Вспомнив первый урок курса журналистики Ника дю Кэна, Мэгги заказала по "Урагану" для всех сидящих за столом. Делая заказ, в другом углу она заметила мужчину, который в одиночестве склонился над открытым ноутбуком. Темноволосый, с худым лицом, постарше других. Тоже журналист?
Когда она вернулась от стойки, Тим представил ее остальным: Лиз из "Айриш таймс", подружка Ника.
- И вот к чему мы пришли, мисс Костелло, - говорил Франческо из "Коррьере делла сера", лысый, лет сорока, - сегодня полиция заявила, что в связи со смертью Форбса больше никого не ищет.
- Что означает: они трактуют это как самоубийство, - ехидно добавил Тим.
- А что об этом думаем мы? - спросила Мэгги, пробуя свой коктейль. Тошнотворно сладко!
- Не вижу, как еще можно это трактовать, - сказал Франческо. - В квартире никаких следов насильственного проникновения, никаких отпечатков пальцев, кроме его собственных.
- Коронер мог бы назвать это смертью от несчастного случая. - Это сказала женщина, которая, видимо, была нью-йоркским корреспондентом "Шпигеля". - Если Форбс сам не хотел лишить себя жизни, то это не самоубийство.
- Похоже, - сказал Тим, - наш мистер Форбс так возбудился от успеха своего проекта, что решил отпраздновать это дело, ну вот и…
- И мы думаем, что Форбс пал жертвой самоудушения?
- Ну да. У нас есть материал от нашего медицинского корреспондента, где говорится, что по профилю Форбс подходит - одиночка, любит риск, ищет острых ощущений. И не забывайте о факторе Нового Орлеана.
- А это что такое?
- Новый Орлеан?! Легкость нравов на грани мерзости. Достаточно сказать, что он жил рядом с улицей под названием Бурбон. Это же город греха, и он в самом его средоточии.
- С этим и выступит "Телеграф" завтра?
- С этим выступаю я. А редактор не любит Бейкера и требует от зарубежного отдела, чтобы я написал про "Десять свидетельств насильственной смерти Форбса". Блогов начитался.
- Вот шуму-то будет! - сказала Мэгги и заметила, что ее пристально рассматривает женщина из "Шпигеля".
- Мы с вами раньше не встречались? - обратилась она к Мэгги.
- Не думаю. Если только вы не завсегдатай клубов на берегах Лиффи. - Мэгги подпустила ирландского акцента.
- Определенно, ваше лицо мне знакомо.
- Мне часто так говорят. Если верить людям, я очень много на кого похожа.
- Тогда, наверное, так и есть.
Мэгги улыбнулась ей сестринской улыбкой (по крайней мере, так она думала) и посмотрела на кучу сложенных на столе смартфонов. Пара кликов на фамилию Костелло - и эта женщина вполне может ее разоблачить.
У Франческо зазвонил телефон, и это всех отвлекло. Пользуясь моментом, Тим предложил пойти вдвоем перекусить.
- Если хотите, можем сравнить наши заметки об этой истории.
Мэгги вспомнила еще одно правило Ника: охотиться лучше с кем-нибудь, по крайней мере, пока ты новичок. Надо к кому-нибудь прицепиться - а тут человек сам предлагает.
Она поднялась на ноги, выслушала благодарность всего столика за "Ураган" и вышла вслед за Тимом.
Они двинулись по Ибервиль-стрит, где из каждой двери, как облачка табачного дыма, вырывались обрывки джазовых мелодий. В "Лучшем устричном доме" она съела тарелку устриц, поджаренных на древесных углях, а он - фунт вареных раков с пряностями.
После обеда они прогуливались по улице Бурбон, строя разные предположения насчет дела Форбса. Интересно, был ли он южанином? Уроженцем Нового Орлеана?
- А давайте дойдем до его дома, - вдруг сказала Мэгги.
- Там все опечатано. Прессу не допускают.
- А мы не будем входить. Я просто хочу посмотреть снаружи.
