Он глянул на часы: 10.28. Это было ошибкой, поскольку он еще не подогнал их под новые часовые пояса. Что он и сделал - стрелки двинулись назад и сейчас циферблат показывал 4.28. Через полчаса будет Нью-Йорк - таможня и короткий бросок в Вашингтон. Он надеялся, что сегодня вечером ему удастся хоть немного поспать - он уже чувствовал усталость - и утром он будет звонить в офисы сенаторов, звонить Шеттлу и другим из списка Нюренбергера.
Если бы только ему сразу же пошли навстречу и тут же кинулись выслеживать убийцу Уиллока - без каких- либо ожиданий, объяснений, проверок и вопросов. Он должен был бы прибыть сюда пораньше и мог бы, знай он всю ситуацию...
Эх!..
Что ему было бы нужно на самом деле - так это еврейское ФБР. Или американское отделение израильского Моссада. Куда он мог бы завтра придти и сказать: "В Нью-Провиденсе, штат Пенсильвания, нацисты собираются убить человека по фамилии Уиллок. Охраняйте его и схватите нациста, Не задавайте мне никаких вопросов; все объясню потом. Я Яков Либерман - и разве я когда-нибудь вводил вас в заблуждение?" И они снимутся с места, не говоря лишних слов, и все сделают как надо,
Мечты! Если только существовала бы такая организация!
Люди в салоне стали пристегивать ремни безопасности и переговариваться друг с другом; зажглась предупредительная надпись.
Либерман, нахмурясь, не отрывал взгляда от окна.
Поспав часик и приободрившись, Менгеле помылся и побрился, надел парик и приладил накладные усы, после чего облачился в тесный пиджак. Все необходимое он разложил на постели (белый сюртук, перчатки, нож в ножнах, поднос с корзинкой с фруктами и табличку "Прошу не беспокоить") - как только он убедится, что Либерман прибыл, и узнает номер его комнаты, он быстренько переоденется и без промедлений приступит к исполнению своей роли официанта.
Оставляя комнату, он попробовал надежность ручки и повесил на нее другую табличку "Прошу не беспокоить".
В 6.45 он уже сидел в холле, листая экземпляр "Таймса" и поглядывая на вращающуюся дверь. Несколько клиентов, которые, неся с собой свой багаж, подходили к стойке портье, ни в коей мере не устраивали его, представляя все многообразие расовых типов; тут были не только черные и семиты, но и несколько представителей Востока. Появился было один симпатичный ариец, но через несколько минут, словно в виде компенсации за его появление, возник какой-то черный карлик, который тащил за собой тяжелый чемодан на колесиках.
В двадцать минут восьмого вошел, наконец и Либерман - высокий и сутулый, с темными усами, в кепке и подпоясанном плаще. Был ли именно этот тип Либерманом? Еврей, это видно, но слишком молодо выглядит и без либермановского шнобеля.
Встав, он пересек холл, намереваясь взять экземпляр "На этой неделе в Вашингтоне" из стопки изданий на треснувшем мраморном прилавке.
- Вы остаетесь до вечера пятницы? - услышал он за спиной вопрос портье, обращенный к предполагаемому Либерману.
- Да.
Портье звякнул колокольчиком.
- Проводите мистера Морриса в семьсот семнадцатый.
- Да, сэр.
Он пересек холл в обратном направлении. Его место занял то ли ливанец, то ли кто-то из той же шайки - толстый, сальный, на каждом пальце по кольцу.
Он нашел себе другое место.
Явился совершенно потрясающий шнобель, но он принадлежал молодому человеку, который поддерживал под локоть седую женщину.
В восемь часов он зашел в будку таксофона и набрал номер своей же гостиницы. И спросил, стараясь не касаться губами микрофона, на котором гнездились Бог знает какие микробы - ожидается ли прибытие мистера Якова Либермана.
- Минутку, - клерк у стойки снял трубку. - Заказан ли у вас номер для мистера Якова Либермана?
- На этот вечер?
- Да.
Клерк пробежал список заказов.
