- Да, пока, - Виталий вздохнул. - Пока они не починят где-то крыло. Значит, надо немедленно прочесать все автохозяйства, парки, мастерские. И тут главная наша надежда - участковые инспектора. Хотелось бы верить в каждого. Ведь один только нерадивый окажется, всего один - и все прахом пойдет! Уйдут убийцы!
- Ладно. Ты мне это не рассказывай, - нервно откликнулся Албанян. - Значит, план у нас с тобой такой.
Ты закидываешь сеть на все автохозяйства и прочее. А я - это второй пункт плана - намечаю список предприятий пищевой промышленности города, куда они могут сбыть кислоту.
- И берешь их на контроль.
- Ну, само собой.
- И еще пункт третий, - сказал Виталий. - Попробуем давай составить фотороботы. Ведь в обоих местах преступников видел не один человек.
- Очень хорошо!
- И еще, Эдик, самое трудное, - Виталий секунду помедлил. - Надо, по-моему, еще поработать вокруг этой четверки. Ведь их не только видели, с ними говорили, они говорили что-то, шутили, болтали, уводили, может быть, разговор в сторону, темнили с одним так, с другим эдак. Ну, короче, понимаешь? Все люди должны вспомнить каждое их словечко, намек, шуточку.
- Очень хорошо! - снова быстро согласился Албанян. - Значит, план мы с тобой составили. Пойдем доложим?
Маргарита Евсеевна до сих пор еще не могла привыкнуть, что ее называют порой по имени и отчеству. Ей только что исполнилось двадцать четыре года, и четыре года назад она весьма удачно вышла замуж. Ее Миша так успешно делал карьеру! О нет, совсем не в плохом смысле, он никого не подсиживал, никого не расталкивал и тем более не делал никому гадостей. Нет, он просто был неглуп, знал свое дело и два языка впридачу, хорошо - английский, чуть похуже - французский, был добросовестен, покладист, добродушен и всем приятен. А работал Миша в учреждении, которое называлось "Экспортфильм". Через год после женитьбы они уехали в Индию и прожили там полтора года. Это время осталось в памяти у Риты как вереница поездок, приемов, потрясающих экзотических красот, покупок и успеха, ее, Ритиного, успеха, от которого кругом шла голова, ибо ни один мужчина не мог устоять перед ее обаянием и красотой.
Так ей казалось, во всяком случае. Рита даже втайне завистливо думала, что вполне могла бы быть женой самого посла и эта роль ей была бы больше к лицу. Ах, как Рита гордилась своим успехом, как была счастлива. Как нравилось ей капризно надувать губки и требовательным тоном просить что-то. И у большинства мужчин в тот же момент на лице появлялось глупо-радостное выражение, а У других, посильнее и поумнее, - снисходительно-ласковое, но в любом случае все они спешили выполнить ее просьбу. Миша много работал и ничего не замечал.
Еще до замужества, сразу после школы, Рита попыталась поступить по совету отца в Плехановский институт, но не добрала баллов на вступительных экзаменах. И тогда отец, главный бухгалтер небольшого учреждения, устроил ее на двухгодичные бухгалтерские курсы, которые она закончила как раз перед замужеством.
Миша уже появился на ее горизонте - невысокий, грузный, рыжеватый, с круглым лицом и близорукими глазами за толстыми стеклами очков. Он был мягкий, веселый. Красиво и увлеченно рассказывал о своей интересной и совсем необычной работе. Это было кино, волшебный край звезд, славы и красоты, о котором Рита и мечтать до сих пор не могла. А Миша был там свой человек, всех знал, и его, видимо, все знали. И он казался Рите почти волшебником.
К тому времени Рите уже все вокруг наскучило. Вечные болезни, трудности и заботы, которыми жили родители, ее просто бесили. А тут еще Стасик. У Риты был брат, младший и очень больной. С детства жестокий полиомиелит приковал его к постели. В постели он окончил школу, учителя приходили к нему на дом, некоторые брали за это деньги. Мать возмущалась, а Рита пожимала плечами и не вмешивалась, это ее не касалось. У нее была своя жизнь, полная, главным образом, бесконечными романами. За ней непрерывно ухаживали, ее внимания домогались, и Рита так привыкла к этому, то наглому, то застенчивому, то вкрадчивому и настойчивому ухаживанию, что других мыслей у нее, кроме того, как обойтись с тем или другим из поклонников, просто не было, если, конечно, не считать нарядов, которые ей давались с немыслимым трудом.
