- Да. И слух у него хороший.
- У тебя есть карта в машине? - спросил Валландер.
Мартинссон кивнул. Они подошли к машине. Ханссон все еще давал интервью журналистам.
Сев в машину Мартинссона, они развернули карту, и Валландер стал молча изучать ее. Он думал о том, что сказал Рюдберг, - о самолетах, выполняющих нелегальные полеты.
- Можно предположить следующее, - сказал Валландер. - Самолет, летя на низкой высоте, подлетел к берегу, пролетел над фермой и ушел из зоны слышимости. Но вскоре вернулся. И разбился.
- Ты хочешь сказать, что он где-то что-то сбросил? И после этого вернулся? - уточнил Мартинссон.
- Примерно так. - Валландер сложил карту. - Мы слишком мало знаем. Рюдберг поехал в Стуруп. А мы попытаемся идентифицировать трупы, равно как и сам самолет. Больше мы пока ничего не можем сделать.
- В самолете я всегда нервничаю, - сказал Мартинссон. - Как посмотришь на что-нибудь этакое, станешь нервным. Но хуже всего то, что Тереза хочет стать пилотом.
Терезой звали дочь Мартинссона. Еще у него был сын. Мартинссон был настоящий отец семейства. Он постоянно волновался, не случилось ли чего, и звонил домой по нескольку раз в день. А иногда и обедать уходил домой. Валландер порой завидовал беспроблемной семейной жизни коллеги.
- Скажи Нюбергу, что мы уезжаем, - попросил он Мартинссона, а сам остался в машине.
Окружающий пейзаж был сер и безлюден. Он встряхнулся. "Жизнь продолжается, - подумал он. - Мне всего только сорок два. Неужели я стану, как Рюдберг, одиноким стариком с ревматизмом?"
Валландер отогнал от себя эти мысли.
Вернулся Мартинссон, и они поехали в Истад.
В одиннадцать Валландер встал со стула, собираясь идти в комнату для допросов, где его ждал предполагаемый наркодилер Ингве Леонард Хольм. Тут вошел Рюдберг - как всегда, без стука. Сев на стул для посетителей, он перешел прямо к делу:
- Я разговаривал с авиадиспетчером по фамилии Лицке. Он сказал, что знает тебя.
- Я когда-то с ним общался. Не помню уже сейчас, по какому поводу.
- Так или иначе, он высказался совершенно определенно, - продолжал Рюдберг. - Ни один одномоторный самолет не должен был пролетать над Моссбю сегодня в пять утра. И они не получали никаких тревожных радиосигналов. Если верить Лицке, разбившегося самолета просто не существует.
- Так что ты был прав, - сказал Валландер. - Это было нелегальное задание.
- Мы этого не знаем, - возразил Рюдберг. - Летели нелегально. Но было ли при этом какое-нибудь задание, мы не знаем.
- Кто же будет здесь летать в темноте без веской причины?
- На свете столько идиотов, - сказал Рюдберг. - Тебе ли не знать.
Валландер взглянул ему в лицо:
- Ты ведь сам этому не веришь, правда?
- Конечно, - согласился Рюдберг. - Но пока мы не узнаем, кто это был, или не опознаем самолет, мы ничего не можем поделать. Это дело должно отойти Интерполу. Бьюсь об заклад, что самолет прилетел из-за границы.
Валландер подумал над этими его словами. Потом поднялся, собрал бумаги и пошел в комнату для допросов, где его дожидался Ингве Леонард Хольм со своим адвокатом. Допрос он начал ровно в четверть двенадцатого.
Глава 2
Через час десять Валландер выключил магнитофон. Хватит с него Ингве Леонарда Хольма. И потому что этот человек ему не нравится, и потому что на сей раз придется его отпустить. Валландер не сомневался, что человек по другую сторону стола был виновен в неоднократных и серьезных правонарушениях, связанных с наркотиками. Но ни один прокурор в мире не сочтет имеющиеся доказательства достаточными для того, чтобы передать дело в суд. И уж во всяком случае, не Пер Окесон, которому Валландер должен представить рапорт.
