Алексей процедил сквозь зубы:
- Нет.
- Сколько ковриков?
- Два.
- Где второй?
- На время припрятали.
Старик вытащил платок и, вертя головой, долго отирал пот с жилистой, усыпанной веснушками шеи.
- Надо дождаться темноты, - торопливо забормотал он. - Потом идите на Новобазарную улицу, дом шесть. Постучите в окно, слева от парадной двери. Четыре удара… Мадам Галкина… Скажите, что от Баташова, ее предупредят. От нее узнаете, что делать дальше… Обязательно дождитесь темноты. Запомнили?
- Да.
- Теперь сидите, - сказал старик. - Уйдете после меня…
Он сложил газету, тяжело поднялся и, шаркая, поплелся к выходу. Со стороны он выглядел мирным одесским обывателем, который даже в такие трудные времена не изменил застарелой привычке "посидеть на воздухе" в послеобеденные часы…
"КАПТЕРКА" МАДАМ ГАЛКИНОЙ
Убедившись, что никто за ним больше не следит, Алексей еще засветло побывал на Новобазарной и осмотрел дом номер шесть.
Дом был третий от угла, серый, двухэтажный. К парадной двери вело чугунное крыльцо, с него легко было дотянуться до левого окна. Когда Алексей проходил мимо, окно было открыто, на подоконнике стояли глиняные горшки с геранью и столетником.
Рядом с домом находился какой-то склад. Глухой забор тянулся до следующего угла.
Не найдя поблизости сколько-нибудь подходящего закоулка, чтобы незаметно понаблюдать за домом, Алексей не стал задерживаться: вокруг шаталось много народу. Однако прежде чем уйти, он все-таки обошел ближайшие улицы, чтобы потом легче было разобраться в темноте.
До вечера оставалось еще несколько часов. Идти к Золотаренко не имело смысла: осторожный Рахуба велел без особой нужды не мозолить глаза соседям.
Остаток дня Алексей провел на Ланжероне. Несколько раз он ходил сюда купаться с Пашкой Синесвитенко и еще тогда впрок присмотрел на берегу несколько укромных местечек.
Высокий берег спускался к морю широкими уступами, точно гигантская лестница. Здесь было множество ложбин и впадин, скрытых густыми зарослями бурьяна и репейника. В одной из них и устроился Алексей.
Внизу голубело море. Солнце садилось в лиловые облака. На узкой полосе пляжа у самой воды чернели кое-где фигуры рыболовов, пришедших на вечернюю зорьку. Чтобы не терять времени даром, Алексей улегся поудобнее, прикрыл фуражкой лицо и заснул сразу и крепко.
Проснулся он от росы: к ночи похолодало. Густая тень сползала по обрывам. Она уже накрыла пляж, распростерлась над морем, и лишь в том месте, где скрылось солнце, еще багровела воспаленная кромка горизонта. Алексей выбрался из своего убежища, отряхнул грязь с одежды и зашагал к притихшему ночному городу.
Около одиннадцати часов он пришел на Новобазарную.
Дом номер шесть был темен и тих, как и все другие дома в Одессе. Стараясь не греметь сапогами, Алексей поднялся по чугунным ступеням и четыре раза стукнул пальцем в оконную раму.
Стекло тихонько задрожало: кто-то открывал тугую форточку.
Женский голос спросил:
- Кто там?
- Я от Баташова…
Через минуту он услышал скрежет дверного крюка, и женщина проговорила совсем рядом:
- Входите.
Он протиснулся в парадное. Женщина долго налаживала крюки и запоры, потом нашла его руку и потянула за собой.
Миновали еще одну дверь. Запахло жильем. Женщина повозилась в темноте и зажгла свечу. Желтый коптящий огонек осветил заставленную сундуками прихожую и самое хозяйку-встрепанную толстуху лет под сорок в цветастом домашнем капоте.
- Мадам Галкина? - спросил Алексей.
- Я.
- Мне велено…
Она взмахнула рукой:
- Знаю, знаю! Вас уже порядочно ждут! Обождите здесь минуточку.
