Грешить на Калужкина можно было сколько угодно, но у следствия не имелось никаких доказательств и даже косвенных улик его вины. Да, обнаружили гильзу от пули, пробившей голову Дадаева сзади, во дворе Антона. Но никаких следов ног рядом не было. Как не имелось в наличии и самого оружия, кроме ружья. На которое, кстати, имелось разрешение. Точно таким же способом был убит и Грибанов - сзади и одним выстрелом. Но расстояние от стрелка до "мишени" было довольно велико - около тридцати метров. Учитывая при этом темноту, можно было сделать вывод, что стрелял хороший специалист. Однако Калужкин никогда в спецназе не служил, а в его ружье было столько пыли и прочей нечисти, что говорить о том, будто он применил неизвестный автомат, казалось абсурдным. Но следствие, тем не менее, посчитало именно так, вопреки всякой нормальной логике. И вот ведь, какая удача для следствия! Висели бы убийства и висели дальше, но сразу после убийства третьего - доктора - автомат неожиданно обнаружился у соседа. После чего сдавший автомат милиции сосед был грамотно убит на трассе, это и сомнения не вызывало. Чистая, казалось бы, работа. Только автомата и не хватало, чтобы сразу повесить три нераскрытых дела на шею строптивого пасечника, одним махом избавиться от "висяков"…
Правда, были слухи, что и "раскаявшегося" грешника калмыцкой национальности "приделал" тот же Калужкин с помощью собственной автомашины. Как он это сумел сделать, никто не знал, но машину спешно увезли для исследования аж в Астрахань, где она и находится по сей день - вот уже полгода. И что там с ней делали, одному Богу известно. И астраханской прокуратуре.
А ведь и на самом деле, не окажись все люди вокруг такими недоверчивыми олухами царя небесного, как, вероятно, считало большое начальство, доказательств вины Антона - выше крыши. Или, как говорили в молодости Грязнова еще в Барнауле, "выше сельсовета", поскольку это прибежище власти всегда оказывалось самым высоким зданием в деревнях и поселках.
И вот уже пол год а прошло, как тянется следствие, а народ все сомневается, не верит следствию, подтасовку кругом видит. Причем видит именно народ, а не те, кому и поручено само расследование, и не те, кто расследование контролирует. Не заинтересованы или наоборот? Так в чем же дело? Ответ понятен: кому-то очень надо, чтобы сел именно Калужкин, и лучше, чтоб навсегда. Никого в его семье не осталось уже. Даже жена, говорят, сбежала. И незачем теперь новому Дадаеву, последнему уже, договариваться с соседом о переносе забора, старый можно просто снести и поставить новый вокруг бывшей теперь усадьбы Калужкина. А что, красивое и скорое решение вопроса. Вот только не дождался Энвер Дадаев своего торжества. И если хорошенько подумать, то и младший может тоже ничего не дождаться… В этой-то ситуации, когда пошла большая зачистка…
Мелькнула было у Грязнова такая мыслишка, и растворилась в не остывшей еще жаре уходящего дня. Почему-то так ему показалось. А вот почему, не мог пока понять Вячеслав Иванович…
Один вопрос сидел занозой: почему поругались Калужкин с Грибановым? Ведь мог же участковый заговорить на эту тему с женой? Если пришел домой рассерженный или расстроенный? Иной раз обида сама с языка срывается. А тут - на всю станицу! И кругом - свидетели, как нарочно…
- Здравствуйте, Лидия Ивановна, - степенно произнес Грязнов. - Позвольте представиться вам и попросить вас ответить на несколько вопросов, касающихся гибели вашего супруга. Я объясню свое присутствие здесь, если разрешите…
- Здравствуйте, Вячеслав Иванович, - просто ответила женщина и стала вытирать руки фартуком. - Заходите, пожалуйста…
- Откуда вы знаете меня? - удивился Грязнов.
- Слухи… - печально улыбаясь, ответила женщина. - Народ говорит: какой-то важный чин из московской милиции гостит у Дуси Мамонтовой. И, мол, опрашивает потерпевших родственников. А зачем - известно. Вот уже, видно, и до Москвы наш беспредел докатился…
- Смотри-ка, что языки творят! - усмехнулся Вячеслав Иванович. - Вы - третья, к кому зашел, а уже говорят бог знает что. Нет, Лидия Ивановна, Москва тут ни при чем. И вашего супруга, как я могу предположить, вовсе не Калужкин убил. Но кто-то очень умный ловко сработал под него. Вот кто - это и есть главный вопрос. Так я могу кое о чем спросить вас?
