Когда от антрекота не осталось и следа, Грегор с новой силой громко залаял на дорогу. Харри подошел к перилам и отвязал цепь. Он едва удержался на ногах на скользкой почве, когда Грегор попытался вырваться, а потом последовал за ним по тропинке, ведущей через дорогу, и дальше по крутому склону, где внизу черные волны разбивались о гладкие скалы. Ноги увязали в высокой мокрой траве, словно она пыталась удержать его, но только когда под мартенсами Харри заскрипели легкие камешки и песок, Грегор остановился, задрав вверх толстый хвост. Они оказались на берегу. Был прилив, вода почти достигала края густо поросшего травой склона и накатывала на пляж с таким шипением, будто морская пена выносила на берег углекислоту, оставленную на песке очередной волной. Грегор снова залаял.
- Он что, на катере отсюда смылся? - спросил Харри то ли Грегора, то ли себя самого. - Один или с кем-то еще?
Ответа, разумеется, не последовало. Как бы там ни было, следы в этом месте заканчивались. Харри потянул за ошейник, однако огромный ротвейлер не сдвинулся с места. Тогда Харри зажег карманный фонарик марки "Маглите" и направил его в сторону набегавших волн. Но ничего, кроме гребней, напоминавших белые полоски кокаина на черном стекле, не увидел. Мелководье тянулось, судя по всему, далеко от берега. Харри снова потянул за ошейник, но тут Грегор начал рыть когтями песок и жутко завыл.
Харри вздохнул, выключил фонарик и направился обратно к дому. В кухне он сварил себе кофе, прислушиваясь к раздававшемуся вдалеке собачьему лаю. Харри допил чашку и снова отправился на берег, нашел углубление в скале, где и укрылся от ветра. Он закурил сигарету и попытался сосредоточиться. Потом завернулся в пальто и закрыл глаза.
Как-то ночью, когда они лежали у нее в постели, Анна высказала одну мысль. Скорее всего, это произошло уже ближе к концу их полуторамесячного романа - и скорее всего, он был гораздо трезвее обычного, раз уж запомнил ее слова. Она сказала, что кровать ее - корабль, на борту которого они с Харри, два одиноких, потерпевших крушение человека мечутся по бурным водам и больше всего на свете боятся увидеть землю. Неужели так и случилось, неужели и впрямь они увидели землю? Ему казалось, что это не так, что ему удалось списаться на берег, просто прыгнув через борт. Но может быть, он ошибался.
Он закрыл глаза и попытался представить, как она выглядела. Не тогда, когда они были в роли потерпевших крушение, а тогда, когда он видел ее в последний раз. Тогда они пообедали. Это точно. Она налила ему чего-то, может, вина? Он выпил? Точно. Она еще подлила, он совершенно потерял контроль над собой. Налил себе сам. Она смеялась. Целовала его. Танцевала перед ним. По обыкновению, нашептывала в ухо ласковые слова. А потом они бросились в постель и пропали в объятиях друг друга. Неужели и вправду она с такой легкостью пошла на это? А он?
Нет, так быть не могло.
Но Харри не знал наверняка, как все было. И не мог до конца отбросить мысль, что он с блаженной улыбкой нежился в объятиях вновь обретенной любовницы в доме на Соргенфри-гате, в то время как Ракель в Москве лежала, уставившись в потолок гостиничного номера, и ей никак не удавалось заснуть, потому что она могла потерять сына.
Харри поежился. Сырой, промозглый ветер пронизывал его насквозь, словно он был привидением. До сих пор он старательно отгонял от себя эти мысли, а тут они разом нахлынули на него. Если уж он не знает, мог ли предать самое дорогое в жизни, то как ему судить о своей способности совершить тот или иной поступок? Если верить Эуне, в состоянии опьянения человек либо проявляет свою истинную суть, либо, напротив, прячет ее. Но как знать, что именно в нем заложено?! Люди же не роботы, да и химические процессы в мозгу протекают когда как. Кто сумеет перечислить все, что человек может натворить под воздействием обстоятельств или материальных катализаторов?
