- Сидел у "Шрёдера", - сказал Харри. - Только что вошел.
- Я звонила, наверное, раз десять.
- Что-то случилось?
- Харри, я боюсь.
- Хм. Очень боишься?
Подойдя к дверному проему, Харри зажал трубку между плечом и щекой и с пульта убавил звук телевизора.
- Не очень, - ответила она. - Немножко.
- Когда боишься немножко, это ничего. Это только прибавляет сил.
- А что, если я очень испугаюсь?
- Ты же знаешь, я тут же приеду. Стоит тебе только сказать.
- Мы ведь уже говорили об этом, Харри, ты не можешь.
- Это даст тебе право отменить свое решение.
На экране телевизора Харри увидел человека в тюрбане и камуфляже. В его лице было что-то знакомое, кого-то он Харри определенно напоминал.
- Весь мир как с цепи сорвался, - сказала она. - Мне просто очень надо знать, что там кто-то меня ждет.
- Кто-то здесь тебя ждет.
- Но твой голос такой далекий, отстраненный.
Харри оторвался от экрана и прильнул к дверному косяку.
- Извини. Но я и вправду здесь и действительно думаю о тебе. Хотя голос и кажется отстраненным.
Она расплакалась.
- Прости, Харри. Наверное, я ужасная плакса. Знаю, ты так и думаешь. - Она перешла на шепот: - Но как же все-таки здорово, что я могу на тебя положиться.
Харри затаил дыхание. Медленно, но неуклонно надвигался приступ головной боли. Как будто кто-то стягивал череп металлическим обручем. Когда они оба положили трубки, он ощутил, как кровь бьется у него в висках.
Он выключил телевизор и включил проигрыватель, однако голос Тома Йорка сегодня казался невыносимым. Харри прошел в ванную и ополоснул лицо. Постоял на кухне, бесцельно заглянул в холодильник. Наконец он почувствовал, что не в силах дольше тянуть время, и поспешил в спальню. Оживший экран монитора отбрасывал холодные синие блики. Долгожданный контакт с окружающим миром, в результате которого он узнал, что ему пришло новое электронное сообщение. Теперь он прежде всего обращал внимание именно на это. Ужасно захотелось выпить. Сорваться с цепи. Пуститься во все тяжкие. Он высветил сообщение на экране.
Мне бы следовало проверить ее туфли. Вероятно, фотография лежала на ночном столике, и она взяла ее, когда мне пришлось отвернуться, чтобы зарядить пистолет. А с другой стороны, это даже делает игру немного увлекательнее. Немного.
C#MN
P.S. Она была испугана. Просто хочу, чтобы ты это знал.
Харри сунул руку в карман и достал кольцо с ключом и латунной пластиной с инициалами АА.
Часть III
Глава 20
Приземление
О чем думают люди, глядя в отверстие оружейного ствола? Порой мне кажется, они вообще не думают. Как та дама сегодня. "Не стреляй", - сказала она. Неужели она действительно думала, что эта ее просьба сможет что-то изменить? На карточке, приколотой к лацкану ее жакета, значилось: "Норвежский банк. Катрине Шойен". Когда я спросил ее, почему у нее такая странная фамилия, эта глупая корова, продолжая таращиться на меня, не придумала ничего лучше, как снова повторить: "Не стреляй". Тут я не выдержал, потерял над собой контроль, взревел и всадил ей пулю прямо промеж рогов.
