Служба дни и ночи (сборник) - Николай Чергинец 28 стр.


- Если верить Жуковой, - а не верить ей нет никаких оснований, - следует ожидать очередной кражи. Нам во что бы то ни стало необходимо установить эту квартиру. Думаю, что нужно организовать засаду. Далее. Срочно надо установить, кто жених Буровой. Хотя уже и сейчас можно сделать предположение, что это не иначе как Драгун. Если же так, то смело можно сделать вывод, что без Самохина он не обойдется. Но Самохин 10 дней лежал в больнице, а за это время была совершена еще одна кража. В общем, Ануфрий Адамович, я считаю, что квартирой пусть займется Тростник, а Ветрову необходимо разобраться с загадкой Драгун - Самохин - Ревтовский - Бурова. Выйдете на Драгуна, Игорь Николаевич, - не берите. Если Драгун и Ревтовский одно и то же лицо, значит, он, по крайней мере до среды, никуда не денется. Он наверняка прикрывается этим паспортом. После же регистрации брака хочет перейти на фамилию жены и таким образом легализоваться. Вы показывали Белявской фото Драгуна и Самохина?

- Самохина не показывали. Он ведь в больнице лежал. Алиби налицо. А Драгуна не опознала.

- Будьте осторожны. Здесь промаха допустить нельзя, - посоветовал Севидов.

Он подробно расспросил о группе Рыжова и дал необходимое указание. После этого Севидов попросил Каменева держать его в курсе всех событий и уехал.

На следующий день, в пятницу утром, Тростник и его шесть помощников тщательно обследовали гаражи во дворах. Они искали хозяина "Волги", отца Люды, который собирался вечером выехать на свадьбу.

Лешковский

Перед Головлевым стояла задача сблизиться с Лешковским, разобраться, что он за человек, и, пожалуй, самое главное - выяснить, причастен ли он к преступлениям. То, что Лешковский пьяница, было ясно. Но замечалось нечто такое, что заставляло Головлева внимательнее присматриваться к нему. Однажды Головлев в разговоре с Григорием спросил:

- Почему бобылем ходишь, не женишься?

Лешковский как-то странно взглянул на собеседника и, не отвечая, наполнил стакан. Водку он выпил залпом, взял вилку, потянулся к соленому огурцу, глухо проговорил:

- Спрашиваешь, почему не женюсь? Да я теперь до гроба жениться не смогу...

Потом рассказал о себе.

Детство Григория было несладким. Отец оставил мать, когда мальчику было семь лет. Мать не выдержала и запила. Опустилась так, что ее лишили родительских прав. Григорию навсегда запомнились детдомовские годы. Когда ему исполнилось пятнадцать, ушел и поступил в техническое училище. Но вскоре Григорий написал заявление и ушел оттуда. Поступил учеником слесаря на завод. Ученические месяцы прошли незаметно. И вот Григорий стоит недалеко от кассы с первой получкой рабочего человека. Боже, как он счастлив! Некоторые рабочие, словно понимая его состояние, подходят и поздравляют.

Подошел и поздравил председатель завкома. Правда, Григория слегка кольнул его будничный, суховато-служебный тон. Так и сквозило между слов профсоюзного начальника: "Поздравляю тебя для порядка, не до тебя сейчас". Но это все мелочи. Теперь он, Григорий Лешковский, настоящий рабочий! Григорий впервые держал в руках такую большую сумму. Он готов был сейчас поделиться с кем-нибудь этими деньгами, купить подарок. Ведь деньги его - что захочет, то и сделает с ними.

Неожиданно к подростку подошли двое: Завальный и Приходько. Поздравили с первой получкой, пожали руку. Не нравились они Григорию (за короткое время на заводе он успел заметить, что эти парни не слишком-то считаются с коллективом). Но в тот день он не мог не ответить им благодарностью. И когда они предложили "замочить" первую получку, согласился.

Пили в столовой, недалеко от завода. Приходько из-под полы достал бутылку, второпях разлил, - и все тут же опорожнили стаканы. Григорий пьянел быстро, а когда появилась вторая бутылка, ничего уже не соображал.