Харри вздрогнул и выругался. Только теперь он все понял. Понял, зачем ему было необходимо найти Арне Албу, прежде чем того заставят замолчать навеки. Не потому, что он полицейский до мозга костей, и не потому, что защита принципов правового государства стала его личным делом. А потому, что ему нужно было знать, как все произошло на самом деле. А Арне Албу - единственный, кто мог рассказать об этом.
Харри снова закрыл глаза. Ветер слабо посвистывал в трещинах гранитных скал, внося разнообразие в тягучий, монотонный шум моря.
Когда он вновь открыл глаза, было уже не так темно. Ветер разогнал облака, и над ним матово светили звезды. Луна переместилась на небосклоне. Харри посмотрел на часы. Он просидел в укрытии почти целый час. Грегор все так же бешено лаял в сторону моря. Он поднялся на одеревенелых ногах и направился к нему. Начался отлив, вода отступила, и под ногами у него оказался широкий песчаный пляж.
- Пойдем, Грегор, ничего нам здесь не найти.
Пес попытался куснуть его, когда Харри взялся за ошейник, и он инстинктивно отступил на шаг назад. Прищурившись, посмотрел в сторону моря. Лунные блики играли на черной поверхности воды, но он все же увидел впереди то, чего не разглядел, когда приливная волна достигала максимального уровня. Похоже, там торчали верхушки двух кнехтов. Харри подошел к самой воде и снова включил фонарик.
- Господи Иисусе! - прошептал он.
Грегор рванул вперед прямо по воде, и Харри последовал за ним, утопая в песке. Он прошел метров десять, но вода не доставала ему и до колена. Из воды торчали не кнехты, а пара ботинок. Итальянских, ручной работы. Харри направил фонарик вниз, и свет его выхватил иссиня-белые лодыжки, подобные двум колоннам надгробия.
Подхваченный ветром, крик Харри мгновенно утонул в рокоте волн. А вот фонарик, который он выронил, остался на песчаном дне и светил еще почти целые сутки. К следующему лету, когда его нашел маленький мальчик и сразу помчался с ним к отцу, черная краска под воздействием морской воды облезла, и никто из них не мог вообразить, что найденный Mini Maglite каким-то образом связан с ужасной прошлогодней находкой, о которой писали в газетах. Но сейчас, на летнем солнце, казалось, что эта история произошла бесконечно давно.
Часть V
Глава 32
Дэвид Хасселхофф
Утренний свет пробивался сквозь узкую прореху в облаках, и казалось, будто над морем высится белая колонна, которую Том Волер называл господней свечой над фьордом - дома у него на стенах подобные пейзажи. Он перешагнул пластиковую ленту, огораживавшую место происшествия. Люди, по их мнению, хорошо его знавшие, думали, что он по натуре такой человек - предпочитает перепрыгивать через препятствие, а не подлезать под него. Но они были бы правы лишь отчасти. Тому Волеру не были известны люди, которые бы действительно хорошо его знали, и он полагал, что такое положение вещей не изменится и в дальнейшем.
Он поднес цифровой фотоаппарат к "полицейским" солнцезащитным очкам со стеклами стального цвета. Таких очков у него дома хранилась целая дюжина. Ответная услуга благодарного клиента. Как и фотокамера. Объектив выхватил яму на склоне и лежащее рядом с ней тело мужчины. На нем были черные брюки и рубашка, когда-то белая, а ныне ставшая коричневой от глины и песка.
- Новая карточка для личной коллекции? - раздался голос Вебера.
- Вот именно, это нечто новое, - сказал Волер, не подымая глаз. - Мне нравятся убийцы, наделенные воображением. Личность установили?
- Арне Албу. Сорок два года. Женат, трое детей. Похоже, имел финансовые затруднения. У него здесь загородный дом.
- Кто-нибудь что-то видел или слышал?
- Ребята сейчас опрашивают соседей. Но ты же видишь, какая здесь глушь.