Тим сегодня уже приходил сюда и рад был сыграть роль гида для Мэгги. Они прошли несколько кварталов на восток по окаймленной деревьями Испанской улице. Дома на ней выглядели достаточно прилично, но были они небольшие и без декоративных кованых балюстрад, которые составляли шарм Французского квартала. Видимо, Форбс был не слишком состоятелен.
- Вот здесь, - сказал Тим, указывая вперед. Крыльцо и три ступеньки до сих пор были обнесены черно-желтой полицейской лентой, неподалеку стояли два телевизионных фургона.
Мэгги смотрела во все глаза, пытаясь представить себе жизнь хозяина этого дома. Вдруг она заметила некоторое движение. К ограждению подошел полицейский, а вслед за ним, как показалось поначалу Мэгги, его напарник в штатском. Но потом…
- Тим, это не… - обратилась было она к Тиму, но тот болтал с телевизионщиками.
Мэгги пригляделась и с удивлением узнала мужчину с худым лицом из бара гостиницы "Монтелеоне", который входил в дом Вика Форбса, закрытый для прессы. Хотя он и журналист. Что происходит? Простейшее объяснение - этот мужчина не журналист, а переодетый в штатское полицейский.
Тим вернулся, и Мэгги ничего ему не сказала. Нацарапала что-то в блокноте, и они вместе вернулись в "Монтелеоне".
В гостинице Мэгги неохотно позволила вновь отвести себя в бар "Карусель", где столик международной журналистики собрался вновь. На сей раз она заказала всем виски.
Минут через двадцать подошел и мужчина с худым лицом; опять сел один за столик, опять открыл свой ноутбук, словно бы собираясь заняться журналистским делом.
Мэгги извинилась перед новыми приятелями и без какого бы то ни было ясного плана направилась прямо к этому мужчине.
- Извините, - начала она.
- Что такое? - сказал он. Американец, судя по выговору.
- Кто вы?
- Отвечу, если вы представитесь. - Он обнажил в улыбке кривые зубы.
- Меня зовут Лиз Костелло. "Айриш таймс".
- Льюис Ригби. Пишу для "Нэшнл инквайрер".
Этого она не ожидала.
- Таблоид для супермаркетов?
- Да, таблоид для супермаркетов, который тем не менее раскрыл крупнейшую политическую интригу прошлого года.
- Внебрачный ребенок Марка Честера? Это ваше?
- Не лично мое, но да. Не хотите присесть?
Мэгги вытянула из-под столика стул, придумывая новую стратегию в свете этой новой информации.
- А здесь, - дружелюбно сказала она, - вы по поводу дела Форбса?
Он улыбнулся, словно бы облизываясь в предвкушении.
- Именно так.
- Хорошо, - тихо сказала Мэгги. - А мне тут рассказали, что сегодня один репортер, чтобы проникнуть на место преступления, дал взятку сотруднику новоорлеанского Управления полиции при исполнении служебных обязанностей. Вы же понимаете, это тяжкое преступление во всех пятидесяти штатах.
Он побледнел:
- Боже мой.
- Не волнуйтесь. У каждого своя работа. Я не проболтаюсь…
Он глубоко вздохнул.
- …если вы поделитесь со мной тем, что получили, - продолжала Мэгги.
- Вы шутите. Невозможно, чтобы…
- …"Нэшнл инквайрер" столкнулся с обвинением в подкупе полицейского. Это слишком серьезно. Поэтому сейчас вы наберете номер телефона вашего друга и попросите его организовать еще один визит в этот дом. Вместе со мной.
Фургоны телевидения стояли на прежнем месте; Ригби пояснил, что один местный, а второй - японский. Не о чем беспокоиться. Все же Ригби настоял на том, чтобы подождать на другой стороне улицы, в тени. Наконец показался полицейский, которого Мэгги сегодня уже видела, и Ригби выступил из тени навстречу ему. "Коллега", - кивнул он на Мэгги. Коп пожал плечами, словно говоря: "Да плевать мне".
В молчании он провел их под ленту, потом по ступенькам, словно совершал обычную полицейскую процедуру. Войдя внутрь, протянул им по паре резиновых перчаток. Сам тоже надел, потом включил свет.
