройтись пешком, но Люлю, озабоченный выпавшей на его долю государственной деятельностью, решительно отказался и дал газ, и за ним устремились танки. Я же в обществе Маэда неспешно пошел им вослед, глазея по сторонам и в последний раз наслаждаясь мерзостью окружающей обстановки. Обилие цепей на моей шее разгоняло публику лучше всякой охраны, приданной Мандухаем. Обходя лужи и насвистывая какую-то похабную мелодию из репертуара потомственного дворянина Коитуса, я предавался неспешным размышлениям о смысле бытия, как вдруг Маэда дотронулся до моего плеча:
– Глядите, сэр, – сказал он.
Я посмотрел в указанном направлении и увидел справа от себя питейное заведение, называвшееся, как это ни странно, "Тумпстаунские забулдыги". У входа стоял обшарпанный легковой "тарабант" когда-то белого цвета и торчал с бессмысленной улыбкой служка в грязнейшем фартуке. Ни секунды не размышляя, я направил стопы к "Тумпстаунским забулдыгам".
При виде герцогской особы в не успевших еще потускнеть цепях юноша в фартуке пришел в смятение и галопом скрылся в дверях. Маэда, забежав вперед, без особого усилия, но звучно высадил входную дверь и мы эффектно проникли в помещение.
Внутреннее убранство оказалось вполне привычным и не удивило совершенно: те же обшарпанные деревянные столы, факелы на стенах и свечи на столах, те же бочки вместо сидений или редкие колченогие табуреты, сосиски и пиво – вонючее пиво, похожее на мочу.
В "Забулдыгах" было не людно. Немногочисленные посетители уставились на нас, и я уже ждал обычного "это грубо", но потом вспомнил, что теперь я герцог. Исходя из этого, я выпучил глаза, задергал ртом и, роняя слюну, принялся орать:
– Где хозяин?! Где хозяин этого кабака, я спрашиваю!
Трясущийся хозяин, смутно напомнивший мне владельца шикарного заведения "Агг", не замедлил явиться. Он усиленно кланялся и приседал – словом, вел себя так, как и положено при виде высокопоставленных хулиганов, увешанных всякими регалиями власти.
– Ты! – ткнул я в него перстом. – Почему ты так назвал свою вонючее заведение?!
– Так… это… ваша милость… – хозяин от ужаса не находил, что ответить, и только беспрестанно вращал задом и трясся. – Так… получилось… Но если нельзя, то я мигом…
– Нет, я тебя спрашиваю, почему ты так сделал?! – наступал на него я. – Какие у тебя основания?
Позднее, когда мы с Маэда выгнали всех посетителей и дали хозяину пару раз в ухо, после чего к нему вернулась способность связно излагать мысли, выяснилось, что раньше питейное заведение называлось "Баарбан", но однажды сюда зашел очень важный господин ("Почти такой же важный, как ваша милость!") и повелел назвать кабак именно "Тумпстаунские забулдыги". Он оставил мешок денег и на другой день прислал два танка с солдатами – проверить, выполнено ли его распоряжение. Также этот господин распорядился, если кто будет интересоваться происхождением названия, объяснять, что в честь рудников, где в поте лица трудятся бывшие тумпстаунские граждане. По скудному описанию, с превеликим трудом полученному у хозяина, выходило, что к нему приходил не кто иной, как мой любимый Вайпер.
– Чтобы в три дня у меня! – поднес я кулак к носу хозяина, не уточняя, впрочем, что именно "в три дня". – Понял? Ссылайся на приказ герцога ди Барямбы!
В назидание мы сломали два стола и последние табуреты.
Выйдя на улицу, мы с Маэда беспрепятственно захватили "тарабант" и, трясясь и чихая дымом, отбыли восвояси, потому что дальше прогуливаться настроения не было.
У нашего особняка уже толпилась охрана и возводились высокие сторожевые будки, на глазах оплетавшиеся колючей проволокой.
