- Про открытку от Полякова? К майским праздникам она пришла! День я не помню. Самый конец апреля.
- Спасибо, - сказал майор. - Большое спасибо. Завтра я у вас буду.
- Получается, что Поляков жив? - удивился Корнилов, выслушав покаянную исповедь майора. - А как же некролог, вырезанный Романычевым из газеты?
- Ошибся дедушка, - сказал Бугаев. - И как мне кажется, ошибка эта стоила ему жизни...
- Только не увлекайся! - остановил его полковник.
- Я думаю, Лежнев поехал к родственникам того Полякова, чей некролог лежал у Романычева в тетради. Решил порасспросить их об усопшем, о его характере, привычках - ему ведь для очерка психология нужна, яркие детали, - продолжал Бугаев, и полковник отметил, что ход рассуждений майора совпадает с его мыслями. - Так выяснилась ошибка. Остальное - дело техники. Разыскал журналист настоящего Полякова и...
- Счастливый ты человек, Бугаев, - вздохнул полковник. - Все умеешь объяснить. Скажи мне: почему вдова и сын расстрелянного Бабушкина не хотят добиваться его реабилитации? Не верят?
- Игорь Васильевич, вы же видели мамашу! В чем только душа теплится? Ей волноваться нельзя. Отдаст богу душу. Жалеют ее, наверное? Только и всего.
Корнилов промолчал. Он словно увидел весельчака Бугаева новыми глазами.
21
Последние годы Корнилов спал плохо. Привыкать к снотворному ему не хотелось, и он перепробовал массу безвредных и, как оказалось, бесполезных средств от бессонницы. Глотал перед сном ложку меда, запивая его теплой водой, пил часто валериановый корень, ел размоченную курагу. После теплого душа, не вытираясь, ложился в постель. Гулял перед сном по часу или не выходил на прогулки вовсе... Не помогало ничего. Даже чтение скучных книг. Советы врачи давали противоречивые. А его старый друг, доктор Козлов, как-то сказал Корнилову:
- Ну чего ты меня выспрашиваешь? Я и сам не могу заснуть, пока не глотну димедролу и запью бутылкой пива.
Идея с пивом пришлась Игорю Васильевичу по душе. Он попробовал пиво без димедрола. И быстро заснул. С тех пор, ложась спать, он ставил на ночной столик бутылку пива. Действовало неплохо. Получасовое чтение "под пивко" помогало заснуть. Но появились новые неприятности. Стала сниться всякая чертовщина...
В ту ночь Игорь Васильевич вообще не сомкнул глаз. Не помогли ни пиво, ни снотворное. Утром жена спросила с тревогой:
- Ты когда уснул?
- Около двух, - соврал Корнилов. Жена с сомнением посмотрела на него.
- Ты же почернел, Игорь. В гроб краше кладут.
- Сегодня магнитная буря, - попробовал отшутиться он.
Горячий душ и крепкий кофе помогли ему обрести форму. Приехав на службу, Корнилов снова сварил себе кофе.
Сводка за сутки была на удивление спокойной, и Корнилов отменил оперативку. Ему не хотелось сегодня терять время.
В девять тридцать Игорь Васильевич уже знакомился со списком двенадцати Поляковых, проживавших в Гатчине. Среди них был и Поляков Петр Михайлович, 1917 года рождения, проживавший на Парковой улице в доме № 14.
- Здорово все сошлось на Гатчине! - радовался Бугаев.
Как он умудрился в такую рань установить всех гатчинских Поляковых, полковник спрашивать не стал. Отметил только, что майор сегодня тоже подрастерял свой франтоватый лоск. Может, и впрямь магнитные бури на них стали действовать? И смех и грех с этими прогнозами!
- Дедушка в Гатчину ездил? - Семен упорно называл покойного Капитона Григорьевича "дедушкой". - Лежнев с Гатчины начал?! И там же, оказывается, Поляков живет! Есть повод задуматься?
- Поляков на пенсии?
- Как бы не так! Работает главным специалистом гатчинского Гипромеза. И тоже кандидат технических наук. Надо ехать в Гатчину, товарищ полковник!
