Глава 7
СОБЫТИЯ РАЗВИВАЮТСЯ
1
Генерал Петров явно затевал какую-то крупную игру.
Хотя, скорее всего, он был лишь исполнителем, а организатор - кто-то повыше. Сам он едва ли стал бы так вольно обращаться с "Самумами".
В любом случае Аничкину в этой игре была предназначена лишь второстепенная роль. Что ж, по Сеньке и шапка. Но в итоге Володю мог ждать как приз, так и полный крах. Игра, она на то и игра, чтобы в ней были победители и побежденные. И Аничкин, разумеется, совершенно не хотел быть побежденным.
Когда он добрался до своего кабинета, было уже около семи. Однако никто расходиться по домам не спешил. Такова была специфика работы в этой конторе. Даже глубокой ночью во многих кабинетах здесь горел свет.
Аничкин сел за свой стол и допил чай из бокала. Во рту сразу же появилась неприятная горечь. Сплюнув в корзину для бумаг, он снова достал свой портсигар. Тот был пуст. Тогда Володя по старой студенческой привычке порылся в стоящей у него на столе большой пепельнице, сделанной из черепашьего панциря, и, выбрав окурок подлиннее, с наслаждением закурил.
Итак, логично было бы предположить, что, раз в этой операции каким-то образом замешаны ядерные чемоданчики (или их муляжи, это не важно), главными организаторами были люди из руководства ФСБ. Во-первых, о существовании "Самума" известно весьма ограниченному кругу лиц, а во-вторых, о любых действиях, связанных с "Пульсаром", Петров был обязан докладывать наверх, иначе все моментально блокировалось: механизм многоступенчатого контроля и соблюдения секретности здесь отлажен как часы. И все-таки где-то он, видимо, дал сбой.
Судя по тому, что кейсы требовалось доставить на Лубянку, утечка информации была именно здесь. Кто-то из сотрудников отдела? Вряд ли. Ни один из них не знал даже кодового названия "Самум", не говоря уже о том, что за ним скрывалось. Может быть, вся эта затея была для того, чтобы свалить кого-нибудь из руководителей ФСБ? Вот это уже больше похоже на правду. А для чего же тогда был тот первый визит Петрова в кабинет Аничкина?
Володя докурил бычок до самого фильтра и полез в пепельницу за новым.
Информация, которую сообщил в тот раз Петров, была рассчитана на кого-то другого. Причем этот "кто-то" должен был знать только о том, что материалы в скором времени будут доставлены в "Пульсар". Опять не получается! Тогда какого хрена их нужно было везти в Раменки?
Аничкин терялся в догадках. Однако ему обязательно нужно было выяснить причины таких странных действий генерала Петрова, иначе в случае допущенной ошибки все могли свалить на него. А этого допустить было нельзя.
И тут он вспомнил про карточку - личный идентификатор, врученный ему генералом. Может, она что-нибудь прояснит?
Аничкин достал из кармана карточку и повертел ее в руках. Странно, но на ней не было ровным счетом ничего. Ни выбитых имени и фамилии, ни, на худой конец, спецкода. Маленький серебристый кусочек пластмассы. Такая будет валяться на асфальте, никто и не подумает, что это пропуск в сверхсекретный научно-исследовательский институт. Только в нижней ее части находилась узкая магнитная полоска, предназначенная для считывающего устройства.
Аничкин снял трубку внутреннего телефона и набрал четырехзначный номер.
- Ахмет Ахметович? Мое почтение. Аничкин беспокоит. Вы еще домой не собираетесь? Ну так я сейчас к вам зайду.
Аничкин вышел из кабинета и лифтом спустился на третий этаж, где находилась научно-исследовательская лаборатория.
