- В костюме. Костюм голубой такой, с отливом стальным. Она продолжала говорить что-то еще, но Игорь не слушал ее. Он сел на стул, закурил и еще раз подивился странному чувству опасности, возникшему в нем впервые.
Грузин в ресторане был одет в точно такой же костюм. Потом приехала группа, появились понятые.
Из шкафа достали три бутылки марочного коньяка "Тбилиси", в диване между стенкой и подушкой лежала пачка денег, пятьсот рублей и кинжал старинной работы с гравировкой: "Ты стал нашим братом, Игорь. Семья Тохадзе!"
"Волга" Тохадзе въехала на улицу Островского. Рядом с Гурамом сидел Кравцов, сзади еще двое.
Кравцов первый увидел РАФик городской опергруппы.
- Стой! - крикнул он. - Стой! Тохадзе с удивлением посмотрел на него.
- Ты чего, Славик, дорогой.
- Все. Езжай отсюда.
- Куда?
- Куда хочешь, идиот. Опоздали мы.
Когда все уехали, Игорь сел писать рапорт на имя Кафтанова. Он писал об этом странном вечере, о звонке Комарова, о грузине, появившемся за столом, о человеке, подложившем взятку.
Ему хотелось рассказать и о том, как его обидел Громов и о стычке с Кравцовым, и о том, что вообще последнее время творится в милиции.
Но вместо этого он писал сухие служебные фразы.
Закончив писать, он взглянул на часы. Час тридцать. Последний день сентября пошел.
Корнеев усмехнулся и поставил дату.
\
Кафтанов вошел в кабинет Громова и увидел Кравцова, сидящего в самом конце длинного стола для заседаний.
Кравцов не встал. И поэтому Кафтанов, игнорируя его, поздоровался только с Громовым.
- Андрей Петрович, - сказал Громов, - я мужик прямой, поэтому вокруг да около ходить не буду. Твоего Корнеева во взятке обвиняют.
- Кто?
- Гурам Тохадзе. Якобы Корнеев заставил Тохадзе пригласить его в ресторан и выманил у него 500 рублей и ценные подарки. В заявлении говорится, что Тохадзе может показать, куда Корнеев спрятал деньги и ценности.
- Это ложь. Я знакомился с рапортом Корнеева. Я знаю его много лет как офицера и коммуниста…
- Эка, куда хватил. Ну зачем же патетика, Андрей Петрович. Зачем? С какой стати Тохадзе оговаривать Корнеева? Да и мало ли в наших рядах случайных людей? А потом есть неопровержимые улики.
- Корнеев человек не случайный. Он предан делу. Дважды ранен, имеет награды… - настойчиво говорил Кафтанов.
- Мы с Кравцовым тоже имеем, но не кричим об этом.
- А о ваших наградах вообще молчать надо.
- Что вы сказали?
- А то, что слышали.
- Опять, товарищ Кафтанов, вы начинаете говорить в недопустимом тоне. Я принял решение: до выяснения обстоятельств отстранить Корнеева от дела Тохадзе. Этим займется подполковник Кравцов. Он докончит все, передаст следователю.
- И получит новую награду за задержание особо опасного преступника… - прервал его Кафтанов.
- Не так уж и опасен Тохадзе, Андрей Петрович.
- Корнеев вообще отстранен от работы?
- Нет, только по делу Тохадзе. Я назначил служебное расследование. Оно все и решит.
- Я обжалую ваши действия.
Кафтанов встал и, не прощаясь, направился к двери.
Москва. Октябрь.
В город пришло утро.
…Играл в теннис со Славой полковник Громов. Мяч стремительно менял положение. Громов играл уверенно и резко. В каждом его движении чувствовалась сила, ловкость, полная жизненная гармония.
…Нугзар Тохадзе, небритый, голый по пояс, шагал по камере. Пять шагов туда, пять обратно. Дверь с "волчком" и "кормушкой", нары, окно, забранное решеткой.
Пять шагов туда, пять обратно.
…Гурам Тохадзе в это же время вкусно завтракал в номере гостиницы. Жил он в "люксе". Из окна далеко видно московское утро. Гурам пил шампанское и ел творожники со сметаной
…Игорь Корнеев шел на работу. Он не торопился. Ему не хотелось идти в управление. Игорь постоял у метро "Новокузнецкая", покурил. Прочитал какую-то газету в витрине и направился к трамваю.