- Успеем. Скажи мне лучше - ты можешь себе представить ученого, главного специалиста института, стерегущего свою жертву с куском трубы в руке?
- Очень даже могу.
- Семидесятилетнего деда?
- Могу! - упрямо повторил Бугаев.
- Ладно. Свяжись со следователем. Доложи ему о Полякове.
Когда майор ушел, Игорь Васильевич попросил секретаря соединить его с начальником жилотдела того района, где жили Бабушкины. Начальника звали Олег Павлович Зорин. Корнилов коротко рассказал ему о неудобной и холодной квартире Бабушкиных.
- Я знаю эту квартиру, - вспомнил Зорин. - Она не такая уж и неудобная. В парке. Прекрасное место! Но все это лирика, Игорь Васильевич. А сермяжная правда состоит в том, что депутатская комиссия трехкомнатную им не дает. А без нее я ни шагу, так зажали.
Полковник слушал Зорина с неприязнью. Уже месяц, как ОБХСС занимался этим делом: взятки, кумовство, злоупотребления квартирами старого фонда - чего только не числилось за этим человеком!
- Олег Павлович, одна из проживающих в этой квартире женщина больна раком. И мать с взрослым сыном имеют право на отдельные комнаты.
- Имеют, - согласился Олег Павлович. - Но вы же знаете, Игорь Васильевич, между законом и действительностью дистанция огромного размера. - Понабивав себе цену и решив, что полковник не за чужих людей хлопочет, Зорин добавил: - Я на этих днях пошлю туда инспектора, и будем готовить новые материалы на депутатскую комиссию. Напомните координаты...
Корнилов продиктовал адрес Бабушкиных и положил трубку.
Через несколько минут позвонила директор областного архива: судя по архивной описи, следственное производство по делу Бабушкина должно было находиться в синей папке, что лежала у Корнилова в сейфе. А дело Климачева в архив вообще не поступало.
- Где же можно еще искать? - спросил полковник, уже предчувствуя ответ.
- Больше негде, Игорь Васильевич. Наверное, дело пропало в годы блокады. Или кто-то допустил небрежность при сдаче архива.
- А вы не могли бы назвать мне людей, которые работали последнее время с судебными делами времен блокады? - спросил Корнилов.
- Конечно. Подождите немного...
Прошло не более пяти минут, как полковник уже записывал фамилии интересующих его лиц.
А еще через полчаса Филин привез ему из прокуратуры сведения о тех ветеранах, которые работали в осажденном городе. Их осталось совсем немного - девятнадцать человек. Все давно на пенсии. Ни заместителя начальника управления Наркомюста Соколова, ни заместителя прокурора Исаенко, ни судьи Толя среди них не было. Соколов погиб на фронте, Исаенко и Толь умерли еще в шестидесятые годы.
Из девятнадцати оставшихся в живых некоторых Корнилов хорошо помнил. Заслуженные люди, они пытались перехитрить старость: работали в Совете ветеранов, выступали с лекциями.
Уже дважды заглядывал в кабинет Бугаев, но полковник предостерегающе поднимал ладонь, показывая, что занят.
Лейтенант Дашков из Октябрьского райотдела влетел с опозданием на пятнадцать минут.
"Рано я его в службисты зачислил, - рассердился Корнилов. - Он, оказывается, обыкновенный разгильдяй!"
- Извините, товарищ полковник, машинистка подвела. Трижды перепечатывала. Что ни фраза, то ошибка! - Лейтенант выглядел огорченным.
- Да какие тут фразы! - сказал Корнилов, живо представив себе, как Дашков стоял у машинистки "над душой" и как она нервничала и лепила ошибку за ошибкой. - Мне и черновика бы хватило.
- Жильцов, товарищ полковник, в этих квартирах перебывало уйма. Много лет квартиры служили резервным фондом. - Дашков положил перед Корниловым две страницы текста. Бумага была мелованная. Наверху первой страницы значилось: "Начальнику отдела Управления уголовного розыска Главного управления внутренних дел Леноблгорисполкомов, полковнику Корнилову И. В.".