- Конечно, проходите в сад. Извините, ничем вкусным угостить не могу, потеряли кормильца…
- А что же начальство по этому поводу думает?
- Да что оно думает? Я вот узнала, что к Дусе братец пожаловал, хотела было подойти, поплакаться, а потом раздумала. Человек отдохнуть приехал, усталый, а тут - я со своими бедами… Про пенсию-то пока одни разговоры…
- Но это же форменное безобразие! - всерьез рассердился Грязнов.
- Ничего не поделаешь, - устало отозвалась женщина, садясь на табуретку напротив у садового столика и пряча руки под фартуком. "Красные, после стирки, стесняется, - горько подумал Вячеслав Иванович.
- Да что ж мы с нашими женами-то творим?!" Чуть слеза не прошибла. Нахмурился, голову опустил.
- Я обещаю вам, Лидия Ивановна, сегодня же позвонить генералу Привалову. Это ж, черт возьми, что такое! - воскликнул с гневом. - Погиб-то ведь Андрей Захарович, как мне сказали, девять месяцев назад! Неужели, до сих пор?!
- Как видите… Ну, спрашивайте, скажу, что знаю. Со мной ведь те следователи, что приезжали на труп, не соизволили даже и словом перекинуться, не то что снять какие-то показания. Да им и не нужно было ничего. Они заранее все знали…
- М-да… - Грязнов покачал головой. - Так если можно, я спрошу у вас. Не знаете, почему поругался ваш муж с Калужкиным? Что там за угрозы были и насколько они серьезны? Он не говорил вам?
- Да он и не сказал бы, оберегал семью. Сам по ножу ходил… А чего знаю? Слышала, он по телефону разговаривал. С Замотаевкой, с отделом милиции. Какие-то Андрюша списки имел. Я не лезла, но теперь, думаю, он компромат по наркотикам собирал. Помню, несколько раз прозвучало имя Ахмет, а других он не называл.
- Ахмет? - Грязнов вспомнил бородатого слугу, или кто он там, старший охранник в доме Дадаевых, который "хорошо знал" автомат.
Но это было то, что лежало на поверхности. И, кстати, если посмотреть на Ахмета посерьезнее, то этот тип, похожий на ваххабита, вполне мог и сам держать в руках АК.
Нельзя исключить, что о нем как раз и получил какую-то информацию участковый уполномоченный. Или доктор ему в чем-то конкретном отказал? Или, наконец, служит этот похожий на боевика бородатый Ахмет толковым "казачком" у некоторых лиц, не заинтересованных в том, чтобы процветала "империя Дадаевых"? Но тогда следующим трупом наверняка станет младший брат Рахим. Правда, свалить уже и это преступление на Калужкина им не удастся, на нарах тот парится. Ничего, значит, найдут следующего козла отпущения. Так что теперь, размышлял Грязнов, стоит ли подождать дальнейшего развития событий или поделиться соображениями с генералом? Можно ж ведь и пробить этого Ахмета по соответствующим службам. Фамилию бы только узнать. Наверняка где-нибудь засветился. А кадр, между прочим, очень любопытный… Однако почему все же так громко, на всю улицу, поругались Грибанов с Калужкиным? Вот что надо обязательно узнать. Есть же у Антона адвокат, Алексей говорил. Правда, таким вот, назначенным или прикрепленным судом адвокатам верить не приходится, но было бы очень важно узнать, какую цель преследовали эти двое поссорившихся? И не у кого, кроме самого Калужкина. Алексею надо звонить, вот что… пусть-ка тот опер, которого он обещал, поговорит с задержанным…