Ахмет Ахметович Абушахмин служил здесь с незапамятных времен. Когда сразу после войны его, только что получившего диплом химфака МГУ, пригласили работать на площадь Дзержинского, он был немало удивлен. Такое пренебрежение содержимым пятой графы его паспорта, где он числился татарином, можно было объяснить только катастрофической нехваткой кадров. И совершенно неожиданно для самого себя он проработал здесь почти всю жизнь. Поговаривали, что как-то Андропов решил отправить Абушахмина на пенсию. Устроили торжественные проводы, подарили именные часы и радиоприемник. А через два месяца пришлось звать обратно: лаборатория почему-то отказывалась работать без Ахмета Ахметовича. Скопились груды неисследованных образцов, отправленных на экспертизу, остановились неотложные дела. А как только Абушахмин вернулся, все вновь заработало.
Старые сотрудники называли его "неотложкой", потому что не было такого вопроса, на который он не мог бы дать обстоятельный и исчерпывающий ответ. К тому же Ахмет Ахметович каким-то удивительным образом умудрялся следить за последними техническими новинками. Разобраться в компьютерной программе или, скажем, взломать на ней пароль было для него парой пустяков. Как этот сухонький старичок на седьмом десятке сумел сохранить ясность ума и энергию, которой могли бы позавидовать многие молодые, оставалось тайной. Впрочем, Ахмет Ахметович всю жизнь имел дело с тайнами. Не было ли среди них случайно секрета вечной молодости?
Когда Аничкин вошел в лабораторию, Абушахмин что-то разглядывал под микроскопом.
- Здравствуй, Володя, - сказал он, не поднимая головы, - я сейчас.
Сделав какие-то пометки на листе бумаги, он повернулся к Аничкину.
- Ну-с, с чем пожаловал?
Вместо ответа Аничкин протянул ему серебристую карточку.
Абушахмин оглядел ее со всех сторон, стер полой своего белого халата незаметное пятнышко с блестящей поверхности и вернул ее обратно Володе:
- Это личный идентификатор. Последнее изобретение нашего шефа. Считается, что он гораздо надежнее простой бумаги с печатью. Хе-хе.
- Ну, Ахмет Ахметович, это я и без вас знаю.
Абушахмин хитро подмигнул:
- Как я понимаю, ты хочешь считать информацию с нее?
- Да.
Он покачал головой.
- Не могу. Строжайше запрещено правилами. Ты же знаешь, как я дорожу своей работой. Близко от дома, и вообще…
- Очень надо, Ахмет Ахметович. Под мою ответственность.
- Эх, Володя, Володя, помню я, как ты пришел сюда, в это здание, розовым юнцом. И вот ты уже большой начальник, который может брать на себя ответственность за крупное нарушение правил, ничем при этом не рискуя. А я, заметь, все на той же самой должности. И шишки все так же будут валиться именно на мою голову, а она уже не такая крепкая, как десять лет назад…
Аничкин выслушал эту тираду молча, а когда старик закончил, положил карточку на край стола и легонько пальцем подтолкнул ее по направлению к Ахмету Ахметовичу.
Тот глубоко вздохнул, но карточку все-таки взял:
- Раньше за такое дело полагался расстрел на месте, и это было правильно. А сейчас всюду бардак, всюду бардак, даже здесь, в Кагэбэ.
Абушахмин принципиально не признавал новых наименований. Он продолжал называть Государственную Думу Верховным Советом, Лубянку - площадью Дзержинского, а расположенный неподалеку супермаркет "Седьмой континент" - сороковым гастрономом. Кроме того, он не верил, что новые порядки продержатся долго. Может быть, у него, старого сотрудника органов госбезопасности, были основания так думать?
Бурча что-то себе под нос, Абушахмин вставил карточку в прорезь стоящего на столе магнитного сканера, собранного, скорее всего, его собственными руками, и вывел информацию на экран компьютера. Однако на нем появилась лишь сухая надпись: "введите текущий пароль".
- Ладно, попробуем с другой стороны.
Но все его попытки были тщетны. В ответ на каждое его действие на экране появлялась маленькая смеющаяся рожица и красная табличка со словами: "Попытка взлома программы является грубым нарушением внутренних правил Федеральной службы безопасности России".
