- А Ингуш, выходит, та самая ниточка, зацепившись за которую, можно выйти и на заказчика?
- По крайней мере хотелось бы надеяться на это.
- Ну что ж, - нарочито устало вздохнул Яковлев, - поможем чем можем. Однако добро за добро.
- Господи, да в чем вопрос!
- Ну, во-первых, никаких незаконных действий, и передаете нам Ингуша сразу же, как только разберетесь со своими проблемами. А во-вторых… В общем, неплохо бы и коньячку бутылочку распить, а то ведь сколько времени только по телефону общаемся. Не гоже это, Александр Борисович, не гоже.
- Господи, да я…
- Ловлю на слове, - засмеялся Яковлев. - А пока что отдаю распоряжение относительно нашего подопечного. Короче, как в старые добрые времена: "Ждите звонка".
В трубке послышались короткие гудки отбоя, а улыбающийся Турецкий вдруг почувствовал, как радостно бьется сердце. Ничего подобного он не ощущал с того самого дня, когда узнал о своей судьбе. Впрочем, он даже припомнить не мог, когда пребывал в подобном состоянии в последний раз.
М-да, жизнь хороша и прекрасна, несмотря ни на что.
Он уже готов был позвонить и Ирине, однако не смог пересилить своей гордыни, своего собственного "я", решив про себя, что сначала, надо будет поговорить с Плетневым.
…Яковлев позвонил через два часа после их разговора. Спросил, затарился ли "господин Турецкий" армянским коньяком, после чего негромко произнес:
- А теперь по делу. У меня в кабинете сейчас подполковник, который знает вашего Лечу Декушева, как свои пять пальцев, и если еще осталась нужда в серьезной информации по Ингушу, то могу свести вас для разговора.
Нужда такая была.
Глава 8
Смахивая со лба капли пота, Ирина Генриховна "бежала" очередную дистанцию, однако вместо "приятной физической усталости", которую ей обещал обходительный тренер, на нее наваливалась злость на себя, "дуреху". Вместо того, чтобы в это время поехать к Турецкому, чтобы еще раз попытаться поговорить с ним об их дальнейших взаимоотношениях, чтобы не довести дела до окончательного разрыва, Господи милостивый, вместо того, чтобы хоть что-то делать для сохранения семьи, она, старая дуреха, делает вид, что бежит по ленте, а на самом деле. Скорей бы закончились все эти мучения, и она смогла бы снова заняться делом.
Впрочем, спроси ее, что за дело такое, которым она хотела бы сейчас заняться, Ирина Генриховна не смогла бы ответить. Дом, который она когда-то любила, с уходом Турецкого потерял для нее былую притягательность, превратившись чуть ли не в камеру-одиночку, а что касается агентства… Она шкурой чувствовала немой укор и осуждение со стороны близких Турецкому людей, и уже не могла выносить этого паскудного чувства, которое давило ее с утра до вечера.
Так что уж лучше педали, беговая дорожка и мокрая футболка, прилипшая к потной спине, чем тоскливое одиночество в своей собственной квартире, или глаза того же Агеева, уходящие от прямого взгляда.
Неподалеку от нее "бежала" Вероника, и Ирина Генриховна, смахнув со лба пот, изобразила нечто похожее на улыбку затравленного зайца, который уже не в силах держать дистанцию от наседающей своры собак. Мол, в здоровом теле здоровый дух - это хорошо, но нельзя же так издеваться над собой, любимой! Пора и честь знать.
И Вероника, кажется, ее поняла.
- Что, устала?
Теперь уже они были на "ты".
Ирина Генриховна утвердительно кивнула.
- Очень.
- Так, может, перекурим? - предложила Вероника. - Я имею ввиду, может отдохнем?
- Я бы в баре посидела.
- Так кто же нам мешает?! - засмеялась Вероника. - Как говорится, потехе время, а делу час.
Они прошли в душ, и минут через пятнадцать вышли оттуда посвежевшие.
Когда одевались, Вероника спросила, как бы в шутку:
- А может, по пятьдесят капель, a? A то у меня от этого чая на травках скоро разжижение мозгов начнется.
