- Да, - сказал я, поднимаясь. - Против волшебного слова устоять трудно. Я еще зайду.
Я вошел к дежурному врачу, который собирался устроиться на кушетке, показал ему свое удостоверение и сел за телефон. Прежде всего я поднял майора Скачкова и ввел его в курс дела. Вторым номером я задействовал дежурного по управлению ФСК и затребовал в больницу ответственных лиц. Потом я таким же образом поднял начальство ГУВД. Картина перед ними предстала страшная: следователя по особо важным делам Генпрокуратуры избили во вверенном им городе. Переполох поднялся немалый, и вскоре в больницу явились и заместитель начальника ФСК, и заместитель начальника ГУВД полковник Коршиков, с которым я тоже был уже знаком. На них лица не было.
- Я распорядился об усиленном патрулировании, - сообщил Коршиков. - Уже есть первые задержанные. Ваш коллега сможет их опознать?
- Сможет, - сказал я, - когда поймают кого надо. Андрей Федорович, должен вам заявить, что утечка прошла из вашего учреждения.
Контрразведчик покраснел от смущения.
- Из чего это вытекает? - спросил он хмуро.
- Из показаний потерпевшего, - ответил я. - Его избили те самые сотрудники, чьи личные дела мы сегодня с вами смотрели.
- Не может быть, - пролепетал он испуганно.
- Более того, - сказал я, - эти славные парни продолжают находиться у вас на службе, в списке секретных агентов. Будьте любезны предоставить органам милиции их адреса, для того чтобы взять их немедленно.
Рядом возник майор Скачков, слушавший меня строго и внимательно.
- Это невероятно, - сказал он. - Андрей Федорович, вы что-нибудь знали об этом?
- Как я мог об этом знать? - чуть ли не плача сказал контрразведчик. - Работа с агентами ведется на уровне личных контактов!.. Разве мне докладывают, кого они там себе вербуют?
- Успокойтесь, Андрей Федорович, - с ласковой заботой произнес полковник Коршиков. - Распорядитесь дать нам адреса, и мы сами все сделаем.
Я был готов спорить, что полковник внутренней службы ликовал от того, что у его коллеги неприятности. Поскольку Андрей Федорович не спешил с действием, трубку телефона сорвал Скачков. Он вызвал дежурного по управлению и почти закричал на него:
- Немедленно разыщите старшего лейтенанта Харченко и доставьте в компьютерный зал. Прикажите ему поднять личные дела, которые разыскал московский следователь. Жду доклада об исполнении в течение получаса!
Андрей Федорович при этом только глубоко вздохнул.
- Ситуация становится угрожающей, - заявил Скачков, поглядывая на Андрея Федоровича с неприязнью. - Налицо то самое сращивание уголовных элементов с правоохранительными органами, о котором говорили на последнем совещании.
- Вы лучше меня знаете, - огрызался Андрей Федорович, - что мало поменять начальство. Местная система безопасности была коррумпирована сверху донизу, и изменить ее по-щучьему велению в мгновение ока невозможно.
Полковник Коршиков кашлянул.
- Сажать надо, - сказал он. - Так что, мне поднимать ОМОН?
- Нет необходимости, - сказал Скачков. - Мы сами их заберем. Александр Борисович, не лучше ли нам отправиться в помещение управления ФСК?
- Николай Витальевич, - сказал я, - но ведь вы же понимаете, что преступление носит характер сугубо уголовный. Я не вижу тут политического мотива. Нет необходимости тревожить покой контрразведки. Единственно, что меня интересует, так это утечка информации. Эти парни узнали о находке Семенихина раньше меня.
- Это мы выясним в ближайшее время, - пообещал Скачков.
- Было бы замечательно, - кивнул я и, повернувшись к Коршикову, приказал: - Вызывайте ОМОН, господин полковник.