В конце концов, Абушахмин, почесав в затылке, отдал карточку Аничкину:
- Здесь использованы какие-то неизвестные коды. Могу только сказать, что они будут, пожалуй, посложнее кремлевских. Мне удалось выяснить лишь две первые буквы кода - СУ. Обычно они обозначают какое-то сокращение. Однако мне неизвестен отдел, организация или проект с таким названием. Может быть, что это просто условное буквосочетание. Очень жаль, что не смог помочь.
Выйдя из лаборатории, Аничкин решил сразу, не заходя в свой кабинет, отправиться домой.
На часах было начало девятого. Володя вырулил с маленькой стоянки, находящейся за зданием ФСБ, и поехал на Красную Пресню, где вот уже десять лет они жили с Таней Зеркаловой. Володя не настаивал на том, чтобы она переменила фамилию. Для нее это тоже был непринципиальный вопрос. Правда, как-то раз она сделала такую попытку, но, увидев в паспортном столе длиннющий перечень бумаг, которые нужно было собрать для этого, быстренько ретировалась. Окончательную точку в этом вопросе поставил Михаил Александрович, который сказал: "А если разбежаться задумаете? Опять все по новой затевать?" Так Таня и осталась с фамилией своего бывшего мужа. Кстати, интересно, что теперь поделывает Толя?
Володя не торопясь выехал на Тверскую. Час пик давно прошел, и машин было немного. Порывшись в бардачке, он обнаружил давно забытую там начатую пачку "Кэмел", размял изрядно подсохшую сигарету и закурил.
Посещение Абушахмина скорее породило новые загадки, чем разъяснило ситуацию. Конечно, миниатюрная атомная бомба - это не шутки, доступ к ней должен быть надежно защищен. Но почему Петров не воспользовался обычным предупреждением начальника "Пульсара" по шифрованной связи? Аничкина там все знали, и вряд ли кому-нибудь в институте пришло бы в голову возражать. Зачем надо было специально изготавливать такую мудреную магнитную карточку, которую даже Абушахмин не смог расшифровать?
Внешне, конечно, все выглядело вполне логично - само существование "Самума" составляло важную государственную тайну. Но Аничкин нутром чувствовал, что вся эта операция (как ее назвал Петров? "Профилактика"?) имеет еще один, скрываемый от него смысл.
Стоп! А если ключом к загадке может быть эта странная аббревиатура, которую назвал Абушахмин.
СУ. Что бы это могло обозначать? Союз утопленников?
Нет. Это может быть…
Аничкин так резко нажал на тормоза, что двигавшийся сзади "джип" едва не ткнулся в багажник его "девятки". Сидящая за рулем "джипа" смазливая блондинка покрутила пальцем у виска и, объехав машину Аничкина, укатила дальше. Володя рассеянно проводил ее взглядом и, спохватившись, подрулил к тротуару.
…Это было около месяца назад.
Таня не любила шумных компаний, и поэтому гостями на днях ее рождения обычно были только родители. И на этот раз все было точно так же. Посидели, выпили, Михаил Александрович преподнес дочери подарок - серьги с небольшими изумрудами. Все-таки это был юбилей - Тане стукнуло тридцать пять.
Часов в девять вечера родители поехали домой. Таня, свалив грязную посуду в раковину, пошла спать, а Володя решил курнуть на сон грядущий. Тут он обнаружил валяющийся на диванчике пиджак Михаила Александровича. Видимо, старик хватил лишнего за здоровье любимой дочери и по рассеянности забыл его здесь. Погода тогда была теплая, так что, даже выйдя на улицу, он не обратил внимания на отсутствие пиджака. Так и уехал на своем служебном "ЗИЛе".
Аничкин к своему тестю относился с большим уважением, поэтому решил повесить пиджак в шкаф, чтобы он не помялся. Возвращаясь на кухню, он заметил валяющуюся на полу сложенную вдвое бумажку. Видимо, она выпала из кармана пиджака Михаила Александровича.