- Отчего же только по пятьдесят? - ухмыльнулась Ирина Генриховна. - Можно и по сто заказать. У меня тоже нынче настрой такой.
Неплохо знавший Веронику, бармен за стойкой даже не удивился, когда она заказала к соку два коньяка, и только уточнил на всякий случаи:
- Как обычно? Орешки?
Она величаво кивнула: мол, само собой.
Фито-бар в этот час практически пустовал, и они сели за дальний столик. Вероника была, похоже, не в себе, и это не ускользнуло от внимания Ирины Генриховны.
- Чего это ты сегодня решила раскрепоститься? - спросила она, грея ладошками бокал с коньяком.
Вероника махнула рукой.
- Навеяло что-то. Впрочем, не обращай внимания, пройдет.
"Вот и у меня тоже навеяло, - подумала Ирина Генриховна, вздыхая. - Да так навеяло, что жить не хочется".
Она приподняла свой бокал над столиком и на ее лице застыла довольно кислая улыбка.
- Ну что, за все хорошее?
Вероника кивнула, было, однако пить не спешила. Чувствовалось, что ее действительно грызла какая-то обида, и она не могла перебороть ее.
"Артур? - подумала Ирина Генриховна, исподволь наблюдая за Вероникой. - Пожалуй, так оно и есть. Хоть и храбрится девица, однако предательства его простить не может".
Наконец, та тяжело вздохнула и пригубила коньяк, словно пересилив себя. Поставила бокал на столик и с какой-то безысходностью в голосе произнесла:
- А где оно, хорошее?
Сказала это скорей для себя, но Ирина Генрихов-на не могла оставить этот вопрос без ответа:
- А вот это ты зря. Хорошего до хрена и больше, надо только разглядеть его.
- В море дерьма, - тут же уточнила Вероника. - Причем, разглядывать это хорошее надо в такой телескоп, из которого можно новую галактику открыть.
"Эко тебя приперло, девушка" - невольно подумала Ирина Генриховна, однако вслух сказала:
- И опять же ты неправа, говорю на правах старшей подруги. А то, что у тебя все еще впереди…
- Только надейся и жди! - каким-то злым, раскатистым смешком рассмеялась Вероника, и снова Ирина Генриховна не могла не подметить нервозность в ее поведении.
"С чего бы это? - подумала она, не очень-то веря в простое "навеяло", которым, словно корова хвостом, отмахнулась Вероника. - Всплыло нечто такое, что все-таки выбило ее из седла?"
То, что это ее состояние как-то связано с Артуром Чижовым, в этом Ирина Генриховна даже не сомневалась.
Надо было как-то расшевелить бабенку, заставить ее говорить, и она пошла на чисто женскую уловку.
- Вчера, уже к ночи ближе, звонил мой гоблин, просил встретиться.
- Зачем? - оторвавшись глазами от коньячного бокала, спрос Вероника.
- Говорил, что дураком был. Поговорить, мол, надо.
Вероника молчала, видимо думая о своем, и Ирина Генриховна добавила, как бы сама про себя:
- Лишку, наверное, в кабаке хватил, все твердил, что жить без меня не может.
Она произнесла вслух те самые слова, которые мечтала услышать от своего Турецкого, и замолчала, внутренне сжавшись.
Молчала и Вероника. Затем произнесла с откровенной тоской в голосе:
- Счастливая!
- С чего бы это? С того, что он пьяный решил мне позвонить?
- Ну и что с того, что пьяный? - вскинулась Вероника. - Как говорится, что у трезвого на уме…
Она все еще любила своего Чижова, и даже несмотря на всю свою браваду, не могла этого скрыть. Хотя и догадывалась, видимо, что его чувства к ней, как к жене и женщине, уже давно перешагнули ту самую грань, которая отделяет откровенную неприязнь от ненависти и им уже никогда не быть вместе.
Парадокс? Возможно. Но Ирина Генриховна не была бы психологом, если бы не наблюдала очевидного. Она пригубила бокал коньяка и как можно спокойнее спросила:
- Случилось что?