- Правила знаете: ничего не трогать, ничего не брать. У вас пять минут.
Мэгги обшаривала глазами помещение, стараясь собрать как можно больше информации. Минимум мебели. Квартира производила впечатление нежилой, как сдаваемая внаем.
Ригби уже обошел первый этаж и поднимался по лестнице в спальню, видимо радуясь возможности увидеть все это во второй раз. Мэгги пошла за ним. Поднявшись по спиральной кованой лесенке, она оказалась на крошечной площадке с тремя дверями: в спальню, в ванную и в небольшой кабинет.
Мэгги вошла в ванную комнату и открыла аптечный шкафчик. Ничего, кроме зубной пасты и крема для бритья. С другой стороны площадки, в спальне, стоял Ригби и фотографировал.
Она заглянула в кабинет. У стены стеклянный стол, на нем - огромный компьютерный экран. С обеих сторон от него еще два, повернутые под разными углами. Под столом - путаница кабелей и проводов, ничего ни с чем не соединяющих. Значит, на столе только мониторы; процессоры, должно быть, забрала полиция.
Она услышала скрип - Ригби выходил из спальни.
- Я быстро, - шепнула она, протискиваясь мимо него.
- Обратите внимание на потолочную балку возле окна, - сказал он. - Там это и произошло.
Спальня была столь же безлика, как нижняя комната. Кровать, прикроватный столик, старомодный гардероб. Никаких фотографий. Если здесь и было что-то, способное пролить свет на личность Вика Форбса, то полиция это унесла.
С нижних ступенек лестницы донесся голос полицейского:
- Через полторы минуты освобождаем помещение!
И тут она услышала звук.
Первый гудок почти слился с голосом полицейского, и она подумала, что он включил сигнал тревоги. Но, когда раздался второй гудок, она поняла, что источник звука гораздо ближе.
Она распахнула шкаф. Костюмы, преимущественно серые. Она стала их ощупывать, но ничего не находила. Присела на корточки, зашарила по дну, лихорадочно ища в темноте объяснения этим гудкам. Выпрямилась, проверила верхнюю полку. Ничего.
И снова раздался низкий гудок.
- Пойдемте. - В дверях появился Ригби. - Уходим.
Дверь шкафа была открыта и загораживала от него ее руки. Она обшаривала карманы пиджаков один за другим и наконец в очередном пиджаке нашла то, что искала.
Она повернулась к журналисту из "Инквайрера" и улыбнулась своей самой теплой улыбкой, незаметно вытаскивая приборчик и опуская его в собственный карман.
Вашингтон, округ Колумбия, среда, 22 марта, 22 ч. 15 мин.
- Итак, теперь решение принимаете вы. Вы поговорили с коллегами, и они сказали, что в конгрессе вы получите полную поддержку Республиканской партии.
- Они сказали. А ты прекрасно знаешь цену словесным договоренностям в этом городе.
- Знаю, сэр. Они ничего не стоят.
Она это сделала одним лишь словом и, конечно, знала, что делает. Словечком "сэр". Он тотчас ощутил толчок в чреслах. Сегодня вечером она умело играла свою роль: скромная и в то же время роскошная красотка-южанка. Стоило ей назвать его "сэр" и взмахнуть ресницами, как он переносился в девятнадцатый век: он - хозяин поместья, и она склоняется, подчиняясь его воле…
Он посмотрел на часы: четверть одиннадцатого. Надо спешить.
- Что касается работы, Синди, то критической точкой стала смерть Форбса. Наши избиратели должны быть уверены, что Форбс убит по приказу Стивена Бейкера.
- Здесь у нас не слишком много сторонников. Губернатор Тетт, конечно, наш, но он окружен демократами. Но есть и хорошая новость. "Нэшнл инквайрер" начал вынюхивать.
- Это действительно хорошая новость. Это великая новость, Синди. Если мы правильно ею распорядимся, Бейкер кончился.
- А вы, сэр, вы начнетесь. - Она снова взмахнула ресницами. - Ударьте меня, если я не права.