Это была хорошая идея. И повод, кстати, есть. Надо же думать о судьбе осиротевшей семьи участкового уполномоченного!.. Ничего более важного вдова так и не припомнила. Мельком сказала еще про браконьеров, иногда открыто угрожавших участковому, но Грибанов на такие угрозы обычно внимания не обращал, они, мол, в порядке вещей. Да и не стали бы убивать человека за какую-нибудь рыбину, все ж не чужие люди проживали в станице. Казалось бы, ничего путного не добился сегодня Грязнов, но даже и одного упоминания Ахмета из дома Дадаевых ему пока хватало. Итак, есть уже три повода для телефонного звонка Алексею…
Можно было отправляться домой, имея в виду, что там уже наверняка его дожидалась гражданская жена несчастного Калужкина, строптивого и обиженного, на которого было так удобно вешать всех собак… Лидия Ивановна, прощаясь, посмотрела с такой надеждой, что Вячеславу Ивановичу стало просто стыдно за то, что он - здоровый мужик и далеко не дурак, ничем не может прямо сейчас помочь этой усталой, но еще сохранявшей свое обаяние женщине с двумя шумными ребятишками… Выйдя на пустынную еще улицу, Грязнов почувствовал, как потекли по спине струйки пота, - неистовую жару сменила вечерняя духота. Чувствовалось, что где-то в стороне, в предгорьях Кавказа, скапливалась духота и скатывалась по отрогам гор на равнину, неся за собой грозу и ливень. Последнего давно уже не хватало кирпично окаменевшей и растрескавшейся земле. Но пройдет ливень, и дороги превратятся в лужи, наполненные липкой, жидкой глиной. И тогда в туф лях-сандалиях здесь делать станет нечего, и придется натягивать на ноги высокие, с пиратскими раструбами, рыбацкие сапоги, - мельком видел их в закутке у Дуси Вячеслав Иванович.
Усмехнулся: "Вот я уже и одежонку ее мужа потихоньку приспосабливаю… А что дальше будет, один Бог знает…" Он и сам не знал толком, но одни мысли о Дусеньке, старательно хлопочущей вокруг него, вызывали у Вячеслава Ивановича теплые и нежные чувства.
"Неужто в самом деле втрескался? - удивлялся он. - Надо же!.." Да вот и Санька-хитрец так поглядывал и подмигивал, что даже ничего не значащие слова в разговорах с женщиной неожиданно приобретали для них обоих важное значение… "Ишь, как забрало…"
Дома Грязнова ожидала маленькая и худенькая, словно девушка-подросток, Катя Нефедова. Вячеславу Ивановичу показалось, что даже условная какая-то связь крепыша и драчуна Калужкина с этой гражданской женой выглядит насмешкой над здравым смыслом.
Ну куда уж ей, этой малышке, да защищать своего "мужа"! Что она может, кроме как заплакать?.. А с другой стороны, если уж все станичники и с ними злая и неуступчивая, несправедливая власть поставили на ее Антоне жирный крест, то именно для нее особенно важно, чтобы этот крест не превратился в могильный. Ибо "эти" все могут…
"Да, - подумал Грязнов, слушая ее приглушенные скорбные причитания, - тяжко ей искать справедливость. Тут и сильные люди пасуют…" Казалось ему, что в его душе давно уже тихо скончалось бесполезное сочувствие к терпящим крах, невозможно со всеми без исключения сопереживать, сердца не хватит. Но вот поговорил с одной вдовой, теперь с другой, пусть и не вдовой пока, но, очевидно, что все дело к тому идет, и на душе так смутно и мрачно, будто ни просвета впереди.
Словно обрадовавшись, что московский гость готов внимательно ее выслушать, Катя - ее и Екатериной-то называть было бы странно, а ведь у нее - восьмилетний сынишка, - всхлипывая и сбиваясь, пыталась подробно пересказать все мытарства, которые пришлось пережить несчастному Антоше, Тошеньке… Надо же, как…
И еще одна человеческая трагедия замаячила перед внутренним взором Вячеслава Ивановича.