- Рита, - сказал ей однажды отец. - Мне не нравится твой образ жизни.
- А мне ваш, - дерзко ответила она.
- Ты как со мной разговариваешь? - вскипел отец. - Хватит! Пора, милая моя, браться за ум. Вот кончила курсы, поступай на работу.
- Я, папочка, лучше выйду замуж, - нежно пропела Рита.
- Дура! Замуж не для этого выходят. Мы с твоей матерью…
- Ах, папочка, я уже это тысячу раз слышала. Вы с мамой всю жизнь были образцом добродетели. Знаю. А мне этого не надо. Я свою жизнь устрою по-другому. Ты видишь, какая я красивая? Надо это учитывать?
- Господи, какая дура! - схватился за голову отец и, понизив голос, спросил: - Тебе и брата не жалко?
- Жалко, - спокойно ответила Рита.
- Ну, так помоги же нам. Ведь моего заработка…
- Вот я и помогу. Выйду замуж, и тебе не надо будет меня содержать. Пусть муж содержит.
- Какой муж?! Откуда муж?! - снова взорвался отец. - Ты окончательно рехнулась!
- Есть муж. То есть скоро будет, - все так же спокойно сказала Рита. - Хотите познакомиться?
И в тот же вечер привела Мишу.
После его ухода отец сказал с ноткой сочувствия в голосе:
- Славный малый.
- Он плохо видит? - спросила мать.
- Прекрасно видит, - самолюбиво возразила Рита.
- Прекрасно видит, но далеко не заглядывает, - усмехнулся отец и, вздохнув, тихо и устало прибавил: - Дал же бог детей.
- Коля, - укоризненно сказала жена, метнув встревоженный взгляд на дверь в соседнюю комнату.
А вскоре Рита вышла замуж и через год уехала в Индию.
Вернулась она оттуда довольная, с уймой "тряпок" и впечатлений. Весь первый вечер у родителей она с восторгом рассказывала о том, что видела, что купила, какие люди их окружали. Миша рассеянно улыбался и отмалчивался, изредка хмуря свои белесые брови, а глаза за толстыми стеклами очков казались усталыми.
- Соскучилась по Москве? - спросил отец.
- Ни чуточки, - махнула рукой Рита. - Миша сделал глупость, а то мы могли бы еще годок там пожить.
- А как там политическая обстановка? - серьезно спросил Стасик.
Все сидели возле его постели.
- Это ты его спроси, - указала Рита на мужа. - А я… Ой, господи, когда я еще такую жизнь буду иметь?
- Никогда, - неожиданно и хмуро произнес Миша.
- Это еще почему? - Рита резко повернулась к нему.
- Свистушки там не нужны, - сухо ответил Миша и добавил: - Потому, между прочим, на год раньше и вернулись. Это в порядке информации.
Когда Рита с мужем ушли, отец, помогая матери мыть посуду на кухне, многозначительно спросил:
- Ты заметила?
- Что? - насторожилась жена и даже прекратила вытирать тарелку.
- Ну, отношения у них… Не того, по-моему. Наша Ритка, кажется, и тут экзамен не выдержала.
- Ах, я ничего не знаю, - вздохнула жена, снова принимаясь за посуду. - Они оба устали.
- Ну, да. Наша устала, как же.
А отношения у молодых супругов стали медленно, но неуклонно портиться. И через полгода они расстались.
К родителям Рита не вернулась: Миша оставил ей кооперативную квартиру. К Рите временно переехала любимая подруга Верка-манекенщица, так ее звали в своем кругу. Впрочем, она и в самом деле работала манекенщицей. И первое время жизнь у них "заладилась" отлично, куда веселее, чем при Мише.
Однако настало время и Рите подумать о работе. Так посоветовала Верка, когда растаяли деньги, оставленные Мишей, и были проданы кое-какие заграничные тряпки.