Володя развернул ее. Это был простой клочок бумаги, на котором размашистым почерком было написано: "Как насчет фондов для Стратег. упр-я?" Аничкин не придал бы этой бумажонке никакого значения, если бы не одно обстоятельство. Записка была написана химическим карандашом. На ней совершенно явно были заметны места, когда пишущий слюнявил карандаш, и он начинал писать темно-фиолетовым, а потом, когда грифель высыхал, черта начинала бледнеть. Ну кто еще, скажите на милость, кроме генерала Петрова, в наше время пользуется химическим карандашом? Да и почерк был вроде как его.
Аничкин пребывал в несколько разомлевшем состоянии после выпитого и поэтому, положив записку в карман пиджака тестя, забыл о ней.
А задуматься следовало. Хотя бы над тем, какие такие общие дела могли связывать начальника отдела ФСБ, занимающегося разработкой нового оружия, и совминовского работника…
Итак, в записке говорилось о фондах для какого-то "Стратег. упр-я", по всей вероятности, Стратегического управления. А не есть ли это расшифровка аббревиатуры СУ?
Совпадение было весьма очевидным. Карточка-идентификатор была получена из рук Петрова, записку писал он же. Судя по тому, что об этом Стратегическом управлении никто и слыхом не слыхивал, факт его существования находился на недоступном Аничкину уровне секретности. Это вполне соответствовало тому, что коды, защищающие информацию на пластиковой карточке, были, по выражению Абушахмина, "почище кремлевских".
В окно машины постучали. Размышления Аничкина прервал инспектор ГАИ.
- Сержант Щипачев, - козырнул он, - вы что, знака не видите?
- Извини, командир, - развел руками Аничкин, - темно, не заметил.
Инспектор иронически хмыкнул:
- А фонари на что везде понаставили? Придется штраф уплатить.
И он достал из кармана квитанционную книжку.
- Ваши права, пожалуйста.
Володя достал свое удостоверение и раскрыл его прямо перед носом инспектора. Тот с минуту разглядывал документ, сличая фотографию с оригиналом, потом снова козырнул:
- Извините, товарищ полковник, работа такая.
- Ничего, - сказал Володя, поворачивая ключ зажигания, - всего хорошего.
Он рванул с места и поехал дальше по Садовому. Машин было уже совсем мало - часы показывали половину одиннадцатого.
Интересно, чем занимается это Стратегическое управление? И какое отношение оно имеет к "Самуму"? И все-таки какая связь между Смирновым и генералом Петровым?
Вопросов было столько, что у Володи разболелась голова. Надо будет по дороге заехать в аптеку за анальгином.
Пии-пии-пии!..
Это запищал специальный пейджер для экстренной связи с начальством. Каждый сотрудник Главного управления ФСБ обязан был постоянно носить его с собой. Правда, Аничкин не видел в этом особого смысла: последний раз этой связью пользовались три года назад, в октябре 1993-го, когда в Москве были беспорядки и приходилось дежурить на Лубянке день и ночь. Интересно, что случилось на этот раз?
На маленьком экранчике пейджера появилась надпись: "Полковнику Аничкину немедленно явиться в Главное управление. Генерал-полковник Петров".
2
Домой к Бероевой мы ехали вместе - я, Маргарита и Грязнов - на моей служебной машине. Я сидел рядом с водителем Валерой, а Слава с женщиной на заднем сиденье.
За всю дорогу мы не проронили ни слова. Валера иногда косился в зеркало, наблюдая, чего это, мол, там происходит сзади? Но ничего не происходило. Бероева курила одну сигарету за другой. Грязнов страдал, но терпел.
Прежде чем выехать, Грязнов попросил меня уединиться с ним для конфиденциального, как он извинился перед Маргаритой Семеновной, разговора. Мы вышли с ним на лестничную площадку.
- Ну? - сказал он. - Что скажешь?