- А постояльцы отеля? - Волер указал в сторону большого желтого деревянного здания в конце пляжа.
- Сомневаюсь, - ответил Вебер. - Кому взбредет в голову жить здесь в это время года?
- А кто труп обнаружил?
- Аноним позвонил из телефона-автомата в Моссе в тамошний полицейский участок.
- Думаешь, убийца?
- Вряд ли. Он сказал, что гулял вечером с собакой и увидел торчащие из воды ноги.
- Разговор записали?
Вебер покачал головой:
- Он не в службу экстренных вызовов звонил.
- А что показал осмотр тела?
- Врачебного заключения еще нет, но, по-моему, его закопали заживо. Следов внешнего воздействия нет, но у него кровь шла носом и горлом, глазные сосуды полопались - значит, в мозгу скопилось большое количество крови. Кроме того, в гортани обнаружен песок, то есть он еще дышал, пока его закапывали.
- Согласен. Еще что-то есть?
- Пес был привязан перед домом - вон там, наверху. Здоровенный мерзкий ротвейлер. Как ни странно, в прекрасной форме. Наружная дверь не заперта. Следов борьбы в доме тоже не обнаружено.
- Иными словами, они вошли, пригрозили ему оружием, привязали пса, вырыли яму и вежливо попросили его туда лечь.
- Думаешь, убийца был не один?
- А ты как думаешь? Огромный ротвейлер, яма в полтора метра глубиной. По-моему, это однозначно, Вебер.
Вебер промолчал. Он ничего не имел против сотрудничества с Волером - тот был сыскарь редкого таланта, о чем свидетельствовали результаты его работы. Но это еще не значит, что он непременно был Веберу по душе. Впрочем, не по душе - тоже не то слово. Нет, тут что-то иное, просто по прошествии какого-то времени у него возникало ощущение, как в игре "Найди семь ошибок на картинке", когда не знаешь, в чем фишка, но чувствуешь: что-то тут не так. Вот именно, что-то в нем было не так.
Волер присел на корточки рядом с трупом. Он знал, что Вебер его недолюбливает. Ну и отлично. Вебер уже много лет работал в криминалистической лаборатории и никогда и в мыслях не имел каким-либо образом повлиять на ход карьеры Волера или вообще на его жизнь. Короче говоря, мнение Вебера о нем было ему совсем до лампочки.
- Кто опознал?
- Тут приходили несколько местных, - ответил Вебер. - Владелец магазина его опознал. Мы связались с его женой и привезли ее сюда из Осло. Она подтвердила, что это Арне Албу.
- А где она сейчас?
- В доме.
- С ней кто-нибудь говорил?
Вебер пожал плечами.
- Я люблю быть в таких случаях первым, - заметил Волер, наклонился вперед и сделал еще пару снимков трупа.
- Дело расследует полиция Мосса. А нас просто вызвали на подмогу.
- Правильно, мы же профессионалы, - сказал Волер. - Надо бы этим крестьянам из Мосса вежливо все объяснить.
- У нас несколько человек расследовали дела об убийстве, - раздался позади них голос. Волер посмотрел вверх на улыбающегося человека в черной кожаной форменной куртке. На погонах с золотым обрезом у него красовалась одна звездочка.
- No hard feelings, - рассмеялся старший инспектор. - Меня зовут Пауль Сёренсен. - А ты будешь старший инспектор Волер?
Волер коротко кивнул и сделал вид, будто не заметил протянутой Сёренсеном руки. Он не любил прикосновений незнакомых мужчин. Да и знакомых, впрочем, тоже. Вот с женщинами - дело другое. Во всяком случае, когда он сам проявлял инициативу. А проявлял он ее часто.
- Что, Сёренсен, и такие дела раньше приходилось расследовать? - спросил Волер и отвел пальцем веко пострадавшего, обнажив кроваво-красное глазное яблоко. - Это вам не удар ножом в людном месте или случайный выстрел по пьянке. Вы же поэтому нас и вызвали, не так ли?
- Да, похоже, у нас таких случаев не было, - согласился Сёренсен.