Она поставила свечу на сундук, кивнула Алексею и ушла в комнату. За тонкой стеной приглушенно загудели голоса. Алексей напряг слух.
- …Один, - говорила женщина. - Лет двадцать пять, здоровый…
- Отведи его пока вниз, - пробасил кто-то, - надо улицу осмотреть.
- Куда вниз? - возразила женщина. - Там же…
- Сказано - делай!
- Ох, Микоша! Доиграешься ты!…
- Иди! - с угрозой повторил мужчина.
Хозяйка вышла в прихожую.
- Пойдемте, - сказала она, беря свечу с сундука.
Алексей молча двинулся за ней.
Парадный подъезд имел сквозной выход во двор. Недалеко от заднего крыльца, чуть сбоку от него, находилась дверь в подвал. Женщина поскребла ключом, отодвинула тяжелую дверь и нырнула куда-то вниз, в темноту, откуда на Алексея пахнуло застойным запахом сырости, прели и крысиного помета. Огонек свечи померцал в глубине и вдруг, заполняя дверной проем, разлился неярким рябящимся светом: женщина зажгла лампу.
- Входите, - позвала она.
Алексей спустился по шатким ступенькам. Женщина прибавила огоньку в лампе, велела подождать и ушла, по-утиному раскачиваясь на коротких ножках. Алексей огляделся.
Большое низкое помещение с кирпичными неоштукатуренными стенами и единственным заколоченным досками окном в глубокой нише было тесно заставлено какими-то ящиками, тюками и ржавыми бидонами. Около стены навалом лежали старые полушубки, поношенные" но еще вполне пригодные сапоги, рубахи, брюки армейского образца. В углу Алексей заметил деревянную койку с соломенным тюфяком, а на столе, возле лампы, две немытые жестяные миски с заплесневелыми остатками еды. Несколько колченогих венских стульев стояло вокруг стола.
"Эге, да тут каптерка!" - подумал Алексей с облегчением: это объясняло, почему женщина не хотела вести его сюда.
Он переложил браунинг из брюк в карман пиджака, сел так, чтобы лицо оказалось в тени, и стал ждать.
Сверху не доносилось ни звука. Глухая подвальная тишина закладывала уши, и только в углу под полом время от времени дрались крысы.
Минут через десять дверь заскрипела. Вошли двое.
Человек, которого хозяйка называла Микошей (Алексей узнал его по сиплому пропитому басу) был сутулый длиннорукий мужик в обшарпанной вельветовой куртке. Глубоко надвинутая фуражка-мичманка оттопыривала его маленькие, как у обезьяны, уши. Под толстыми надбровьями суетились быстрые, часто моргающие глазки, а подбородок торчал вперед, и нижняя губа наползала на верхнюю.
Его напарник был не менее приметен. Та часть Молдаванки, которая создала Мишку Япончика, вполне могла бы гордиться и этим своим порождением. Верзила огромного роста, он был одет в куцый пиджачок цвета беж и синюю фуражку с угловатой тульей и плетеным шнуром по околышку. Ноги его обтягивали очень короткие, по щиколотку, брюки в мелкую черно-белую клетку, которые еще в шестнадцатом году были известны в Одессе под названием "в Париже дождь идет".
Заложив руки в карманы, верзила встал у двери. Микоша бочком придвинулся к Алексею и остановился на почтительном расстоянии, позаботившись о том, чтобы не заслонить своего напарника: в случае необходимости тот мог стрелять, не боясь задеть его.
- Здравия желаю, - пробасил он. - Говорят, вы полный день шукаете нас по всей Одессе. Это точно?
- Не знаю, вас или не вас: ищу покупателей на два плюшевых коврика, - сказал Алексей.
- Тогда, факт, нас! Мы коврики принимаем по любой цене. А что вы хотели за те коврики?
- Нужно повидать кого-нибудь из хозяев, имею до них поручение.
Микоша придвинулся ближе:
- А нельзя ли узнать от кого?
- От Феоктистова…
С этой фамилии начинался второй пароль, и, как предупреждал Алексея Рахуба, на людей посвященных она должна была произвести впечатление.
- От самого Феоктистова? - Микоша приблизился еще на шаг. - А что же он хочет?
