Наверное, у лейтенанта возникло немало вопросов, но он сдерживался, не задал ни одного. Корнилов подумал: "Что же он ничем не поинтересовался? Не хочет беспокоить начальство или просто равнодушен?" И то и другое было ему неприятно.
- Нет, ничего во дворе я не нашел, - повторил Дашков. - Несколько окурков, коробку из-под сигарет. На лестничной площадке у окна тоже подобрал окурок. Все это сейчас на экспертизе.
Лифта в подъезде не было - на пятый этаж пришлось подниматься пешком по крутой лестнице. Она производила мрачное впечатление. Узкая - двоим не разойтись, грязная. И главное - до пятого этажа - ни одной двери. Случись что, кричи - не докричишься.
"Что же привело сюда Лежнева? - подумал Игорь Васильевич. - В это идеальное для расправы место?"
- Кто живет в этих квартирах? - спросил Корнилов, когда они с лейтенантом остановились на площадке пятого этажа.
- В шестнадцатой семья Прухно. Живут они здесь недавно. Он - капитан Балтийского пароходства, жена - дежурная по этажу в гостинице "Астория". Двое детей. Квартира стоит на охране. А в пятнадцатой - одни женщины. Старухи.
- Правильно! - Игорь Васильевич оглянулся на крутой марш лестницы. - Старухи у нас выносливые. Им лифт ни к чему. Пусть шагают по ступеням!
- Три старухи, - продолжал лейтенант. - В каждой комнате по бабушке - квартира коммунальная. Одна из них - Гунда Францевна Плуме, уже год как не выходит из дома. Ей девяносто. Соседки приглядывают, приносят продукты. Они помоложе - одна еще работает корректором в издательстве - Мария Федоровна Усольцева. Другая - пенсионерка, тоже Мария Федоровна. Только Смирнова. На пенсию вышла в прошлом году.
- Не такие уж и старые эти старухи? - усмехнулся Корнилов. - К ним, может быть, знакомые мужчины захаживают?
- Ну... Может быть, - с сомнением сказал лейтенант. - Только пенсионерки все-таки...
- Я шучу, - Корнилов покосился на Дашкова. - А память у вас завидная! Имена помните прекрасно.
Дашков слегка пожал плечами, словно бы хотел сказать: "Какие пустяки! Обычное дело..."
Когда они спустились вниз и вышли на улицу, Корнилов попросил:
- Выясните с пенсионерками все до конца - кто у них бывает, есть ли среди родственников или знакомых мужчины? Не заходил ли кто вчера вечером? Человек, заманивший Лежнева в эту западню, наверняка хорошо здесь ориентируется. И даже знал о том, что жильцы соседней квартиры в отпуске. А старухи вечером сидят дома.
- Слушаюсь, товарищ полковник, - сказал Дашков к неожиданно спросил: - Извините, Игорь Васильевич, мне сказали, что вы знаете Лежнева?
- Знаю.
- У вас уже есть какая-то версия? Мы у себя головы ломали... - Лейтенант чуть сконфуженно улыбнулся. - На ограбление не похоже.
- Нет у меня версии, - сердито ответил Корнилов. - Знаю, что Лежнев взял диктофон и поехал в Гатчину. С кем-то встретиться. А оказался на улице Гоголя!
- Может, тут замешана женщина?
- Из пятнадцатой квартиры?
Лейтенант промолчал.
Уже садясь в машину, полковник подумал о том, что было бы неплохо узнать, кто жил в шестнадцатой квартире до капитана дальнего плавания. И попросил Дашкова навести справки.
- Да заодно уж и про пятнадцатую выясните. И побыстрее.
Первое, что сделал Корнилов, возвратившись на Литейный, - внимательно перелистал записную книжку Лежнева. Ни одного гатчинского адреса в ней не значилось. Не было фамилий Поляков и Климачев. "Да и не могло быть здесь!" - подумал Корнилов. Он помнил, что Борис Андреевич, собирая для очерка материал, каждый раз заводил особый блокнот. Мягкий, без обложки, чтобы удобно было носить в кармане. Но такого блокнота не нашли ни в его одежде, ни в машине.
