- У меня уже есть партнер, - спокойно сказал Гарри. - Через несколько дней возвращается Сэм.
- Он действительно возвращается, но тебе больше не придется с ним работать. Его переводят в прокуратуру… на должность офицера связи.
- Связи? - в устах Гарри это слово прозвучало как плевок.
- Таково его решение, этого хочет и его жена. Сэму исполняется сорок, а в нем уже явно на несколько пуль больше, чем положено полицейскому. Ты же понимаешь, он не бессмертный. Лично я ни в чем не могу его винить.
Гарри медленно опустился на стул и осторожно вытянул раненую ногу.
- Да я тоже ни в чем его не виню, черт возьми, но это очень напоминает пинок в задницу. Мы долго были партнерами.
- Ничто не вечно, - тон Бресслера вновь стал решительным. - Гонзалес хороший парень - молодой, расторопный. Ты его быстро всему научишь.
- Ты, должно быть, шутишь, Эл, - лицо Гарри выражало отчаяние. - У меня нет времени возиться с новичками. Почему бы тебе не послать его в отдел по борьбе с мошенничеством или в полицию нравов?
- Он будет работать здесь. С тобой.
- А я приношу своим партнерам несчастье, - хмуро пробормотал Гарри. - Фандуччи убит… Сэму продырявили легкое… Помнишь, у меня был еще один напарник, Джо… Как же его фамилия?
- Гарри, - резко прервал его причитания Бресслер. - Ты работаешь с Гонзалесом или вообще не работаешь. Это приказ сверху, и я бы на твоем месте не спорил.
Гарри тяжело откинулся на спинку стула. Новый партнер. Вот уж точно удар под дых! Партнер - это не просто товарищ, с которым приятно коротать время. Партнер - это продолжение твоих рук, тебя самого. Партнер обязан рассуждать и действовать так же, как и ты. Это связь гораздо более прочная, чем узы брака.
Чарлз Гонзалес. Гарри ни разу не слышал этого имени, а это означало, что Гонзалес - новичок, стажер. Господи, да его придется учить абсолютно всему, с нуля! Переучивать заново, заставить забыть тот бред, которым напичкали в полицейской академии относительно того, как надо вести элементарное дело об убийстве! А это все равно что лишить девственности и разрушить иллюзии.
Только так, Гонзалес, и не иначе. Вовсе не надо ползать по полу с лупой в поисках вещественных доказательств: любая шлюха-наркоманка с длинным языком расскажет тебе в десять раз больше, чем специалисты из криминологической лаборатории. В жизни возникает слишком много ситуаций, о которых не прочитаешь ни в одном учебнике. Хороший полицейский дышит воздухом улицы. Он имеет дело с такой публикой, на которую - если бы ему не нужна была информация - он бы посчитал зазорным даже плюнуть. Он старается сохранить свои руки в чистоте, но всякий раз, взглянув внимательно, становится ясно, что речь идет об очень грязном бизнесе. Что из всего этого сумеет понять Чарлз Гонзалес? И что сочтет неприемлемым?
- Гарри, познакомься с Гонзалесом.
Голос Бресслера прервал размышления Каллахэна. Он поднял глаза - человек, стоявший в дверях кабинета, вероятно, и был тем самым Чарлзом Гонзалесом. Нельзя сказать, чтобы он произвел на Гарри какое-то серьезное впечатление. Молодой, подумал он, действительно, очень молодой. Приятный, чистенький латиноамерикашка. Сверкающие туфли… хорошо выглаженные брюки… новый, прекрасно пошитый костюм… белая сорочка в голубую полоску и широкий галстук. В целом славный Гонзалес больше походил на страхового агента.
- Привет, - буркнул Гарри.
- Очень рад познакомиться с вами, мистер Каллахэн. Я много слышал о вас.
Гонзалес шагнул в кабинет и широко улыбнулся. Гарри молча смотрел на его протянутую правую руку.
Гонзалес на какое-то мгновение растерялся и спрятал руку в карман пиджака. Мрачный тип, подумал он. Он действительно был наслышан о Гарри Каллахэне - правда, во всей информации не нашлось ничего привлекательного.