Вышли на улицу, когда уже начало темнеть. Навстречу шел, попыхивая сигаретой, парень. Приходько остановил его и попросил закурить. Когда парень повернулся спиной к Григорию и Завальному, Завальный неожиданно ударил его кулаком в голову. Тот упал, но сразу же вскочил и стал спиной к стенке. Завальный повернулся к Лешковскому: "Ну что стоишь, Гриша! Не видишь - наших бьют!" И если у Григория еще хватило разума разобраться, кто кого бьет, то остановить себя он уже не смог и бросился с кулаками на парня. Сколько продолжалась драка, он не помнил.

Очнулся только на следующее утра в милиции. На следствии брал все на себя. Парень, которого избили, не мог помочь следствию - в темноте не разобрал, кто его бил. А Григорий из ложного чувства товарищества не решился сказать правду. Его арестовали. Суд остался в памяти на всю жизнь. И не только потому, что осудили его, Григория, а потому, что он впервые столкнулся с человеческой подлостью. Недавние собутыльники, особенно Завальный, с благородным гневом клеймили Лешковского. Григорий слушал их и не верил своим ушам. Получалось, что не Завальный первый ударил парня, а он, Григорий, не Завальный призывал бить человека, а наоборот. В душе Григория все переворачивалось. С одной стороны, ему хотелось вскочить и рассказать всю правду. Всю! И про то, как он был счастлив, почувствовав себя полноправным членом коллектива, и про то, как ему хотелось тогда немножко человеческого тепла, и про то, что вовсе не думал пить... С другой стороны, все еще оставалась надежда на некое чудо: а вдруг Приходько и Завальный встанут и скажут, что они оклеветали человека и теперь поняли, какие они подлецы.

Приговор суда Григорий выслушал, как во сне. Затем колония. У него нашлись силы закончить там десять классов. Выйдя на свободу, быстро нашел работу, встретил девушку. Скоро была сыграна свадьба. Григорий любил жену, работу. Все складывалось хорошо. Жена родила сына. Казалось, Григорий был счастлив, но его угнетало что-то смутное, тревожное. Долго не мог он понять, что это такое. Лишь позже разобрался - поведение жены.

Работа Григория была связана с частыми разъездами. Несколько раз приезжал он из командировки раньше обычного, но жены дома не заставал. Сын, как правило, в это время находился у ее родителей. Объяснения супруги были путаны и сбивчивы. Но Григорий не хотел думать об измене. И вот однажды...

Накануне Григорий возвратился из очередной поездки. Была суббота. В воскресенье вся семья отправилась в парк. Довольные, они возвращались домой. Вспомнили, что нужно купить хлеба и еще кое-какие мелочи. Григорий пошел в магазин, а жена с малышом - домой. Мужа в тот вечер она ждала долго, но так и не дождалась. Случилось, что в магазине Григорий встретил старого знакомого Владимира Дергая. Поздоровались, спросили друг друга о жизни. И вдруг Дергай бухнул прямо:

- Ты бы, парень, за своей леди получше присмотрел. А то стоит ей тебя проводить, как тут же бежит Кольку-музыканта встречать.

Все поплыло перед глазами Григория. Он слышал, что жена еще до знакомства с ним встречалась с этим Колькой. Так, значит, не обманывало его чутье! Лешковскому хотелось куда-то бежать, что-то бить, крошить, кричать. А перед глазами - улыбающееся лицо Дергая. Что было дальше, Григорий вспоминал, как в каком-то кошмарном сне. Он бил это лицо сначала кулаками, а когда Дергай оказался на полу - ногами. Его пытались удержать, но он вырывался и снова бил. Даже в дежурной комнате милиции Григорий никак не мог успокоиться.

На следующий день Лешковский был арестован. Затем суд, колония. Жена писала, спрашивала, что случилось. Но даже на суде Лешковский не сказал, за что избил Дергая. На письма жены отвечал односложно, объясняя все случайным стечением обстоятельств. В колонии он хорошо трудился, все заработанные деньги отправлял семье, решил спокойно во всем разобраться, а потом уж принимать решение. Медленно тянулись годы наказания. Но Григорий работал, терпеливо ждал. Наконец, свобода. Можно и домой. Правда, жене он писал, что возвратится через месяц. Так надо было.