Отложив записную книжку, Корнилов раскрыл потрепанные водительские права Бориса. На талоне предупреждений он с удивлением обнаружил просечку, сделанную инспектором ГАИ. Лежнев всегда гордился тем, что за всю свою многолетнюю практику не получил ни одной "дырки". "Я законопослушный автомобилист, - говорил он. - В конфликты с ГАИ не вступаю". А просечка была. К тому же совсем свежая. Надев очки, Корнилов с трудом разобрал каракули инспектора рядом с "дыркой": "23.06.87. Превыш. ск. инсп. Иванов".
"Если он совершил нарушение по трассе Ленинград - Гатчина, - волнуясь, подумал Игорь Васильевич, - это будет подтверждением его поездки".
Он тут же набрал номер заместителя начальника ГАИ...
А через час перед ним сидел автоинспектор Иванов, большой, как шкаф, загорелый и встревоженный.
- Помните? - спросил Корнилов и положил перед ним водительские права и талон предупреждений Лежнева.
- Помню, товарищ полковник. Я за вчерашнее дежурство всего одну просечку и сделал. Можно сказать, что недели две никого не наказывал так строго. Теперь в газетах только и чешут нашего брата. Инспектор такой, инспектор сякой!
- К вам претензий нет, - остановил его Корнилов. - Давайте о деле. Когда это произошло и где?
- В Пулкове! Там мой пост. А время? - Он на секунду задумался. - Точно скажу - в двадцать пятьдесят. Несся со скоростью больше ста... Я засвистел. Думаю, не остановится! Побежал к своей машине, а он тормозит. Сдал назад. Смотрю - человек серьезный, запаха не чувствуется. Спрашиваю: вам жить надоело? Гоните как на пожар!
- Он выглядел взволнованным?
- Нет, товарищ полковник. - Похоже, это обстоятельство особенно удивило инспектора. - Улыбался. Сказал: "Спешу. Согласен на любое наказание". Я и сделал ему просечку. И предупредил, что позвоню по трассе. Если будет так же гнать - приедет на свидание без водительских прав. - Иванов вздохнул, кресло под ним жалобно простонало. - Сгоряча я, товарищ полковник, просечку сделал. Талон-то у него девственный, опытный водитель. Но ведь сто двадцать гнал! В пору его на экспертизу отправить.
Корнилов усмехнулся - в начале разговора лейтенант говорил о ста километрах. Да и был ли еще у него прибор для определения скорости? И еще он подумал: отправь инспектор Лежнева на экспертизу, не случилось бы несчастья.
Он встал. Вскочил и инспектор. Удивительно проворно для своей комплекции. Корнилов протянул ему руку:
- Все, лейтенант, спасибо за информацию. Помог ты нам очень.
Пожимая полковнику руку, Иванов спросил растерянно:
- Может быть, я что-то не так сделал? - И вдруг радостно воскликнул: - Это был ваш сотрудник?! На задании? А я его тормознул.
- Все в порядке, лейтенант, - невольно улыбнулся Игорь Васильевич. - Любых лихачей держи в строгости!
"Откуда они такие здоровые? - подумал Корнилов, провожая инспектора взглядом. - От свежего воздуха? И только?" Он давно заметил, что особенно много крупных инспекторов ГАИ на московских улицах. И все они казались полковнику очень похожими друг на друга.
Вечером к Корнилову зашел Филин. Сказал, удобно усаживаясь в кресле:
- Нашли мы "верхолаза". Ну и фрукт!
- А если без эмоций?
- Я без эмоций не могу, товарищ полковник, - Филин улыбнулся виноватой подкупающей улыбкой. - Такая зануда этот "верхолаз"! А ведь работает заместителем директора. Увидел, как наш эксперт следы в приемной на подоконнике фотографирует, зазвал меня в кабинет и ну крутить вокруг да около!
- Насколько я понимаю, признания не последовало?
- Частичное, - с несвойственным ему смущением сказал капитан. - Он признает, что в два часа ночи лазал по карнизу, но причину скрывает. Истинную причину, - капитан положил на стол толстую переплетенную рукопись. Игорь Васильевич взял ее, прочитал название: "Данные сейсмической разведки Кустанайской области. 1972 год".