Старший лейтенант Харченко появился на рабочем месте ровно в назначенное Скачковым время, но для того, чтобы допустить его к работе на компьютере, потребовалось присутствие Андрея Федоровича как минимум. Только после этого стали известны адреса предполагаемых преступников и спецгруппы ОМОНа пошли на захват. Троих полусонных, дышащих похмельным перегаром мужчин доставили в дежурную часть ГУВД уже под утро.
- Сдурели, начальники? - говорил один из них, проходивший у нас под кличкой Хахаль. - Выспаться бы дали, со мною щас толковать бесполезняк!..
- А чего вы хотели? - интересовался второй, по кличке Шершень. - Может, мне адвокат понадобится!
- Козлы вы, - процедил упоминаемый Сережей Птенчик, действительно ангельского вида мерзавец. - Позвоните в контору, вам там жопу разорвут…
Я слушал их кивая. Коршиков сидел рядом за столом, а в комнате вместе с нами находились мордовороты из ОМОНа.
- Короче, - сказал я, - контора от вас отрекается, ребята. С такой сволотой, говорят, дел не имеем. Теперь мы с вами будем дела иметь.
- А ты что за фрукт? - недоуменно покосился на меня Хахаль.
- Давайте, Сергей Николаевич, - предложил я Коршикову, - берите на себя этого недоспавшего юношу, а я оставлю себе Птенчика. Господин Шершень пусть пока отдохнет.
Мы разошлись по кабинетам, и я насел на Птенчика. Как я и предполагал, это был лидер всей команды, бывший капитан службы безопасности, крутой и хамоватый. Он еще не очень понимал положение, в котором оказался, и именно этим я должен был воспользоваться.
- Тебе не повезло, Птенчик, - я сочувственно покачал головой. - Ты вляпался в опасное дело. Следователь, которого ты нынче отметелил, набит полномочиями по самые унта. Расследуется дело о государственном терроризме, понимаешь, чем тебя зацепило?
- Срал я на ваш терроризм, - отвечал он нагло. - И говорить ничего не буду. Ночные допросы запрещены законом, буду жаловаться прокурору края.
- Это не допрос, - сказал я. - Так, собеседование. Допрос будет в Москве. Знаешь, что такое психоделические средства расследования?
Это его проняло, глаза у него испуганно забегали. Еще бы не забегать! Я бы и сам испугался, потому что тоже не имел понятия, что такое психоделические средства дознания. Я их придумал минуту назад, и звучало это красиво.
- На пушку берешь, - скривился он. - При чем тут я?
- Я же тебе объясняю, - терпеливо сделал я новый заход. - Следователь приехал копать дело, по которому два раза на дню министр отчитывается у Президента. А тут вы навалились. Случайно?
Он помолчал, глядя на меня с ненавистью. Я вполне мог допустить, что он был готов убить Сережу Семенихина. Ни за что, просто - хочется.
- Кончай давить, командир, - сказал он. - Чего ты от меня хотел?
- Били следователя? - спросил я прямо.
- Ну? - сказал он. - Ведь не убили.
- А кто навел?
- А, - догадался он, - продолжаете органы чистить? Без меня.
- Да мы уже об этом через пятнадцать минут будем знать, - сказал я.
- Тогда и спрашивать незачем, - отрезал Птенчик.
- Ну и как мне это определить? - спросил я. - Терроризм? Бандитизм?
- Да простая хулиганка это, - сказал Птенчик. - Он нам нагрубил, вот мы и вспылили немного.
Я покачал головой.
- Хорошо жить хочешь. Но я тебе не дам хорошо жить. Раскрутим тебя по полной, со всеми забытыми делами. Сам понимаешь, нам по этому делу жертвы нужны.
Я говорил очевидные мерзости, но это была игра, и играть в нее следовало по правилам, известным ему. Так что он меня понял правильно.
- Чего звереешь, командир? Где я тебе дорожку перешел?
- Ты мне до лампочки. Но ты крайний оказался. Знаешь, какой подарок тебе готовится? Убийство при отягчающих обстоятельствах.