Ингве Леонарду Хольму было тридцать семь лет. Он родился в Ронебю, но с середины 1980-х жил в Истаде. Свою профессию он обозначил как продавец дешевых книг в мягких обложках на летних открытых рынках. В последние несколько лет он декларировал очень незначительный доход, но в то же время построил на участке неподалеку от полицейского управления большую виллу. Этот дом оценивался в несколько миллионов крон. Хольм уверял, что строительство финансировалось из его крупных выигрышей на скачках. Как и следовало ожидать, никаких квитанций на эти выигрыши у него не было. Они исчезли, когда сгорел фургон, в котором он хранил свою финансовую отчетность. Единственное, что он смог предъявить, - это двухнедельной давности квитанцию на четыре тысячи девятьсот девяносто девять крон.
Все это не изменило убеждения Валландера в том, что Хольм - последнее звено преступной цепи, которая занимается ввозом и распространением на юге Швеции внушительных количеств наркотиков. Косвенных доказательств более чем достаточно. Но арест Хольма был плохо организован. Следовало по меньшей мере синхронизировать два проведенных обыска: один - в доме Хольма, другой на складе в промышленном районе Мальмё, где он снимал помещение для хранения книг. Это была совместная операция полиции Истада и полиции Мальмё.
С самого начала все пошло вкривь и вкось. Помещение на складе оказалось пустым, если не считать одной-единственной коробки со старыми, изрядно потрепанными книжками. Хольм же, когда в дверь к нему позвонила полиция, смотрел телевизор, а у его ног сидела молодая женщина и массировала ему ступни. При обыске не нашли ничего. Одна из служебных собак, натасканных на наркотики, очень долго нюхала носовой платок, обнаруженный среди мусора. Химический анализ установил лишь то, что ткань соприкасалась с наркотиком. Выходит, каким-то образом Хольм был предупрежден об обыске.
Валландер не сомневался, что этот человек умен и умеет заметать следы.
- Мы должны отпустить вас, - сказал он, - но наши подозрения остаются в силе. Точнее говоря, я убежден, что вы активно занимаетесь перевозкой наркотиков в Сконе. Рано или поздно мы вас возьмем.
Адвокат, который представлял интересы Хольма, выпрямился.
- Мой клиент этого так не оставит. Такая бездоказательная клевета недопустима с точки зрения закона.
- Конечно, недопустима, - ответил Валландер. - Попробуйте арестуйте меня.
Хольм, небритый и очень страдающий от всей этой ситуации, остановил своего адвоката.
- Я же понимаю: полицейские просто делают свою работу, - сказал он. - К сожалению, вы ошибочно направили свои подозрения на меня. Я обыкновенный гражданин, который хорошо разбирается в лошадях и торговле книгами. И больше ничего. Более того, я регулярно жертвую деньги на благотворительность.
Валландер вышел из комнаты. Хольм пойдет домой, и там ему сделают массаж ног. Наркотики будут потоком идти в Сконе, как и прежде. Нам никогда не выиграть этой битвы, мрачно думал Валландер, идя по коридору. Одна надежда - что будущие поколения совершенно откажутся от наркотиков.
Была уже половина первого. Валландер проголодался. За окном начался дождь со снегом. Он выдвинул ящик стола и нашел меню пиццерии с доставкой. Пробежал глазами меню, не в силах принять решение, и в конце концов, закрыв глаза, ткнул пальцем наугад, а потом по телефону заказал пиццу, которую выбрала для него судьба. Положив трубку, подошел к окну и стал смотреть на водонапорную башню на другой стороне дороги.
Зазвонил телефон. Он сел за стол и поднял трубку. Это звонил из Лёдерупа его отец.
- Мне казалось, мы договаривались, что ты приедешь вчера вечером, - сказал отец.
- Мы ни о чем не договаривались, - спокойно ответил Валландер.
- Договаривались, я прекрасно это помню, - сказал отец. - Это ты становишься забывчивым! Я думал, у полицейских есть блокноты. Не мог, что ли, написать, что должен арестовать меня? Тогда бы, может, не забыл.
У Валландера уже не было сил сердиться.