- Да, оставлен. Это говорит мистер Либерман?
- Нет.
- Хотите оставить какое-то послание для него?
- Нет, благодарю вас. Я позвоню попозже.
С тем же успехом он мог продолжать наблюдение и из будки, так что он опустил еще одну десятицентовую монету и осведомился у оператора, не может ли он с ее помощью получить некий номер в Нью-Провиденсе, Пенсильвания. Та продиктовала ему длинную вереницу цифр; он записал ее на полях "Таймса" и, опустив в монетоприемник еще один десятицентовик, набрал ее.
На другом конце его должен оказаться Генри Уиллок из Нью-Провиденса. Женщина дала ему и адрес. "Олд Бак-роуд", у дома не было номера.
К стойке подошел какой-то латинянин с чемоданом и пуделем на поводке.
Подумав несколько секунд, он снова позвонил оператору и дал ей инструкции. Выложив на полочку под телефоном ряд монет, он отобрал нужное количество.
И лишь когда телефон на другом конце, звякнув, в первый раз подал сигнал, он понял, что, если попал на правильного Генри Уиллока, ему может ответить сам мальчик. И через несколько секунд он может услышать своего восставшего из небытия фюрера! От головокружительного восторга у него перехватило дыхание, шатнуло к стенке будки, когда телефон на том конце снова подал голос. О, молю тебя, дорогой мой Мальчик, подойди и сними трубку, чтобы я услышал твой голос!
- Алло, - женщина.
Он перевел дыхание.
- Алло?
- Добрый день, - он выпрямился. - На месте ли мистер Генри Уиллок?
- Он дома, но сейчас он вышел.
- Я говорю с миссис Уиллок?
- Да, это я.
- Мое имя Франклин, мэм. Если не ошибаюсь, у вас есть четырнадцатилетний сын?
- У нас есть...
Слава Богу.
- Я организую тур для детей такого возраста. Заинтересованы ли вы в том, чтобы летом послать его в Европу?
Смех.
- О, нет, я об этом не думала.
- Могу ли я выслать вам наш проспект?
- Можете, но это все равно ничего не даст.
- Ваш адрес Олд Бак-роуд?
- Совершенно верно, он тут живет.
- В таком случае желаю вам всего наилучшего. Простите, что побеспокоил вас.
Взяв рекламный листок со стойки агентства по прокату автомобилей, рядом с которой никого не было, то и дело поглядывая на вращающуюся дверь, он сел изучать его.
Завтра он возьмет напрокат машину и отправится в Нью-Провиденс. Отдав должное Уиллоку, он вернется в Нью-Йорк, оставит машину, продаст камни и вылетит в Чикаго. Если Роберт Дэвис еще обитает в Кентакки.
Но куда же, черт побери, провалился этот Либерман?
К девяти часам он зашел в кафе и занял место на краю стойки, откуда его взгляду открывались те же вращающиеся двери. Съев пару яиц всмятку и тост, он выпил самый паршивый в мире кофе.
Разменяв доллар на мелочь, он зашел в телефонную будку и снова позвонил в свой же отель. Может, Либерман попал в него сквозь боковую дверь.
Он так и не появлялся. Его по-прежнему ждали.
Менгеле позвонил в оба аэропорта, надеясь - ведь это возможно, не так ли? - что произошла авиакатастрофа.
Ему не повезло. Все рейсы прибыли по расписанию.
Этот сукин сын мог остаться в Маннгейме. Но сколько он будет там торчать? Слишком поздно звонить в Вену и выяснять у фрейлейн Циммер. Или, точнее, слишком рано: там еще нет и четырех часов.
Он начал беспокоиться: может быть, кто-то запомнил, как он весь вечер сидел в холле, наблюдая за дверьми.
Да где же ты, проклятый еврейский выродок? Иди же, дай мне убить тебя!