- Тогда предлагаю следующее: ты с ребятами остаешься здесь и следишь, чтобы посторонних не пускали за ограждение, а я пойду переговорю с женушкой трупа.
Сёренсен рассмеялся, будто Волер отмочил классную шутку, но осекся, увидев, как тот поднял брови над стеклами "полицейских очков". Том Волер поднялся и зашагал в сторону ограждения. Он медленно сосчитал до трех и крикнул:
- И уберите патрульный автомобиль с разворота, Сёренсен! Наши люди там пытаются найти следы машины убийцы. Заранее благодарен.
Он и не оборачиваясь знал, что улыбка сползла с добродушного лица этого тюфяка Сёренсена. И что место преступления теперь находится под контролем людей из Управления полиции Осло.
- Фру Албу? - спросил Волер, войдя в гостиную. В городе ему предстоял многообещающий обед с одной девицей, и потому он решил не затягивать разговор. Вигдис Албу оторвала взгляд от фотоальбома, который листала:
- Да?
Волеру нравилось то, что он видел перед собой. Ухоженная кожа, холеное тело, поза, выражавшая ее уверенность в себе, - ну прямо Дорте Скаппель, да еще в блузке с расстегнутой третьей пуговичкой. Ему нравилось и то, что он слышал. Мягкий голос необычайно подходил к тем особым словам, которые он так любил в устах своих женщин. Нравились ему и ее губы, которые, как он уже начал надеяться, когда-нибудь произнесут такие слова.
- Старший инспектор Том Волер, - представился он и сел напротив нее. - Я понимаю, какой шок вы пережили, и хотя это прозвучит банально и вряд ли поможет вам сейчас, но я все же хотел бы выразить сочувствие. Я сам недавно потерял близкого мне человека.
Он выдержал паузу. Пока она наконец не подняла глаза и их взгляды встретились. Глаза у нее были затуманены, и Волер сперва решил, что это от слез. И только когда Вигдис Албу заговорила, он понял, что она пьяна:
- Сигаретой не угостите, констебль?
- Называйте меня Том. Я не курю. К сожалению.
- Сколько мне еще здесь маяться, Том?
- Я постараюсь, чтобы вы уехали отсюда как можно скорее. Просто мне надо задать вам пару вопросов. Договорились?
- Договорились.
- Ну и прекрасно. Как по-вашему, кто-нибудь мог желать смерти вашему мужу?
Вигдис Албу подперла подбородок рукой и поглядела в окно:
- А где же другой констебль?
- Простите, не понял?
- Разве он не должен был приехать?
- Какой констебль, фру Албу?
- Харри. Ведь он ведет это дело, разве не так?
Столь быстрая - по сравнению с его однокашниками - карьера Тома Волера объяснялась прежде всего его умением действовать так, чтобы никто, в том числе и адвокаты в суде, не имели оснований сомневаться в достоверности собранных им улик. Другая же причина заключалась в чувствительности волос у него на затылке. Бывало, конечно, что они не реагировали, когда нужно. Но такого, чтоб они реагировали без повода, никогда не случалось. А тут они отреагировали.
- Вы имеете в виду Харри Холе, фру Албу?
- Можете остановить здесь.
Больше всего Тому Волеру нравился ее голос. Он подъехал к тротуару, нагнулся над рулем и стал разглядывать розовую виллу, венчавшую собой вершину холма. В лучах послеполуденного солнца в саду угадывалось какое-то животное.
- Очень любезно с вашей стороны, - сказала Вигдис Албу. - Спасибо, что освободили меня от этого Сёренсена, да еще и до дома подбросили.
Волер улыбнулся теплой улыбкой. Он знал, что улыбка получилась именно теплой. Многие говорили ему, что он похож на Дэвида Хасселхоффа в "Спасателях Малибу", что у него такой же подбородок, такая же фигура и такая же улыбка. Он видел "Спасателей" и понимал, о чем идет речь.
- Да нет, это мне следует вас благодарить, - сказал он.