- Сегодня вечером приеду, - сказал он. - Но на вчерашний вечер мы не договаривались.
- Ну, возможно, я и ошибся, - с неожиданной кротостью ответил отец.
- Я приеду около семи, сейчас у меня много работы, - сказал Валландер и повесил трубку. Мой отец занимается тонко просчитанным эмоциональным шантажом, подумал он. И хуже всего то, что он неизменно добивается успеха.
Привезли пиццу. Валландер расплатился и отнес коробку в комнату отдыха. Там за столом сидел Пер Окесон и ел какую-то кашу. Валландер сел напротив.
- Я думаю, ты хочешь поговорить о Хольме, - сказал Окесон.
- Хочу. Только нам пришлось его выпустить.
- Это меня не удивляет. Операция проведена в высшей степени неудачно.
- Об этом лучше поговорить с Бьорком, - сказал Валландер, - я не в курсе.
- А я через три недели ухожу в отпуск на полгода, - сказал Окесон.
- Я не забыл, - ответил Валландер. - Я буду по тебе скучать.
- Полгода пролетят быстро. Признаюсь, мне не терпится на некоторое время уйти. Мне нужно подумать.
- Кажется, ты хотел поучиться?
- Да. Но помимо этого еще и подумать о будущем. Оставаться ли до конца жизни государственным обвинителем? Или заняться чем-нибудь еще?
- Выучись на моряка и стань морским скитальцем.
Окесон энергично замотал головой:
- Нет, совсем не это. Но я подумываю о том, чтобы поработать за границей. В каких-нибудь проектах, где твои усилия могут действительно что-то изменить. Скажем, помогать строить систему правосудия там, где раньше ее не было. К примеру, в Чехословакии.
- Надеюсь, ты мне напишешь и расскажешь, - ответил Валландер. - Иногда я тоже думаю, продолжать ли мне заниматься этим делом до самой пенсии или еще чем-нибудь заняться.
Пицца была безвкусная. А вот Окесон уписывал свою кашу за обе щеки.
- Что за история с самолетом? - спросил Окесон.
Валландер рассказал ему, что знал.
- Странно, - отозвался он, когда Валландер закончил свой рассказ. - Может, наркотики?
- Ну да, наркотики, - подтвердил Валландер и пожалел, что не спросил у Хольма, нет ли у него легкого самолета. Если он смог себе позволить построить дом, то, может, и держать собственный самолет ему по средствам. Наркотики дают астрономический доход.
Они стояли у раковины и мыли за собой тарелки. Половину пиццы Валландер так и не доел. Развод отразился на его аппетите.
- Хольм - преступник, - сказал Валландер. - Рано или поздно мы его возьмем.
- Я не так уверен в этом, - ответил Окесон. - Но, разумеется, надеюсь, что ты прав.
В начале второго Валландер вернулся в свой кабинет и подумал, не позвонить ли Моне в Мальмё - их дочь Линда жила теперь с ней. С Линдой-то Валландер и хотел поговорить. В последний раз они разговаривали почти неделю назад. Линде было девятнадцать лет, и она еще не определилась в жизни. В последнее время она вернулась к мысли о том, чтоб заняться реставрацией мебели.
Однако вместо этого Валландер позвонил Мартинссону и попросил зайти. Они вместе прошлись по событиям сегодняшнего утра. Рапорт предстояло писать Мартинссону.
- Звонили и из Стурупа, и из Министерства обороны, - сказал Мартинссон. - Что-то неладно с этим самолетом. Его словно бы не существовало. И, похоже, ты был прав, когда подумал, что крылья и фюзеляж перекрашены.
- Посмотрим, с чем придет Нюберг, - сказал Валландер.
- Трупы уже в Лунде, - продолжал Мартинссон. - Единственный способ их идентифицировать - по зубам. Так страшно обгорели, что рассыпались при попытке положить их на носилки.
- Иными словами, нужно подождать и посмотреть, - сказал Валландер. - Я собираюсь предложить Бьорку сделать тебя нашим представителем в комиссии по расследованию причин катастрофы. Ты ничего не имеешь против?