Поклонников, правда, не убавилось, но не брать же было с них подать.
- А почему нет? - спросила Верка. - Ты думаешь, только у Бальзака содержали любовниц? Найди побогаче кого, посолидней.
- Очень мне нужен какой-нибудь старик.
- Нужен. - "Мамы всякие нужны", - рассмеялась Верка. - Один для жизни, другой для веселья. Не будь дурой, Ритка. Стриги купоны со своей красоты.
- Все равно на работу надо поступать, - поморщилась Рита и досадливо стряхнула пепел с сигареты. - Еще тунеядкой объявят.
- Так иди к нам. С твоими данными…
Но, как ни странно, и этот, третий в своей жизни, экзамен Рита не выдержала. В манекенщицы ее не взяли, она оказалась немузыкальной, и что-то не ладилось у нее с пластикой.
- С жиру бесятся, - раздраженно сказала Рита. - Уж я им не подхожу, представляешь? Музыкальность какую-то выдумали.
- Это все, конечно, нужно, Риточка. А как без этого? Просто немыслимо, - с явно неискренним сочувствием ответила Верка, про себя очень довольная, что хоть в этом она свою красивую и самонадеянную подругу обскакала.
"Конечно, - думала Верка, - брюнетка с голубыми глазами - это бесподобно, но музыкальность и пластика - это уже признаки души".
Пришлось Рите вспомнить когда-то полученную специальность и устроиться в бухгалтерию небольшого завода по производству лимонной кислоты, который, кстати, оказался совсем недалеко от ее дома.
Накануне того дня, когда произошла трагедия у заводских ворот и оказались похищенными десять тонн лимонной кислоты, Рита отметила день своего рождения.
А незадолго перед тем она сильно повздорила с отцом.
В тот день заболела мать, и отец, позвонив Рите на работу, попросил взять дня три за свой счет и посидеть со Стасиком… Но Рита не могла, вот если бы знать раньше, а то вдруг так неожиданно.
- Ну, как же раньше? - растерянно спросил отец. - Мы что болезни заранее планируем?
- Но я эти дни никак не могу. У меня… ревизия на работе, - понизив голос, солгала Рита. - Все нервы просто дрожат. Попроси тетю Олю.
Это была соседка по лестничной площадке, которую отец попросил бы куда с большей охотой, чем Риту, но та уехала в Ленинград, к сыну.
- Ну, тогда Аллу Захаровну попроси, - раздраженно предложила Рита. - Она на пенсии, время, небось, девать некуда все равно.
Это был давний друг их семьи, но она сама лежала больная.
- Ну, не знаю! Придумай что-нибудь, в конце концов! - разозлилась Рита. - Я не могу, сказала уже!
На самом деле Рита, действительно, собиралась взять два-три дня за свой счет, присоединить их к субботе и воскресенью и осуществить давно задуманную поездку с приятелями на машинах в Суздаль, где уже были заказаны номера в новом великолепном мотеле. Кстати, теперь она обрисует главному бухгалтеру эту безвыходную ситуацию с заболевшей матерью, пусть попробует не дать ей хотя бы двух дней по уходу. А отца надо было умаслить, ему, бедненькому, в самом деле трудно.
- Никак не могу, папочка, - нежно пропела Рита. - Мне ужасно стыдно, ужасно, но не могу, - и, снова понизив голос и даже прикрыв ладошкой трубку, добавила: - Сам знаешь, что такое ревизия.
- Ревизия? - угрожающе переспросил отец, уловив какую-то фальшь в голосе дочери. - А если я позвоню к тебе на работу и спрошу про эту ревизию, что тогда?
- Посмей только! - испугавшись, невольно воскликнула Рита.
- Ах ты, дрянь, - с силой произнес отец. - Ничего святого за душой уже не осталось. Черт с тобой, обойдусь. А твоей ноги чтоб в доме у нас не было, поняла? - И с треском повесил трубку.
Рита еще целый час после этого страдала угрызениями совести. А потом отправилась к главному бухгалтеру, там разрыдалась, с ней и в самом деле чуть истерика не случилась, и главный бухгалтер, конечно, не посмел ей отказать.