По-видимому, он ждал, что Алексей назовет пароль до конца. Но Алексей не торопился это делать. С Микоши хватит сказанного, надо оставить что-нибудь и для тех, кто "посолиднее"…
- Что хочет Феоктистов я передам кому следует. И предупреждаю: времени у меня мало.
- Не-е, так нельзя, - промолвил Микоша, качая головой, - у нас, знаете, порядок…
- Послушайте, вы! - Алексей стукнул по столу костяшками пальцев. - Мне лясы точить некогда, и так день потерян! Еще раз повторяю: имею спешное и совершенно секретное поручение до руководства!
- А я что-нибудь говорю против? - удивился Микоша. - Просто в нашем монастыре такой устав: ежели из-за кордона, так должны знать одно петушиное словцо… Или нет?
- Знаю, можешь быть спокоен!
- Тогда, будьте ласковы, скажите.
- Кому надо - скажу.
- А мне, стало быть, не надо, так вы себе думаете?… - в хриповатом баске Микоши прозвучали вкрадчивые нотки.
Алексей чувствовал, что с каждой секундой в Микоше нарастает недоверие к нему. Надо было немедленно напомнить этому бандиту, с кем он имеет дело: как-никак Алексей был сейчас "представителем мировой закордонной контрреволюции", а Микоша и его напарник- всего только пешками в большой игре.
То, что он сделал затем, объяснить нелегко. Требовались решительные действия, а лучшего он не придумал…
Смерив Микошу взглядом, он сказал:
- Что ты артачишься? Или боишься меня? Робкий, гляжу, у вас тут народец! Ладно, я тебя успокою! - Он сунул руку в карман и, прежде чем Микоша успел ответить, выдернул браунинг.
Микоша отшатнулся.
- Но, но!… - вконец осипнув от неожиданности, произнес он.
Верзила у двери шагнул вперед, и карманы его пиджака остро выпятились.
Алексей положил браунинг на стол.
- На, возьми, - сказал он презрительно, - смелее будешь.
- Веселая картинка… - просипел Микоша.
Медленно подойдя к столу, он взял браунинг, разглядывая, повертел в руке.
- Ничего игрушечка. Только зачем же так… сразу? Даже как-то неосторожно! И больше у вас ничего нету?
- Можешь обыскать.
- Ну, ну, или я не вижу!… - поспешно и даже как будто испуганно сказал Микоша. Он явно растерялся.
Не давая ему опомниться, Алексей приказал:
- Тогда веди! И нечего тянуть, как бы после жалеть не пришлось! Теперь вроде бояться нечего?
Микоша пробормотал:
- Одну минуточку…
Он сунул браунинг за пазуху и бочком отступил к двери, где, все так же оттопырив пистолетами карманы пиджака, стоял второй бандит.
Они о чем-то пошептались. Алексей расслышал, как верзила пробурчал: "Никуда не денется!…"
Микоша вернулся к столу.
- Пожалуй, приведу кого-нибудь, - сказал он, - хотя, конечно, никакого здесь порядка нема… Придется обождать.
- Долго это?
- Не-е, полчасика от силы. А Битюг нехай посидит, вам веселее будет.
Алексей досадливо передернул плечами:
- Пусть сидит. Давай только поживей!
- Я мигом, не успеете соскучиться…
И Микоша ушел.
Битюг (Алексей по достоинству оценил меткость этого прозвища) устроился на ящике возле стены и некоторое время бдительно следил за ним. Потом это занятие ему надоело. Он зевнул, достал перочинный ножик и занялся маникюром. Он с увлечением выковыривал грязь из-под ногтей, обрезал заусенцы, обсасывал пальцы и, отводя руку, издали любовался своей работой. Сидя у стола, облокотясь и прикрыв лицо ладонью, Алексей с интересом разглядывал его пышущую здоровьем рожу, на которой цвели крупные веснушки и белый рубчатый шрам тянулся от виска до шеи.
Так они и просидели до возвращения Микоши, не обменявшись ни единым словом.
Минут через сорок Микоша сунул голову в подвал, убедился, что все спокойно, и распахнул дверь:
- Заходите.