Машины впереди, похоже, встали намертво. Спинка сиденья намокла от пота. По волне NRK "Новости постоянно" об этом до сих пор не сказали ни слова. Я смотрю на часы. При нормальном раскладе я был бы на даче в полной безопасности уже через полчаса. У машины передо мной такой мощный выхлоп, что мне приходится выключить вентилятор: Вообще-то скоро наступит время вечерних пробок, но они все-таки бывают позже. Странно. Может, впереди авария? Или все же полиция решила перекрыть все дороги? Да нет, невозможно. Сумка с деньгами лежит на заднем сиденье под курткой. Вместе с заряженной AG-3. Мотор передней машины отчаянно взревел, водитель выжал сцепление и продвинулся еще на пару метров. Снова встали намертво. От скуки я стал размышлять, что в моем положении логичнее - злиться или бояться, и тут я увидел их. По разделительной полосе шли двое - женщина в форме и высокий мужчина в сером плаще. Они внимательно вглядывались в машины справа и слева. Время от времени кто-то из них останавливался и с улыбкой перекидывался парой слов с водителем, по-видимому, непристегнутым. Вероятно, обычная рутинная проверка. Подходят ближе. По радио гнусавый голос объявляет по-английски, что температура воздуха в месте приземления выше сорока градусов, и советует принять все надлежащие меры предосторожности против солнечного удара. Я сразу начинаю потеть, хотя и знаю, что на улице скорее промозгло и холодно. Они уже прямо передо мной. Тот самый полицейский. Харри Холе. Женщина похожа на Стине. Проходя мимо, она смотрит на меня. Я с облегчением перевожу дух. Готов уже рассмеяться. И тут раздается стук в стекло. Я медленно оборачиваюсь. Жутко медленно. Она улыбается, и в этот момент я замечаю, что боковое стекло полностью опущено. Странно. Она что-то говорит, однако слова тонут в рычании мотора передней машины.
- Что? - переспрашиваю я, открывая глаза.
- Could you please put the back of your seat to an upright position.
- Спинку кресла? - растерянно повторяю я.
- We'll be landing shortly, sir. - Она улыбается и исчезает.
Я протираю глаза, стряхивая с себя сон, и снова все возвращается. Ограбление. Бегство. Чемодан и билет на самолет, ждущие меня в загородном доме. Эсэмэска от Принца, что путь свободен. И тем не менее некоторая нервозность, когда приходится предъявлять паспорт на контроле в аэропорту Гардермуэн. Взлет. Все прошло по плану.
Я смотрю в окно. Вероятно, я еще не совсем проснулся - в какой-то момент мне кажется, что мы пролетаем над звездами. Затем я понимаю, что это огни города, и начинаю думать о машине, которую заранее заказал в бюро проката. Или же стоит переночевать в отеле в этом большом, душном и смрадном городе и двинуться на юг завтра? Да нет, за ночь я все равно еще как следует не отдохну от перелета. Так что уж лучше сразу добраться до нужного мне места. Которое, кстати, лучше, чем его репутация. Там даже есть пара норвежцев, с которыми вполне можно поговорить. Вернуться к солнцу, морю и сладкой жизни. Вот таков план. Во всяком случае, мой план.
Я крепко сжимаю рюмку, которую успел подхватить, когда стюардесса складывала мой столик. Так почему же все-таки я не верю в успех этого плана?
Гул мотора то громче, то тише. Я чувствую, что мы действительно снижаемся. Закрываю глаза и машинально задерживаю дыхание, зная, что сейчас последует. Она. На ней то же самое платье, что и в первый раз, когда я ее увидел. Господи, я уже тоскую по ней. И то, что унять эту самую тоску было бы невозможно, невероятно, даже если бы она осталась жива, уже ничего не меняет. Поскольку в ней с самого начала все было невероятно. Скромность и необузданность. Волосы, которые, казалось бы, должны поглощать свет, а на самом деле сияют, как золото. Упрямый смех одновременно с текущими по щекам слезами. Полный ненависти взгляд, когда я овладевал ею. Лживые признания в любви и искренняя радость, когда я, на ходу выдумывая предлог, просил прощения за очередное нарушенное обещание. И так снова и снова, пока я лежу в ее постели, опустив голову на подушку, которая еще хранит отпечаток лица того, другого. Все это уже в прошлом. За миллионы лет до сегодняшнего дня. Я снова закрываю глаза, чтобы не видеть продолжения. Как я всаживаю в нее пулю. Ее зрачок, который медленно расширяется, подобно тому как распускается роза. Вытекающую из раны кровь, капли, которые тихонько капают на пол. Излом шеи, запрокинутую назад голову. И вот женщина, которую я люблю, мертва. Оказывается, все так просто. Но это по-прежнему не имеет никакого значения. Это-то и прекрасно. Все так просто и прекрасно, что едва ли со всем этим можно жить. Давление в кабине падает, а напряжение растет. Внутреннее напряжение. Невидимая сила стремится наружу, разрывая барабанные перепонки и размягчая мозг. Что-то говорит мне, что все именно так и будет. Никто меня не найдет, не вырвет у меня моей тайны. Но план все равно сорвется. Взорванный изнутри.