Вот-вот, оно самое. Вожделение стало непреодолимым. Сенатор Рик Франклин взглянул на фотографию на своем столе: он и четверо его детей улыбаются прямо в объектив, а жена, с которой он прожил восемнадцать лет, с улыбкой смотрит на него. Фотографию он положил лицом вниз и посмотрел на часы. Если быстренько, то успеем.
- Что ж, Синди, я не стану нарушать правил этого дома и наложу на тебя наказание, которого ты заслуживаешь.
Они достаточно долго практиковались, сенатор и его ассистентка, так что на весь ритуал у них ушли считаные минуты.
Закончив, он почувствовал, что готов совершить жест, который определит его карьеру и, возможно, изменит ход американской истории. Он набрал номер, который положила перед ним Синди, дождался ответа оператора и вместе со всплеском адреналина ощутил важность того, что он собирается сделать.
- Это сенатор Рик Франклин. Мне нужно поговорить с президентом.
Новый Орлеан, среда, 22 марта, 23 ч. 45 мин.
Целый час найденный приборчик жег ей карман. Льюис Ригби пригласил ее выпить, и, пока они выпивали и разговаривали, Мэгги, глядя в глаза этому нечистоплотному труженику пера и мило улыбаясь, не слышала ни слова из того, что он говорил, потому что вся мощь ее ума сосредоточилась в кончиках пальцев, которыми она снова и снова притрагивалась к этой штуке в кармане.
Штука была круглая и плотная - диск. Слишком тонкий для телефона. Без кнопок и без клапанов, которые могли бы скрывать кнопки. Вдруг ее охватила паника. А если она залезла не в тот карман? А если она упустила шанс взять мобильный телефон Вика Форбса, прихватив вместо него барный кружок под стакан?
Наконец они вернулись в "Монтелеоне" и распрощались. У себя в номере, заперев дверь, она немедленно выудила диск из кармана. Вот черт, действительно барный кружок! Из "Приюта полуночника" на Клайборн-авеню, как было на нем написано.
Она швырнула его на кровать и чуть не расплакалась от разочарования. Какого дьявола она в это ввязалась? Она - дипломат, аналитик международных отношений, так почему она сидит здесь и изображает из себя Шерлока Холмса? Причем безуспешно изображает. Будь проклят…
И вдруг опять раздался этот звук. Барный кружок загудел.
Она взяла его в руки и вдруг рассмеялась. Уже много лет она не видела таких штук. Когда-то такие пейджеры вручали посетителям, которые у барной стойки ожидали места в зале. Выпейте пока у стойки, а когда пейджер загудит, пройдите к столику. Она удивилась тому, что полиция не нашла эту штуку. Впрочем, возможно, кружок начинает гудеть только поздно вечером, когда "Приют полуночника" открывается.
Она посмотрела на кровать, манившую таким желанным отдыхом после утомительного дня, потом на кружок. Чувство долга победило. Она вышла на улицу, подозвала такси.
- Пожалуйста, "Приют полуночника" на Клайборн-авеню. И побыстрее, если можно.
В спешке она не заметила, что мужчина, следивший за ней с противоположной стороны улицы, тоже подозвал такси, чтобы ехать за ней следом в новоорлеанскую ночь.
Вашингтон, округ Колумбия, среда, 22 марта, 22 ч. 55 мин.
Шагая к резиденции президента, Стюарт Гольдштейн не знал, чего ожидать от предстоящего позднего разговора. То ли Бейкер будет расстроен, как вчера, то ли он будет рад, что Форбса не стало.
Оказалось, ни то ни другое. Президент вообще говорил лишь о настроении первой леди, а не о собственном. Сказал, Кимберли очень рада, что подонок, который мучил Кэти, теперь перестанет ее мучить.
- А вы? Что вы-то думаете об этом?
- А я думаю, Стюарт, что проблема, которая отняла у всего Белого дома слишком много времени, больше нас не беспокоит.
- И это большое облегчение, да?
- Да, это большое облегчение. - Он позволил себе улыбнуться. - Подобные истории - страшная головная боль. Здесь не может быть легких решений.
- Кроме того, что само упало нам в руки.
- Я бы не стал так это формулировать, Стюарт.
