- Серьезен - это мало сказано. Леча Декушев вор, который никогда не будет работать себе в убыток. Кстати, работает только по наводке. И если он нацелился на какую-нибудь квартиру, он десять раз перепроверится, настолько ли она в действительности упакована, чтобы идти на возможный риск. И если уж берет квартиру, то будьте уверены - в накладе не остается. А тут вдруг… Пальчики его, а впечатление такое, будто он только для того и поработал отмычкой, чтобы спросить у хозяина квартиры, как в ближайшую библиотеку пройти.
Турецкий представил себе, как этот самый Леча Декушев спрашивает у опешившего Агеева, как пройти в библиотеку, и снова не смог сдержаться от улыбки.
- А если он сработал на кого-нибудь?
На подобное предположение Хмелев только плечами пожал.
- Что, исключено? спросил Турецкий.
- Всякое, конечно, может быть, но чтобы Ингуш стал работать на кого-то еще?… - Хмелев потянул за ворот рубашки, словно тот душил его, покосился на Турецкого: - М-да, задачку вы мне поставили. Самому интересно стало.
- Так в чем же дело? - подал голос хозяин кабинета. - Решай! Тебе и карты в руки.
- Будем работать, товарищ генерал. К тому же, надеюсь, кой-какие зацепки найдутся.
Он замолчал было, однако тут же повернулся лицом к Турецкому:
- А этот ваш товарищ… он бы не мог написать заявление о пропаже какой-нибудь вещицы? Скажем, дорогих часов, или какой-нибудь статуэтки антикварной.
Турецкий отрицательно качнул головой.
- Исключено!
- Почему?
- Те, кто поработал в его квартире, уверены, что он не заметил этого. И пока мы не знаем, кто именно там побывал. Короче, надо оставить их в том же прекрасном заблуждении.
- Понятно, - вздохнул Хмелев и уже всем корпусом повернулся к хозяину кабинета. - Сделаю все что могу, товарищ генерал. Но не обещаю, что это будет завтра.
- Постарайся, Виктор Петрович. Постарайся.
Когда Хмелев ушел, а Турецкий пересел к генеральскому креслу, Яковлев не удержался, чтобы не спросить:
- Сам-то что думаешь? Турецкий вздохнул и пожал плечами.
- Пока что могу только предполагать. Кто-то пытается нащупать истинное лицо Агеева. Возможно даже, что именно в нем видят какую-то серьезную опасность, правда, не знаю, кто именно, и в чем эта опасность заключается. Ну, а что будет дальше.
И он виновато развел руками.
На дачу в ближнем Подмосковье, где Турецкий жил уже целый месяц, он приехал довольно поздно, и пока шел по дорожке к коттеджу, загребая ногами опавшую листву, мурлыкал что-то себе под нос.
Нельзя сказать, что он был сильно счастлив прожитым днем, просто в нем, пожалуй впервые за долгие тоскливо-безрадостные дни, появилась вдруг изначальная в себе уверенность, и он уже по-иному смотрел на этот мир.
Шел и мурлыкал сам себе под нос дурацкие слова дурацкой песни:
- Мои года - мое богатство.
После холодного, уже по-настоящему осеннего дождя, который за ночь вымыл московские улицы, неожиданно выкатилось солнце, и город засверкал влажной чистотой асфальта.
Восприимчивый к подобным переменам погоды, Агеев не мог не заехать по дороге в "Геркулес" на мойку, и теперь его старенькая тачка сверкала и отдавала такой же свежестью, как и умытые ночью улицы. Автоматически переключая скорости и так же автоматически притормаживая у черно-белых "зебр", по которым перебегал дорогу вечно спешащий куда-то московский люд, он думал о том, не сменить ли ему в действительности уже изрядно поднадоевший образ жизни детектива-перестарка, да не заняться ли настоящим делом. Причем таким делом, в котором ему нет равных, где его по-настоящему оценят, где ему будут платить те деньги, которых он стоит, и он уже сможет поменять не только свою старенькую колымагу на новенькую иномарку, но и перебраться в более приличную квартиру. Он еще и сам боялся признаться, что его посещают ночами подобные мысли, однако все чаще и чаще ловил себя на том, что видит себя уже не детективом агентства "Глория", а старшим тренером какого-нибудь коммерческого спортивного клуба, хотя бы того же "Геркулеса"…
О дальнейшем он старался пока что не думать, догадываясь, как отнесется к этому тот же Севка Голованов, с которым его связывали не только текущие серые будни, но и "развеселое" боевое прошлое, или тот же Макс, компьютерный бог, которому уже несколько раз предлагали заоблачные ставки в каких-то финансовых корпорациях, да только тот сам не желал расставаться с "Глорией". Однако как бы там ни было, но мыслишка эта, предательская, нет-нет, да и посещала его.