Катя давно знала соседа Антона, еще в те времена, когда тот был женат на своей Розе, родившей ему двоих детей - дочь и сына. Красивая она была - жена Калужкина, а судьба словно по-своему распорядилась. Не стала вдаваться в подробности Катя, но Грязнов понял, что не было в семье Антона Сергеевича нормальных отношений. Родить-то Роза родила, но, пользуясь вечной занятостью мужа, стала погуливать налево. Однажды он поймал ее не на самой, правда, измене, но на полной готовности изменить ему, и поступил сугубо по-мужски: любовнику так начистил морду, что тот после неделю отлеживался, синяки замазывая, а женушку ударил один только раз, но его хватило, чтобы между супругами вспыхнула непреходящая ненависть. Роза перестала обращать внимание даже на детей, как позже выяснилось, ненужных ей. Дети росли с отцом, пока не случилась трагедия - и в один год. А Роза пошла работать в "маркет", и скоро прославилась своими гулянками среди посещавших магазин станичников. Калужкин замкнулся в себе, а жена его однажды заявила, что работа в местной торговле ее не устраивает и она поедет искать себе место в Замотаевке. Но там она, как говорится, замечена не была. И вскоре одна из бывших подруг Розы получила весточку, в которой беглянка сообщала, что поехала в тур по Европе, познакомившись аж в Москве с одним "приятным" иностранцем. Сообщила и пропала с концами. Кем был тот иностранец, никто не знал, но потом в разных газетах и по телевидению стали сообщать, что в России раскрыта целая сеть преступников, вербовавших девушек и женщин якобы для работы в заграничных ресторанах, в домах богатых людей, а на самом деле отправляемых в публичные дома Турции, Греции и других стран. Подобные сообщения, естественно, вызывали нездоровый интерес у станичников. А когда подруга Розы высказала предположение о том, что и симпатичная, разбитная Роза с ее авантюрным характером вполне могла попасться на удочку вербовщиков и сгинуть в чужих краях, в станице начали горячо обсуждать и этот, совершенно справедливый слух. Калужкин, и без того не проявлявший доброжелательности к соседям, вовсе замкнулся в себе, и каждое нарушение его "прав" принимал в штыки, обостряя накалявшуюся обстановку вокруг его имени. Вокруг имени человека, от которого жена предпочла сбежать в публичный дом, так ей осточертел муженек. Народ отворачивался от бедолаги.
И только одна соседка Катя, сознавшаяся как-то по случаю близкой подружке, которая тут же растрепала новость по всей станице, что ребенок ее на самом деле от Тоши, а не от случайной связи, пыталась защищать его. Но уж лучше бы не бралась. Ничего, кроме насмешек, ее возражения не вызывали, - народ умеет быть жестоким, даже когда он - не толпа. И произошло неожиданное: Антон принял ее и назвал своей гражданской женой, поскольку с первой своей супругой по известным причинам разведен не был. И Катя старалась теперь для троих детей. Дом ее, оставшийся от покойных родителей, опустел, она с сыном перебралась к Калужкину. С детьми она не ссорилась, нашла общий язык, хозяйкой была доброй и заботливой. И, казалось, мрачный здоровяк Антон Калужкин действительно полюбил эту маленькую, хлопотливую женщину. А потом, фактически одно за другим, с разницей в четыре месяца, случились несчастья: погибли двое детей Антона. Отец совсем потерял над собой контроль. Он всех считал виноватыми в своей трагедии. Да ведь и были причины.
Катя рассказала Грязнову, что была в машине Калужкина в тот день, когда Антон подрался с гаишником, лейтенантом Савкиным у поста ДПС, когда тот, вместо того чтобы хотя бы по-человечески подойти к горю отца потерявшего дочь, открыто и нагло нахамил тому, заявив, что даже и искать не станет того, кто сбил Нину, хорошую, чистую девушку, направлявшуюся домой с автобусной остановки. Нечего, мол, шлюшек всяких "на охоту" к трассе выпускать! Знаем, мол, чем они тут занимаются с проезжими водителями-дальнобойщиками. Не вынес Антон такой пытки и набросился на Савкина с кулаками. Тому здорово досталось. Естественно, Антона немедленно арестовали, но на суде Катя выступила как свидетельница и все рассказала про Савкина. И только это спасло Антона от тюрьмы, суд ограничился условным наказанием сроком на год. Все ж таки отлупил он представителя власти, находящегося "при исполнении".
А потом разгорелся скандал с Дадаевым, который захотел нагло потеснить Антона с его ульями, расширяя свое владение. Но когда Калужкин отказался, пчелы его были отравлены. Да, сыпались угрозы, это было, но чтоб Антон поднял на человека ружье?! Да это - чушь, которой невозможно поверить нормальному человеку! По зубам дать мог, крепкий ведь мужик-то, обиды не терпел, но чтоб убить - никогда!