И не погрешил против истины. За время пути от Ларколлена он узнал много интересного. Например, что Харри Холе пытался доказать причастность ее мужа к убийству Анны Бетсен, которая - если память ему не изменяет - некоторое время назад сама наложила на себя руки в квартире на Соргенфри-гате. Дело было тогда возбуждено и закрыто, Том Волер сам констатировал самоубийство и написал заключение. Так чего этот олух Холе теперь рыщет? Пытается отомстить заклятому недругу? Неужели Холе рассчитывает скомпрометировать его - Тома Волера, доказав, что Анну Бетсен убили? Что угодно могло взбрести в голову этому полоумному алкашу, но Волер не понимал, зачем Холе с такой энергией взялся за расследование, которое в худшем случае докажет, что Волер сделал поспешный вывод. Мысль о том, что Харри двигало простое желание раскрыть преступление, он отбросил сразу же: только в кино детективы так бездарно тратят свое свободное время.
Но раз тот, кого Харри подозревал, убит, появилась возможность подумать и о других ответах. Волер не знал, каких именно, но раз волосы у него на затылке ясно дали понять, что дело это связано с Харри Холе, в его интересах найти эти ответы. И когда Вигдис Албу пригласила Тома Волера на чашечку кофе, он сразу же согласился. Конечно, его возбуждала мысль об интрижке с новоиспеченной вдовой, но главное, представился шанс оторваться от соперника, который дышал ему в затылок вот уже - сколько там? - восемь месяцев.
Да, восемь месяцев минуло с тех пор, как из-за очередной глупости Сверре Ульсена Эллен Йельтен разоблачила Тома Волера как главного организатора группы, занимавшейся доставкой контрабандного оружия в Осло. Приказав Ульсену убрать ее, чтобы помешать ей предать дело огласке, он отдавал себе отчет, что Холе не успокоится, пока не найдет ее убийцу. Поэтому он и позаботился о том, чтобы самому оказаться на месте преступления и застрелить подозреваемого в убийстве с целью "самообороны" при задержании. Никаких улик против него самого не было, и все же временами у него возникало неприятное ощущение, что Холе напал на след. И что он может быть очень опасен.
- В доме стало так пусто, когда все разъехались, - сказала Вигдис Албу, отпирая входную дверь.
- И как долго вы уже… как бы это… живете одна? - спросил Волер, поднимаясь вслед за ней в гостиную. Ему все так же нравилось то, что он видел перед собой.
- Дети у моих родителей в Нордбю. Я хотела, чтобы они побыли там, пока все уляжется, - она вздохнула и села в одно из двух глубоких кресел. - Мне надо выпить. А потом позвонить им.
Том Волер стоял и смотрел на нее. Своими последними словами она все испортила, и возникшее было легкое возбуждение пропало. Да и выглядела она теперь старше. Возможно, потому, что начала трезветь. Опьянение сглаживало ее морщинки и смягчало линию рта, который теперь затвердел и стал похож на красноватую щель.
- Присаживайтесь, Том. Сейчас я кофе сварю. Он плюхнулся на диван, а она вышла на кухню.
Он раздвинул ноги и увидел бледное пятно от месячных, такое же, как на диване у него дома.
Воспоминание вызвало у него улыбку.
Воспоминание о Беате Лённ.
Милая, невинная Беате Лённ, которая сидела напротив него за столиком в кафе и глотала каждое его слово, точно сахарную крошку в кофе-латте, напитке для маленьких девочек. "По-моему, самое главное - стремиться всегда быть самим собой. Самое главное в отношениях между людьми - это честность, ты не согласна?" С молодыми девушками порой трудно угадать, с каким пафосом произносить подобные банальности, но в случае с Беате Лённ он попал в десятку. И она послушно последовала за ним к нему домой, где он сварганил напиток, вовсе не похожий на девичий.
Волер невольно рассмеялся. Даже на следующий день Беате Лённ думала, что сломалась из-за усталости и непривычно крепкого для нее напитка. А на самом деле все решила верная дозировка.