Вошел сухощавый, среднего роста человек в примятой клетчатой кепке и штатском костюме. Микоша, заложив щеколду, спустился по лесенке и указал ему на Алексея:
- Вот этот самый. Очень интересуются поговорить.
Алексей встал. Щурясь от света, человек в штатском пристально взглянул на него:
- Вечер добрый. Слушаю. У вас поручение ко мне?
И по голосу его с властными интонациями, и по тому, как угодливо суетился Микоша, Алексей понял, что на этот раз пришел "настоящий".
- Так точно, - сказал он. - Есть поручение: Феоктистов ищет родственников.
- Родственники все в сборе! - Человек в штатском улыбнулся, подошел и обеими руками потряс его руку. - Здравствуйте! Ждем вас не дождемся! Давно ли прибыли? Нас предупредили еще неделю назад, что вы приедете, но когда, каким способом - никто не знал. Тем приятнее видеть вас в целости! Что же мы стоим? - Он жестом пригласил Алексея садиться, сел сам и снял кепку. - Давайте знакомиться. С кем имею честь?
- Михайленко, - сказал Алексей.
- Очень рад, Шаворский…
Он мог бы и не представляться теперь, когда снял кепку. Алексей, можно сказать, наизусть знал и этот высокий, сдавленный в висках лоб, и гладкие волосы, расчесанные на косой пробор, и запавшие глаза, близко сдвинутые к хрящеватому носу. Только на фотографии, которую он когда-то получил от Инокентьева, все это украшала холеная округлая бородка "а ля Николай II", какую отпускали монархически настроенные офицеры. Теперь бородки не было, что и помешало узнать его сразу.
"Шаворский Викентий Михайлович, подполковник царек, сл., 1883 г. рожд., зам. нач-ка деникинской к/разв., в 20 г. один из руководителей врангел. подполья (дело Макаревича-Спасаревского)" - так было написано на оборотной стороне фотографии размашистым почерком Оловянникова, а ниже стояла дважды подчеркнутая пометка красным карандашом: "Розыск".
Приветливо улыбаясь, сцепив над столом худые нервные пальцы, перед Алексеем сидел матерый зверюга!…
Старательно следя за каждым своим словом, Алексей доложил ему о приезде Рахубы и о его ранении в стычке с блатными.
Два месяца назад Рахуба уже приезжал в Одессу, Шаворский отлично знал его.
- Квартира, где сейчас полковник, надежна? - спросил он, озабоченно покусывая верхнюю губу. - Может быть, подыскать другую?
- Не стоит беспокоиться, - заверил Алексей. - Хозяин- мой родственник, состоял раньше в группе Миронова. К тому же на днях придет шаланда из Румынии, полковник уедет. До тех пор лучше его не тревожить.
- Куда придет шаланда?
Этого Алексей не знал. Он брякнул наобум:
- В Лузановку… или на Фонтаны. Точное место известно одному Рахубе…
Шаворский поднялся:
- Пойдемте, не будем терять время. Где он находится?
- На Карантинной.
- Вы найдете дорогу в темноте?
- Сюда ведь нашел…
Шаворский приказал Микоше:
- Выйди, осмотрись…
Микоша затопал по лестнице.
ЕЩЕ ОДИН РАЗГОВОР
- …Пароходы стоят под парами, войска только ждут команды, - говорил Рахуба. - Хоть завтра они могут погрузиться и выступить. Но они этого, к сожалению, не сделают, Викентий Михайлович! Обстановка сейчас совсем не та, что год или два назад. Большевикам удалось добиться некоторой стабилизации в своем международном положении. Теперь для наступления странам Антанты необходим серьезный повод…
- У английских или, окажем, французских предпринимателей недостает поводов для выступления? - с раздражением и горечью произнес Шаворский. - А национализация их предприятий?…
- Говорю вам, этого теперь недостаточно! Имейте в виду: большевистская зараза прилипчива. И англичане, и немцы, и особенно французы помнят печальный опыт восемнадцатого и девятнадцатого годов. Тогда они вместе с экспедиционными войсками вывезли в свои страны изрядную порцию этой заразы. И можете быть уверены, она сделала свое дело!