В среду днем, в несколько минут третьего, Либерман вылез из такси, наглухо застрявшего в уличной пробке в центре Манхэттена и, несмотря на холодный дождь, двинулся по тротуару. Его зонтик, что он одолжил у пары, у которой остановился на ночь, Марвина и Риты Фабр, представлял собой радужное разноцветье цветов (но все же это зонтик, сказал он себе; радуйся, что хоть он у тебя есть).
Он торопливо шел по западной стороне Бродвея, минуя шляпки других зонтиков (все сплошь черные) и людей в непромокаемых плащах. Приглядевшись к номерам домов, мимо которых он шел, Либерман прибавил шагу.
Миновав семь или восемь кварталов, он пересек улицу и перед его глазами предстало здание в двадцать с лишним этажей суровой каменной кладки и узкими проемами окон; он прошел под аркой его дверей и, сложив цветастый зонтик, потянул на себя тяжелую стеклянную панель двери.
Оставив позади холл, выложенный черным камнем и уставленный витринами с прессой и деликатесами, он присоединился к полудюжине людей, ждавших лифт; все они отряхивали влагу с обуви, и с их сложенных зонтиков струилась вода.
Оказавшись на двенадцатом этаже, он двинулся по коридору, присматриваясь к номерам надписей на дверных панелях: 1202 - "Аарон Голдман, искусственные цветы"; 1203 - "С. и М.Рот, импорт стеклянной посуды"; 1204 - "Куклы для малышей, В.Розенцвейг". На двери с номером 1205 была аббревиатура YJD, врезанная металлическими буквами, из которых одна была несколько выше, чем остальные. Он постучал.
За непрозрачной панелью показалось что-то бело-розовое.
- Да? - отозвался женский голос.
- Я Яков Либерман.
В двери с лязгом открылась щель для писем, откуда блеснул свет.
- Не могли бы вы показать свое удостоверение личности?
Вытащив паспорт, он вложил его в щель и чьи-то пальцы взяли его.
Он остался ждать. На дверях было два замка: один, чувствовалось, был старым, а второй отливал свежим вороненым металлом.
Щелкнул язычок замка, и дверь открылась.
Он вошел. Пухленькая девушка лет шестнадцати или около того, с пышной рыжей прической, улыбнулась ему и сказала: "Шалом", возвращая ему паспорт.
Беря его, он ответил теми же словами: "Шалом".
- Мы должны быть очень осторожны, - извинилась девушка. Закрыв двери, она защелкнула оба замка. На ней была белая битловка и плотные синие джинсы; блестящий рыжий хвостик волос спускался ей на спину.
Они находились в небольшой заставленной прихожей: письменный стол, портативный ксерокс со стопками белой и розовой бумаги рядом с ним; грубые деревянные полки с рекламными листовками к распечатками статей из газет; на запертых дверях с другой стороны висел плакат со словами "Young Jewish Defenders" и изображением сжатой в кулак руки на фоне синей еврейской звезды.
Девушка потянулась взять у него зонтик; Либерман отдал его, и она поставила его в металлическую стойку, где уже были два черных и мокрых зонтика.
Снимая пальто и шляпу, Либерман осведомился:
- Вы та юная леди, которая говорила со мной по телефону?
Она кивнула.
- Вы отлично справились с делом. Рабби уже здесь?
- Он только что пришел, - она взяла из рук Либермана пальто и шляпу.
- Благодарю вас. Как поживает его сын?
- Они еще не знают. Но его состояние достаточно стабильное.
- М-да, - Либерман с сочувствием покачал головой.
Девушка нашла место для его одежды на уже заполненной вешалке. Либерман, приводя в порядок помявшийся пиджак и приглаживая волосы, глянул на стопку рекламных листовок на полке рядом: "Больше никогда!"
Извинившись, девушка боком скользнула мимо Либермана и постучала в двери с плакатом; приоткрыв их, она заглянула внутрь:
- Ребе? Тут мистер Либерман.
Распахнув двери настежь, она улыбнулась Либерману и сделала шаг в сторону.