А с Грибановым что? Так участковый заходил, чтобы поговорить с Антоном о чем-то. Они и заперлись в маленькой комнате, чтоб никто их не видел и не слышал. Но уж Катю-то учить не надо было, она и нечаянно могла услышать. И хоть разговаривали они тихо, все же имя Ахмет мелькало несколько раз. А потом они вышли, посмеялись, участковый выпил кружку холодного кваса, поданного ему Катей, подмигнул еще ей и, выходя наружу, кивнул призывно Антону. А тот вышел следом за Андреем, после чего они устроили громкий ор во дворе, будто отчаянно ругались. Грибанов, махая кулаками, ушел, а Антоша вернулся в дом и негромко сказал Кате, что так было надо. А если кто спросит у нее, любопытных-то много, то чтоб сказала, будто они ругались из за какой-то гильзы, которую нашли в саду у Калужкина. А еще лучше - вообще молчать: ругались мужики, их дело. И уж вовсе потрясло и ее, и Антошу утром известие о том, что той же ночью Андрей был убит прямо возле своего дома. Застрелен точно так же, как месяц назад убили Энвера. Антон ходил смурной, ни с кем не разговаривал, огрызался на каждый вопрос. А к ним зачастили следователи, обыск в доме устраивали, искали чего-то, а чего - сами, видать, не знали. Только сообщили как бы по секрету, что гильза от автомата, из которого застрелили Грибанова, идентична той, что была найдена во дворе Антона… Его тягали, расспрашивали, даже в Замотаевку возили, откуда он вернулся на автобусе.
А потом произошла трагедия с Васей. И ничего доктор сделать не мог, это понимали и Антон, и она. Но - нервы! Кто такое испытание жестокое выдержит?! И Антоша орал на доктора, сам понимая, что сына не вернуть, а виноват вовсе не доктор, а он сам, Антон, упустивший из внимания участившиеся в последнее время жалобы сына на то, что у него живот болит. Все собирался машину свою починить, у нее что-то в моторе случилось, и отвезти Вася в Замотаевку. Не успел…
И надо же было так случиться, что на другой день застрелили и доктора. И снова автомат, гильзы… Ну, а дальше вообще уже пошел полный беспредел. Сосед-калмык заявил, что, мол, Антон прятал у него на сеновале свой автомат и не велел никому говорить об этом. Но той же ночью его сбила какая-то машина и пропала рыба вместе со стендом. И утром следующего дня, сразу после того как этого Руслана нашли в канаве мертвым, милиция примчалась во двор к Калужкину. Они привезли с собой Двужильную Дарью Степановну, сорокалетнюю соседку Эренгенова, которая вдруг заявила, что рыба, которая вялилась под стрехой в сарае Антона, на самом деле была украдена у Руслана, как раз с того пропавшего стенда. Она сама видела, как Эренгенов вялил ее и готовил к продаже.
Ох как обрадовались менты! Кучей навалились на Тошу, будто тот - страшный разбойник, государственный преступник. Руки связали, ногами пинали. А когда Катя кинулась защитить мужа, ее просто выкинули из дома, пригрозив, что если станет орать или еще раз выступать свидетелем на суде, она лишится своего выблядка. Избитого и связанного Антошу увезли. А потом утащили на эвакуаторе и старенькую "Ладу" Антона, двигатель которой он так и не успел починить. Они мельком осмотрели стоящую на приколе машину и записали в протоколе, что это было именно то самое транспортное средство, с помощью которого и был сбит ночью пострадавший Эренгенов, который умер, не приходя в сознание. Будто, не случись этого, он мог бы опознать наехавший на него автомобиль? Абсурд же! Да и как бы это могло случиться, если "Лада" уже две недели стояла на приколе из-за поломки в моторе?..
Рассказав все. Катя разрыдалась, как ребенок, - горько и отчаянно… Грязнов молчал, беспомощно глядя на Дусю, пригорюнившуюся в уголке, и Зину, которая сидела с ней рядом, поглаживая подругу по голове и успокаивая. У обеих в глазах тоже стояли слезы…