Вероника махнула рукой. Мол, ничего страшного. Однако ей надо было высказаться, выплеснуть кому-то наболевшее, и она с почти животной тоской в голосе произнесла:
- Понимаешь, вчера позвонила одна сучка, жена нашего общего знакомого, которого Артур в свое время к себе на фирму взял, из нищеты вытащил, ну и… Спросила, как живется, когда тебя уже не давит супружеский гнет, а еще сказала, что и сама, мол, подумывает о том, не пора бы послать своего благоверного на три буквы. Мол, осточертел до чертиков, а ей еще и в свое удовольствие пожить хочется.
Она замолчала, и ее лицо вдруг исказила гримаса внутренней боли.
- Я попыталась было что-то ей возразить, сказала даже, что ее Паша все еще ее любит, и вот тут-то…
Видимо ей было трудно произнести то, что она услышала от жены их общего знакомого, ее голос стал глухим.
- Короче, эта змея рассмеялась в трубку на мое "любит", заявив при этом, что вся любовь этих козлов только на словах, а если говорить честно, то они лютой ненавистью ненавидят своих жен, только и думают о том, чтоб свалить на сторону.
- Всего-то? - удивилась Ирина Генриховна.
- Если бы, - кривой, вымученной ухмылкой усмехнулась Вероника. - Я молчала, а эту курву словно поносом кровавым понесло. В общем, выдала мне полное отпущение грехов.
- Каких еще грехов?
- Это я так, к слову, а на самом деле… Короче говоря, выложила мне то, о чем я и сама догадывалась.
- Проститутки?
- Да нет, все гораздо проще и в то же время сложнее. Мой Чижов уже давно являлся членом какого-то закрытого клуба в Измайлово, где мужики не только мышцы качают, но и наслаждаются боями без правил в ресторане. Так вот эта курва подкинула мне мыслишку, что он туда ходит не для того, чтобы стрессовое состояние снять, - а чтобы как можно позже домой придти, и в то же время не быть уличенным в откровенном блядстве.
- А ты? - уже чисто автоматически произнесла Ирина Генриховна, думая о том, что подобных совпадений не бывает.
Измайлово. Закрытый клуб для мужиков, где откровенным мордобоем можно и нервишки свои пощекотать, и сбросить стрессовое состояние. Ресторан с рингом посреди зала. И там же, в Измайлове, был убит Стас Крупенин. М-да, подобных совпадений не бывает.
- А что, я? - На лице Вероники застыла язвительная усмешка. - Не знаю, чем мой Чижов мог приглянуться этой девчонке, но я. Поверишь, никогда не думала, что и мне сподобится выйти замуж за великовозрастного дебила, который может наслаждаться в кабаке мордобоем, видимо представляя, что он сам в этот момент метелит свою жену.
- Слушай, подруга! - неожиданно встрепенулась Вероника и в ее глазах сверкнули какие-то бесенки. - А чего это мы о них да о них, козлах? Или, может, не мы их, а они нас на паперти подобрали? Может, еще по граммулечке закажем?
Ирина Генриховна отрицательно качнула головой.
- Уволь!
- Чего так? - искренне удивилась Вероника. - От нас даже попахивать не будет.
- Попахивать, может, и не будет, - хмыкнула Ирина Генриховна, - но когда я выпью… Короче говоря, на мужиков тянет когда подопью малость. Так что боюсь, как бы под "Мерседес" шестисотый или под джип какой-нибудь не въехать. А он, как тебе известно, железный. И не.
- Короче говоря, не любит, а давит, - рассмеялась Вероника.
- Вот и я о том же говорю. Хотя, как говаривала одна моя подруга, как по нынешним временам мужики любят, так лучше бы уж иномарка задавила. Так что, давай-ка еще по одному соку и по домам…
Возвращаясь в "Глорию", Ирина Генриховна снова думала о своем Александре Борисовиче, хотя ее голова и была забита довольно любопытной информацией по Артуру Чижову, которая требовала осмысления и хоть какой-то систематизации. Она вспомнила сильные руки своего Турецкого и почему-то думала, что, пожалуй, не все мужья полное дерьмо, как это преподносят особо крикливые бабенки. В какой-то момент даже почувствовала теплоту его обнаженной груди, и.