- Пока ничего, - ответил я. - Нужно еще взглянуть на эту папку с ботиночными тесемками.
- С чего ты взял, что папка - с ботиночными тесемками? - насторожился он. - Ты уже слышал что-то о ней?
- Слава! - вздохнул я, удрученный его невежеством. - Классиков читать надо. Ильф и Петров плачут, на тебя глядючи.
- Саня! - Грязнов был невероятно серьезным, и мне пришлось скорчить подобающую случаю мину. - Ты понимаешь, что происходит?
- Немного, - кивнул я. - В связи с выборами страна освобождается от своих героев. Кому-то наши покойники встали поперек горла.
- Значит, ты утверждаешь, что это связано с выборами?
- А ты - нет? - спросил я. - Ты что, думаешь, что это обычные убийства? Из-за мести? А может, из-за ревности?
Он усмехнулся.
- Ты даже не представляешь, как обычная уголовщина может быть тесно связана с высокой политикой, - проинформировал он меня.
- Высокой политики не существует! - запротестовал я. - Есть только грязная политика.
Он пожал плечами.
- Другой бы спорил, - как-то легко согласился он. - А я не стану. Так вот. По-моему, это тот самый случай, когда интересы наших ведомств пересекаются самым тесным образом.
- Первый раз, что ли? - буркнул я.
- Таким образом, - сделал он ударение на первом слове, - действительно в первый раз. У меня такое ощущение, что в этом деле нет полутонов.
- В каком смысле?
- В прямом. Посмотри: кого убивают? Представителей высшего класса общества. А кто убивает? Отребье.
- Да? - удивился я. - Ты это знаешь точно? Как насчет того, чтоб назвать, не сходя с места, парочку фамилий? Или кликух, на худой конец?
- Пока не могу, - признался он. - Но не потому, что не знаю. А потому что не уверен в точности. Как только эксперты закончат работу и дадут данные и как только я получу ответ на свой запрос, тогда я тебе и скажу, наверное, то, что думаю об этом деле.
- Слава! - вздохнул я. - Посмотри на меня: похож я на представителя прессы? Что ты мне мозги вправляешь? По-твоему, я не знаю, что такое рабочая версия?
Он кивнул.
- Ты прав. И мы еще серьезно поговорим об этом. Но потом, как только съездим домой к этой дамочке.
- Просто здорово, - покачал я головой. - Меркулов грозится поговорить со мной, как я приеду к нему отсюда. Ты - то же самое. С кем приходится работать! Все недомолвки какие-то, тайны…
- Меркулов? - переспросил меня Грязнов.
- Он самый.
- Вот и хорошо. Вместе к нему и поедем, - решил Грязнов проблему в одночасье.
- Да намекни хотя бы! - взмолился я.
- Потом! - отрезал Грязнов. - Я тебе только одно могу сказать. Мы по пояс в дерьме, и, пока нас не затянуло по самую макушку, нам придется поработать. Обоим.
- Вот так, да? А до этого мы груши околачивали?
Он внимательно посмотрел на меня.
- Саня, - тихо сказал он. - Ты прикидываешься шутом или и впрямь не понимаешь? Неужели до тебя не доходит, что, когда я говорю, что нам придется поработать обоим, я имею в виду только тебя и меня? А не два наших могущественных ведомства?
- Да ты поэт, - пробормотал я, пытаясь скрыть свое смятение.
Я начинал его понимать. Как говорил Мюллер из известного сериала, в наше время никому нельзя верить. Даже себе. Мне можно, ха-ха-ха!
- Хорошо, а Меркулов? - не сдавался я.
- А что - Меркулов? - удивился Грязнов. - Мы же договорились. Меркулову я верю. Заберем папку и поедем к нему.
- Ага, - кивнул я. - Вот и сообразим на троих.
- Можно и сообразить, - согласился Грязнов подозрительно быстро. - Коньячку захватим.
- У него есть, - успокоил я его.
Мы подъехали к дому Бероевой.