И вот он в родном городе. Пока добрался домой, стемнело. В окнах квартиры света не было. Значит, жена еще не пришла. Стал ждать. Правда, Григорий мог пойти к ее родителям, хотелось поскорее увидеть сына, ведь он наверняка там. Но не пошел. Годы переживаний научили его сдержанности. Нет, не зря он задумал проверить жену. Сейчас самый раз. Не может же она в рабочий день сидеть допоздна у родителей. Григорий ждал. Все меньше и меньше оставалось прохожих на улице. Гасли огни в окнах. Город постепенно успокаивался. Он прижался спиной к шероховатой, чуть теплой стене строящегося здания. Вдали, со стороны проспекта, показалась пара. Нет, рассмотреть, кто идет, Григорий пока еще не мог. А пара приближалась. Вот она завернула во двор. Теперь уже не оставалось никаких сомнений: шла жена в сопровождении мужчины. Через несколько минут в окнах его квартиры вспыхнул свет.

Первым желанием Лешковского было пойти за ними следом. Но он снова сдержался и вошел в строящееся здание. На ощупь, придерживаясь руками за стену, начал потихоньку подниматься по лестнице. На третьем этаже подошел к проему окна, глянул и чуть не вскрикнул: в его квартире, посреди ярко освещенной комнаты, жена целовалась с мужчиной. То был Колька-музыкант.

Григорий стремительно спустился вниз, пересек улицу, вошел в подъезд, поднялся на третий этаж, остановился у двери своей квартиры, нажал на кнопку звонка. Сколько прошло времени, Григорий не знал. Но вот за дверью послышались легкие шаги, приглушенные голоса. Резко щелкнул замок, и из прихожей упал на площадку свет. Не сознавая, что он делает, Григорий шагнул через порог. Увидел расширенные от ужаса глаза жены, Кольки. Слышал ее невнятный лепет: "Колька пришел взять какую-то книгу". Блуждающий взгляд Лешковского скользнул по стенкам, задержался на еще не убранном диване. Григорий машинально подошел к шкафу, зачем-то открыл его, потом резко повернулся и, не сказав ни слова, вышел из квартиры. Теперь уже навсегда...

Первые дни на свободе для Лешковского показались тяжким сном. Он бесцельно бродил по городу, ночевал в парке Челюскинцев прямо на танцевальной веранде. Лишь только наступало утро, уходил в город и опять бродил, бродил. Изредка ему попадались знакомые, но Григорий или избегал их или старался побыстрее расстаться. Прошла неделя. Как быть дальше? Григорий впервые задумался над своей судьбой. Сколько напрасно потрачено лет! С чего сейчас начинать? Ни жилья, ни работы. Небольшой запас денег, полученный в день освобождения, таял быстро. Нужно было что-то предпринимать. "Во-первых, - думал Григорий, - следует взять себя в руки, во-вторых, как можно быстрее найти работу и, в-третьих, решить вопрос, где жить. Что ж - начну все с самого начала. Молодость еще не прошла. Есть среднее образование, специальность. Только не раскисать!"

Григорий пошел на завод, где работал раньше. У входа в отдел кадров висело объявление: требовались рабочие, в том число слесари. Лешковский зашел к начальнику. Это был уже не тот человек, который когда-то принимал Григория на работу. Перед ним сидел незнакомый мужчина лет сорока пяти, с большой залысиной, в очках. Он читал какую-то бумагу и мельком взглянул на вошедшего.

- Специальность?

- Слесарь второго разряда.

- Где до этого работал?

- Когда-то на вашем заводе, здесь и разряд присвоили.

- Так почему же ушел от нас?

Григорий молчал. Язык не поворачивался сказать: в связи с арестом. Да и начальнику стоило только взять в руки документы, которые Григорий положил перед ним на стол, и все будет ясно. Но начальник документов не брал. Он еще раз флегматично взглянул на Григория и, видимо, по-своему расценив его молчание, проговорил:

- Что, совесть заела? Назад решил возвратиться? Ладно, мы не злопамятны. На, заполни анкету, напиши заявление, а вот по этому направлению пройди медкомиссию и приходи - включим в приказ. Может, есть дружки, которые слесарят? Зови, примем.

- Нет таких, - ответил Лешковский, выходя из кабинета.