Послышался душераздирающий скрежет тормозов темно-синего джипа, в боковину которого она едва не въехала передним бампером, и уже до самой "Глории" она старалась не думать ни о чем, кроме как о дороге да еще о светофорах.
Оперативное совещание, на котором Ирина Ген-риховна подвела итог своих посещений фитнес-клу-ба, разбило оперативный состав "Глории" на два лагеря, где одни настаивали на том, чтобы передать дело по факту убийства Стаса Крупенина, а другие пытались доказать, что подобный поворот в расследовании ни к чему хорошему не приведет, и надо доводить это дело самим. В аргументах спорящих была своя доля правды, и как бы отстранившийся от них Голованов пытался вычленить наиболее приемлемое решение.
Ирина Генриховна и поддержавший ее Плетнев приводили убойные, казалось бы, доводы в пользу того, чтобы дальнейшим ходом расследования занимался МУР, которому делов-то осталось, что провести задержание Артура Чижова и уже на допросах, прижав его к стенке неопровержимыми доказательствами, добиться если не чистосердечного признания, то хотя бы частичного признания в убийстве своего молодого соперника. Противостоял им более рассудительный Макс, пытавшийся доказать преждевременность подобного решения.
- Хорошо, - как бы соглашался он, нещадно теребя при этом свою бороду, - мы передаем МУРу по Крупенину дело. Но что, что это может дать, если прокуратура продолжает настаивать на версии ограбления?
- Признания в убийстве Крупенина, - словно заводная кукла, упрямо твердила Ирина Генрихована.
Обычно выдержанный Макс, интеллигент в пятом поколении и интеллектуал до мозга костей, взирал на нее, как на безнадежную больную.
- Каким образом, - вопрошал Макс. - Он что, полный идиот, самому на себя приговор писать?
- Ну, положим, в убойном отделе тоже не дураки сидят, - приводил вполне резонный, как ему казалось, аргумент Плетнев. - И не таких раскалывали.
- Господи, Антон! Да о чем ты говоришь? - взывал к рассудку бородатый Макс. - Колоть. раскрывать… колоться… Слова-то какие, прости меня Господи! Да неужто ты думаешь, что коммерсанта такого уровня, как Чижов, бросят на пол в камере и будут стучать по башке рукоятью "макарова" пока он сам на себя не накатает чистуху? Да ни в кои веки!
- А косвенные доказательства? - поспешила на помощь Плетневу Ирина Генриховна.
- Показания Вероники о том, что ее муженек чуть с ума но сошел от ревности, когда узнал, что Савельева поменяла его, красавца, на Крупенина.
Макс не смог сдержать усмешки.
- Вы хоть понимаете, что говорите? Да его адвокат, а может быть, и он самолично, пошлет всех к бе-ниной маме, заявив следователю, что все это - оговор. И будет полным дураком, если не подаст встречный иск на свою бывшую женушку, которая из-за чувства мести старается упечь его в тюрьму!
- А тот факт, что его клуб находится в том же Измайловском парке, где был убит Крупенин и где проходят кулачные бои! - не сдавалась Ирина Генриховна.
- Чушь, чушь и еще раз - чушь! - повысил голос Макс. - Во-первых, это ровным счетом ни о чем не говорит - по нынешним временам даже модно стало проводить кулачные бои, чтобы хоть таким образом сбросить с себя нервное напряжение. Ну и что с того? К тому же я глубоко сомневаюсь в том, что Крупенин был убит на том самом месте, где был найдет труп.
Голованав поднял на Макса глаза.
- Ты что, серьезно?
- А ты с экспертом поговори, - не очень-то весело хмыкнул Макс, продолжая теребить бороду. - С тем, который на труп выезжал.
- И что? - заинтересовался Голованов.
- Да, в общем-то, ничего, - пожал плечами Макс. - Однако он почти уверен в том, что парня замочили где-то в другом месте, а под куст уже бросили труп. И если бы не дождь который лил всю ночь, да неизначальная уверенность следователя прокуратуры в том, что этого несчастного убили, пытаясь ограбить, он бы уже давно доказал это.