Коренастый мужчина со светлой бородкой мрачно посмотрел на Либермана, когда тот оказался в жарко натопленной комнатке, где было тесно от собравшихся в ней людей; навстречу ему из-за бокового стола уже поднялся улыбающийся рабби Моше Горин, симпатичный, темноволосый, крепко сбитый и с выбритыми до синевы скулами; он был в твидовой куртке и желтой рубашке с открытым воротом. Он пожал протянутую ладонь Либермана обеими руками, рассматривая его проницательными карими глазами с тяжелыми тенями под ними.
- Я мечтал встретиться с вами еще с детских лет, - сказал он мягким, но уверенным голосом. - Вы один из немногих людей в мире, которыми я искренне восхищаюсь, и не только из-за того, что вы делаете, но и потому, что вы существуете без всякой поддержки со стороны общества. Еврейского общества, хочу я сказать.
Либерман, смущенный, но польщенный, сказал:
- Благодарю вас. И я хотел встретиться с вами, рабби. Так что я рад, что наши пути сошлись.
Горин представил остальных. Горбоносый мужчина со светлой бородкой и железной хваткой, что чувствовалось при рукопожатии, был его помощником, Филом Гринспаном. Высокого лысоватого мужчину в очках звали Эллиот Бахрах. Еще один, крупный и чернобородый: Пол Штерн. У самого молодого - ему было лет двадцать пять или около того - с тонкими усиками, зелеными глазами, была такая же железная хватка пальцев. Джей Рабинович. Все были в рубашках с короткими рукавами и, как и Горин, в кипах.
Подтащив стулья от других столов, все расселись вокруг Горина; он наконец и сам занял свое место. Высокий, в очках, Бахрах, сидя рядом с Гориным, прислонился к подоконнику и, сложив на груди руки, набычившись, смотрел на гостя. Либерман, сидящий по другую сторону напротив Горина, рассматривал молчаливых собранных мужчин, маленький тесный кабинетик с картами города и мира на стенах, с грифельной доской в углу, стопками книг, журналов и бумаг.
- Не стоит обращать внимания, - махнул рукой Горин.
- Не так уж отличается от моего кабинета, - улыбаясь, сказал Либерман. - Разве что чуть побольше.
- Могу вам только посочувствовать.
- Как дела с вашим сыном?
- Думаю, что с ним будет все в порядке, - сказал Горин. - Состояние у него достаточно стабильное.
- Я признателен, что вы нашли возможность прийти на встречу со мной.
Горин пожал плечами.
- С ним сидит его мать. Мне остается только молиться, - он улыбнулся.
Либерман постарался устроиться поудобнее на стуле без подлокотников.
- Когда бы мне не приходилось выступать, - сказал он, - то есть, на публике, я имею в виду, - меня постоянно спрашивали, что я думаю о вас. И я неизменно отвечал: "Я никогда не встречался с ним лично, так что у меня нет никакого мнения". - Он улыбнулся Горину. - Теперь мне придется отвечать по-другому.
- Надеюсь, в благоприятном для меня свете.
Телефон на столе зазвонил.
- Здесь никого нет, Сэнди! - крикнул Горин в приоткрытую дверь. - Разве что моя жена!
Обращаясь к Либерману, он спросил:
- Вы не ждете никаких звонков?
Либерман покачал головой.
- Никто не знает, что я здесь. Предполагалось, что я отправляюсь прямо в Вашингтон, - откашлявшись, он сложил руки на коленях. - Я отправляюсь туда завтра днем, - сказал он. - На встречу в ФБР, в связи с несколькими убийствами, которые я расследую. Здесь и в Европе. Убивали бывшие члены СС.
- Недавно? - Горин преисполнился внимания,
- Они все еще продолжаются, - сказал Либерман. - И организованы они Kameradenwerk в Южной Америке и доктором Менгеле.
- Тем самым сукиным сыном... - сказал Горин. Среди собравшихся прошло какое-то движение. Светлобородый Гринспан сказал Либерману:
- Мы организуем новую группу в Рио-де Жанейро. Как только в ней будет достаточно людей, мы сможем выслать группу коммандос и захватить его.