Глава 21
"Монополия"
Харри разбудил радиобудильник, по которому как раз начались новости. Бомбардировки стали интенсивнее. Похоже, в последнее время это превратилось в рефрен всех новостных программ.
Он постарался убедить себя, что пора вставать.
Голос по радио вещал, что с 1975 года средний вес мужчин и женщин в Норвегии увеличился соответственно на 13 и 9 килограммов. Харри закрыл глаза и стал думать о том, что однажды сказал Эуне. Что у эскапизма неоправданно дурная репутация. Постепенно он снова стал погружаться в сон. Появилось знакомое приятное ощущение теплоты и уюта, как тогда, в детстве, когда он лежал в постели и сквозь открытую дверь слышал, как отец ходит по дому и везде гасит свет - одну лампу за другой, - и с каждой новой погашенной лампой за дверью становилось все темнее и темнее.
После того как в последние недели в Осло участились случаи ограбления банков с применением насилия, банковские служащие столицы требуют организовать вооруженную охрану наиболее уязвимых отделений банков в центральной части города. Вчерашний налет на филиал "Gjensidige NOR" на Грёнланнслейрет стал еще одним звеном в цепи вооруженных ограблений, совершенных, как подозревает полиция, так называемым Забойщиком. Это человек, который застрелил…
Босые ноги Харри коснулись холодного линолеума. В лице, смотревшем на него из зеркала в ванной, было что-то от портретов позднего Пикассо.
Беате говорила по телефону. Увидев в дверях Харри, она отрицательно покачала головой. Он кивнул и хотел уйти, однако она поманила его рукой, предлагая остаться.
- В любом случае спасибо за помощь, - закончила она и положила трубку.
- Я помешал? - спросил Харри, ставя перед ней на стол чашку кофе.
- Нет, я качала головой, чтобы показать, что никаких результатов нет. Из всех мужчин, которые, по нашим сведениям, были тогда в спортцентре "САТС", только один смутно помнит человека в комбинезоне. При этом он вовсе не уверен, что видел его именно в раздевалке.
- Хм. - Харри сел и осмотрелся. Против ожиданий ее кабинет вовсе не был таким уж уютным и аккуратным. За исключением стоящего на подоконнике весьма распространенного комнатного растения, название которого, впрочем, Харри было неизвестно, здесь, как и в его собственном кабинете, полностью отсутствовали украшения. На столе Беате Харри увидел фотографию в рамке. В настоящий момент она была повернута к нему обратной стороной, однако он и так прекрасно знал, чей это портрет.
- Ты опросила только мужчин? - поинтересовался он.
- Мы ведь исходили из того, что он проник в мужскую раздевалку, где и сменил одежду, не так ли?
- А потом растворился в толпе точно таких же обычных людей. Да, конечно. Что-нибудь новенькое по вчерашнему налету на Грёнланнслейрет?
- Какое там новенькое. Скорее я бы назвала это имитацией. Тот же тип одежды, снова AG-3. Заставил заложницу говорить вместо себя. Забрал деньги из банкомата, затратив в общей сложности минуту пятьдесят секунд. Никаких следов. Короче говоря…
- Забойщик, - закончил за нее Харри.