Вот подошел красный, еще влажно блестящий вагон.
А Игорь курил. Так он стоял, пропуская один трамвай за другим.
…Женя Звонков собирался на службу. Он принадлежал к той категории холостяков, у которых в квартире идеальный порядок. Все вещи занимают раз и навсегда отведенное им место. Женя осмотрел комнату, задернул на окнах шторы, запер дверь…
Корнеев сидел в приемной, глядел на красящую губы секретаршу.
Увидев его взгляд, она смутилась, положила на стол помаду и зеркальце, посмотрела на Корнеева.
- Игорь, ты был женат? - спросила она серьезно.
- Да, милая Анна Сергеевна. А почему вас это интересует?
- Во-первых, ты так наблюдал за мной, словно видел это впервые, во-вторых, тебя надо женить…
Вспыхнула лампочка, загудел зуммер селектора. Секретарша мгновенно нажала кнопку.
- Да, Андрей Петрович.
- Корнеев здесь?
- Ждет.
- Приглашайте.
Кафтанов сидел не за столом, а на стуле у окна. Это удивило Игоря и он с недоумением посмотрел на начальника.
- Садись, - Кафтанов махнул рукой в сторону дивана. - Садись и рассказывай все по порядку.
- О чем, товарищ полковник.
- А о своих делах с Тохадзе, товарищ майор. Меня вчера Громов лицом по стенке возил из-за твоего гостя.
- Я написал рапорт. Есть рапорты помощника дежурного и милиционеров. Что я могу еще добавить.
- Скажи, Игорь, как они узнали твой адрес?
- Не знаю.
- Ты уверен, что в ресторане с тобой сидел брат Тохадзе?
- Нет.
- Меня вызывал Громов и приказал отстранить тебя от разработки Нугзара Тохадзе.
- Он передал ее Кравцову?
- Да. Откуда ты знаешь?
- Догадаться нетрудно. Такие как Кравцов прикрываясь магическим словом "сроки", смогут оправдать убийцу, чтобы не испортить раскрываемости. Мы разве завод, как можно нам планировать процент раскрытия преступлений?
- Что ты несешь, Игорь…
- А то, товарищ полковник, о чем мы говорим постоянно.
- Ты…
- Я понимаю, - Игорь перебил Кафтанова, - я все понимаю, вам не положено вести такие разговоры с подчиненными, но знайте, Андрей Петрович, придет время, изменится многое. А я верю, что изменится, иначе работать не стоит. И спросят нас: как же вы, офицеры и коммунисты, могли допустить, чтобы кучка деляг творила беззаконие.
Кафтанов помолчал, потом сказал тихо:
- Иди, Корнеев, иди.
Слава, помахивая сумкой с надписью "Адидас", из которой высовывалась теннисная ракетка в чехле, вышел из ворот стадиона.
Постоял минуту, раздумывая куда идти, и пошел в сторону сокольнического парка.
Синие "Жигули" медленно двинулись за ним.
Теннисист поворачивал за угол, когда "Жигули" резко затормозили рядом. Слава испуганно отскочил в сторону.
- Привет, - высунулся из окна Гена. - Далеко?
- Ты совсем с ума сошел, кто же так делает?
- Есть разговор, садись в машину.
Они сидели в парке, в кафе "Ландыш", в большом застекленном зале.
Народу было мало. Всего несколько столиков занято. По пустым прыгали воробьи, выискивая крошки.
Гена пил пиво, внимательно поглядывая на неспокойного Славу.
А тот действительно был неспокоен. То глоток пива отхлебнет, то пальцами начнет стучать по столу, то мякиш хлеба отломит и шарики из него катает…
- Ну что ты дергаешься, - по-доброму улыбнулся Гена, - позвал тебя просто посидеть, пивка попить, поговорить о жизни. А ты ну прямо как на допросе.
- Устал я, Гена. Устал бояться.
- А чего ты боишься? Ты убивал? Нет. Грабил? Нет. Так чего тебе бояться? Ты же у нас писатель. Книгу пишешь. Статьи твои в газетах читаем о том, как хорошо работает милиция. Чего тебе бояться-то?