- Желаю вам удачи, - промолвил Либерман. - Он по-прежнему жив и здоров и стоит во главе этой комбинации. В сентябре он убил там молодого парнишку, еврейского мальчика из Эванстоуна в Иллинойсе Юноша как раз говорил со мной по телефону, рассказывая о ситуации, когда они его настигли. И моя проблема в данный момент заключается в том, что мне потребуется немало времени, дабы убедить ФБР. И я знаю, о чем идет речь.
- Почему же вы так долго ждали? - спросил Горин. - Если все было известно еще в сентябре...
- Тогда еще мне ничего не было известно, - прервал его Либерман. - Все было очень неопределенно... с "если" и "может быть". И только недавно я получил полное представление. - Покачав головой, он вздохнул. - И во время полета мне пришло на ум, - он повернулся к Горину, - что, может быть, ваша команда, - он обвел глазами присутствующих, - может оказать мне содействие, пока я буду ходить по Вашингтону.
- Всем, что есть в наших силах, - ответил Горин. - Вам стоит только попросить, и мы к вашим услугам.
Остальные молча выразили согласие.
- Благодарю вас, - сказал Либерман. - На это я и рассчитывал. Работа заключается в том, что надо обеспечить охрану некоему человеку в Пенсильвании Там есть такой городок Нью-Провиденс, точка на карте рядом с Ланкастером.
- Пенсильвания населена голландцами, - сказал человек с черной бородой. - Я ее знаю.
- В этой стране следующим должен погибнуть данный человек, - объяснил Либерман. - Двадцать второго числа этого месяца, но, возможно, и раньше. Может быть, всего лишь через несколько дней. Так что ему необходима защита. Но тот, кто явится его убить, не должен ни ускользнуть, ни покончить жизнь самоубийством; его необходимо перехватить, чтобы потом можно было допросить. - Он в упор посмотрел на Горина. - У вас есть люди, которые смогут справиться с такой работой? Осуществлять охрану, захватывать в плен?
Горин кивнул.
- Вы только посмотрите на них, - бросил Гринспан и повернулся к Горину. - Пусть Джей продемонстрирует свои таланты. Я буду у него в спаринге.
Улыбнувшись, Горин кивнул Гринспану и сказал Либерману:
- Он ведет себя так, словно Вторая мировая война еще не окончена. Он отвечает у нас за боевую подготовку.
- Придется потратить неделю или около того, как я надеюсь, - сказал Либерман. - Пока не подключится ФБР.
- Зачем оно вообще вам нужно? - спросил молодой парень с усиками и Гринспан обратился к Либерману: - Мы сами его вам доставим и выбьем из него информации и больше, и быстрее, чем это удастся им. Что я вам гарантирую.
Телефон снова зазвонил.
Либерман покачал головой.
- Я должен постараться подключить их, - сказал он, - ибо от них дело может быть передано Интерполу. Тут втянуты и другие страны. Кроме этого одного убийцы есть и пятеро других.
Горин внимательно изучал панель дверей, и тут он перевел взгляд на Либермана.
- Сколько убийств уже осуществилось? – спросил он.
- Восемь, о которых мне известно.
Горин болезненно сморщился. Кто-то присвистнул.
- Точнее, мне известно о семи, - поправился Либерман. - Еще одно - вполне возможно. Может, есть и другие.
- Евреи? - спросил Горин.
Либерман покачал головой.
- Гои.
- Так почему же?.. - от окна спросил Бахрах. - Что в них такое?
- Да, - поддержал его Горин. - Кто они такие? Что представляет собой этот человек в Пенсильвании?
Либерман набрал в грудь воздуха и перевел дыхание. Он наклонился вперед.
- Если я обращаюсь к вам, это очень серьезно, - сказал он. - Куда важнее, чем стойкое противостояние русскому антисемитизму и давлению на Израиль - пока вам этого хватит? И заверяю вас, что я ничуть не преувеличиваю.
Нахмурившись, Горин молча уставился в стол перед собой. Подняв глаза на Либермана, он покачал головой и сочувственно улыбнулся с извиняющимся видом.