Он сразу же направился в заводскую поликлинику. Но обойти всех врачей за один день ему не удалось. Только к вечеру следующего дня Григорий держал в руках медицинское заключение, где говорилось, что он, Лешковский, по состоянию здоровья годен к работе на заводе.

Назавтра, прямо с утра, Григорий был в отделе кадров. Он поздоровался с начальником, положил перед ним документы. Тот, не отвечая на приветствие, не приглашая сесть, взял в руки справки и бросил:

- Порядок! Сегодня же включим в приказ, - но вдруг брови кадровика поползли вверх: - Так ты что - из тюрьмы?

- Да, отсидел. Теперь все позади. Не беспокойтесь, работать буду как следует. В колонию, честно скажу, попал по дурости, но такое больше не случится.

Начальник отдела кадров молчал. Прошла тягостная минута, вторая. Наконец он, отводя в сторону глаза, обратился к Григорию:

- Знаете, молодой человек, взять вас не можем.

- Почему? - глухо спросил Григорий. - Есть же положение... вы не имеете права отказывать в приеме на работу ранее судимым.

Начальник немного стушевался.

- Да нет, нет, не из-за этого. Просто я забыл совсем, что мы уже набрали слесарей.

Григорий насквозь видел этого человека. И, делая вид, что не понял мотива отказа, сказал:

- Так возьмите на любую работу. Могу чернорабочим...

- Сегодня прием закончен. Нам больше никто не нужен.

- Вы что же - всем откажете, кто сидит в коридоре?

Начальник, постепенно приходя в себя, с еле скрываемым раздражением ответил:

- В общем, не вам беспокоиться о сидящих в коридоре. Вам ответили, и, будьте добры, не мешайте работать.

Григорий вышел из кабинета. Чувство растерянности охватило его, как и тогда, после суда. Он долго брел, сам не зная куда. Что сейчас делать? Воровать? Нет, надо успокоиться, надо немедленно искать работу. Так и оказался Лешковский на одной из баз, где стал работать грузчиком. Постепенно втянулся в этот нелегкий труд и решил, что больше ему ничего и не надо...

Злоключения Лешковского взволновали Головлева. Капитан сидел молча и думал: "Да, действительно хлебнул лиха человек..."

Мысли оперативного работника снова возвратились к службе. В искренности Лешковского он теперь нисколько не сомневался. Но как тогда быть с найденной бутылкой со следами пальцев Григория, обнаруженными на ней? Как понимать разговор Лобанова с Лешковским? О каких вещах упоминалось в этом разговоре?

Совещание под забором

Толстая вышла из подъезда, быстро перешла дорогу и остановилась у автобусной остановки. Был час "пик". Многие люди ехали после работы домой, и Ветров, не опасаясь быть замеченным, легко затерялся среди них на автобусной остановке.

Подошел "Икарус" второго маршрута. Толстая бросилась к дверям. Ветров - за ней.

В автобусной толчее Игорь протиснулся поближе к этой женщине и теперь мог исподволь, но более пристально наблюдать за ней. Слегка одутловатое лицо Толстой, видимо, когда-то красивое, хранило следы частых попоек. Этого не смог скрыть даже толстый слой косметики. Ярко намазанные помадой губы, светло выкрашенные, кое-как причесанные волосы еще больше подчеркивали ее образ жизни.

Ветров уже успел накопить немало сведений о Толстой. Была замужем. Однако супруг уличил ее в неверности. Дело закончилось бракоразводным процессом. Не очень-то огорчаясь подобным обстоятельством, она нашла второго мужа, но и тот не смог долго терпеть ее "художеств". Трудиться не хотела. За последние три года по настоянию участкового инспектора трижды устраивалась на работу, а через неделю-другую бросала и снова бралась за привычное занятие. Старики родители скрепя сердце пытались как-то вразумить ее. Однако все оставалось по-прежнему.

Когда "Икарус" выехал на проспект, Толстая начала продвигаться к выходу. В салоне были три двери. Ветров подошел к средней. На остановке Толстая, ничего не подозревая, вышла из автобуса и, перейдя дорогу, направилась во двор небольшого двухэтажного здания. Ветров, соблюдая осторожность, двинулся следом.