"Ничего себе! - подивился Корнилов. - Надо будет порекомендовать лейтенанта полковнику Набережных. Вдруг ему зав. канцелярией понадобится?" Полковник Набережных был начальником хозяйственного управления.
- Ладно, лейтенант. Победителей не судят. За сведения спасибо. Но учтите на будущее: бис дат, кви цито дат. Вы латынь еще помните?
Дашков слегка побледнел.
- Нет, товарищ полковник. У нас латынь не преподавали. Я высшую школу милиции заканчивал.
- Ну, не беда! - ободрил его Корнилов. - Это значит: "вдвойне дает тот, кто дает скоро". А в нашем деле быстрота - главное. И поменьше обращайте внимания на бумажки, на форму.
"Кажется, я дал ему не самый полезный совет для жизни", - усмехнулся полковник, когда Дашков вышел из кабинета.
Он снова набрал номер телефона Лежневых...
22
- Дело, которым ты сейчас займешься, трудное, - сказал полковник Бугаеву.
- В Гатчине?
- В Гатчину поеду я. Разговаривать с главными специалистами должны полковники, а не майоры. Запиши: Звонарев Юрий Кононович. Васильевский остров, 5-я линия, дом 39, квартира 42, пенсионер. С этого момента каждый шаг Юрия Кононовича должен быть нам известен. В помощники возьми Филина. И больше никого. Участкового инспектора не привлекай. Ты его знаешь?
- Нет.
- Все равно! Он тебя может знать. Поэтому на глаза ему не попадайся. Звонарев - человек опытный. Очень опытный. Так что сидения в скверике или в машине с газетой и всякие такие штучки отменяются. Он все это лучше нас с тобой знает...
Майор, собравшийся было протестовать - очень уж ему хотелось поехать к Полякову, - по тону шефа понял, что дело, действительно, предстоит непростое. Значит, обычного сотрудника наружной службы не пошлешь.
- Человек этот вооружен. Скорее всего, пистолетом. В двадцать часов или ты, или Филин позвоните мне. Нет, лучше дежурному. Он меня найдет и в Гатчине. Вдруг случится что-то непредвиденное... Следующий звонок в двадцать два. Мне.
- Домой.
- На службу.
- Ночью тоже звонить?
- Думаю, что ночью не понадобится. И христом-богом прошу - постарайтесь не вспугнуть.
- А если намылится из города?
- Задерживать только перед самой посадкой в поезд или самолет.
- Фото?
- Будут через час.
- Живет в квартире один?
- Знаю только, что квартира отдельная.
- Ну и задачка! Со всеми неизвестными.
- Не набивай себе цену. Рядовое задание, - без улыбки сказал Корнилов, противореча самому себе. - У тебя, конечно, сигареты не найдется?
Бугаев достал пачку "Кента".
- Извини! Как же я упустил - ты у нас всегда против течения идешь! Все бросают, а ты закурил.
- Работа нервная, товарищ полковник, - смиренно ответил Бугаев. Но Игорь Васильевич на это его ерничество не отозвался. Молча прикурил от протянутой майором зажигалки.
Он сделал всего несколько затяжек, и чуть ли не с ненавистью раздавил почти целую сигарету в пепельнице:
- Сеня, ты меня вовремя поправил.
Бугаев удивленно посмотрел на шефа. Он ни словом не возразил полковнику. Только слушал.
- Не все я продумал со Звонаревым. Лучше будет, если он забеспокоится. Когда человек беспокоится, он ошибается чаще. Зайди в жилконтору, наведи справки. Отыщи участкового. Правда, участковый вряд ли знает, что за тип Юрий Кононович!
- Так ведь и я не знаю! - упрекнул шефа майор.
- Давай действуй. Сегодня все узнаешь. Пусть Филин позвонит к нему в квартиру, задаст какой-нибудь пустяковый вопрос. Но учти: потом ведите себя так, чтобы даже я вашего присутствия обнаружить не смог. - Он помолчал, задумчиво разглядывая майора, и Семену показалось, что шефа одолевают сомнения. Что он не уверен, правильный ли дал совет. Таким майор видел Корнилова впервые.
