Экс-генерал уныло поплелся в гостиную. В пустом доме было одиноко и неуютно. Он вынул из пачки сигарету, закурил. Потом еще одну. Нет! Что-то не то…
Он догадался, в чем дело и как помочь самому себе развеять тоску. Георгий открыл бар - после учиненного им разгрома осталось совсем немного. Порывшись как следует, он откопал бутылку коньяка "Курвуазье", который хранил на черный день - когда не останется никакой другой выпивки. Поскольку сегодня был безусловно самый черный день в его биографии, то этот не особенно любимый им напиток мог сослужить добрую службу.
Пробка выскочила с мягким щелчком. Георгий взял огромный бокал и щедро налил четверть. Улыбнулся, предвкушая облегчение, забвение всех страданий и то, как мир сей же час раскрасится яркими красками.
Сделал первый глоток. Слегка закружилась голова. Видимо, сказывались последствия многодневного запоя. Потом второй. Приятная истома разлилась по всему телу. Мир показался вдруг не такой уж плохой штукой.
Больше он ничего не запомнил.
Глава шестнадцатая
В кабинете Вячеслава Ивановича Грязнова было накурено.
- Нет, ты понимаешь, что происходит, Славка! - кипятился Турецкий. - Так же ведь и паранойю заработать недолго.
- Да, история, - процедил Грязнов, выпуская через ноздри сигаретный дым. - Так что, Нинка, значит, открывает конверт?..
- Ну да, а мне вдруг ударили в голову эти Костины предостережения. Что, мол, каждому из нас могут прислать "святое письмо". И я вдруг так живо представил себе, как мой собственный ребенок подрывается на этой…
- Вот ужас-то, а! Ты насмотрелся американских боевиков.
- Уж и не знаю, чего я там насмотрелся, а вот хотел бы я, блин, на тебя в такой ситуации посмотреть.
- Ну ладно, что ты взвился? Что дальше-то было?
- Ну что… Я ей ору как бешеный: "Не-е-ет!!" Дочь, бедная, ничего не понимает. Тогда я прыгаю на нее, а она к тому моменту уже вскрыла этот проклятущий конверт. Все происходит в секунды, действительно как в голливудском кино. Упал, чуть все ребра не переломал. Теперь бок болит.
Турецкий для убедительности покряхтел.
- Ну а что было в письме? - спросил Грязнов.
- Да ничего. Нормальное рекламное дерьмо. Покупайте, присоединяйтесь, наслаждайтесь. Тьфу, позор, да и только.
- Ребра правда поломал или так, ерунда?
- Да вроде ерунда…
- Да, мой друг, это она самая.
- Кто?
- Паранойя. Мания преследования.
- А что делать?
- А ничего не поделаешь. Работа у нас такая. Знаешь такую песню?
- Знаю я все наши песни…
С минуту сыщики молчали. Потом Турецкий крякнул:
- Ну что, надо как-то приходить в себя и ехать раскалывать госпожу Смирнову.
- Думаешь, получится? - усомнился Грязнов.
- А мы поднажмем! - подмигнул Александр Борисович, а потом вспомнил непроницаемое лицо вдовицы и погрустнел. - Черт его знает. Может, и не получится. Но попробовать-то мы обязаны, правда?
- Похоже, Виктор - как его - Жаворонков становится главным подозреваемым? А что с учеными?
- А что с учеными… Ни при чем они, вот и все. Младший Давыдов границу России в последние три месяца не пересекал. Суворова, конечно, хорохорится, но по сути слабая и несчастная женщина.
- Ну, знаешь, Сашок, видали мы таких несчастных.
- Да, ты прав, но…
- А что у нее с алиби?
- С алиби у нее неважно, и именно поэтому подозрения с нее пока никто не снимает. Но если выбирать между ней и профессиональным сапером…
- Ну, знаешь ли, это еще бабушка надвое сказала. Иной раз дилетанты тебе такое отчебучат, что профессионалам и не снилось.
- Да, Славик, ты прав. Но все же мне кажется, если работать не для галочки, а для дела, то Виктор намного перспективнее.
- Ну да, наверное, так оно и есть, - миролюбиво согласился Грязнов. - Что ж, поговори с дамочкой. Потом расскажешь.