Тут он испугался, это было очевидно. Я в его глазах был истинным пауком, каким и должен был быть следователь, и мои паучьи намерения выглядели очень убедительно.
- Какое еще убийство? - прохрипел он.
- Сам знаешь, - сказал я. - Убийство капитана Ратникова.
Я пристально смотрел на него и потому не мог не заметить, как вспышка искреннего недоумения перешла в явное облегчение. Птенчик не был замешан в том убийстве, но что-то про него знал.
- Бона куда тебя занесло, - сказал он насмешливо. - Только тут ваши не пляшут, гражданин следователь. Примеривали ко мне это дело, да отвалили.
- Кто примеривал? - спросил я недоверчиво.
- Нашлись доброхоты, - усмехнулся Птенчик - Не в пример тебе, душегубу. Правительственная комиссия шила мне этого капитана, да не пришила.
- Соснов? - спросил я.
- Он, родимый, - просипел Птенчик с ненавистью. - Коллега!..
- Им не удалось, - сказал я, - так, может, мне удастся.
- Спохватился, - буркнул Птенчик. - Чего ты завелся с этим капитаном, дядя? Раскрыто дело-то!
- Кем раскрыто? - искренне изумился я.
- Кем надо, - ответил он неохотно. - И хлопцы эти уже свое получили. Все там уже закончено.
- Да говори же толком! - не выдержав, рявкнул я. - Я же ради этого и приехал!
Он криво улыбнулся.
- А ты у самого Соснова спроси, - сказал он.
Я сразу остыл. Депутат Соснов давно уже привлекал мое следственное внимание, и я не мог не согласиться с предложением Птенчика.
Вошел милицейский сержант и положил передо мной записку от Скачкова. Впрочем, это был целый протокол. Он действительно определил, что от старлея Харченко информация о работе Сережи Семенихина с личными делами агентов дошла до некоего капитана Оганесяна, который работал с ними и держал эту троицу на коротком поводке. Он испугался, что будет раскрыта его забота о бывших сослуживцах, и позвонил на квартиру Хахаля, чтобы предупредить. Он хотел только, чтобы они на время покинули город. Но они некстати гуляли с бабами, и потому предупреждение было воспринято очень воинственно. Птенчик сам выяснил, где расположился московский следователь Семенихин, и они втроем направились поговорить с ним по-мужски. Ждали его в холле гостиницы, попивая пиво. Как только он появился, они подхватили его и вывели на задний двор. Из желания попугать выросла жестокая драка, и Сережа в бессознательном состоянии был доставлен "скорой помощью" в больницу. Теперь капитан Оганесян посыпал голову пеплом и божился, что взял их на работу из сострадания.
Я велел отправить Птенчика в камеру, а сам вышел позвонить Скачкову. Меня интересовало, что стало с оставшимися двумя агентами, отданными под суд в ходе того памятного разбирательства. Скачков сообщил, что компьютерный зал опять опечатан, но первое, чем там займутся наутро, будет информация о судьбе агентов.
Полковник Коршиков вышел, потягиваясь.
- Есть дело, господин следователь, - сказал он.
- Да? Слушаю.
- Я забыл вам сказать, - добавил он виновато. - Тут из Москвы информация пришла… Вашего Бэби убили при задержании.
- Как? - переспросил я. - Уже?
- Да, - подтвердил полковник, кивая. - А вы не рады? Я не ответил. Чего мне было радоваться, если в этой поездке я искал следы того самого Бэби, которого уже без меня вычислили, вернее убили, в Москве. Я был крайне разочарован, но нашел в себе силы поблагодарить полковника и попросил у него машину, чтобы меня доставили в гостиницу досыпать.
Наутро я сначала заехал в больницу и заглянул к Сереже Семенихину, так и оставленному на койке в коридоре. Он не спал.
- Нашли? - спросил он.
- Нашли, - ответил я. - Они уже признались.
- А в убийстве?
Я покачал головой.
- Это не они, Сережа. Но они дали наводку, как найти тех… Впрочем, сейчас это уже не так важно.