- Понимаешь, - Слава достал пачку сигарет, закурил, - Я не могу так больше. Жить не могу. Я писать хочу. Книги хочу писать, киносценарии. Как другие. Понимаешь?
- Я-то понимаю. Пиши. Ты думаешь, я пишущих ребят не знаю? Представь себе, знаю. Так вот, они каждое утро за столом горбатятся, а не мячики гоняют.
- Я работаю по ночам.
- В Архангельском?
- Ты меня каждый день там видишь?
- Часто. Достаточно часто, чтобы понять как ты живешь.
- А как я живу?
- Рассказать? - Гена седлал большой глоток и поставил кружку на стол. - А живешь ты, Слава Голубев, так. Из газеты ушел десять лет назад. Поработал год. Но ходить в редакцию по утрам не для тебя. Так? Молчишь. Ладно. Ты решил книгу писать. Ходил в Дом журналистов и рассказывал всем, какую напишешь книгу. Жить надо, а работать не хочется. Тогда стал ты две комнаты в своей, от родителей оставшейся квартире, сдавать, Гостиницу из них сделал. Кому выпить - пожайлуста. С бабой пошалить - ради бога. Переночевать несколько дней - милости просим. А потом к тебе грузины залетные стали вещи краденые свозить. Было так, товарищ писатель? Молчишь. Дальше поедем. Потом ты торговать стал. Понемногу, мелко. Впрочем, ты и сейчас фарцуешь по мелочам и в основном краденым. Ты какие сигареты куришь? А?… Мальборо. Так-то, Славик, привык дорогие сигареты курить, хорошо одеваться…
Слава взмахнул рукой, пытаясь перебить Гену.
- Погоди, - продолжал тот, - не перебивай. Я же не осуждаю тебя. Нет. Привык, значит, так тебе хотелось. Только вот что я тебе скажу. Сладко жрать - одно, а деньги на жратву доставать - совершенно другое.
- Зачем ты мне все это говоришь? Какое ты имеешь право осуждать меня!
- Не визжи. Тихо. - Гена хлопнул ладонью по столу.
- Какое ты имеешь право осуждать меня, - перешел Слава на сдавленный шепот. - Ты-то сам кто? Чего добился?
- Кто я? - Гена усмехнулся, - я современный человек. А потом я не трус. Я не боюсь взять деньги. На подачки не живу.
- Что ты от меня хочешь?
- Вот это мужской разговор. Ты знаешь, что Нугзара взяли?… Да не бледней ты, идиот, не сдаст он никого. Не бледней. У меня есть дело. Но одному мне его не поднять. Пойдешь со мной…
- Нет, Гена, - Голубев вскочил, - нет. Пожалей меня. - Он тяжело опустился на стул и заплакал.
Лаборатория больше походила на цех автомобильного завода. Правда, маленький цех маленького завода, которого никогда не было, да и не будет никогда. Звонков штангель-циркулем обмерял цилиндр. Совсем новенький еще, не потерявший приятного матового блеска.
- Его надо чуть подточить, - сказал он высокому человеку в очках.
- Женя, нет токаря.
- Лев Миронович, вы доктор наук и суровая проза жизни вам недоступна. Я же простой эн. эс, инженер Звонков, получающий сто пятьдесят рублей. Зачислите меня токарем по совместительству?
- Не могу, Женя, Вы же это прекрасно знаете.
- Знаю, мой ученый сосед. Знаю.
Звонков подошел к токарному станку, вставил цилиндр, закрепил. Потом надел защитные очки и включил станок.
Умело, точно подвел Звонков резец к цилиндру и пошла стружка.
- Осторожнее, Женя.
Лев Миронович близоруко наклонился к станку. Но Звонков уже закончил. Вынул цилиндр, протянул его Льву Мироновичу.
- Замеряйте.
- Я не верю вашему штангелю. Я верю электронике.
- Ваше право.
Звонков пошел к своему столу, втиснутому между панелью с приборами и какой-то мудреной установкой. Зазвонил телефон.
- Да, - Женя поднял трубку. - А где вы? Сейчас спущусь. Звонков снял халат, повесил его на гвоздик, достал из шкафа кожаную куртку.