Ударившись в размышления о возможных переменах в своей профессиональной деятельности, и еще о том, к чему все это может, в конце концов, привести, Агеев даже не обратил внимания поначалу на короткий тревожный звоночек, тренькнувший в глубине подсознания, и только на подъезде к станции метро "Калужская", когда он тренькнул второй раз, уже более настойчиво, а в затылочной части появилось довольно неприятное жжение, верный предвестник старой, как мир, истины, что не так уж все и гладко в этом мире, он вдруг заметил, что за ним неотрывно следует "мерседес".
- Этого еще не хватало, - буркнул Агеев, переключая внимание на зеркальце заднего обзора, в котором, словно на ладони, просматривалась забрызганная грязью, некогда серебристая иномарка. И снова в голове, словно укол шила.
Однако о плохом думать не хотелось, тем более без особых на то оснований, и он, мудро рассудив, что при нынешней транспортной толчее и не такое может померещиться, прибавил газу и, словно слаломист на привычной трассе, легко обошел сразу две машины.
Покосился глазом на зеркальце и уважительно хмыкнул, почувствовав при этом, как к нему возвращается давно забытый боевой настрой.
"Мерседес" проделал тот же маневр и опять словно прикипел к тачке Агеева. Словно консервная банка, привязанная к хвосту бездомной собаки.
Агеев удивленно покачал головой, стараясь сообразить, с чего бы это вдруг именно сейчас к нему привязался "хвост", и уже более внимательно всмотрелся в зеркальце заднего обзора, продолжая держать прежнюю скорость. По опыту знал: главное в подобных случаях - не показать, что ты заметил "хвост". Но судя по тому, что хозяин "мерседеса" пропустил несколько удобных моментов, чтобы уйти под прикрытие идущих впереди него машин, водитель и его пассажиры не очень-то старались оставаться незамеченными.
И снова в подкорке тренькнул тревожный звоночек, не раз выручавший Агеева и в более серьезных ситуациях. В памяти тут же всплыло недавнее сопровождение, от которого он благополучно ушел, о чем до сих пор вспоминал не без сожаления, а также тот шмон в его квартире, который не давал покоя. Бой с тенью - это, пожалуй, самое неприятное из всего, что он не любил.
Неожиданно замолк тревожный звоночек в голове, однако его место тут же заполнила накатившая волна злости. Той самой злости, которую он порой не мог унять даже огромным напряжением силы воли. Эти козлы в занюханном "мерседесе" испортили ему праздник бытия, когда можно было помечтать о более прекрасном и более радостном будущем.
Между тем, "мерседес" вдруг словно сорвался с места и легко обойдя идущее впереди него "вольво", сократил расстояние до двух машин. Теперь уже в зеркальце хорошо просматривался водитель - молодой черноволосый парень, явно не славянской наружности, и еще два каких-то типа на заднем сиденье.
- Кому не спится в ночь глухую?… - пробормотал Агеев, мысленно высчитывая, с чего бы это вдруг его скромной личностью заинтересовались черноволосые гости столицы? Впрочем врагов и дураков не выбирают, решил он про себя, и потянулся за мобильником, притормозив на красный свет.
Набрал номер Голованова, и когда в мембране послышался знакомый и родной голос Севы, вкратце рассказал ему о непутевых детях гор, которые "вцепились в его задний бампер, как репей в хвост собаки".
- Не ошибаешься, случаем? - спросил Голованов.