Поездка удалась на славу. Суздаль оказался прелестным городком. А ресторан там со старинной русской кухней всех привел в восхищение, особенно после того, как Валерий о чем-то пошептался с официантом.
И еще с Валерием приехал его знакомый, Сева. Это был спортивного вида человек лет тридцати пяти с красивыми седоватыми висками, черными, живыми глазами, веселый и остроумный. Он захватил с собой гитару и с таким чувством пел песни Окуджавы и Высоцкого, что все женщины почти влюбились в него, а для мужчин он стал сразу закадычным другом.
Однако ухаживал Сева исключительно за Ритой. В этом, естественно, ничего бы не было для нее удивительного, если бы не его манера ухаживать. Сева вел себя спокойно, с достоинством, как человек, умудренный немалым жизненным опытом, он не балагурил, не хохмил, не лез целоваться, как какой-нибудь ветреный мальчишка или пошляк-выпивоха. Вообще, ни о Ритиной ослепительной внешности, ни о своих чувствах Сева разговора даже не вел, не рассказывал он и о всяких далеких заморских странах, где довелось побывать, и о смертельных опасностях, которым якобы подвергался. От этих историй Рита уже изрядно устала, выслушивая их от каждого очередного поклонника. О себе Сева вообще рассказывал скупо: хирург, много оперирует, устает, как черт, кое-где побывал, кое-что повидал, конечно. Но когда они ненадолго оставались наедине, Сева не пел, не развлекал Риту анекдотами и смешными историями, он как бы превращался совсем в другого человека, больше слушал и расспрашивал Риту. Он словно вовсе не стремился "закрутить любовь", добиться взаимности и немедленного сближения, как другие.
Ему, кажется, было приятно само ее общество, интересны ее рассуждения, взгляды, оценки, ее отношение к людям, ее дела и проблемы. Это был какой-то новый способ или даже тип ухаживания, незнакомый Рите и чем-то ее пленивший. Сева, очевидно, хотел для начала ее просто узнать и понять и вовсе не шалел от ее красоты.
Постепенно Рита прониклась к нему безотчетным доверием и на второй или третий день рассказывала даже то, чего никогда не позволяла себе рассказывать своим поклонникам или подругам. Так она рассказала Севе, как трудно ей было достать этот чудный джинсовый костюм, в котором она приехала, который даже в "Березке" бывает раз в год, как уплыла от нее прелестная канадская дубленка, потому что не хватило денег, а отец помочь отказался, он ее совсем не понимает, да и трудно ему, конечно Рассказала Рита, как недавно досталось ей от ее начальника. Она и сама жутко переволновалась. Выписывала товарно-транспортную накладную одному фондодержателю и ошиблась всего на единичку. А единичка - это целая тонна лимонной кислоты.
- А сколько стоит тонна вашей кислоты? - полюбопытствовал Сева.
- Ой, чуть не пятнадцать тысяч.
- Ого! Никогда бы не подумал! - Сева искренне изумился и снова спросил: - А что такое фондодержатель?
Рита объяснила ему и это, привела всякие примеры.
Ей было приятно объяснять этому милому, внимательному, седоватому и такому умному человеку то, что он совсем не знает, а вот она знает. Он и названий-то некоторых фабрик и организаций никогда не слыхал, не знал даже об их существовании.
- Как это только в вашей головке все держится, не понимаю, - с уважением сказал Сева.
И это Рите было даже приятнее, чем обычные комплименты ее внешности, она при этом как бы сама вырастала в собственных глазах.
А вечерами они всей компанией забивались в шумный, полутемный, с "интимным" освещением бар, полный дикого магнитофонного грохота, и там веселились и смеялись "до коликов", как объявила Верка. У нее тоже был свой кавалер, который ей безумно нравился. В последнюю ночь в Суздале Верка ушла к нему, а к Рите пришел Сева.
В воскресенье, в конце дня, они вернулись в Москву.