- Этот человек меня очень интересует. Очень. Но что-то я все же недодумал. - Полковник встал, подошел к окну, посмотрел на унылое здание артиллерийского училища. Потом обернулся к Бугаеву и неожиданно сказал:
- Лежнев ночью умер...
Некоторое время они молчали. Первым нарушил молчание майор:
- Когда похороны?
- Послезавтра. Только я не пойду. Не хочу увидеть Бориса в гробу...
Если уж быть откровенным до конца, то Корнилову следовало бы сказать, что он просто боялся, можно даже сказать, панически боялся похоронных церемоний. И жена, зная об этом, сказала после того, как стало известно о смерти Лежнева: "Не ходи на похороны. Пускай он останется для тебя таким, каким ты видел его последний раз. А Вере я все объясню. Она поймет. Помоги лучше оформить всю эту похоронную канитель".
23
Когда Бугаев ушел, полковник подумал: "Вот и все... Если птичка еще не улетела, можно подводить итоги. - Мысль о птичке заставила его невесело усмехнуться. - Хороша птичка! Орел-стервятник". Корнилова уже не очень интересовала поездка в Гатчину, разговор с Поляковым. "Что нового я узнаю от этого прохвоста? В лучшем случае - выслушаю покаяние, вроде того, что уже слышал от старика Капитона. Покаяние под надежным щитом срока давности. А скорее всего и покаяния не будет".
В этом зыбком деле, протянувшемся пунктиром из прошлого, - сплошные потери. Опоздания и потери. Игорь Васильевич подумал о том, что люди, с которыми ему пришлось встречаться в последние дни, совершали нелогичные поступки. Все Бабушкины, эта милая подруга Дмитрия Алексеевича... Он вспомнил доктора-коллекционера, ограбленного собственным учеником. Вот еще один чудак - кто-то обманул его, всучил вместо подлинников копии картин, а ему не хочется рушить иллюзии.
Всю дорогу до Гатчины Корнилов дремал. Медников не донимал его разговорами, ни о чем не расспрашивал. Он знал, что Игорь Васильевич был дружен с Лежневым.
В Гатчине у подъезда районной прокуратуры их ждал высокий молодой парень. Он сел в машину, представился:
- Зорий Александрович Мирзоев, следователь районной прокуратуры. - И добавил: - Поляков дома, два дня назад взял больничный лист. Со вчерашнего вечера никуда не отлучался.
- Он живет один? - спросил Медников.
- С женой. Сейчас у них гостит внучка, девочка лет двенадцати.
- Если жена и внучка дома, придется Полякова везти на допрос в прокуратуру, - сказал Медников и вопросительно посмотрел на Корнилова. Полковник пожал плечами:
- Ладно. На месте все станет ясно. - И спросил: - Зорий Александрович, вам не удалось выяснить, чем занимался Поляков прошлую неделю?
- Удалось. Он так провел эти семь дней, как будто знал, что мы начнем выяснять его алиби!
- Конечно, знал! - сказал Корнилов. - С таким прошлым дожить до семидесяти лет без пятнышка на мундире?! Голова должна быть у человека в порядке!
- Догадывался, что убийства произойдут? - с сомнением спросил Медников.
- Догадывался, что к нему могут быть вопросы.
- Притормозите, - Мирзоев тронул шофера за плечо и обернулся к Медникову: - В этом доме ваш оперативник... - Он улыбнулся. - "Шефствует" над Петром Михайловичем. Я только узнаю, все ли спокойно? А вилла Полякова за углом.
Помощник прокурора скрылся в подъезде новенького пятиэтажного дома из белого кирпича. Домик был неплохой, чистенький, портили его только безвкусные орнаменты под крышей да вразнобой застекленные лоджии.
Он отсутствовал минуты три, не больше. Вернувшись, сказал с удовлетворением:
- Хорошо все складывается! Поляков дома один. Жена с внучкой уехали в город.
Дом Полякова утопал в зарослях сирени и чем-то отдаленно смахивал на старинные постройки Каменного острова. Запущенный, неухоженный сад наводил на мысль, что у хозяев нет ни времени, ни сил содержать его в порядке. Но в дверях приехавших встретил плотный загорелый мужчина с бритой головой, в синем спортивном костюме, рекламной маркой которого служила всемирно известная лилия.