- Кое-что тебе следует узнать с самого начала, - Бресслер криво усмехнулся. - Гарри очень предвзято относится к людям. Он не любит англичан, ирландцев, евреев, итальянцев, поляков, североамериканских индейцев. Назови любую национальность, и выяснится, что Гарри ее ненавидит.
Гонзалес вымученно улыбнулся.
- А как насчет мексиканцев?
- Особенно одетых с иголочки, - вежливо ответил Гарри. Он встал и, чтобы не застонать от пронзившей бедро боли, прикусил нижнюю губу. - Ну что ж, к делу… партнер. Я тебя погоняю по плацу. Если что-то будет непонятно, не стесняйся, спрашивай.
- Непременно, мистер Каллахэн.
Гарри сделал вид, что не заметил сарказма. Хоть так, подумал Гарри. Партнер, который не подставляет для удара вторую щеку, - уже неплохо для начала.
- Можно без "мистера". Даже враги зовут меня просто Гарри.
- О’кей, - напряженно сказал Гонзалес. - Друзья зовут меня Чико.
А это уже то, что надо. Так или иначе, они становились партнерами, командой, какой - покажет дело. По пути в отдел связи Гарри внимательно рассматривал нового напарника. Парень неплохо двигается, решил он, без хамства в походке, просто свободно и легко. Как человек, уверенный в своем теле.
- Сколько ты весишь? - полюбопытствовал Гарри.
- Сто семьдесят пять фунтов, - в голосе Чико по-прежнему чувствовалась настороженность. - Я боксировал в первом полутяжелом весе.
Надо же, размышлял Гарри, с каждой секундой парень производит все более приятное впечатление.
- Сколько лет занимался?
- Три года.
- Может, я видел какой-нибудь твой бой. Ты выступал в местных клубах?
Чико отрицательно покачал головой:
- Только в университете Сан-Хосе.
Гарри резко остановился и повернулся к Гонзалесу:
- Это тебе тоже следует усвоить, Чико: мне не нравятся выпускники университетов.
- Может, вам просто не нравлюсь я?
Глаза Чико превратились в два коричневых буравчика, которые сверлили лицо Гарри.
- Пока что я не знаю о тебе ничего такого, что помогло бы составить определенное мнение, но до сих пор в этом отделе не было ни одного выпускника колледжа, который смог бы добиться успеха. Может, все дело в дипломе, может, такие парни просто переоценивают свои способности. Рано или поздно они совершают глупость, и какой-нибудь ублюдок, в глаза не видевший учебников за пятый класс, засаживает им пулю в голову. Постарайся, чтобы твой диплом тебя не угробил, - ну хотя бы потому, что следующим могут прикончить меня.
- Я запомню это, - его голос был таким же жестким, как и взгляд.
- О’кей, - рявкнул Гарри. - Считай, что я уже прочитал первую лекцию. Теперь за дело. Мне еще предстоит вдолбить в тебя массу нужных сведений.
- Да, только один вопрос, - глухо проговорил Чико. - Почему вас называют Грязный Гарри?
Гарри Фрэнсис Каллахэн не ответил на этот вопрос. Губы его скривились в улыбке, за которой Чико Гонзалес при всем желании не мог бы увидеть никакой радости.
- Как я уже сказал, мне предстоит вдолбить в тебя кучу важных сведений.
И Гарри решительной походкой прошел через холл - человек, который куда-то торопится по делу.
У него не было имени. Вообще никакого имени. Может, когда-то оно у него и было, но, наверное, так давно, что он его уже забыл. Он видел свое имя, напечатанное на листе бумаги… Имя было напечатано так крупно, что казалось очень значительным, но ему-то было лучше знать. Рядом с именем дата - тоже отпечатанная на машинке - в маленьком черном квадрате, помеченном "дата рождения". И это было 14 ноября 1938 года. Очень важно! Это что-то означало. День, когда он родился. Это было нечто особое. Он Скорпион, а все Скорпионы особенные. Он читал об этом в какой-то книге.
Ты именно тот, кто потрясет мир динамитом своей личности. Динамитом и динамикой! Они есть суть твоей личности!
Да! Он был Скорпионом.