- Что это? - Беате взяла чашку и заглянула внутрь.
- Капучино. Это тебе от Халворсена.
- Кофе с молоком? - Она недовольно поморщилась.
- Позволь, я угадаю, - сказал Харри. - Твой отец говорил, что не доверяет людям, которые не пьют черный кофе.
Он тут же пожалел о сказанном, увидев, как моментально изменилось выражение лица Беате.
- Извини, - пробормотал он. - Я не хотел… короче, дурака свалял.
- Что нам теперь делать? - поспешила разрядить обстановку Беате, водя пальцем по ручке чашки. - Мы снова оказались на старте.
Харри развалился в кресле, вытянул ноги и уставился на носки своих ботинок.
- Прямо в тюрьму.
- Что?
- Отправимся прямо в тюрьму. - Он снова выпрямился. - Хоть ты и прошла "Старт", но двух тысяч крон все равно не получишь.
- Что ты болтаешь?
- Это как в игре "Монополия". Карточки "Испытай свой шанс". Единственное, что нам остается. Попытать счастья. В тюрьме. Ты знаешь, как звонить в "Ботсен"?
- Это просто потеря времени, - сказала Беате.
Она торопливо семенила по "Кишке" рядом с Харри; голос ее, отражаясь от массивных кирпичных стен, звучал гулко.
- Вполне возможно, - отвечал Харри. - Как и вообще девяносто процентов розыскной работы.
- Я прочла все связанные с ним рапорты и протоколы его допросов. Он никогда ничего не говорит. Не считая разной философской чепухи, которая не имеет с делом ничего общего.
Харри нажал на кнопку вызова сбоку от серой стальной двери в конце туннеля.
- Слышала когда-нибудь поговорку: "Искать пропажу надо не там, где потерял, а где светлее"? Вероятно, она должна иллюстрировать человеческую глупость. А по мне, так это просто здравый смысл.
- Поднесите ваши удостоверения к камере, - велел им голос, раздавшийся из переговорного устройства.
- Ну а где я буду все это время? Ты ведь хотел беседовать с ним один? - спросила Беате, прошмыгнув в дверь вслед за Харри.
- Мы с Эллен часто так делали. Сам допрос всегда вел один из нас, а другой в это время просто сидел и слушал. Когда становилось ясно, что беседа заходит в тупик, мы объявляли перерыв. Если сначала допрашивал я, то я выходил из комнаты, а Эллен в это время начинала разговаривать с подозреваемым совсем о другом, о самых обыденных бытовых мелочах. К примеру, о том, что пора бросать курить, или же о том, какое дерьмо показывают по телевизору. Или что с тех пор, как она порвала со своим парнем, квартплата кажется ей слишком большой. Выждав некоторое время, пока они так поболтают, я заглядывал в комнату и говорил, что что-то случилось и ей надо идти.
- И что, это действовало?
- Всегда.
Поднявшись по лестнице, они оказались в запертом отсеке, дверь которого вела в тюремные коридоры. Надзиратель, показавшийся в окошке за толстым пуленепробиваемым стеклом, кивнул им и нажал на кнопку. Послышался гнусавый голос: "Дождитесь надзирателя".
Надзирателем оказался весь покрытый буграми мускулов коротышка, очень похожий на гнома, в том числе и своей корявой, вразвалочку, походкой. Он провел их в самое сердце тюрьмы - овальный зал с трехэтажной галереей по периметру, вдоль которой виднелись выкрашенные в голубой цвет двери камер. Пространство между этажами забрано стальной сеткой. Не видно ни души, а царящую здесь тишину лишь однажды нарушил звук хлопнувшей где-то двери.