- Сколько гостей! - сказал он спокойно. - Смотрю в окно - машина остановилась. Не каждый день ко мне черные "Волги" подкатывают. Подумал - надо встретить.
Пожалуй, только многословие выдавало его тревогу. "А, может быть, он прирожденный болтун?" - подумал Корнилов. Но тут же отогнал эту мысль. Болтуны быстро попадаются.
- Я следователь ленинградской прокуратуры Медников, - представился Михаил Павлович. Он достал удостоверение, но Поляков даже не взглянул в него.
- Товарища Мирзоева я знаю, - сказал он. - У нас в институте с докладом выступал. О борьбе с самогонщиками. Я подумал, уж не самогонный ли аппарат вы хотите у меня найти?
- Нет, Петр Михайлович. Я должен вас допросить по делу об убийстве.
Поляков озадаченно присвистнул.
- Ну, что ж, допросите. Милости прошу в дом.
Большая прихожая, обитая малиновой кожей или кожзаменителем, с огромным трюмо и напольными часами, с покрытым лаком паркетом совсем не подтверждала мыслей, навеянных запущенным садом.
- Сюда, пожалуйста, в кабинет, - пригласил хозяин, открыв одну из трех дверей, ведущих из прихожей. И спросил, покосившись на Корнилова: - А этот товарищ тоже из прокуратуры?
- Простите, я не всех представил, - сказал Медников. - Игорь Васильевич Корнилов - начальник отдела Управления уголовного розыска.
Широким жестом Поляков пригласил всех садиться, а сам остался стоять, опершись локтем о книжную стенку. Крепкий, подтянутый. Спросил с иронией:
- И кого же я убил?
- Может быть, и вы присядете? - сказал Медников.
Поляков сел.
- Неделю тому назад на Каменном острове был убит Капитон Григорьевич Романычев...
- Убили Капитона?! - нахмурился Поляков. - Кому помешал старик?
Корнилов понял, что они уедут из Гатчины с пустыми руками, но все же поинтересовался:
- Вы его знали?
- Мне кажется, я знал его всю жизнь.
- Гражданин Поляков, сейчас я начинаю официальный допрос. Вы знаете, есть некоторые формальности...
- Да, да, знаю. Ответственность за дачу ложных показаний. Правда, только правда, ничего кроме правды...
Медников положил перед Поляковым бланк допроса.
- Распишитесь, пожалуйста, что вы предупреждены об ответственности.
Поляков расписался.
- Теперь назовите свою фамилию, имя, отчество...
На вопрос о том, как состоялось знакомство с Романычевым, Поляков ответил беспроигрышно: в сорок втором году, на Андреевском рынке. Оба пришли покупать жмых, попали под бомбежку, вместе прятались в подъезде соседнего дома. Это было так похоже на правду. Кому придет в голову спрашивать, есть ли свидетели?
С Климачевым он знаком не был. И Корнилов понимал, что взрослые дети покойного зампреда райсовета о Полякове от отца никогда не слышали. Да и с Романычевым он уж лет пятнадцать не встречался. Так, открытки к празднику.
- А Капитон Григорьевич вас поздравлял? - спросил Медников.
- Изредка присылал весточку.
- Не сохранили ни одной открытки?
- Нет.
- В прошлую субботу днем вы были в центре Гатчины?
Поляков задумался:
- Да, я ездил на центральный переговорный пункт. У нас не работал телефон, а я должен был позвонить сыну. Это междугородный телефон на улице Ленина.
- Вы не встретили Романычева?
- Товарищ следователь, я же сказал - последний раз...
- Встретили или нет?
- Нет.
Медников бросил быстрый взгляд на полковника - Корнилов согласно кивнул. Пора было задавать главный вопрос.
- За несколько дней до смерти Романычев сделал признание, что в годы войны вместе с вами и Климачевым, умершим в 1976 году, печатал фальшивые продовольственные карточки. Чтобы скрыть преступление, вы оклеветали Бабушкина, начальника цеха типографии имени Володарского.