В квартире на Фрунзенской набережной было тихо, как в склепе. Ни один призрачный звучок не доносился снаружи, ни одну ветку комнатного цветка не шевелил майский ветерок, да и сам этот вольный весенний ветерок не гулял по квартире, запертой, законопаченной, загерметизированной, будто специально, чтобы не допустить внутрь ничего из внешней жизни. Казалось, что и время здесь остановилось.
- Елена Станиславовна, извините, я понимаю, что очень докучаю вам, - начал Александр Борисович скучным голосом. - Поверьте, что мне тоже не доставляет никакого удовольствия приходить сюда снова и снова и задавать одни и те же вопросы…
- Давайте оставим эти реверансы, - резко оборвала вдова. - К делу!
- О’кей, обратимся к делу. Елена Станиславовна, я вынужден вернуться к теме вашего первого брака. Мне понятно, что вы не хотите об этом говорить, кажется, я догадываюсь, почему вы не хотите, я не хочу утверждать, будто вы намеренно что-то от нас скрываете. Видимо, просто эта тема… Одним словом, я все понимаю и просто прошу вас сэкономить нам время - ведь все равно же мы в конце концов узнаем все, что нас интересует, если не через вас, то каким-то другим путем. Итак, речь идет о небольшой помощи следствию, в котором в каком-то смысле и вы сами заинтересованы, не так ли? Ведь, в конце концов, мы разыскиваем убийцу! Убийцу вашего мужа. Я имею в виду вашего второго мужа, - уточнил Александр.
- Что именно вас интересует, Александр Борисович? - сухо поинтересовалась Елена.
- Расскажите мне, пожалуйста, все о вашем первом муже, Георгии Федоровиче Жаворонкове.
Елена Станиславовна еле заметно улыбнулась, что, наверное, должно было означать: "О! Следствие продвинулось! Уже и фамилию разузнали!"
- Все? - недоверчиво повторила она. - Что значит "все"? Все - это так много. Вряд ли вам интересно, как мы познакомились, как гуляли в обнимку вдоль Москвы-реки и как в первый раз поцеловались. Так что же вас интересует?
- Ну хотя бы основное. Краткие тезисы из автобиографии.
- Ну хорошо… - промолвила Елена Станиславовна, настраиваясь на повествовательный лад. - Мы с Георгием поженились много лет назад. Он был тогда лейтенантом КГБ. Прожили вместе почти тридцать лет. У нас есть общий сын, Виктор. Потом я встретила другого человека и поняла, что именно его искала всю жизнь. История старая как мир, просто миллионы женщин боятся что-то изменить, продолжают тянуть свою лямку. А я не побоялась, поэтому вы и смотрите на меня теперь так иронически. И совершенно напрасно!
- Я? - искренне изумился Турецкий. - Нет, что вы! С какой стати! Да это и не мое вовсе дело. Скажите, а где сейчас ваш первый муж?
- Его нет в живых.
Вот теперь Александр Борисович действительно был поражен.
- Как нет? Он умер? Что же с ним случилось?
- Он покончил с собой. Застрелился из табельного оружия. Георгий… был безусловно очень достойным человеком, я не хочу о нем сказать ни одного дурного слова, но… в нем всегда чувствовалась, как бы это объяснить, какая-то… слабинка. Излишняя чувствительность.
- Его самоубийство было связано с тем, что вы ушли от него? Извините, если я вмешиваюсь не в свое дело, но… я так понял вас, что это именно вы от него ушли.
- Нет, это никак не было связано. По крайней мере, я очень надеюсь, что не было связано. Дело совсем в другом, я же сказала вам, что Георгий был излишне чувствителен - во всяком случае, излишне чувствителен для человека его профессии, - а у него как раз в это время возникли… э-э-э, проблемы на работе.
- "Дело двух ученых"?
Елена вспыхнула, но тут же взяла себя в руки.
- Я не понимаю, о чем это вы.
- Двое ученых, которых осудили якобы за шпионаж, за "измену Родине". Ваш первый муж и ваш второй муж занимали явно полярные позиции по этому вопросу. Там было что-то вроде спора - мягко говоря. А точнее, это слегка напоминало дуэль.
- Я совершенно не в курсе, - сухо повторила вдова.
- Ну хорошо. Тогда расскажите, пожалуйста, про вашего сына. Где он сейчас?
- К сожалению, и здесь ничем не смогу вам помочь. Сын прервал со мной всяческие отношения. Это довольно долгая и грустная история, но, право же, она никак не касается следственных органов.
Елена помолчала.
- Если хотите, я могу дать вам адрес квартиры… ну, в общем, нашей бывшей квартиры. Я думаю, что Виктор и сейчас живет там.
- Да, это очень хорошо, спасибо! Это может нам существенно помочь, - кивнул Турецкий. - Спасибо. Скажите, Елена Станиславовна, а какой он - Виктор? Что-нибудь особенное, что касается его характера?
- А какое, собственно, отношение к совершившемуся преступлению имеет мой сын?
- С удовольствием вам объясню, Елена Станиславовна. Ваш сын является одним из главных подозреваемых по этому делу.
- Виктор?! - преувеличенно удивилась Елена Станиславовна. - Но это же какой-то нонсенс! Абсурд!
- Отнюдь нет. Вот вы посудите сами: отец покончил с собой. Непосредственно перед этим у него был на работе конфликт с его прямым начальником. Этот же начальник увел у него жену.
Александр увидел, каким мрачным огнем загорелись глаза Елены Станиславовны, но продолжал как ни в чем не бывало:
- Вырисовывается некая идея мщения. Добавьте к этому то, что Виктор в армии был сапером, то есть уж в чем, в чем, а во взрывчатке-то он разбирался прекрасно. Профессионально. Кстати, а почему он ушел в армию? Ведь он, кажется, учился в Бауманке?
- Вы прекрасно осведомлены.
- И все же?
- Там было что-то вроде несчастной любви. Я точно не знаю, он нас не очень-то посвящал. Одним словом, его уход в армию - это своего рода протест, попытка что-то доказать - нам или ей.
- Как ее звали?
- Э-э-э… Как же ее звали? - Елена наморщила лоб.
"Врет! Нагло врет! - подумал Турецкий. - Все она прекрасно знает, только не хочет говорить. И даже имя девушки назвать не желает".
- То ли Маша, то ли Даша… А может, Наташа.
- Простите, но это несколько неправдоподобно звучит. Вы даже не знаете имя девушки, в которую был влюблен ваш сын? Притом настолько влюблен, что из-за нее бросил институт и ушел добровольцем в Чечню!
- Мой сын всегда был довольно странным ребенком. Он был очень замкнутым, рос в каком-то своем мире и не пускал в него других.
- Даже собственных родителей?
- Даже собственных родителей. Так что боюсь, что…
- Что же… Я благодарю вас за помощь. Хотя мне почему-то кажется, что вы не рассказываете мне все, что знаете.
- Извините. Если это возможно, мне бы хотелось поскорее закончить этот неприятный разговор.
"Врет, стерва. Покрывает сыночка!"
Турецкий поднялся.
- Ну не смею более вас задерживать. Всего вам доброго. И до свидания.
- Вы полагаете, что я еще вас увижу? - поинтересовалась Елена Станиславовна без энтузиазма.
- Не сомневаюсь, - лучезарно улыбнулся в ответ Турецкий.
Из машины Турецкий позвонил Славе Грязнову.
- Привет, Славик!
- А, здорово! - отозвался Вячеслав в трубке мобильника. - Ну что, поговорил с вдовицей?
- Поговорил, - проворчал Турецкий. - Не хочет наша вдовица помогать следственным органам.
- Что, ничего путного не говорит?
- То есть просто абсолютно не идет на контакт. Про сыночка своего никак не распространяется. Ничего не знаю, ничего не видела, ничего не слышала. У мальчика свой внутренний мир, и он никого в него не допускал. Как зовут подружу - не помню, не то Даша, не то Наташа. Одним словом, глухо, как в могиле.
- Знаешь, Сашок, о чем все это говорит?
- Ну скажи, о чем же, по-твоему, все это говорит?
- Она сама подозревает собственного ненаглядного сыночка. И именно поэтому покрывает его перед нами. Не хочет его нам, так сказать, сдавать.
Турецкий помолчал несколько секунд.
- А что? В этой мысли что-то есть. Впрочем, она нам сейчас не особенно помогает, но все равно интересно.
- Так что, мадам Смирнова не сказала тебе, где найти этого самого Виктора?
- Она дала адрес квартиры, где жил покойный Жаворонков.
- В смысле его папаша?
- Ну да. Но с сынком Елена уже длительное время не контактирует: поссорились - а из-за чего, она отказывается говорить.
- Н-да, странная семейка, - хмыкнул Грязнов.
- Короче, Славка, я сейчас еду туда.
- К Жаворонковым?
- Ну да.
- А ты знаешь, что я тебе сейчас скажу?
- Ну?
- Точнее, спрошу.
- Ну же валяй, не томи.
- У тебя оружие с собой?
- Нет, - рассмеялся Александр.
- Зря ржешь, дубина, - рявкнул Грязнов в трубке. - Мне что-то этот Витек ужасно не нравится.
- Вячеслав Иванович, вы стареете! - продолжал веселиться Турецкий. - Ты что, старик? Или у тебя уже тоже развилась мания преследования?
- Брось, Сашка, балагурить, так твою мать! Ты же знаешь мою интуицию. Я старый сыскной пес, и мой нюх проверен не раз и не два. И вот чует мое сердце, хоть ты тресни: нахлебаемся мы еще с этим Витьком по самое не могу.
- Ну раз ты так беспокоишься за мою драгоценную жизнь - что, кстати, очень трогательно и любезно с твоей стороны…
- Ой, перестал бы ты выступать!
- …Тогда приставь ко мне конвой.
- Конвой не конвой, - все еще серьезно ответил Вячеслав, - а давай-ка мы с тобой вместе съездим. Давно мы с тобой вместе не ездили на дело!
- Так бы и сказал, что засиделся в своем кабинете, хочешь прокатиться, на людей посмотреть, себя показать.
- Так что, заедешь за мной?
- Ну конечно, заеду, куда же я денусь! Ты где сейчас - на Петровке?
- Ну да.
- Тогда будь готов, я стартую.
- Что это ты, Славка, в панику ударяешься? - произнес Турецкий, когда Вячеслав, кряхтя, погрузил себя в щеголеватый темно-синий "Пежо-406". - Подумаешь, эка невидаль с подозреваемым поговорить - то ли я в первый раз замужем!
- Вот хошь - верь, хошь - не верь, а у меня предчувствие насчет этого поганого Витька.
Грязнов для убедительности рубанул ребром ладони по передней панели.
- Я, конечно, твои предчувствия уважаю, - сказал Александр. - Так же, как и твои суеверия.
- Ах суеверия! Вот как ты…
- Ну не обижайся. Просто мне кажется, что ты перестраховываешься.
- А знаешь, старик, иногда лучше перестраховаться!
- Когда это мы руководствовались подобными принципами?
- Никогда не руководствовались. И очень глупо с нашей стороны. Но тогда мы были молодые, горячие… Безмозглые. Рисковали почем зря. А сейчас хочется верить, что все же немного мозгов у нас появилось…
- Послушай, ну мы, конечно, стали пожилыми зубрами, но все же порох-то у нас еще остался, а? В наших пороховницах?
- Пороху хватит, - подмигнул Грязнов, похлопывая себя по пояснице.
- Ладно, хватит болтать, - сказал Турецкий. - По-моему, мы приехали.
Вячеслав Иванович молча достал из кобуры пистолет Макарова.
- Слав, да перестань. Ну что ты готовишься, как на войну!
- Ладно-ладно, - прохрипел тот. - Не учи ученого. У тебя работа интеллектуальная - концепции там, теории, дедукция. Разговоры разные, разоблачения. А мы, понимаешь, народ простой, наше дело преступника брать. Так что иди себе тихонько за мной и не мельтеши, - закончил Грязнов, заходя в подъезд.
- Дверь заперта. Мы не знаем код, - горестно пожаловался Турецкий.
- Ну это же старо как мир! - научил его Грязнов. - Ты что, телевизор не смотришь? Самые стертые клавиши и есть те самые, кото…
Но он не успел закончить свою менторскую тираду, потому что тяжелая дверь отворилась и через нее просочилась крохотная смешная девочка лет шести, с огненно-рыжими косичками.
- Ты видишь, - шепнул Грязнов, вставляя ногу в образовавшийся проем. - Рыжие не дремлют! У нас везде свои кадры.
Чувствуя себя героями остросюжетного кино, друзья двинулись вверх по лестнице.
Однако их ждало разочарование. В квартире номер 32 явно никого не было. Одинокий звонок разносился по всем ее углам, но некому было ответить на него.
- Вы это… к кому? - испуганно скрипнул старушечий голос за спиной.
- Мы, бабуля, из уголовного розыска, - несколько упрощая формулировку, ответствовал Грязнов, доставая и протягивая бабуле удостоверение. - А скажите-ка нам, как нам найти Виктора Жаворонкова?
- Ой, неужели натворил чего Витюшка? - охнуло ветхое привидение, материализуясь в типичную дворовую старушенцию в платочке и бесцветном халате.
- Не-ет, - заверил ее Вячеслав Иванович. - Ну что-о вы. Просто он проходит свидетелем по одному очень-очень важному делу.
- А-а, - шамкнула бабуся.
- А вы давно его видели?
- Да с тех пор, как папка-то его опочил, царствие небесное Георгию Федоровичу, Витюшка-то здесь и не живет.
Сыщики переглянулись.
- А мамка, та еще раньше сбежала. Говорят - с любовником, прости господи…
- А где же он живет? Виктор-то?
- А бог его ведает! Я знаю только, что приходит он где-то в неделю раз и выходит завсегда с котомкой. Я думаю, - старушка конспиративно понизила голос, - что он продает книги. Книг-то у Георгия покойного было видимо-невидимо! Видно, деньги сынку надобны.
- Спасибо вам, уважаемая, - молвили хором оба детектива, но вошедшая в раж бабуля продолжала:
- Вот ведь удивительное дело! Георгий, царствие небесное, такой положительный был человек, такой спокойный, вежливый… А семья у него какая-то, - бабка вновь понизила голос до заговорщицкого, - сумасшедшая! Что жена, что сын…
Она готова была говорить еще, но Турецкий и Грязнов узнали все, что им было нужно, и поэтому поспешили распрощаться.
- Ну что ты об этом думаешь? - спросил Александр, когда оба они вышли на улицу.
- Здесь нужно поставить засаду. - Грязнов был озабочен. - Если он появится, то сразу…
Вячеслав сделал жест хватательного характера, такой эмоциональный, что неведомый пока взрывник, если бы мог его увидеть, наверняка бы испугался и сдался без боя.
- Да, это можно, - лениво согласился Турецкий. - Людей-то хватит?
- Обижаешь! Дам лучших из лучших.
- Но беда вся в том, что он может, как назло, не появиться здесь еще неделю, а то и две. А у нас нет столько времени.
- А ты уверен, что это именно он?
- Что "он"?
- Наш взрывник.
- Ну уверенным быть нельзя ни в чем, - проговорил Турецкий. - Но посуди сам: ведь все сходится очень удачно. Странный ребенок, мозги не на месте. Несчастная любовь, Чечня. Там, поди, насмотрелся всякого разного - и совсем крышей поехал. А тут приезжает домой - папа кончает с собой. Спрашивается, почему? А потому что мама ушла к другому. А к кому же это к другому? А вот к тому самому генералу Евгению Ивановичу Смирнову, который папу покойного так несправедливо обижал.
- А два ученых?
- А два ученых, Славочка, - резко осклабился Александр, - как две шахматные фигурки в этой большой гэбэшной партии. Хочу - пожертвую, хочу - сохраню, а хочу - сниму с доски и собственными зубами деревянную башку отгрызу. Будто они и не живые люди!
- Н-да… Невесело! - хмыкнул Вячеслав.
- Какое уж там веселье! Ну так и вот, в нездоровом мозгу нашего дорогого друга Витька рождается идея мщения. Может быть, он читал когда-то "Графа Монте-Кристо". А может, и не читал. Неважно.
- Почему именно бомбы?