А вскоре Рита отметила день своего рождения. Перед этим столько было суеты с продуктами, готовкой, приглашениями и новым туалетом. Рита так была захвачена начавшимся новым романом, что не сразу вспомнила, что надо позвонить домой, узнать, как там мать. Ну, а отец уже, конечно, успел угомониться.
Но отец, оказывается, не угомонился.
- Здоровье матери, как и всех нас, тебя не касается, - ледяным тоном сказал он. - И не звони больше. Поняла? Дрянь! - вдруг сорвался он и бросил трубку.
"Псих какой-то", - подумала Рита. Она не знала, что матери за эти дни стало хуже.
День рождения прошел великолепно. Рита затмила всех девчонок своим новым платьем. Огорчило только отсутствие Севы. Он накануне уехал в командировку, но прислал с Валерием очень милый и дорогой подарок: большой флакон французских духов в роскошном футляре и букет красных гвоздик.
А на следующий день, под вечер, на заводе произошла эта ужасная история. И все неожиданно обрушилось на Риту, она оказалась главной виновницей, она, видите ли, проглядела эту проклятую фальшивую доверенность. Но разве она одна ее держала в руках? А старший бухгалтер? А расчетный отдел? Рита просто растерялась в тот первый раз, когда к ним в бухгалтерию пришел этот длинный, светловолосый парень из уголовного розыска.
Но когда Лосев пришел снова, она ему все выложила.
- М-да, - согласился Виталий. - Вы правы. Ротозейство общее. А это, знаете, еще хуже. Вы не находите?
- Возможно. Но не я одна виновата, - настаивала на своем Рита.
- Почему вы говорите "возможно"? - усмехнулся Виталий. - Вы не уверены?
- Не цепляйтесь к словам, - резко ответила Рита, словно ударила его по рукам.
- Оставим пока эту тему, - сказал он. - Степень вашей ответственности пусть определяет администрация. Мне же надо поймать преступников, понимаете?
- Конечно, понимаю, - с готовностью ответила Рита.
- Они никакого отношения к той житомирской фабрике не имеют. Мы пока не знаем даже, откуда они вообще приехали.
- Тот молодой человек, который доверенность предъявил, - москвич, - безапелляционно заявила Рита.
- Откуда вы знаете?
- Уверена.
- Но почему?
- Ну, не знаю. Вот чувствую, что москвич.
- Гм. Это вполне возможно, - задумчиво согласился Виталий.
- К нам из разных городов люди приезжают. Научилась разбираться, - добавила очень довольная собой Рита и с жаром повторила: - Вот честное слово, москвич. Увидите.
- Вполне возможно, - снова согласился Виталий и улыбнулся. - Много бы дал, чтобы посмотреть. А вы его хорошо запомнили?
- Прекрасно. Я же вам его прошлый раз описала.
- Вы нам потом еще раз его опишете. А как он себя вел?
- Очень свободно. Даже… Коробку конфет нам преподнес. Все ели.
- И что он сказал при этом? Вообще, что он говорил, помните?
- Ну, что говорил? Вошел, так руки развел и говорит: "Пламенный привет, товарищи, от братской Украины". И конфеты преподнес. Украинские, между прочим. Я обратила внимание. Киевская фабрика. Называются "Червонный стяг".
- А потом?
- Ну, про погоду сказал. "У вас в Москве теплее, - говорит, - чем на Украине". А Петр Иванович его спросил: "Сегодня же назад поедете?" "Нет, - говорит, - на день задержимся. Поручений много надавали. У нас в Житомире ничего не купишь". А я спрашиваю: "Что вас интересует?" А он смеется: "Пока что бензин интересует. Заправиться по пути не успели. На последних каплях до вас добрались. Спешим, чтобы рабочий день не кончился". А от самого одеколоном пахло, "Русский лес".
- Вы ценный помощник, - засмеялся Виталий. - Женщины лучше мужчин кое-что ухватывают.
- Женщины вообще лучше мужчин, - кокетливо улыбнулась Рита, на секунду почувствовав себя в своей стихии. - Вам не кажется?
- Смотря в каком смысле, - покачал головой Виталий. - "Русский лес" вы учуяли, а жулика не заметили.
- Ну, знаете…
- Ладно, ладно. Это я к слову. А что он еще говорил?