- Лев Миронович!
- Ау!
- Я на минутку.
- Хорошо!
Лев Миронович кричал откуда-то из глубины сводчатого гулкого цеха.
Женя вышел. В приоткрытую дверь просунулась чья-то рука, покопалась в халате Звонкова, что-то вынула оттуда и исчезла.
За окнами стало смеркаться. Часы на стене пробили шесть раз.
- Лев Миронович!
Женя снял халат.
- Лев Миронович!
- Да, Женя.
- Вы остаетесь?
- Задержусь еще немного. А вы уходите?
- Да.
Женя полез в карман халата и растерянно выдернул руку.
- Лев Миронович!
- Да, Женя.
- Вы у меня ничего из халата не брали?
- Нет. А что пропало?
- Да ключи, от квартиры и гаража.
Женя хлопнул себя по бокам. Раздался звон. Он опустил руку в карман, достал ключи, с недоумением посмотрел на них.
- По-моему, это ключи, - Лев Миронович снял очки.
- Да, - растерянно сказал Звонков.
- Они что, не ваши?
- В том-то и дело, что мои. В том-то и дело.
- А что вас так потрясло, Женя?
- Я кладу их только в правый карман, в левом у меня лежат микрозаточки.
- Значит, к вам приходит старость, милый Звонков, она и победит вашу аккуратность и жизненный рационализм.
Женя не ответил, он с недоумением разглядывал ключи…
- Ну, - сказал Громов, - садись, Кравцов. Чем порадуешь?
- Так вот, так сказать, - Кравцов положил на стол папку. Громов раскрыл ее, начал читать.
- А вот это, Кравцов, ты молодец. Что молодец, то молодец. Погоди.
Громов поднял трубку одного из телефонов, набрал четыре цифры.
- Приемная товарища Черемисина. Громов из ГУВД беспокоит. Можно Сергея Степановича? Жду… Жду.
- Неужели самому, - восторженно прошептал Кравцов.
Громов утвердительно кивнул головой.
- Сергей Степанович… Громов из ГУВД побеспокоил… Хочу доложить. Преступник, угнавший вашу машину, найден. Так точно. Некто Тохадзе… Да… Конечно… Там семья обеспеченная, они ущерб немедленно возместят. Старались, Сергей Степанович… Тохадзе обезвредила группа под руководством подполковника Кравцова…Есть… Есть… Передам…
Громов положит трубку, вытер тыльной стороной ладони пот со лба.
- Спасибо, Борис Петрович. Кравцов вскочил, вытянулся.
- Да садись ты, садись. Теперь видишь, на каких верхах твоя фамилия ходит? Благодарят тебя.
- Борис Петрович, - Кравцов прижал руки к груди, - вы только скажите…
- Знаю, знаю. Садись. Давай о Корнееве поговорим. Не нравится он мне. Надо от него избавляться. Подумай, как его "на землю" перевести.
- А чего проще, я на него бумаги читал от Тохадзе. Пока суть да дело, переведем его в какое-нибудь отделение. Только, Борис Петрович, с Кафтановым трудно будет.
- Разберемся.
Громов засмеялся и похлопал ладонью по телефонному аппарату с гербом на диске.
Игорь Корнеев шел по улицам гаражного города. День был воскресный, поэтому многие боксы распахнуты настежь, народ возится с машинами.
Игорь здоровался со знакомыми. Вот и гараж Звонкова. Женя, как всегда, лежит под машиной.
- Привет, - Игорь присел рядом.
- Привет, - Звонков выбрался из-под автомобиля, протер руки ветошью.
- Ты чего звонил? - спросил Игорь и сел на перевернутый ящик, - Что за странные вещи с тобой происходят?
- Я не хотел тебе по телефону говорить, боялся - не поверишь.
Игорь усмехнулся, посмотрел на Звонкова.
- Ну что ты смеешься. Это действительно серьезно. - Дай закурить.
Звонков протянул ему пачку с сигаретами. Они закурили.
- Я даже не знаю, как начать. У меня странная зрительная память.
- Это я знаю, помню еще по школе.
- Ну, а с возрастом некоторые привычки появились.
- Да знаю я и твою аккуратность и даже щепетильность. Ты о деле говори.