- И мне не нужно никакого другого идиотского имени! - крикнул он во весь голос. Никто не мог его услышать. Он стоял на крыше небоскреба, с которого открывался великолепный вид на Вашингтон-сквер. Под ним, по Коламбус-авеню, тек бесконечный поток машин, бампер к бамперу. Гудели клаксоны.
- Свиньи. Поганые свиньи, - прошипел он сквозь зубы.
Он стоял здесь уже давно, просто разглядывая машины, неторопливую металлическую реку, устремленную в никуда. В правой руке у него была потрепанная коричневая сумка, в левой - сложенная газета.
Когда-то, очень давно, он не размышлял о своем имени. Конечно, тогда он его помнил и даже пытался изменить, переставляя буквы. И в общем-то, неважно, что получалось, имя все равно ничего не означало, пустой звук. Но Скорпион… Это совершенно иное. В слове был какой-то намек. Оно что-то означало. И он сохранил его в тайне. Они все время спрашивали его имя. Они все время спрашивали: "Пожалуйста, скажите нам, как вас зовут? Вы что, не знаете, как вас зовут? Почему вы не хотите назвать нам свое имя?"
- Ублюдки, - пожаловался он ветру. - Глупые ублюдки.
Почему они продолжали задавать ему этот вопрос об имени? Они же знали его. Оно было отпечатано на листе белой бумаги. Они хранили все имена в картотеке, сотни имен, тысячи. Имена были вложены в коричневые картонные папки, и когда они спрашивали его имя, папка с ним лежала на столе, прямо перед ними. Глупые ублюдки. Врачи, так они себя называли. Врачи! Никакие они не врачи, а глупые ублюдки! Все это знают.
- У меня нет имени.
- У каждого есть имя. Может, все-таки назовете нам свое?
- Абвгдеёжзийклмнопрстуфхцчшщъыьэюя. Так меня зовут. Я где-то потерял свое имя. И если вы такие умные, вот и найдите.
И они переглянулись и укоризненно покачали головами.
К черту их всех!
Ему всегда хотелось громко выкрикнуть: СКОРПИОН! ВОТ МОЕ ИМЯ… СКОРПИОН. Но Арчи сказал, что если он это сделает, они никогда его не выпустят. Он никогда не выйдет, если поступит так. Но Скорпионы очень находчивые. Они не болтливы. Они умеют хранить тайны. Они обладают воображением - и взрывным характером. Вулканическим, так было написано в книге. Он был не болтлив, умел хранить тайны и обладал вулканическим характером. Чтобы выбраться оттуда, он свернул медсестре шею.
Он присел подле проржавевшей, скрипящей на ветру сетки, что огораживала вентиляционную шахту, и осторожно опустил сумку. Развернул газету и одну за одной пустил страницы по ветру. Наконец в руках у него осталась лишь первая полоса обширной рубрики объявлений. Еще раньше он обвел черным карандашом один абзац:
СКОРПИОНУ: МЫ СОГЛАСНЫ, НО НЕОБХОДИМО ВРЕМЯ, ЧТОБЫ СОБРАТЬ ДЕНЬГИ. ПОЖАЛУЙСТА, НАБЕРИТЕСЬ ТЕРПЕНИЯ.
- Пожалуйста, наберитесь терпения. Пожалуйста, наберитесь терпения! - он истерически расхохотался и принялся рвать страницу на мелкие кусочки, которые полетели по ветру, словно новогодние конфетти. Он с интересом наблюдал, как они приплясывают в порывах ветра.
- Ах, ублюдки, какие же вы ублюдки!
Взгляд его остановился - лицо покрылось крупными каплями пота, глаза светились ненавистью и гневом. Они пытаются одурачить его, хотят обвести вокруг пальца. Никто не давал им такого права. Это была честная сделка, ясная и простая. Почему же они все усложнили? Чего это они решили хитрить с ним? Пожалуйста, наберитесь терпения. Сто тысяч паршивых, никому не нужных долларов! Сотая часть дневного оборота этого вонючего города. Они имеют в десять раз больше на одних лишь штрафах за неправильную парковку! Они могли бы набрать эту сумму из мелких статей дохода без какого-либо ущерба для своего бюджета! Пожалуйста, наберитесь терпения.