- Слушай, Сева! - взревел Агеев. - Я хоть и пью, но попиваю в меру. И еще не дошел до того, чтобы по утрам глюк на глюк налазил. А то, что эти козлы в сраном "Мерседесе" мне на хвост сели, причем прямо от дома, в этом я уже не сомневаюсь.
- Ладно, успокойся, - буркнул Голованов. - Что думаешь делать?
- Пока что не знаю.
- Диктуй номер.
Агеев немного подвернул зеркальце и на его лице застыла кислая усмешка.
- Диктуй… Не могу прочитать. Все залеплено грязью.
- Так, может, все-таки припаркуешься у какого-нибудь кабачка, и я перехвачу тебя?
- Исключено! - буркнул Агеев. - Меня мои студенты в "Геркулесе" ждут.
- В таком случае звони, если вдруг почувствуешь малейшую опасность. Я на связи.
- Ладно, - буркнул Агеев, и в этот же момент шевельнулось стадо машин, трогаясь на зеленый свет светофора.
Через сотню метров Агеев перестроился в крайний правый ряд и увидел, что тот же финт проделал хозяин "мерседеса". Теперь уже сомнений не оставалось.
Агеев вдруг почувствовал, как им овладевает спортивная злость, и прибавил газу. Будь хозяин иномарки чуть поумней, он бы поотстал малость, однако он тоже врубил полный форсаж и подрезал его, прижимая к обочине.
Это уже была откровенная наглость.
- Что, дороги мало? - крикнул Агеев, опустив стекло и выпустив относительно хозяина "Мерседеса" руладу лагерного мата.
- Сейчас разберемся, кому дороги мало! - донеслось в ответ.
Агеев невольно напрягся. Он мог ожидать всего что угодно, но только не подобной наглости. А "Мерседес" тем временем все плотнее и плотнее прижимал его к бордюрному камню.
- Ладно, козлы, хрен с вами, - буркнул Агеев и проскочив еще метров двадцать, застыл на обочине.
"Мерседес" встал едва ли не впритык к нему, перекрывая дорогу.
Агеев вздохнул. Чего ему хотелось менее всего, так это выяснения отношений с "лицами кавказской национальности", у которых, кажется, окончательно поехала крыша. Впрочем, крыша ли? Он уже не сомневался, что его вели от дома, а это могло говорить о многом.
Распахнув дверцу, он неторопливо выбрался из машины и прислонился к капоту, чисто автоматически посмотрев при этом на часы. До начала тренировки оставалось не так уж много времени.
На свет божий явились и два пассажира "Мерседеса", видимо родня или земляки хозяина иномарки по горному аулу. Что касается самого хозяина, парня лет двадцати пяти, то он оставался на месте.
- Ну и что скажете\ ? - пробасил Агеев. - Или, может, твоя моя не понимает? Толмач нужен?
Один из качков сунулся было к Агееву, сжав кулаки, однако второй попридержал его за полу куртки.
- Толмач не нужен, - гортанным голосом произнес он. - Не хуже тебя русский знаем. Так что, не спеши гнать лошадей, успеешь еще кровью умыться.
Агеев вдруг почувствовал острое жжение в кулаках, что было не очень-то хорошо, однако все-таки сумел взять себя в руки.
- За что же такая немилость?
- А ты что, не догадываешься? Ты же нам бочи-ну пропорол! А за это платить надо.
Это уже был беспардонно-наглый наезд, от чего Агеев даже рот приоткрыл в удивлении.
- Я? Пропахал ваш дрындулет?
- Да, - не моргнув глазом, подтвердил хозяина довольно побитой тачки. - Царапина на полдвери. - Так что, да-ра-гой, доставай кошель.
- И сколько? - заинтересованно спросил Агеев, размышляя в то же время о том, что это, действительно дорожная подстава, о которых каждый вечер бубнят в "Хронике происшествий", или же продолжение того "хвоста", который он засек еще две недели назад. Однако, как бы там ни было, но ему все это уже стало надоедать. - Сколько? - повторил он.
Они явно не ожидали столь быстрого "решения вопроса", и хозяин "Мерседеса" неуверенно произнес:
- Две!