- Заместитель директора института, - продолжил Филин, - Тихон Владимирович Гаранин. Заладил одно: ночью ему срочно потребовался этот документ! За два часа мы не продвинулись ни на йоту. Может быть, вы с ним поговорите?
- Ты что, задержал его? - с тревогой спросил Корнилов.
- Нет. Просто привез его в Управление. Ненадолго.
Корнилов хотел возмутиться, но капитан, почувствовав надвигающуюся грозу, быстро сказал:
- Товарищ полковник, Тихон Владимирович заявил, что будет на меня жаловаться, я и предложил сделать это не откладывая. Он сейчас в приемной.
- Ну, Геннадий! Если что не так... - пообещал Корнилов. - Зови Гаранина. И дожидайся у себя.
Тихон Владимирович оказался краснощеким крепышом со шкиперской бородкой и оттопыренными ушами. Во всем его облике было что-то петушиное, задиристое, и Корнилов весело подумал: "Занятный, наверное, у них с капитаном получился разговор".
- Садитесь, пожалуйста, товарищ Гаранин, - показал он на стул. - Капитан Филин доложил мне, что вы хотите заявить жалобу на его действия.
Тихон Владимирович, судя по всему, не ожидал такого поворота. Он внимательно посмотрел на Корнилова - не шутит ли? Потом так же молча обвел взглядом кабинет. Казенная обстановка "Большого дома", как называли в народе здание на Литейном, четыре, действовала на заместителя директора не лучшим образом.
- Дело не в жалобе, товарищ... - произнес он миролюбиво.
- Игорь Васильевич Корнилов, - представился полковник.
- Я считаю ниже своего достоинства жаловаться, товарищ Корнилов. - Гаранин нахмурился. - В этом есть что-то унизительное. Но нельзя же и так, как ваш капитан! И давит, и давит на меня! Я ему все объяснил... - Тут посетитель заметил на столе свою папку с "Данными сейсмической разведки", и уши у него стали малиновыми.
- В конце концов я имею право не отвечать на вопросы! - с вызовом сказал он. - Насколько мне известно, закон предоставляет право. В газетах сейчас об этом много пишут.
- Имеете такое право, - согласился Корнилов, уже предчувствуя, что сейчас услышит от Гаранина всю правду. - Но в том случае, когда речь идет о преступлении, свидетелем которого является гражданин, он обязан давать показания.
- Значит, я сейчас даю показания?
- Нет, Тихон Владимирович, мы с вами просто беседуем. Вот капитан Филин проводил предварительное расследование, и по поручению следователя прокуратуры официально допрашивал вас. И, судя по всему, превысил свои полномочия.
- Может, и не превысил! - сказал Гаранин. Вид у него был крайне озабоченный. - Вы меня простите - у меня плохая память на имена...
- Игорь Васильевич...
- Игорь Васильевич, я могу говорить с вами конфиденциально? Нет, нет, вы не подумайте плохого - никакого преступления я не совершал и ничего подозрительного в ту ночь не видел. Так что я даже не свидетель. Мое хождение по карнизу - дело сугубо личное. Но я хотел бы... - Его уши из малиновых превратились в багровые. - Я хотел бы, чтобы о причине хождения не знали в институте.
- Если это действительно личное дело... - осторожно сказал Корнилов.
- Действительно, действительно! - закивал заместитель директора. - Слово даю! Так вот... - начал он и неожиданно замолк. - А капитану вашему не скажете?
- Скажу, - Корнилов начал сердиться. Разговор принимал какой-то комический оборот.
- Понимаю, - согласился Гаранин. - Капитан ведет расследование. Но пусть уж он не выдаст меня, а? - Заместитель директора вздохнул и решился: - Ко мне вчера товарищ приехал. Из Сибири. Мы с ним в горном институте учились. Приехал без предупреждения, поздно вечером. Еда кой-какая у меня была, а с выпивкой - труба. Ни грамма. А на работе, в сейфе, бутылка коньяка с незапамятных времен осталась. Ну вот...
Он посмотрел на Корнилова наивными глазами. Слишком наивными, чтобы им верить.