- А тебе-то откуда известно? - спросил Плетнев.
- Да все оттуда же, - развел руками Макс, наконец-то оставив свою бороду в покое. - Из разговоров.
- А почему раньше не сказал об этом? - буркнул Голованов.
- Да я сам об этом только вчера узнал. Ирина Генриховна угрюмо молчала, и Голованов негромко произнес:
- Это, конечно, многое меняет.
- Вы хотите сказать, что вся моя работа по Чижо-ву, это напрасный труд? - вспыхнула Ирина Генри-ховна.
- Упаси Бог! - поднял руки Макс. - То, что удалось узнать про Чижова, лишний раз говорит о том, что в этом убийстве на так все просто, как думалось поначалу, и надо еще помозговать, какую из версий сделать приоритетной.
В комнате зависла нервозно-напряженная тишина, которую нарушил Плетнев:
- Слушай, Борода, что-то не пойму я тебя. То ты говоришь, что Ирина.
- Ирина Генриховна, - поправил его Голованов.
- Да, конечно! - покосился на него Плетнев. - Именно Ирина Генриховна внесла неоценимый вклад, высветив истинное лицо Чижова. И в то же время предлагаешь нам выбрать приоритетную версию в этом деле. Что-то одно с другим не вяжется.
- Почему же не вяжется? - удивился Макс. - Очень даже все вяжется. Просто ты забываешь версию того клуба, по которому сейчас работает Агеев. А если мы объединим эти два потока…
- Не вижу точки соприкосновения!
- И опять ты не прав, - возразил Плетневу Макс. - Точка соприкосновения - бои без правил, которыми увлекались и тот, и другой. И если мы усилим работу именно в этом направлении, то, как мне кажется, выйдем и на заказчика, и на убийцу.
Глава 9
Подполковник, который знал об Ингуше "буквально все и даже больше", оказался заместителем начальника отдела, который тащил на себе тяжеленное бремя квартирных краж, и когда начальник МУРа представил его Турецкому, Александр Борисович удовлетворенно кивнул. О "волкодаве из МУРа, который на ходу рвет подметки честным московским ворам", он был наслышан давно, однако чисто внешне Виктор Петрович Хмелев на подобного "зверя" никак не тянул, впрочем, не только внешность бывает обманчива.
Обняв Яковлева и пожав руку Хмелеву, Турецкий заикнулся было о том, что не гоже, мол, мешать хозяину кабинета, на что Яковлев только рукой махнул. Работайте, мол, да и мне самому интересно будет послушать.
Когда Турецкий, не слишком вдаваясь в подробности, передал Хмелеву историю с Агеевской квартирой, подполковник хмыкнул и, уже непонятно к кому конкретно обращаясь, то ли к хозяину кабинета, то ли к его гостю, негромко сказал:
- Если бы не знал, что услышу подобное от самого Турецкого, - он сделал ударение на слове "самого", чем сразу же обозначил его профессиональную значимость, - сильно бы усомнился.
На его лице застыла кривая усмешка, и он все так же негромко закончил свою мысль:
- Прямо-таки рождественская сказка со счастливым концом. Этак еще парочка-другая подобных случаев, и весь мой отдел придется распускать за ненадобностью.
- Почему? - удивился Турецкий.
- Да потому, что надо знать Ингуша, чтобы не поверить в подобное Александр Борисович, не в обиду, конечно, вы уверены, что в этой квартире наследил именно Ингуш, а не кто-нибудь иной?
- Ну ты даешь, подполковник! - пробурчал со своего места Яковлев, укоризненно покосившись на грозу и карающий меч московских домушников. - Ты бы еще у дедушки моего спросил, умеет ли он кашлять.
Турецкий не смог сдержать улыбки.
- Пальчики Декушева.
- Да я не сомневаюсь, что это он, - перебил Турецкого Хмелев. - Просто в подобное действительно трудно поверить.
- Что, настолько он серьезен? Хмелев утвердительно кивнул.