В его глазах мелькнула тревога.
- Почему не важно?
- Потому что, - сказал я, - пока мы здесь роемся в этом дерьме, в Москве нашли и убили Бэби.
Я вдруг заметил, как он закусил губу чуть ли не до крови, и испуганно спросил:
- Сережа, ты чего? Может, доктора вызвать?
Он повернул ко мне перебинтованную голову с заплывшими глазами и холодно улыбнулся.
- Это неправда, Александр Борисович. Бэби жив.
- Это правда, Сережа. Вся Москва уже гудит.
- Попомните мое слово, - сказал Сережа. Я не стал с ним спорить.
30
Теперь они требовали от него подробный отчет о деятельности Алексея Дуганова, кличка Бэби, с обязательным приложением биографии, характеристики и детального описания всех его убийств. Проблема была в том, что Феликсу Захаровичу ничего не было известно о жизни Алексея Дуганова, кроме эпизодов, рассказанных Аней Назаровой. Судя по всему, он и появился-то в Москве гораздо позже, и в биографии его не было никаких следов достаточной физической и профессиональной подготовки. Это был просто альфонс, покоритель женских сердец и к тому же пьяница. Мальчик приехал пожить красивой жизнью, и сделать из него рокового убийцу было сложно.
На помощь ему пришли утренние газеты, где было не только изложение прошедшей операции, но и предварительная информация о Дуганове. Родом он был из-под Тамбова, учился в техникуме, служил в армии, в строительных войсках. Был женат, развелся. У себя дома влип в какое-то дело с ограблением квартир, уехал в Москву прятаться и искать лучшей жизни. Нашел ее в лице Ани Назаровой. Был компанейским парнем, подружился со всеми окружающими алкашами. Бабы к нему липли как мухи, и он им не отказывал во внимании. Чуть побольше ума и опыта, и он смог бы действительно хорошо устроиться. Газеты полагали, что агрессивность была у него в крови, но из чего это следовало, понять было трудно.
Ко всему появился Ваня Лихоносов.
- Ты уже знаешь? - спросил он, принеся кипу газет. Феликс Захарович холодно кивнул.
- Они его пристрелили при задержании. Интересно все получается, а?
- Да, - сказал Феликс Захарович.
- Ты даже не расстроился?
- К этому шло, - пожал плечами Феликс Захарович. - Что толку протестовать?
- Он был твоим лучшим агентом, - сказал Лихоносов. - Теперь ты можешь хоть что-нибудь рассказать о нем?
Феликс Захарович указал на газеты.
- Вот они тебе все расскажут. Ты с чем пришел? Лихоносов пожал плечами.
- Во-первых, с соболезнованиями. Я понимаю, как ты к нему привязался.
- А во-вторых?
- Во-вторых, во исполнение решения коллегии я обязан входить в должность твоего заместителя, Феликс. Я договорился на сегодня в своей фирме на первую половину дня. Можно начинать.
Это было совсем некстати.
- Компьютер ты знаешь, - сказал Феликс Захарович. - Пошуруй пока сам. У меня утренний моцион, проход по магазинам.
- Может, мне сходить? - предложил Лихоносов. Феликс благодарно улыбнулся, но качнул головой.
- Это же моцион. Я и без того днями из дома не выхожу, а ты у меня хочешь последнюю возможность отнять. Посиди пощелкай, я скоро приду.
Моцион как таковой существовал в действительности, но Феликс Захарович в последние дни позабыл о нем. Хватало и других забот. Для видимости посетив пару продовольственных магазинов, он прошел через черный ход в одном из них, вышел во двор дома, в котором снимал конспиративную квартиру с телефоном-автоответчиком. Он ждал звонка от Нины, но она молчала, и это его беспокоило. До нее не могла не дойти информация об убийстве "Бэби". Зато вместо звонка Нины там было записано гневное обращение хозяйки квартиры в Мытищах.