- А почему вы не вошли в дверь? Кабинет-то ваш!
- Дурацкая история. Сломался замок. Я месяц напоминал завхозу, чтобы поставил новый. Месяц! - вспоминая о сломанном замке, Гаранин просто кипел от ярости, и Корнилов почувствовал, что ярость у него не показная. Неисполнительность завхоза допекла его всерьез. - И надо же! Когда пришел за коньяком - в дверях стоял новый замок!
- И не страшно было идти по карнизу?
- Страшно! Но не уходить же с пустыми руками!
- А почему вы так боитесь огласки, Тихон Владимирович?
- Вы что, не понимаете? Замдиректора лезет в окно за коньяком! В другие-то времена коллеги посмеялись бы, и все. В геологических партиях легенды бы ходили! А теперь? Да я еще и председатель районного комитета трезвости.
- Да-a. Ситуация, - сочувственно сказал Корнилов. - Но из общества-то трезвости я бы на вашем месте вышел. Раз употребляете. Неудобно как-то. Раздвоение личности!
- Неудобно, - согласился Гаранин. - Да ведь заставили. Вызвали в райком, поинтересовались здоровьем. А меня полгода назад инфаркт хватил. Они потому меня и вызвали. Говорят: "Вы после такой тяжелой болезни, конечно, капли в рот не берете? Вам и карты в руки - будете председателем общества трезвости". Это, дескать, и вам полезно. Как ни отнекивался - дожали.
Провожая Гаранина до дверей, Игорь Васильевич спросил:
- А у вас в институте ночью кто-нибудь дежурит?
- Нет. Когда мы сокращение штатов проводили, перво-наперво четыре единицы - ночных дежурных - сократили, нечего у нас караулить...
20
Узнав, по какой причине замдиректора ходил по карнизу, Филин рассмеялся:
- Вот это похоже на правду! А то схватил со стола первую попавшуюся папку и сунул мне. Так я и поверил, что ему ночью эти сейсмические данные понадобились! - и добавил с ноткой ревности: - Быстро он вам все выложил, товарищ полковник...
- Это, капитан, он не мне выложил. Кабинету.
Филин посмотрел на Корнилова с недоумением.
- Что ж тут непонятного!? Ты с ним разговаривал в его кабинете. Там он хозяин. Сила. А привезли в эти казенные стены - заместитель директора и сник. У нас только рецидивист уверенно держится. А честный человек может и напугаться. Тихон Владимирович даже жаловаться на тебя не стал.
"Вот еще один подозреваемый отпал", - подумал Игорь Васильевич. С того дня, как Романычев подошел к нему в зале Дома культуры, прошла всего неделя, а полковнику казалось, что минула целая вечность. Он засыпал и просыпался с мыслью о том, какие еще неожиданности всплывут в этом расползающемся, как перестоявшееся тесто, деле. Смерть Капитона Григорьевича, погром в его квартире, подозрение, павшее на Дмитрия Бабушкина, покушение на Лежнева... В каком горячечном мозгу могла зародиться мысль об убийстве с одной-единственной целью - скрыть преступление, погашенное сроком давности?
Помощник прокурора Кулешов, любивший щеголять своей эрудицией, сказал Игорю Васильевичу: "Неадекватные действия. Психически здоровый человек никогда не пойдет на это". Может быть, он и прав. А если этот человек владеет большими ценностями, награбленными в годы блокады? Сохранит ли он самообладание, когда эти ценности окажутся под угрозой?
"Лежнев начал собирать материалы для очерка, героев которого уже нет на этом свете, - рассуждал Корнилов. - Казалось бы, что может быть безобиднее? А его попытались убить. Кто? Мертвецы не стреляют".
Что сумел разузнать журналист за сутки, прошедшие с того момента, как он познакомился с делом? С чего он начал? С поиска родственников Климачева и Полякова? Что могут они рассказать о прошлом этих людей, даже если захотят?
"Я смотрю на дело слишком профессионально, - остановил себя полковник. - Журналисту, наверное, интересно было узнать, кем стали дети преступников, как они живут?"