- Лжецы!
Руки его дрожали, и он с трудом открыл замок сумки. Там лежала его винтовка, на каждой детали сверкал густой слой смазки. Он быстро собрал ее, загнал обойму и подошел к краю крыши.
- Чудесно, - прошептал он.
Он присел у стальных поручней запасного выхода, и его поглотила непроницаемая тень - теперь, даже при всем желании, его невозможно было бы увидеть с улицы. Ствол винтовки двинулся не более чем на фут и застыл неподвижно на одной-единственной возможной мишени - это были двери римской католической церкви святых Петра и Павла.
- Ну же, священник, - нараспев проговорил он, - давай, священник. Выходи, я жду тебя, священник. Выходи.
Но в светлом круге оптического прицела возникла лишь пожилая женщина. Она направлялась в церковь. Волосы ее были перевязаны белой лентой.
Офицер Миллер чуть повернул штурвал и слегка отпустил педаль газа. Вертолет послушно отозвался - развернулся и повис в пятистах футах над пирсом номер сорок пять. Миллер бросил взгляд на офицера Килпатрика, который внимательно изучал карту, где были отмечены все крыши северного побережья и Русского холма. На крышах рассредоточились люди из тактического подразделения.
- И куда теперь? - Миллер старался перекричать рев мотора и лопастей.
- Пройдем над Койт-тауэр, - крикнул Килпатрик, - потом над Юнион и повернем к Ван-несс!
- Понял! - Миллер усмехнулся и кивнул в направлении возвышающейся вдали голубой громадины небоскреба. - Будет сделано!
Килпатрик улыбнулся, отложил карту и взял бинокль. Миллер прибавил газа, и вертолет медленно поплыл над рыболовецким причалом, пересек Джефферсон, Бич, Норт-пойнт и плавно заскользил над городскими кварталами. Килпатрик повел бинокль влево и вправо, но в поле зрения возникали лишь заросли телевизионных антенн, бельевые веревки. На одной из крыш бригада рабочих заливала поверхность гудроном, на другой полная девушка купала щенка.
- Девочек не видно? - спросил Миллер. Килпатрик ухмыльнулся и отрицательно покачал головой. Иногда, особенно во время патрулирования над Хэш-бери, им попадались загорающие на крышах обнаженные парочки. А раз они даже видели парня и девушку, которые занимались любовью на старом матрасе. Девица подняла глаза, увидела вертолет и помахала им рукой.
Сейчас на них надвигался толстый палец Койт-тауэр, сверкающий на солнце золотом. Миллер резко бросил вертолет в сторону, немного снизился и направил машину к светлому пятну Вашингтон-сквер.
Килпатрик заметил его почти что случайно. Вначале он ничего не увидел на той крыше, и уже собрался было отвести бинокль, когда одна из антенн показалась ему несколько странной. Сетка ее была куда более внушительная, чем даже мачта корабельного радара, и офицер Килпатрик равнодушно размышлял, к чему такое сооружение на гражданском объекте. И лишь потом он увидел сумку, а в паре ярдов от нее - пригнувшегося человека.
- Зависли! - крикнул он, увидев, как крыша начинает уплывать из окуляра. - Развернись назад. Там на крыше какой-то тип. И, по-моему, у него винтовка.
"О Боже! - мелькнула мысль. Миллер разворачивал машину. - А что, если это действительно он?"
Огонь на поражение из пулемета!
Неофициальная инструкция инспектора Каллахэна. Килпатрик положил руки на рукоятки укрепленного в турели пулемета и почувствовал, что у него задеревенели ладони. Ему еще не приходилось убивать, и он не испытывал ни малейшего желания нарушить эту традицию сегодня. А если этот парень держит вовсе не винтовку? Он не был уверен. Это может быть все что угодно.
- Вот он, - окликнул его Миллер.
Вертолет начал плавно пикировать на крышу - Миллер слегка покачивал машину из стороны в сторону, чтобы держать человека под постоянным прицелом. Тот явно растерялся, описал круг по крыше и поднял голову - лицо его было бледным, рот широко открыт в крике.