- Так бы и говорили сразу, - буркнул Агеев, доставая из кармана пятисотенную ассигнацию. - Сдача будет?
- Ты… ты что, издеваешься над нами? - прокле-кал говорливый качок. - Две тонны! А это значит, две тысячи евры!
Он так и сказал - "евры", чем вызвал на лице Агеева невольную ухмылку.
- Ну-у, ребята, у меня и денег-то таких с собой нет, - развел руками Агеев. - Ежели только товарищу позвонить… Он привезет.
Он полез было в карман за мобильником, и в этот момент к нему сунулся все тот же качок.
- Ты что, за идиотов нас считашь? А ну давай мобилу!
Он потянулся было за мобильником Агеева, и в этот же момент тяжеленный кулак вошел ему в межреберное пространство…
Тут же задохнулся от боли второй качок, и Агеев открыл дверцу своего "жигуленка". У него уже не оставалось времени на разборку хозяином "Мерседеса".
Настроение было испорчено, и уже на подъезде к "Геркулесу" Агеев позвонил Голованову.
- Ну?
- Порядок, сами во всем разобрались.
- Что, подстава?
- Угадал. На два куска хотели нагреть.
- Надеюсь, не баксов?
- Нет, не баксов, - хмыкнул Агеев. - Теперь, оказывается, еврой расплачиваются.
- Мать твою! - удивился Голованов. - Но я надеюсь, они в обиде не остались?
- О чем ты говоришь! Друзьями, считай, расстались.
Глава 10
С того момента, когда Ирина Генриховна рассказала о душевных терзаниях Вероники Чижовой и о закрытом клубе "Терек", где отводил душу ее бывший муженек, Голованов уже не переставал думать о самом Чижове, как о заказчике убийства Стаса Крупе-нина, не исключая при этом возможности того, что тот и сам мог присутствовать при убийстве. Любой психолог мог подтвердить, что если человек успокаивался только в тот момент, когда наслаждался боями без правил, сидя за ресторанным столиком в закрытом клубе, то еще большее наслаждение, а главное - удовлетворение своего эго он мог получить наблюдая, как убивают его, более удачливого соперника. Не исключалось также, что и самый последний удар мог нанести он сам. Чтобы разом и навсегда уже не сомневаться в том, что ЕГО женщина может уйти к какому-то сопливому щенку, который не стоит даже кончика мизинца удачливого бизнесмена Артура Валентиновича Чижова.
И это могло быть действительно так.
Понимая, насколько трудно будет раскрутить клубок, Голованов позвонил своему бывшему сослуживцу по Афгану, который, как специалист по восточным единоборствам и рукопашному бою, пользовался спросом во всех этих клубах и ресторанах, и после коротенького вступления спросил, знаком ли Игнату некий клуб "Терек", а точнее говоря, ресторан "Терек" в Измайлово, где народ тешит себя кулачными боями без правил.
- А кто ж его не знает? - удивился Собко. - Вполне приличный клуб, кстати, хозяин "Терека" - Вано Цхиладзе. Может, помнишь такого? Ну-у, Афган, восемьдесят шестой год.
Господи, помнил ли он Цхиладзе, отчаянного, веселого грузина, который на пару с полтавчанином Моисеенко более трех часов держал круговую оборону в горном ауле, и когда прибыло подкрепление, все еще нажимал и нажимал на спусковой крючок автомата. Тяжело раненный, контуженный, и еще видимо не зная, что его напарника уже нет в живых.
Их обоих тогда отправили в Москву - Сашу Мо-исеенко грузом "двести", а Вано в санитарном самолете. И вот прошло двадцать лет… Поистине пути господни неисповедимы!
Убедившись, что Голованов вспомни Цхиладзе, Собко тут же предложил:
- Так, может, встретимся? В том же "Тереке". Втроем, а еще лучше будет, если вчетвером. Надеюсь, Агеев все еще с тобой?
- А куда ж мы друг без друга? - отозвался вконец расчувствовавшийся Голованов. - В одной упряжке идем.
- Вот и ладненько, - обрадовался Собко. - В таком случае, я звоню Вано, договариваюсь о встрече.