Он пометил на листке: "1. Родственники" и подумал о том, что Борису Андреевичу, наверное, мало показалось папки с делом Бабушкина. Были в годы блокады и другие процессы, на которых судили настоящих жуликов и расхитителей. У Лежнева могло появиться желание посмотреть на явление пошире. Года два назад Корнилов уже листал похожие синие папки.
Полковник записал: "2. Архивы".
Потом он позвонил Вере Михайловне Лежневой - узнать, не брал ли ее муж от редакции письмо в архив. Но телефон не отвечал. Наверное, Лежнева была в больнице.
Корнилов достал из сейфа папку с делом Бабушкина. Исходные данные для поисков и у Лежнева, и у него были одни и те же - хранящиеся в этой папке документы. "Так и не выяснил я, куда пропали материалы предварительного расследования!" - с неудовольствием подумал полковник и подчеркнул в своей записке слово "архивы" тремя жирными линиями.
Снова и снова он листал дело. Для того чтобы восстановить картину суда, Лежнев мог попытаться разыскать его участников. Заместителя начальника управления Наркомюста по Ленинграду Соколова, заместителя прокурора Исаенко. Судью Толя. Если они еще живы.
Полковник переписал все фамилии на листок. Недоставало только фамилии следователя. "Завтра затребую еще раз материалы предварительного расследования и выясню, - подумал Игорь Васильевич. - У Бори не было времени меня опередить".
И еще одна строка появилась на листке: "3. Судебное дело Климачева".
Последние дни забот у Бугаева было по горло. Белянчиков в таких случаях говорил: "Напряженка". Майору это слово не нравилось. Резало слух. Так же как "замот" и "заморочка". Он приходил домой усталый, с гудящей от курева и кофе головой, принимал теплый душ и засыпал, едва голова касалась подушки. Ни кофеин, ни никотин еще не могли совладать с его здоровым организмом. Но каждый раз он просыпался с каким-то мучительным чувством неудовлетворенности. Так бывает, когда человеку приснится сон, но какой - не вспомнить. Остается лишь ощущение значительности приснившегося. Спал Семен последнее время без сновидений и совершенно справедливо рассудил, что его неясная тревога имеет вполне реальную основу. Что-то в эти дни он упустил очень важное.
В то время, когда шеф листал синюю папку с делом Бабушкина и методично расписывал свои действия на завтра, майор ходил взад и вперед по кабинету и лихорадочно вспоминал людей, с которыми встречался в последние дни.
Первый день - выезд на Каменный остров, осмотр места происшествия, всего парка, разговоры с жильцами немногочисленных домов и с многочисленной охраной государственных дач, с отдыхающими из санатория, с матерью Бабушкина. Надо же, еще в первый свой приход в их квартиру он мог споткнуться об этот проклятый саквояж с деньгами!
Шаг за шагом Бугаев вспоминал подробности увиденного, лица людей, их реплики, их реакцию на вопросы.
За первым днем следовал второй, третий... Загорелая, будто подвяленная на солнце, Агния Петровна Зеленкова. Стоп! Она же сказала о поздравительных открытках от Полякова! Как же я не уловил такую важную информацию сразу? Осел!
Торопясь, он начал листать записную книжку, нашел домашний телефон секретарши и, уже набирая номер, подумал с тревогой: "А ведь я даже не сообщил ей о смерти старика!"
- Слушаю вас, - ласково откликнулась Зеленкова.
- Агния Петровна, здравствуйте. Вас беспокоит майор Бугаев из милиции. Помните, мы недавно беседовали с вами о Капитоне Григорьевиче?
- Что с ним? Он нашелся? - с тревогой спросила Зеленкова. - Я вам много раз звонила, телефон не отвечал. Мне уже бог знает что в голову полезло...
- Простите. Я был все время в разъездах. Завтра утром приеду к вам, все объясню. А сейчас напомните мне, пожалуйста, когда Капитону Григорьевичу пришла последняя открытка от Полякова? Та, что вы из почтового ящика вынимали.
- Господи, да что вы об открытках! Капитона Григорьевича все нет и нет! И квартира опечатана! Что случилось?
- Я вам потом объясню, Агния Петровна. Сейчас важно, чтобы вы вспомнили...