Килпатрик пока не мог разглядеть, что он держит в руках, потому что человек прятал этот предмет за спиной. Вполне возможно, это была винтовка, но с таким же успехом предмет мог оказаться и клюшкой для гольфа.
Огонь на поражение из пулемета! Одна очередь, и человек будет размазан по крыше как повидло.
А что, если это не винтовка?
Килпатрик снял руки с гашетки и включил мегафон. Высунувшись из кабины, он прокричал:
- Стойте! Именем закона, стойте! Иначе мы будем стрелять!
Человек не остановился. Он подхватил сумку и бросился бежать - он мчался сквозь частокол антенн к запасному выходу, словно спринтер, словно перепуганный олень.
- СТОЙТЕ! СТОЙТЕ!
Но человек уже скрылся.
- Какого черта они позволили ему уйти? - недоуменно спросил Чико Гонзалес.
Гарри Каллахэн промолчал. Он сидел, немного наклонившись вперед, обеими руками вцепившись в руль, и внимательно наблюдал за медленно движущимися перед ним машинами, а также фиксировал каждого пешехода на Грант-стрит.
- Застукали его с поличным, - продолжал Чико. - Не понимаю, почему они не могли спуститься пониже - конечно, не обязательно садиться на крышу, так можно повредить вертолет, но если все-таки пониже? Тогда один из них вполне мог бы спрыгнуть и взять этого типа. Верно? Или можно было вплотную подлететь к зданию и посмотреть, куда он побежал. Мне кажется…
- Наверное, они просто заболтались и ни черта не видели, - угрюмо буркнул Гарри.
Чико задумался.
- Вполне возможно, - сказал он наконец.
- Тогда помолчи. Наблюдай лучше за людьми.
Болтун! Если Гарри что и не выносил в партнерах, так это длинный язык. Ля-ля-ля. За шесть часов Чико Гонзалес произнес больше слов, чем Сэм Флемминг за полгода! И все же Гарри вынужден был признать, что парнишка весьма сообразительный. Он быстро схватывал и реагировал жестко и уверенно. Гарри это нравилось. Он не струсит, когда дойдет до дела. Гарри был почти уверен в этом и потому был готов примириться с длинным языком - именно почти, но не более.
Они патрулировали улицы с того момента, как экипаж вертолета сообщил о человеке на крыше. Уже начинало смеркаться, и все выглядело так, словно подонок выиграл первый раунд, избежав нокаута перед самым гонгом. Все это скверно, но, по крайней мере, теперь они располагали неплохим описанием подозреваемого, которое каждые полчаса передавали по полицейскому радио:
Всем подразделениям… разыскивается взрослый мужчина, белый, последний раз замечен поблизости от Вашингтон-сквер. На вид от двадцати пяти до тридцати пяти лет, рост примерно пять футов десять дюймов, вес около ста сорока пяти фунтов, темно-коричневые брюки, желтая рубашка, коричневая нейлоновая ветровка. Может иметь при себе коричневую сумку, предположительно с винтовкой тридцатого калибра. Разыскивается по подозрению в убийстве, чрезвычайно опасен при задержании.
Трансляция не ограничивалась одним лишь управлением полиции Сан-Франциско - сообщение уже передавало управление дорожной полиции штата Калифорния, а также все полицейские службы Окленда, Марин-каунти и даже удаленных к югу Пало-Альто и Маунтин-вью. Не исключено, что убийца уже мог добраться до Лос-Анджелеса или пересечь границу штата Орегон. А может, как раз сейчас он идет где-то по Грант-стрит.
- Человек в коричневой ветровке, - быстро проговорил Чико и тронул Гарри за плечо. Гарри нажал на тормоза и поглядел направо, куда показывал Чико. Мужчина в темно-коричневых брюках и коричневой ветровке стоял, прислонившись к углу здания, и лениво ковырял в зубах спичкой.
- Это Пит по кличке Пистолет, - улыбнулся Гарри. - Самый крупный пушер таблеток на Северном побережье.
Он снова нажал педаль газа.
- Да? - Чико нахмурился. - Почему же мы его не арестуем? Описание совпадает.
Гарри тихо рассмеялся: