Ваше благородие, госпожа разлука…
Все мы с ней не встретимся, вот какая штука!
- Слушай, пап, тут письма какие-то.
- Чего?
- Одно от бабушки, а одно непонятно от кого.
Письмецо в конверте, погоди, не рви… -
зазвучало в голове у Турецкого. - Сейчас, пап, я посмотрю, от кого это.
Письмецо в конверте, погоди, не рви…
- НЕ-Е-Е-ЕТ!!! - бешено закричал Турецкий, метнувшись в сторону Нины в безумном, отчаянном прыжке, но было поздно. Рука дочери уже разорвала конверт.
Глава пятнадцатая
В тот день Георгий Федорович Жаворонков брел домой под дождем, подняв воротник модного финского плаща и низко втянув голову в плечи. Тяжелые холодные капли затекали ему за шиворот и неприятно скользили по спине, но он ничего не чувствовал. В голове его продолжали звучать голоса, обрывки диалогов, споров. Из темноты перед внутренним взором возникали лица: то его непосредственного руководителя и бывшего приятеля Женьки Смирнова, то есть, простите, Евгения Ивановича, начальника отдела, генерала их всесильного комитета. То генерала Пантелеева, еще более всесильного командира их универсального ведомства. То - и уже совсем непонятно почему - лица двух ученых мужей, Давыдова и Суворова, случайных людей в его жизни и карьере. Ведь надо же, чтоб именно им, этим случайным людям, суждено было стать тем самым камнем преткновения.
Где лежит тот камень, в зной
Путника маня…
Это был вечер из произведений композитора Георгия Свиридова, один из многочисленных концертов, посещенных ими с Леночкой в качестве культурной программы. У Георгия Федоровича всегда была неплохая память на стихи. А этот романс Свиридова на слова армянского поэта Аветика Исаакяна просто-таки запал ему в душу…
Где лежит тот камень, в зной
Путника маня,
Что могильною плитой
Станет для меня?
Может быть, бредя путем
Рока своего,
Я не раз сидел на нем,
Не узнав его.
Кто же мог знать, что именно эти трижды проклятые ученые станут той самой соломинкой, которой он сломает себе спину? Да провались они пропадом вместе со своей наукой, со своими родными, близкими, учениками, аспирантами, последователями и оппонентами! Черт, и зачем он высовывался? Зачем? Вечно эта его проклятая принципиальность, которая не дает ему сидеть спокойненько в сторонке и молчать. Ну отправятся они в Воркуту, или куда там еще, валить лес. Неужели ему, генералу Жаворонкову, действительно не все равно? Идеалист долбаный, борец за правду, понимаешь! Как там было в одной известной песне? Промолчи - попадешь в первачи!
Проехавший грузовик окатил генерала брызгами, но тот даже ничего не заметил - настолько был погружен в свои мысли.
Итак, сегодня его уволили из органов. Его, Георгия Федоровича Жаворонкова, отправили на почетный заслуженный отдых, о чем ему и сообщил генерал Пантелеев с характерной для него иезуитской улыбкой. Но это-то - насчет почетного и заслуженного - так, для успокоения, для друзей и для непосвященных коллег. Всем посвященным прекрасно известно - да так оно и есть на самом деле, - что Георгий перестал "вписываться в сюжет", перестал соответствовать генеральной линии, проводимой его ведомством. Ведомство в очередной раз дрейфануло вправо… или влево - у нас ведь не поймешь, где именно находится "лево", а где "право". Одним словом, их любимая "контора" в очередной раз вернулась к людоедским идеалам своего прародителя Феликса Дзержинского, а наивный Георгий застрял в своем романтизме, в своих демократических прогрессивных заблуждениях, а поскольку гибкость вообще никогда не была ему свойственна, то он не сумел, или же не успел, или, может быть, даже и не пожелал быстро приспособить себя к новым обстоятельствам. И поэтому вышел из игры.
Пусть неудачник плачет,
Кляня свою судьбу! -
с удовольствием пропел ему Евгений Иванович Смирнов свою любимую оперную арию. Да, он неудачник, видимо, нужно это признать. Поэтому он бредет домой пешком под дождем… ах нет, конечно, у него осталась его личная "Волга", так что лишение персональной служебной машины еще не загонит его в душные катакомбы московского метро. Да и материально он уж никак не пропадет, положенная ему пенсия вполне достойная, не имеет ничего общего с зарплатой какой-нибудь медсестры или учительницы. А еще можно устроиться куда-нибудь консультантом по каким-нибудь актуальным вопросам. Дело ведь не в этом.
Дело в том, что он - проигравший. Неудачник. Всю жизнь он шел каким-то определенным путем - неважно сейчас, каков именно он был, - и вот потерпел полное фиаско на этом пути.
Он подошел к своему дому. Окна их квартиры призывно светились, это означало, что любимая жена Леночка дома. Эх, Леночка, Леночка… К сожалению, в последнее время Георгию все чаще казалось, что его любовь к жене носила характер сугубо односторонний. Уже давно зародился между ними некий холодок, и с каждым годом становилось все морознее и морознее. Отчуждение все нарастало и нарастало.
- Здравствуй, Леночка!
- Привет! - Елена Станиславовна Жаворонкова посмотрела на него как-то вскользь.
- Ты занята сейчас? - Георгий Федорович чувствовал, как в его голосе появилось что-то заискивающее. Так бывало часто в его разговорах с женой, и он ненавидел себя за этот подобострастный тон.
- Да, мне надо закончить статью. Ужин на плите.
- Может, посидишь со мной?
- Я потом к тебе приду, ты пока сам начинай.
На кухне Георгий первым делом ринулся к холодильнику и, убедившись, что супруга за ним не следит, налил себе большой щедрый стакан водки.
"Имею право, черт возьми! - подумал он зло. - Если сейчас не выпить водки, то нужно просто пойти и застрелиться".
Он заглотил содержимое стакана одним богатырским глотком. Дыхание перехватило, но закусывать Георгий Федорович не стал, вместо этого налил себе еще один такой же полный стакан. Он почувствовал, как внутри начало постепенно оттаивать. Лица начальников и подчиненных перестали маячить перед его внутренним взором, как в дурацком калейдоскопе. На какое-то мгновение даже показалось, что жизнь его вовсе еще и не кончена. Ведь у него есть прекрасная семья: красавица жена, сын. Что еще нужно для счастья мужчине средних лет?
При воспоминании о сыне бывший генерал как-то внутренне подобрел, но тут же тревога прошла судорогой по всем его мускулам.
- Леночка! - закричал Георгий Федорович тоскливо. - Лена! Напомни, в какой день Витюша возвращается?
- В четверг, через полторы недели, - прозвучал в ответ спокойный голос жены. Лена никогда ничего не забывала, не путала даты, имена, отчества. Она была будто бы "человек-компьютер". Любая информация, которую ее мозг однажды впитал, отпечатывалась на "жестком диске" и не стиралась и не тускнела, готовая быть востребованной и использованной в любой момент. Иногда Георгию казалось, что в тайной полиции следовало работать его жене, а не ему.
Он выпил еще водки и стал думать о сыне. Вспомнил, каким он был, когда только появился на свет - желанный, долгожданный наследник, младший Жаворонков, продолжатель, множитель и так далее.
Витюша явился на свет семимесячным. Возможно, это было вызвано некими женскими проблемами в организме ненаглядной Леночки - ведь в свое время ей не очень удачно сделали аборт, который, впрочем, в анналах семейной истории деликатно именовался выкидышем. Ведь и забеременеть она после этого долгое время не могла. А может быть, просто такая трудная судьба была уготована этому ребенку; во всяком случае, жизнь свою он начал именно что трудно, и в первые дни даже вообще не было понятно, выживет этот младенчик или нет. И как знать, не будь его отец офицером некой известной организации и не будь подключены к спасению ребенка великолепные врачи (пусть не самые лучшие из самых-самых наилучших, все же не вышел еще папаша "калибром" для такого уровня медицинского обслуживания, но все равно отличные), возможно, и не суждено было бы Виктору Георгиевичу занять свое законное место среди обитателей планеты Земля и города Москвы.
Слабеньким мальчик рос и потом. Георгий Федорович приложил огромные усилия, чтоб вырастить из мальчишки нормального здорового пацана. Как-то так само собой сложилось, что ребенком в основном занимался он - и это при его огромной занятости, постоянных командировках, часто заграничных. Нет, конечно, Елена Станиславовна любила сына, заботилась о нем, следила, чтоб у него все было, чтоб он был сыт, обут и одет, чист, благополучен. Но и не более. Остальное уже касалось сферы Георгия Федоровича.
Он приучал маленького Виктора заниматься спортом, заставлял его делать утреннюю зарядку, отжиматься, приседать, бегать. В каком-то смысле это пошло и ему самому на пользу: помогало поддерживать форму, не раскисать, что при его кабинетно-самолетной работе постоянно ему угрожало.
В садик мальчик не ходил: его окружали постоянные няньки, да и Елена Станиславовна часто бывала с ним, занимаясь параллельно то одной, то другой научной работой. Виктор рос дома, в щадящей атмосфере инкубатора, но благодаря стараниям Георгия Федоровича в школу он пришел уже не слабаком, а нормальным средним мальчуганом. Что касается характера ребенка, то уже с детства проявлял он свойственную ему позже замкнутость, нелюдимость. Расти он на Западе, обязательно нашелся бы какой-нибудь дотошный психолог, который пристал бы к родителям с вопросом: а может быть, у мальчика есть проблемы с коммуникацией? Возможно, он - скрытый аутист? Но здесь никто ни о чем похожем не подумал и не обмолвился: просто мальчик - мечтатель, живет в мире своих фантазий.
Виктор рано начал читать, причем почти сразу взрослые книги. Из сказок же он больше всего любил одну: ту, которую на протяжении долгих лет сочинял для него Георгий Федорович. Это была сказка про Храброго Разведчика. Однажды начавшись, она обросла продолжениями и вскоре обрела подлинно мексиканско-бразильскую бесконечность. А возникла эта бесконечная сказка из совместного просмотра папой и сыном нескольких серий "Семнадцати мгновений весны". Маленький еще Виктор многого тогда не понимал, и отец принялся ему объяснять, подробно, с примерами. Слово за слово - как-то само выяснилось, что папа-то работает именно в том ведомстве, где служат те самые Храбрые и Благородные Разведчики. Тут-то и было впервые произнесено: "Пап, а расскажи мне про настоящих, взаправдашних разведчиков!"
Эта сказка создавалась несколько лет, и замысловатости ее сюжета мог бы позавидовать любой хороший сценарист. Что и говорить, Георгию действительно было легко импровизировать на эту тему, все-таки он был, что называется, в материале. Для того чтоб не ударяться чрезмерно в политику и вообще немного уйти от повседневной реальности, новоиспеченный Андерсен (или, точнее, Семенов-Ле-Карре) засылал своего героя-супермена в различные выдуманные им самим на ходу страны; правда, пользовался он при этом в основном реально существующими на карте названиями. Так, однажды Храбрый Разведчик противостоял заговору против президента Южной Бургундии; а в другой раз готовил государственный переворот в Федеративной Республике Византии. Иногда герой отвлекался и выступал не совсем по своему профилю, так, например, однажды он даже освобождал заложников, которых террористы захватили в Королевстве Юго-Западная Моравия.
Неизменным оставалось то, что герой был бесстрашен, находчив, ловок. И всегда защищал слабых, угнетенных. Ну и, конечно, отстаивал интересы своей далекой Родины, по которой он иногда тайно тосковал.
Вспомнив свой "сериал", Георгий Федорович невольно улыбнулся. Вот теперь у него будет куча времени, можно и киносценарий со скуки написать. А что, поди, с удовольствием экранизируют! Все ж таки он профессионал, у него в руках, точнее, в голове уникальный материал. Этак еще можно и прославиться на старости лет. Ну фамилию свою он, конечно, в это дело впутывать не станет, но можно придумать какой-нибудь симпатичный псевдоним. Например, взять девичью фамилию жены. А что? Сценарист Георгий Литвинов - звучит вполне недурно; пожалуй, за это надо выпить. Наливая очередную рюмку, Георгий снова невольно вспомнил о своей загубленной карьере, и внутри отчаянно заболело. Ну ничего, ничего… Вот сейчас хлоп стаканчик - и полегчает!
В школе Виктор Жаворонков не выделялся. Сидел себе тихонько за партой задумчивый мальчуган и кривенько перебивался с тройки с плюсом на четверку с минусом. В общественной жизни не участвовал, в хулиганской - тоже. Если его задирали, мог неохотно, но сильно двинуть в челюсть. Только его отец знал, что за этим стояло: ежедневная физзарядка, плавание, позже вольная борьба. В результате мальчик, еле выживший при родах и росший хлипким и болезненным, вырос пусть не богатырем, но здоровым и крепким парнем, отличавшимся изрядной физической силой.
Уже в старших классах пришло неожиданное увлечение химией. Почему именно этой наукой - так и осталось загадкой, если учесть, что оба родителя по складу ума скорее гуманитарии. И воспитание мальчик получил соответственно гуманитарное. Но вот поди ж ты - сказалась какая-то природная предрасположенность, заложенная где-то там, в генах. Во всяком случае, "заболел" Виктор этой тонкой наукой всерьез. Правда, уже в самом начале обращало на себя внимание то, что особо пристальный интерес его притягивала к себе та часть химии, которая ведает всякого рода взрывчатыми веществами и вообще взрывами. В какой-то мере это свойственно всем мальчишкам и даже порой девчонкам - кто из нас не устраивал в детстве опытов с селитрой? Но у Виктора увлеченность всем этим очень скоро вышла за рамки обычного мальчишечьего озорства.
Он посещал в школе химический кружок. Учительница Дина Леонидовна не могла на него нарадоваться. Одинокой стареющей училке такой горячий интерес к ее любимому предмету просто лил бальзам на все раны, полученные за десятилетия упорной и тщетной борьбы с двоечниками и лентяями. Редкое утешение за счет уныло вызубривших свой ответ отличников нельзя было принимать всерьез. Разве это можно сравнить с горящими глазами жаждущего новых познаний Виктора Жаворонкова!
Однако Георгий Федорович счел нужным повстречаться с Диной Леонидовной и спросить ее, не следует ли обратить более пристальное внимание на этот не вполне здоровый, по его мнению, интерес ко всему, что эксплодирует, иными словами - взрывается. Учительница, откровенно влюбленная в своего воспитанника и младшего дружка, как могла успокоила его и развеяла его сомнения. Мол, все нормально, мальчик интересуется, что тут такого? Ничего опасного, если вести себя аккуратно и с умом.
Потом как-то незаметно для родителей в жизни Виктора появилась Наташа. В какой-то момент оказалось, что за их сыночком хвостиком ходит некое рыжее создание. Родители улыбнулись… нет, точнее говоря, улыбнулся только Георгий Федорович. Елена Станиславовна к тому времени уже целиком погрузилась в собственную приватную жизнь и…
- Опять пьешь? - Резкий голос жены прервал поток воспоминаний. - Ну и что же стряслось на этот раз? - Елена Станиславовна говорила неприязненно и даже немного брезгливо.
- Леночка, - осторожно начал Георгий Федорович. - Леночка, сядь, посиди со мной.
- Да, это, конечно, большая честь, - язвительно заметила жена, - может, еще бухнем вместе?
- Ну зачем ты так. У меня…
- Затем, что я не выношу пьяниц. И тебе это хорошо известно.
- Лена, - проговорил Георгий серьезно, - меня сегодня уволили из органов.
- В самом деле? - довольно равнодушно отреагировала Лена. - Почему?
"Она все знала заранее! - как громом ударило Георгия Федоровича. - Смирнов ей все рассказал!"
…О том, что у его жены роман с Евгением Смирновым, его врагом-начальником, Жаворонков догадывался. Они много раз встречались на различных светских мероприятиях - главным образом в Большом театре - сначала еще парами, потом, когда Смирнов овдовел, - втроем. Георгий видел интерес в глазах жены, видел загорающиеся там игривые огоньки, но предпочитал ничего не замечать.
Так же, как, впрочем, и раньше. Он никогда ничего не замечал. Уже много лет Георгий что-то подозревал. Его жена, оставаясь неизменно милой и приветливой к нему, казалось, была погружена в какой-то свой мир. Так бывает, когда человек разговаривает по телефону, а при этом смотрит по телевизору интересный фильм… про любовь, например. Вроде бы он даже и отвечает впопад, по крайней мере старается, чтоб собеседник не заподозрил его в невнимательности, а в то же время он где-то "не здесь", увлечен чем-то совершенно другим.
К тому же постоянные отсутствия, при которых Лена ссылалась то на какое-нибудь совещание, то на конференцию, то на симпозиум. Проверять жену Георгий Федорович брезговал. В конце концов, что он может изменить? Жена его - женщина яркая, как модно сейчас говорить - экстраверт, а он, наоборот, интроверт, домашний, скучный. Ей хочется развлечений и приключений - так пусть уж лучше развлекается и возвращается потом к нему, в их теплый и уютный дом, чем нежели возьмет и уйдет совсем. А именно так она и сделает, если он начнет ограничивать ее свободу.
В общем, Георгия все устраивало. Правда, иногда он спрашивал себя, не паранойя ли это? Может, он все придумывает? Ведь нельзя забывать, в каком ведомстве он служит, все и вся под колпаком, недреманное око "большого брата" бдит, и наверняка нашелся бы какой-нибудь доброхот, радостно принесший майору, а затем полковнику, а затем и генералу Жаворонкову сплетню о его любимой жене, буде для этой сплетни нашлась бы хоть какая-то почва. А может быть, просто Лена стала осторожнее после той истории с голландскими педерастами. О том случае Георгий Федорович все-таки поговорил с женой, конечно, не в тот вечер, когда первоначально собирался это сделать и когда Елена ошеломила его радостными вестями о скором отцовстве, а много позже, когда и острота уже была не та, и вообще все ушло в прошлое. Тем не менее Георгий был уверен, что свои выводы жена из этого разговора сделала…
- Ну так что? - снова прервала его мысли Елена Станиславовна. - Почему же тебя уволили?
Георгий Федорович отметил, что в голосе жены не слышалось ни малейшего интереса. Он промолчал и демонстративно налил себе еще рюмку.
- Ну не хочешь - как хочешь, - сказала супруга с нескрываемым облегчением и вышла из комнаты.
Итак, после некоей череды таинственных предшественников в жизни Елены появился Женька Смирнов. Великолепный, искрометный, гусар, "грузинский князь", как он сам себя называл, лихой в кутеже, остроумный в беседе, театрал, знаток русских и зарубежных опер, денди и вообще артист. К тому же знаменитый на всю Москву своими галстуками-бабочками, которые присылал ему из Вены один его друг, как называл его сам Евгений Иванович, а на самом деле конечно же подчиненный. Каким образом Георгий вычислил, что нынешний любовник его жены - Смирнов, он бы и сам не смог объяснить. Какие-то полунамеки, полуоговорки… Интуиция, одним словом. А может, наоборот, профессиональная закалка. Но он был точно уверен, что это так, и… как знать, может быть, и "служебную дуэль" со Смирновым он затеял именно потому. Но все это было неважно, пока сохранялся статус-кво, пока Елена была с ним и с Виктором.