Харри приходил сюда уже далеко не впервые. Тем не менее каждый раз при мысли, что за этими дверями сидят люди, которых общество сочло необходимым держать взаперти помимо их воли, у него возникало ощущение абсурда. Харри и сам не знал, почему эта мысль кажется ему столь нелепой. Скорее всего, ему просто претило это наглядное проявление официальной, узаконенной мести за совершенные преступления. Весы и меч.
Ключи на связке в руках надзирателя жалобно звякнули, когда он отпер дверь, на которой большими черными буквами было написано: "Комната свиданий".
- Пожалуйста. Если захотите выйти, просто постучите.
Они вошли внутрь, и дверь за ними захлопнулась. В наступившей тишине Харри отметил про себя раздававшийся время от времени низкий звук - это гудела одна из трубок-ламп дневного освещения, которая то гасла, то загоралась вновь. Пластиковые цветы на стенах бросали бледные тени на выцветшие, мутные акварели. В торце комнаты за столом, установленным точно посередине желтоватой стены, выпрямив спину, сидел человек. Руки его лежали на столе, а между ними виднелась шахматная доска. Волосы зачесаны назад и туго стянуты на затылке, оставляя открытыми правильной формы уши. Одет он был в хорошо отглаженный серый костюм, немного похожий на комбинезон. Хорошо очерченные брови и тень, падающая с обеих сторон прямого носа каждый раз, когда лампа гасла, составляли достаточно четкую букву Т. Но и сейчас, как тогда на похоронах, Харри прежде всего поразил взгляд этого мужчины - противоречивая смесь страдания и отсутствия всякого выражения.
Харри кивком указал Беате на стул возле двери. Сам он прошел к столу и уселся напротив Расколя.
- Спасибо, что нашли время встретиться с нами.
- Время. - Голос у Расколя оказался неожиданно высоким и мягким. - Оно здесь дешево стоит. - Говорил он на восточноевропейский манер - с твердыми "р" и отчетливо выговаривая каждое слово.
- Понимаю. Я Харри Холе, а мою коллегу зовут…
- Беате Лённ. Вы похожи на отца, Беате.
Харри услышал звук, похожий на всхлип, как будто Беате не хватало воздуха, и наполовину обернулся к ней. Против его ожиданий, лицо девушки вовсе не вспыхнуло, а наоборот, стало еще бледнее обычного. Кроме того, рот ее искривился и застыл, как будто она только что получила пощечину.
Склонившись к столу, Харри закашлялся. Лишь теперь он обратил внимание на то, что достаточно неприятное ощущение, которое могло возникнуть из-за идеально симметричного положения Расколя относительно продольной оси помещения, скрадывается благодаря одной мелочи: положению короля и королевы на шахматной доске.
- А вас где я раньше видел, Холе?
- По большей части я нахожусь поблизости от покойников, - сказал Харри.
- Ага. Похороны. Вы один из сторожевых псов господина начальника отдела, да?
- Нет.
- Стало быть, не нравится, когда вас называют его сторожевым псом. Что так, поругались?
- Нет. - Харри на мгновение задумался. - Просто мы с ним друг друга недолюбливаем. У вас, кажется, та же история?
Расколь мягко улыбнулся; в тот же самый момент лампа мигнула.
- Надеюсь, он не принял это близко к сердцу. К тому же костюм, похоже, был дешевенький.
- Думаю, больше всего пострадал не костюм.
- Он хотел, чтобы я кое-что ему рассказал. Вот я и рассказал ему кое-что.
- Что стукачей клеймят навек?
- Недурно, старший инспектор, недурно. Однако эти чернила со временем сходят. Вы играете в шахматы?
Харри предпочел не обращать внимания на то, что Расколю, как выяснилось, известно его звание. Хотя, вполне возможно, он просто догадался.
- Я вот все думаю, где вы умудрились спрятать приемник, - сказал Харри. - Я слышал, они потом здесь все вверх дном перевернули.
- А кто говорит, что я что-то прятал? Белые или черные?