– Люлю! – сказал я, уединившись с Шоколадкой в кухне. – Только что видел я кабак под названием "Тумпстаунские забулдыги". В доверительной беседе с глазу на глаз хозяин сообщил мне, что такое паршивое название своему паршивому заведению дал по приказу человека, очень похожего на Вайпера. Тот же тип велел распространять слухи о рудниках, где якобы вкалывают наши пленные. Хорошо бы разобраться, кто они, эти пленные. Нет ли среди них Шатла. Ты по роду своей службы теперь можешь в Сарти почти все. Но имей в виду, что это может быть ловушкой. Понял?
– Понял, – неодобрительно посмотрел на меня Люлю. – Но и ты имей в виду, что до тех пор, пока я не приду к выводу, что поступаю правильно, я буду поступать так, как считаю нужным!
– Золотые слова! – сказал я после некоторый паузы, которая понадобилась для тщетного осмысления сказанного. – Из метрополии я тебе пришлю помощь. Скажем, прибудут мои вассалы из замка в северных территориях. Я и письмо приложу. С во-о-от такой печатью на веревочке. Понял?
– Понял, – буркнул Люлю. – Кофе хочешь?
Кофе я хотел.
Мрачный Люлю сварил крепчайшую жижу с перцем, – видно, хотел отомстить мне, ну да не на того напал. Я выпил адский напиток и бровью не повел. А потом пошел к Лиззи…
Моя возлюбленная сидела в задумчивости перед зеркалом, смотрелась в него и равномерными движениями расчесывала свою знаменитую челку.
– Что-то я тебя полюбила, – заметив наконец мое появление, задумчиво сказала она.
– Умница! – восхитился я. – Ночью покидаем этот рай.
И мы, действительно, выехали ночью. Господин Маэда незаметно, задворками, которые он успел хорошо изучить, вывел автобус из города и помчал по степи – в сторону метрополии. Господин Кэ-и спал и видел сон: ему, наверное, снился потомственный дворянин Аннус, потому что Кэ-и жалобно вскрикивал. А мы с Лиззи, забравшись на верхнюю полку, занимались там самой отчаянной любовью, которую только можно себе позволить в прыгающей по колдобинам машине.
Утром автобус благополучно пересек границу: пограничной стражи неожиданно не оказалось ни с той, ни с другой стороны. Я собственноручно заровнял грабельками отпечатки наших протекторов на ничейной земле.
Вставало солнце, впереди лежал Тумпстаун. Ночью Маэда несколько сбился с курса, и поэтому мы выехали не прямо к автобану, а где-то рядом.
Однако когда мы уже выбрались на автобан и на хорошей скорости устремились к сердцу метрополии, минуя мотели и кемпинги, случилось непредвиденное: на семьдесят втором километре автобус был неожиданно обстрелян.
Удивленный Маэда остановил машину и тут же из-за бетонного ограждения выскочил квадратный субъект в грязной, разодранной одежде, с окровавленным лицом и с автоматом неизвестной системы в руках.
Я не успел отреагировать, как террорист дал еще одну очередь по автобусу и стал приближаться большими прыжками. К счастью, мой индикатор вел себя спокойно.
Когда нападающий подбежал достаточно близко, навстречу ему выпрыгнул господин Кэ-и и метким ударом ноги выбил оружие, а самого нападавшего поверг на бетон. Одеваясь на ходу, из автобуса выбрался и я.
За мной выскочила Лиззи. Наклонившись над поверженным, я увидел хорошо знакомое, хотя и испачканное лицо: на бетоне лежал сотрудник компании "Шэлд" Герберт Прайк, когда-то работавший у нас, в полиции, сержантом – ветеран правоохранения, принимавший в свое время участие в последней войне с варварами. Крайне достойный человек! Живая легенда.
– Как же это ты, а? – укоризненно спросил я господина Кэ-и.
– Н-да, – смущенно отвечал тот. – Это, оказывается, свой парень. Но он так испачкан, что я не узнал.