- Всегда рад поучиться новому, - ответил Мартинссон.
Оставшись один, Валландер поразмышлял о разнице между ним и Мартинссоном. Его амбиции не шли дальше того, чтобы стать хорошим детективом. В чем он и преуспел. Другое дело Мартинссон. Тому хотелось получить пост начальника полиции - причем не в самом отдаленном будущем. И для него хорошо работать в поле - это всего лишь еще один шаг в карьере.
Выбросив из головы Мартинссона, он зевнул и взял верхнюю из стопы папок, высившейся на столе. Ему не давало покоя то, что он не спросил Хольма про самолет. Хотя бы для того, чтобы увидеть его реакцию. Но Хольм, вероятно, сейчас наслаждается роскошным ланчем в "Континентале" - со своим адвокатом.
Папка перед Валландером так и осталась нераскрытой. Он решил, что лучше поговорить с Бьорком, начальником их полицейского участка, про Мартинссона и комиссию по аварии, и пошел в конец коридора, где находился кабинет Бьорка. Дверь была открыта. Бьорк собирался уходить.
- У вас есть время? - спросил Валландер.
- Несколько минут найдется. Иду в церковь произносить речь.
Валландер знал, что Бьорк постоянно читает лекции в самых неожиданных местах. Он любил работать на публику - а Валландер этого активно не любил. Пресс-конференции были для него сущим наказанием. Валландер начал было рассказывать о событиях сегодняшнего утра, но Бьорку о них уже доложили. Он не возражал против того, чтобы назначить Мартинссона представителем полиции в комиссии.
- Я так понял, что этот самолет не был сбит, - сказал Бьорк.
- Пока все говорит просто об аварии, - ответил Валландер. - Но этот полет… определенно что-то в нем есть сомнительное.
- Мы сделаем все, что сможем, - сказал Бьорк, показывая тем самым, что разговор окончен. - Но мы не станем делать сверх того, что должны. Нам есть чем заняться.
И он ушел, благоухая лосьоном после бритья, а Валландер поплелся в свой кабинет. По дороге заглянул в кабинеты Рюдберга и Ханссона, но никого из них на месте не было. Он налил себе чашку кофе и некоторое время изучал дело об оскорблении действием, которое случилось на прошлой неделе в Скурупе. В нем появилась новая информация, которая позволяла предъявить мужчине, избившему свою невестку, официальное обвинение в нанесении тяжких телесных повреждений. Валландер обработал материал и решил завтра передать это дело Окесону.
Без четверти пять в полицейском управлении было необычно тихо и безлюдно. Валландер решил пойти домой, взять машину и поехать за покупками - до семи часов, когда он обещал быть у отца, еще оставалось время.
Валландер надел пальто и пошел домой. Падал снег. Садясь в машину, он удостоверился, что в кармане лежит список того, что надо купить. Машина не хотела заводиться, скоро придется покупать новую. Но где взять денег? Наконец ему удалось завести двигатель, и он уже готов был нажать на газ, когда в голову ему пришла одна мысль. Хотя он понимал, что это бесполезно, любопытство пересилило, и он решил отложить поездку за покупками. Вместо этого он свернул на Остерледен и поехал к Лёдерупу.
Мысль, пришедшая ему в голову, была проста. В домике за Страндскоген-форест жил вышедший на пенсию авиадиспетчер, с которым Валландер познакомился несколько лет назад. Линда дружила с его младшей дочерью. И может быть, он ответит на вопрос, над которым Валландер ломал голову с тех пор, как увидел обломки самолета и услышал рассказ Мартинссона о его разговоре с Хавербергом.
Валландер свернул к дому, в котором жил Херберт Блумель. Выйдя из машины, он увидел и самого Блумеля - тот стоял на приставной лестнице и чинил желоб. Увидев, кто приехал, он кивнул в знак приветствия и осторожно спустился с лестницы.
- В моем возрасте перелом шейки бедра - это катастрофа, - сказал он. - Как дела у Линды?
- Хорошо, - ответил Валландер. - Она с Моной, в Мальмё.