- Да, конечно.
Возникла пауза. Пока они молчали, Гольдштейн говорил себе, что не важно, какие у них были взаимоотношения в прошлом, - сейчас у Бейкера другой статус, который не позволяет панибратства. Но все же не задать этого вопроса Гольдштейн не мог.
- Господин президент, есть ли нечто такое, что я обязан знать о Вике Форбсе и его смерти?
- Стюарт, мы не первый день знакомы. Ты и так знаешь все. - И президент стал собирать бумаги - жест, который показывал, что встреча закончена.
Гольдштейн направился к двери, и тут зазвонил телефон.
Бейкер недоуменно поднял бровь. Кто бы это мог звонить так поздно? Какой-нибудь иностранный руководитель? Он поднял трубку, безмолвно попросив Стюарта остаться.
- Да. Добрый вечер, сенатор.
Гольдштейн посмотрел вопросительно. Кто?
Бейкер беззвучно, одними губами ответил: Франклин.
Франклин? Какого черта он звонит, да еще в такой час? Гольдштейн смотрел, как внимательно слушает босс, и вдруг тот изменился в лице. Бейкер закончил разговор словами:
- Сенатор, благодарю за то, что вы любезно позвонили мне. Спокойной ночи.
Стюарт с ужасом увидел, как лицо президента Соединенных Штатов Америки покрывается смертельной бледностью.
Новый Орлеан, четверг, 23 марта, 00 ч. 06 мин.
Остался позади Французский квартал. Улицы постепенно становились все безлюднее. Они ехали мимо заколоченных магазинов, мимо темных домов.
- Куда мы едем? - спросила Мэгги у шофера, афроамериканца с тронутыми сединой волосами.
- Туда, куда вы просили. Туристы обычно туда не ездят. Это Девятый район.
В Америке каждый знает о трагедии Нижнего Девятого района Нового Орлеана - именно на него обрушился самый жестокий удар урагана "Катрина". Мэгги видела километры новостей по телевизору и все же была потрясена: огромная территория выглядела так, словно ураган пронесся над ней только что.
Наконец справа от дороги показались огни: заправка, винный магазин и одноэтажное здание, украшенное вертикальной вывеской "Приют полуночника". Вероятно, когда-то силуэт роскошной стриптизерши с полными губами указывал на шикарность заведения. Теперь же все это выглядело жалким и потрепанным.
Мэгги расплатилась с шофером, кивнула шкафоподобному вышибале, словно всю жизнь только и ходила в подобные места, и вошла. Зал был погружен в темноту, слабо горело лишь несколько свечек на столиках. К подиуму, тускло подсвеченному пурпуром, столики примыкали почти вплотную. Стриптиз-бар был устроен так, чтобы уберечь зрителей от краски стыда, но - судя по тому, под каким немыслимым углом наклонилась исполнительница - ни от чего не защищал тех, кто на сцене.
- Вы одна? - спросила ее официантка, одетая в полоску ткани, которую язык не поворачивался назвать юбкой, и минимальный лифчик, внутри которого неподвижно застыли два мощных шара не вполне живой плоти.
Мэгги приготовила ответ заранее.
- Мне нужно поговорить с администратором. По личному вопросу. - Она старалась говорить нервно, но вежливо.
Живая надувная кукла указала на столик рядом с барной стойкой и скрылась.
Администратором была женщина с коротко стриженными светлыми волосами, того же возраста, что Мэгги. К великому облегчению Мэгги, она была одета - в черные узкие брюки и расшитый пайетками топ.
- Чем могу помочь?
- Можем мы поговорить приватно?
- Здесь достаточно приватно, - возразила она.
Мэгги наклонилась к ней поближе и понизила голос:
- Мне нужно поговорить… о личном. Об очень личном.
- Давайте поговорим прямо здесь.
- Хорошо. Можно мне сесть?
Женщина указала на место напротив.
- Я знаю, у вас конфиденциальность и все такое, - начала Мэгги дрожащим голосом, - но мне очень нужно знать, был ли здесь вчера мой муж.
- Мне очень жаль, но у нас строгие…