Мы полили Прайка водой.
Эффект был неожиданный: открыв глаза, Герберт тотчас же, как чертик, отскочил в сторону, вырвал из заднего кармана "вальтер" и навел его на нас. Кривя, как псих, рот, он прорычал:
– Руки на затылок! Стреляю без предупреждения! Ну!!
– Прайк, ты ошалел, что ли? – спросил я, поднимая руки. – Ведь это я, Дэдлиб. А это – господин Сыма. Ты разве не видишь?
Прайк ничего не ответил, но и пистолета тоже не опустил.
– Ты извини, – вступил господин Кэ-и, также сложив руки на затылке. – Я не узнал тебя. У тебя вся рожа в кровище. Ты на себя не похож.
– Ну, ну! – угрожающе шевельнул стволом Прайк, отступая назад. – Стойте, где стояли! – И для острастки выпалил в лобовое стекло автобуса, которое, на удивление, не разбилось. Прайк поразился этому не меньше нашего и хотел было выстрелить еще раз, но тут сзади неожиданно выскочил Маэда и ребром ладони сильно ударил Прайка по шее. Прайк сказал: "Ып…" – и рухнул наземь.
Маэда подобрал "вальтер", потом обшарил тело и извлек еще массу всякого оружия, а из-за пояса достал красную тонкую папку. Я кинул ему наручники, и Маэда защелкнул их на руках Прайка. Потом подволок его к автобусу и прислонил головой к переднему колесу. Прайк не подавал признаков жизни.
– Крепко ты ему врезал, – заметил я Маэда. Тот пожал плечами и с равнодушным видом вернулся в автобус.
Я тем временем раскрыл папку. В папке лежал один только листок бумаги, и нам нем был короткий, но впечатляющий текст. Вот он, привожу дословно:
"Уважаемый господин Моркан! Рад вас приветствовать в моем офисе! Очень жаль, что наши отношения развиваются так не по-деловому. Я этого не люблю. Хочу вас предупредить, что не потерплю вашего присутствия на клокардском, тумпстаунском или каком-либо ином рынке. Лучше вам закрыть свою фирму, пока я не закрыл ее через ваше (или мое?) правительство. Спешу также подтвердить, что я уничтожил ваш филиал в Клокарде. Не следует вам пытаться вмешивать сюда тумпстаунские власти. Это бессмысленно, ибо время их сочтено. Искренне ваш. И Пэн".
В это время Прайк застонал.
– Слушай, Герберт, – сказал я, присев над ним на корточки. – Не валяй дурака. Это я, Дэдлиб! И я вовсе не хочу, чтобы ты меня шлепнул только потому, что ты – псих. Понял?
Прайк с натугой на меня посмотрел, но понимания в его взгляде я не прочел никакого. Похоже, бедный Герберт действительно рехнулся на почве этого И Пэна. Но как это произошло и какое Прайк имеет к И Пэну отношение?
– Дорогой! – прошелестела над ухом Лиззи, прочитавшая бумагу через мое плечо. – По-моему, все это слишком серьезно, чтобы идти сегодня в церковь, а? Как ты считаешь?
– Ты хочешь сказать, что мы должны отложить свадьбу? – повернулся я к ней. – А вдруг ты потом передумаешь? Я тебя знаю!
– Дорогой! – Лиззи отвела с лица челку, сняла черные очки и посмотрела на меня глазами. – Я тебе советую: возьми господина Прайка под мышки, втащи в автобус, потом включи экран, а уж тогда поговорим о свадьбе.
Тут окончательно очухавшийся Прайк заехал мне с размаху по ноге, да так больно, что я запрыгал вокруг него.
– У, Прайк, скотина, да ты действительно тронулся! – заскрежетал я зубами. Из автобуса снова выскочили господин Кэ-и и Маэда.
– Дэдлиб? Так ты настоящий? – вдруг с надеждой спросил меня Прайк.