Он помолчал, довольный предстоящей встречей, но вдруг спросил, с тревогой в голосе:
- Слушай, Сева, надеюсь, сам "Терек" вне разборок? А то ведь… даже неудобно как-то.
- Упаси Бог! - заверил его Голованов. - Просто там хмыреныш один отирается, так вот я…
- В таком случае, без проблем, - перебил его Собко. - Кстати, как насчет того, чтобы сегодня, вечерком или ближе к ночи?…
- Перетрем, как теперь говорят.
Сказать, что "мужики" были рады встрече, это значит не сказать ничего. Агеев поначалу не поверил, что Вано, живой, процветающий и здоровый, обретается в Москве, но когда у входа в клуб их с Севой и Игнатом встретил уверенный в себе, сорокалетний красивый грузин, мало чем похожий на Вано двадцатилетней давности, и все-таки Вано! объятиям и поцелуям не было конца. Но более всего их поразил стол, накрытый посреди ресторана, напротив ринга, на котором уже ближе к ночи начинались рукопашные бои. Каждый из них немало перевидал столов, но подобной сервировки и подобного подбора вин и блюд ни Голованов, ни Агеев, ни Бородатый Макс еще не видели.
- Послушай, Вано, оно, конечно, спасибо великое за такую встречу, но…
И Голованов развел руками, не зная, как выразить свое восхищение.
- О чем говоришь, командир! - расплылся в улыбке Цхиладзе. - Ты помнишь, как пили спирт в Афгане?
- Ну!
- A как мечтали хорошего грузинского вина попить, когда вернемся домой?
- Ну!
- Так вот и выпьем сегодня за все наши мечты! Сбывшиеся и несбывшиеся.
Он пригласил гостей к столу и уже обращаясь к посетителям ресторана, в большинстве своем постоянных членов клуба "Терек", сказал:
- Сегодня я хочу представить вам не просто моих друзей, я хочу представить вам моих боевых друзей, моих товарищей по оружию, которые когда-то вытащили меня из-под огня и благодаря которым я могу сейчас пить это прекрасное вино!
Судя по реакции зала, откровенно не понимающей, о чем это говорит всесильный Вано, о котором думали, что он крупный представитель все той же криминальной грузинской группировки, которая держала под своим контролем часть столичных заведений игорного бизнеса, для всех подобное вступление было откровением, непонятным и странным по меньшей мере, и только когда он произнес два слова - "Афганистан" и "спецназ", ресторан взорвался нестихающим шквалом аплодисментов. Здесь, видимо, умели ценить не только деньги, но и еще нечто такое, о чем не принято говорить вслух.
- Слушай, Вано, - негромко произнес Макс, запустив пятерню в свою бороду, - ты того… не очень-то. Я ведь сентиментальным стал, а ты из меня слезу выжимаешь.
- А ты не стесняйся, всплакни, - на полном серьезе посоветовал Цхиладзе, - порой помогает.
…Когда уже был произнесены почти все тосты, которые можно было произнести, а вышколенный официант все подносил и подносил опечатанные сургучом бутылки настоящего грузинского вина, а второй официант не забывал менять тарелки, Цхи-ладзе наклонился к уху Голованова.
- Слушай, командир, может поднимемся ко мне в кабинет? Игнат сказал, что у тебя дело какое-то ко мне.
И он широко повел рукой, как бы говоря тем самым, что еще пара дюжин бутылок, и они вряд ли смогут говорить о чем-нибудь толковом.
- Можно и к тебе подняться, - согласился Голованов. - Тем более, что передохнуть малость надо.
Они поднялись на второй этаж, где располагался управленческий персонал клуба, и Цхиладзе широким жестом пригласил гостя в свой кабинет, который - чего уж там греха таить! - был "пошире" и побогаче офиса "Глории", которым так гордился Голованов. Предложив гостю кресло, барственноцарственный Вано, для которого этот вечер превратился в настоящий праздник, вызвал своего помощника, видимо, очень близкого родственника, и распорядившись, чтобы им принесли коньяк и "Боржоми", по-хозяйски опустился в кресло напротив.
- Слушаю, командир. Что случилось?