- Понимаешь, Игорь, я второй раз возвращаюсь домой и вещи не в том порядке, в котором они были.
- Не понимаю. Конкретнее?
- Конкретнее… - переспросил Звонков. - Например, пепельницу мою с русалкой помнишь?
- Конечно.
- Я ее всегда русалочьим хвостом к окну ставлю. Всю жизнь. Прихожу вчера, а она хвостом к шкафу повернута. Когда уходил, забыл выкинуть окурки. Их три в пепельнице было, а прихожу - пять. Теперь, зажигалка у меня всегда стоит на пятне.
- На каком пятне?
- На том самом, которое вы, еще будучи старшим лейтенантом, прожгли на полировке.
- Любопытно. Поехали к тебе, - прервал Женю Игорь и нетерпеливо встал.
В квартире Звонкова был как всегда полный порядок. Паркет в прихожей ослепительно блестел. На стенах - маленькие веселые картинки с видами Москвы. Медные украшения дверцы стенного шкафа ослепительно сияли в полумраке.
Игорь снял ботинки.
- Стоп, - сказал Женя. - Что ты видишь?
- Ничего, - сознался Игорь.
- Видишь тапочки?
У стенного шкафа стояли четыре пары тапочек.
- Да.
- Как они стоят?
- Нормально.
- Когда я вчера подошел к двери, то поймал себя на мысли, что меня что-то раздражает. Я оглянулся и увидел эти тапочки, они были свалены в угол. Я поставил их вдоль стены, ровно. А теперь они опять свалены.
Игорь внимательно посмотрел на Женю и сказал, сдерживая улыбку:
- Показывай, что еще.
Они вошли в комнату. Женя молча указал на пепельницу, потом на зажигалку, потом достал из пепельницы окурок.
- Читай.
Игорь поднес окурок к глазам.
- Кент.
- Я отродясь не курил таких сигарет.
- Ты проверил, у тебя ничего не пропало?
- Ничего.
- Странно. Знаешь, если это опять повторится, немедленно заяви в отделение милиции.
- Зачем?
- Заяви. Так лучше будет. И вообще сходил бы ты к врачу, Женька, а?
- Ну зачем ты так, Игорь - Звонков устало опустился в кресло.
Кафтанов стоял у окна в своем кабинете и читал какую-то бумагу.
Запел зуммер селектора. Кафтанов подошел, нажал кнопку.
- Да.
- Андрей Петрович, - сказала секретарша, - к вам полковник Зотов, из инспекции по личному составу.
- Приглашай.
Полковник Зотов высокий, чуть сутулый, в форме внутренней службы не вошел, а словно просочился в дверную щель.
- Здравия желаю, Андрей Петрович.
- Здравствуйте, Семен Ильич.
- Присаживайтесь.
Зотов сел, вздохнул, положил на стол папку.
- Что это?
- Материалы на Корнеева.
- Что?!
- Поступило заявление, что Корнеев вымогал взятку…
- Я это знаю, от некоего Тохадзе, - перебил Зотова Кафтанов. - Считаю оговором.
- То-то и оно, но Тохадзе передал нам телеграмму Корнеева и фотографии, где они вместе сидят в ресторане.
- Это еще что такое?
- Да вот, - Зотов неспешно раскрыл папку, вздохнул и положил перед Кафтановым телеграмму.
Кафтанов взял бланк, быстро пробежал глазами, потом поглядел на фотографию.
- Ничего не понимаю.
- А тут и понимать нечего, - вздохнул Зотов. - Здесь, Андрей Петрович, два варианта. Первый - оговор, второй - попытка вымогательства.
- Но зачем оговаривать Корнеева? Кому он мешает?
- Андрей Петрович, я Корнеева тоже знаю. При моей службе о человеке только плохое собирать надо. Так у меня на Корнеева кроме неподтвердившихся анонимок ничего нет.
- Семен Ильич, вы могли бы эти бумаги оставить у меня?
- Если с моим руководством договоритесь.
- Договорюсь.
- Тогда я вам эти бумаги занесу.
Слава Голубев свернул в переулок и опять увидел темно-синие "Жигули", стоящие у церкви.
Гена заметил его и открыл дверь. В салоне они закурили.