- Знаете, Глеб Евгеньевич, я уже устала от вашей подопечной. У нее постоянная истерика, она все время плачет… Как посмотрела телевизор, где говорили об убийстве террориста, так и плачет. Больная, что ли?
Сидя в казенном кресле на убогой конспиративной квартире, Феликс Захарович вдруг осознал, что он не является мастером оперативных мероприятий. И хотя подставка Леши прошла гладко, но проблемы росли с каждой минутой. Надо было что-то делать с Аней. Надо было объясняться с Ниной. Наконец, квартира эта была казенная, и сюда могли прийти чужие люди и прослушать все его сообщения. Он не был готов в одиночку противостоять организации.
Но надо было действовать. Он позвонил к себе домой, объяснил Лихоносову, что встретил знакомого и сидит у него пьет чай, после чего отправился в Мытищи. Приехав туда, долго ждал местный автобус и был изрядно помят в давке. Все это надо было стерпеть, потому что он не был уверен, что его машина не начинена какой-нибудь электроникой. Наконец он добрался до нужного дома, и рыдающая Аня накинулась на него с упреками:
- Я хочу домой!.. Я не хочу здесь оставаться!.. Где Нина?.. Почему его убили, скажите мне!
И все это сопровождалось судорожными всхлипываниями, слезами и активной жестикуляцией. Феликс Захарович терпел.
- Ты не понимаешь, - сказал он негромко, но со значением. - Ты думаешь, кто его убил?
- Кто? - озадаченно спросила она.
- Мафия, - сказал Феликс Захарович. - Они Нину искали.
- Но по телевизору сказали, что какой-то террорист…
- Это для дураков, - отмахнулся Феликс Захарович. - Это было нападение группы боевиков, а уже потом нагрянули спецназовцы. Лешу убили бандиты, но для следствия лучше, чтобы думали по-другому. И ты хочешь в такую напряженную минуту туда вернуться?
Аня судорожно вздохнула и всхлипнула.
- Я не знаю… Мне страшно. Зачем они его убили?
- Убрали как свидетеля, - буркнул Феликс Захарович. - Сиди здесь и не высовывай носа. Там уже вышли на их след, надо подождать чуть-чуть. Нина передавала тебе привет и просила слушаться меня.
- Могла бы хоть записку написать, - обиженно буркнула Аня.
- Какая записка? - зашипел возмущенно Феликс Захарович. - Ты не понимаешь, как это опасно?
Она не понимала, но была готова понять. Эта проблема понемножку решалась, надо было только поощрить хозяйку на терпение к "бедной девочке" выплатой непредусмотренного премиального пособия, и та пообещала заботиться о ней, как о родной дочери. Феликс Захарович поехал в Москву.
Время шло к полудню, и он смело вернулся домой - Лихоносов должен был скоро уходить.
- Извини, Ваня, дела, - сказал Феликс Захарович. - Поешь со мной? Правда, у меня только кефир да булочки.
- Спасибо, - отвечал тот не без некоторого раздражения. - Пошуровал я в твоей программе… Неужто это все Синюхин делал?
- На него пять институтов работало, - с теплотой сказал Феликс Захарович. - Тут столько всего заложено!..
- И когда я получу ключи? - спросил Лихоносов.
- Когда время подойдет, - ответил Феликс Захарович. - Будешь кефир?
- Спасибо, - Лихоносов поднялся. - У меня другая диета. Когда мы увидимся?
- Я всегда к твоим услугам, - сказал Феликс Захарович.
- А ты знаешь, - не отставал Лихоносов, - хотя я и не пробрался через ваши заслоны, но кое-что уловить успел. Твоя программа развивается.
- Этого не может быть, - твердо заявил Феликс Захарович.
Лихоносов улыбнулся, не скрывая торжества.
- Ну хоть чем-то я смог тебя удивить.
- Да, ты меня удивил, - согласился Феликс Захарович. - Но ключей ты пока не получишь. Будешь у Председателя, передавай поклон.