Они вошли в дом и уселись на кухне.
- Сегодня утром за Моссбю разбился самолет, - сообщил Валландер.
Блумель кивнул и указал на радио на подоконнике.
- "Пайпер-чероки", - продолжал Валландер, - одномоторный. Я так понимаю, что в свое время вы были не только авиадиспетчером, у вас была и лицензия пилота.
- Да, мне доводилось летать на "пайпер-чероки", - кивнул Блумель. - Хороший самолет.
- Если я покажу на карте место, а потом дам направление и десять минут, насколько далеко на нем можно улететь?
- Это легко посчитать. У вас есть карта?
Валландер покачал головой. Блумель поднялся, вышел и через несколько минут вернулся со скатанной в трубочку картой. Они развернули карту на кухонном столе, и Валландер показал место, где разбился самолет.
- Допустим, самолет летел перпендикулярно берегу. Здесь, в этой точке, был слышен шум двигателя. Потом, максимум через двадцать минут, он вернулся. Конечно, мы не знаем, придерживался ли пилот именно этого курса в данный отрезок времени, но предположим, что да. Насколько далеко он мог улететь за половину этого времени? Пока не повернул назад.
- Обычно "чероки" летает на скорости примерно двести пятьдесят километров в час, - сказал Блумель. - Если груз не слишком тяжелый.
- Этого мы не знаем.
- Тогда предположим, что загрузка максимальная, а скорость встречного ветра - средняя.
Блумель молча что-то подсчитал и обвел кружок к северу от Моссбю, неподалеку от Сьобо.
- Примерно здесь. Но вы понимаете, что в этом уравнении слишком много неизвестных.
- И все же я теперь знаю гораздо больше, чем несколько минут назад. - Валландер задумчиво постучал пальцами по столу. - Почему самолеты падают? - спросил он, помолчав.
- Ни одна катастрофа не похожа на другую, - сказал Блумель. - Это может быть существенная причина, например неисправность электрики. Но в общем и целом почти всегда в основе каждой конкретной катастрофы лежит своя конкретная причина. И почти всегда в какой-то степени дело в ошибке пилота.
- От чего может упасть "чероки"?
Блумель покачал головой:
- Мог отказать мотор. Плохой уход. Подождите, посмотрим, к каким выводам придет комиссия по расследованию.
- Опознавательные знаки закрашены, и на фюзеляже, и на крыльях, - сказал Валландер. - Что бы это значило?
- Что кто-то не хочет, чтобы его узнали, - сказал Блумель. - Для самолетов тоже существует черный рынок, так же как и для всего остального.
- А я думал, что воздушное пространство Швеции на замке, - сказал Валландер. - Так вы хотите сказать, что этот самолет нелегально пересек границу?
- Нет в этом мире ничего абсолютно непроницаемого, - сказал Блумель. - Кому нужно и у кого денег много, тем легко пробраться через границу.
Блумель предложил кофе, но Валландер отказался.
- Мне еще нужно заглянуть к отцу в Лёдеруп. А если я опоздаю, он меня запилит окончательно.
- Одиночество - вот проклятие старости, - сказал Блумель. - Я скучаю по своей контрольной башне просто до боли. Мне каждую ночь снится, что я провожу самолеты по воздушным коридорам. А когда просыпаюсь, идет снег, и все, что я могу сделать, - это починить желоб.
Они простились во дворе. В Херрестаде Валландер заехал в магазин и без трех минут семь был уже у отцовского дома. Снег кончился, но тучи по-прежнему тяжело нависали над землей. В окнах маленькой боковой пристройки, где отец устроил себе мастерскую, горел свет. Идя по двору, Валландер полной грудью вдыхал свежий воздух. Дверь была открыта: отец услышал, как подъехала его машина. Он сидел у мольберта в старой шляпе, приблизив близорукие глаза к полотну, которое только что начал. Запах растворителя всегда внушал Валландеру чувство дома. Вот что осталось ему от детства - запах растворителя.
- Ты не опоздал, - заметил отец, не взглянув на него.
- Я никогда не опаздываю. - Валландер сбросил со стула газеты и сел.