Они разговаривали в каморке с глазу на глаз, плотно закрыв дверь в кухню, где в обществе Микоши и Золотаренко (Битюга оставили в подъезде "на стреме") сидел Алексей, томясь оттого, что этот разговор останется ему неизвестен. Вначале до него еще долетали отдельные слова, но затем он и вовсе перестал что-либо слышать: Рахуба и Шаворский перешли на шепот.
- Сейчас и Англия, и Польша, и Франция, и Германия- все с гнильцой, - продолжал Рахуба. - Повторяю: они готовы выступить хоть завтра, но нужен повод. Солидный, обоснованный повод! А повод может быть только один: взрыв внутри страны! Чтобы осуществить его, надо в кратчайший срок объединить все антибольшевистские силы, независимо от их политической окраски. Наступает пора конкретных действий, дорогой Викентий Михайлович! Необходимо в ближайшие полтора-два месяца завершить организационную подготовку, чтобы выступить еще задолго до зимних холодов. В противном случае все отодвинется еще на год, до будущей весны, а лишний год для большевиков - это лишняя палка нам в колеса. Мы должны знать, успеете вы управиться с подготовкой восстания до августа или нет?
Шаворский покусал верхнюю губу.
- Что касается Одессы, - сказал он задумчиво, - то мы, я думаю, могли бы начать уже на будущей неделе, если нас в достаточном количестве снабдят оружием. Почти все готово. В катакомбах села Нерубайского собрано около тысячи человек, налажена связь с повстанческими отрядами в районах Балты и Бирзулы. В самом городе довольно густая сеть наших людей. Короче говоря, еще немного - и мы будем в состоянии захватить город. Но этого, если я правильно вас понял, недостаточно для союзников?
- Совершенно недостаточно! - подтвердил Рахуба. - Захват Одессы годится как затравка, как подготовка плацдарма, и только.
- Но это от нас не зависит.
- От кого же?
Шаворский брезгливо поморщился.
- От наших нынешних внутренних союзников, - сказал он, презрительно выделяя последнее слово, - от петлюровцев. Они снова закопошились и на Киевщине, и на Полтавщине, и под Елизаветградом. Но эти господа никогда не отличались ни организованностью, ни особой сообразительностью. Среди куренных атаманов - драчка за первое место: каждый претендует на положение вождя. О простом взаимодействии не могут договориться.
- Но отряды у них есть?
- Отряды есть. И кажется, немало. Кроме того, если они подымутся, их численность возрастет за счет зажиточного крестьянства. Резервы пока достаточно велики. Боюсь только, что из-за неумного руководства все кончится местными локальными мятежами.
- Важно, чтобы началось, - сказал Рахуба. - И для этого хорошо бы взять руководство в свои руки.
Шаворский проговорил со злобой:
- Возьмешь, как же! Все эти Лозовики, Шпаки, Гаевые, Цимбалюки и прочие "вожди" сами перегрызутся и нас загрызут!
- Вы уверены?
- К сожалению, уверен.
- Но можете вы по крайней мере договориться с ними об одновременном выступлении? - спросил Рахуба.
- Попытаться можно.
- В таком случае, договоритесь. Объясните им, черт возьми, что это в их же интересах! Узнайте примерный срок, когда они смогут начать, и вообще все, что возможно, об их силах. И еще возьмите явку и пароль для нашего связного.
- Вы пришлете кого-нибудь? - спросил Шаворский.
- В конце месяца пришлем шаланду: нашелся отменный ловкач из контрабандистов. Связным останется тот парень, что вас нашел, Михайленко. Он, кстати, украинец и, как мне кажется, парень расторопный.
Шаворский быстро поднял голову. Переспросил:
- Вам кажется? Разве он не с вами приехал?
- Нет. Это племянник моего хозяина.
- Почему же я его не встречал? Он уже давно работает в Одессе?
- Недавно, - усмехнулся Рахуба.
- Простите, - сказал Шаворский, выпрямляясь. - Вы что, привлекли его уже в этот (приезд?
- Ну да.
- Вот как… - Шаворский откинулся к стене.