Во дворе Толстую ожидал какой-то мужчина. Лейтенант мгновенно сопоставил его внешность с приметами Сашко. Не оставалось никаких сомнений: приметы, которые Ветров получил вчера от Мазурина, полностью подтверждали, что Толстая встретилась с Сашко. Да-да, с этим самым маленьким, плюгавым человечком, как называл его дед Леонтий.

Посередине двора стояла беседка. Туда и прошла Толстая в сопровождении Сашко. Ветров в некотором отдалении от них присел на небольшую скамеечку. Большие кусты сирени не позволяли видеть его из беседки. Однако где же Канин? Игорь знал, что Николаю поручено заниматься Сашко. Значит, старший лейтенант должен находиться где-то рядом. Но где?

Игорь внимательно осмотрелся, прикидывая, в каком месте скрывается Канин. Но тот еще раньше приблизился к лейтенанту сзади:

- Что головой вертишь, словно она на шарнирах?

Ветров от неожиданности вздрогнул:

- Ух ты, черт! Испугал. Привет! Давно твой здесь торчит?

- Минут тридцать. Я сразу понял, что у него здесь свидание. Смотрю, а ты во двор Толстую вводишь. Ну, думаю, ясно.

- Так уж и ввел? Она сама меня сюда привела. Как думаешь, о чем они говорят?

- Кто их знает! Не о любви, конечно. Им сейчас только Рыжова не хватает.

В этот момент Толстая и Сашко вышли из беседки и направились на улицу.

Ветров и Канин, соблюдая приличную дистанцию, двинулись следом. Минут через двадцать они оказались у дома, где жил Рыжов. Толстая и ее спутник вошли во двор, а работники милиции прошагали мимо. Ветров тихонько проговорил:

- Узнаешь, если Рыжов дома, то где-то здесь должен быть и Мазурин. Он скорее всего у деда Леонтия. Ты посмотри за калиткой, а я проверю.

Лейтенант направился к дому деда Леонтия и во дворе увидел Мазурина. Он помогал старику складывать дрова. Ветров поздоровался, спросил у Мазурина:

- Где Рыжов?

- По ту сторону забора храпит, за сараем.

- К нему пришли Толстая и Сашко.

- Великолепно! - обрадовался Мазурин. - Сейчас мы услышим, о чем пойдет разговор. Можно, дедушка?

- Распоряжаешься здесь, как хозяин, да еще и спрашиваешь! - Дед помолчал, потом добавил: - Раз нужно, значит можно. Только подождите, я сам сначала гляну.

И старик пошел за сарай. Мазурин коротко объяснил Ветрову:

- Там за сараем у деда и Рыжова общий забор. С той стороны, в теньке, Рыжов устроил себе лежку и сейчас изволит отдыхать. Слышишь храп? Друзья сейчас его разбудят. Беседу послушаем.

- Ай, ай, товарищ Мазурин! Нехорошо, нехорошо чужие разговоры подслушивать, - пошутил Ветров. - Об этом, помню, еще в школе говорилось.

- Да что вы, что вы, товарищ Ветров? - поддержал шутку Мазурин. - Разве это чужие разговоры? Сами понимаете, что сейчас все эти люди не такие уж чужие. Просто задачи у нас и у них разные. Так что, извините, нет тут никакого греха.

- Идите, хлопцы. Только поосторожней. Они уже там, - подошел дед Леонтий.

Когда Ветров и Мазурин приблизились к глухому дощатому забору, то отчетливо услышали разговор. Толстая и Сашко уговаривали Рыжова заняться квартирой Софы в пятницу, вечером.

- Понимаешь, - говорила Толстая, - Софа в пятницу будет работать во вторую смену. Я это точно узнала. А мы сделаем дело и мотанем за город на выходные дни. Софка придет домой, считай, ночью и, если мы будем аккуратно действовать, то на пропажу даже внимания не обратит. Пока очухается, мы уже все загоним.

- А ключи? - спросил Рыжов.

- Не беспокойся, это за мной, - уверенно ответил Сашко и добавил: - Мне кажется, что Софка даже и в милицию не побежит сообщать. Она же, стерва, знает, какие у нее вещи.

- Не подумает она на нас? - буркнул Рыжов.

Назад Дальше