Андрей изложил свой замысел – очевидно, придумывая на ходу: а как же иначе, ведь до того, как Степан сказал о том, что хотел бы уехать, Андрею и в голову не могло прийти никакое похищение! По его словам, все представлялось не таким уж трудным. Нужно всего-навсего состряпать записку с требованием выкупа и исчезнуть. Все то время, что его будут искать, Степан пересидит здесь, у Андрея, благо никто не знает об их дружбе и об этом убежище.
– А деньги? – уточнил Степан.
– Деньги мне не нужны. Тебе тоже, я думаю. Потом мы будем возвращать их твоему отцу по частям. Или сделаем так, будто похитители испугались и бросили чемодан с деньгами…
Что-то жаркое поднималось в Степане – какая-то злая радость:
– А почему не нужны? Очень даже нужны! Получим деньги – поездим по стране! Заодно запутаем следы: пусть меня в Москве поищут…
Теплая большая ладонь Андрея легла мальчику на плечо:
– Что ты, Степан! Это было бы нечестно. Если ты захочешь попутешествовать, я тебя и на свои деньги свожу. Я, конечно, не такой богач, как твой папа, но все деньги у меня – собственные, честно заработанные…
– Не то, что у папы, – заметил Степан. В свои одиннадцать лет он не совсем четко представлял сферу занятий отца, но ему иногда приятно было думать чужими, случайно подслушанными словами, что бизнесмены, разбогатевшие на волне прихватизации, обокрали народ. – Если он нечестно, так и с ним нечестно. Разве не так?
– Нет, – твердо ответил Андрей, – совсем не так. Надо действовать честно всегда и во всем. Даже с людьми, которые этого не заслуживают. Потерять свою честь очень легко, а вернуть очень трудно, даже невозможно. Запомни это.
Степан покраснел. И все равно, в глубине души, он был доволен, что Андрей ответил ему так, а не по-другому. Если бы Андрей предложил ограбить его отца, это было бы проще, но в чем-то хуже… Пришлось бы изменить мнение об Андрее, а этого он не хотел.
И тут же, на этой кухоньке, они принялись договариваться о том, как им разыграть Степановых родителей… Именно разыграть, а не обмануть. Ведь они – Степан и Андрей – честные люди.
Дело Кирилла Легейдо. Горькая правда
Все, что последовало за знакомством с тем, кого она принимала за любовницу мужа, запомнилось Галине как соединение липкого ужаса и полнейшей растерянности. Она даже не пыталась извиниться перед врачом медицинской фирмы "Радикс-М" Анной Анатольевной Замятиной за то, что подумала такую нелепость об отношениях ее с Сергеем Ворониным, пациентом, который обратился в клинику около месяца назад...
– Вообще-то мы специализируемся на расстройствах мужской половой сферы, – объясняла Анна, поглаживая кончиками пальцев историю болезни, – но, кроме того, каждый из нас – квалифицированный врач общей практики... Сергей очень любит вас, Галина! Он переживал из-за того, что ваши отношения расстроились – по его вине; хотел все наладить. Однако как только я его обследовала, возникло подозрение, что его, скажем так, мужские проблемы – симптом серьезного заболевания. Мы назначили анализы...
– О каком заболевании вы говорите?
На самом деле отчаянный Галинин вопрос носил риторический характер: о каком заболевании вы ей толкуете, если Сергей всегда был здоров? Сергей – летчик, их же должны регулярно обследовать... Но Анна отнеслась к ее выкрику с полной ответственностью и, не тратя лишних слов, развернула перед ней вынутый из истории болезни листок.
Медсестра, которая специализируется на физиотерапии, не обязана обладать врачебной квалификацией. Но страшное латинское сокращение "c-r" было отлично знакомо даже ей. С трудом отведя от него взгляд, Галина обратила лицо к небу, точнее, к потолку. Украшенный лепниной потолок показался угрожающим, точно собирался рухнуть и придавить ее и Анну.
– Галина, вам плохо? Что вам дать: корвалол? Нашатырный спирт?
– Спасибо, не надо, – прохрипела Галина. Ей в самом деле было очень плохо, но разве этой беде поможешь лекарствами? – Я все поняла... Пожалуй, я пойду...
– Погодите, я не имею права отпустить вас в таком состоянии...
Но Галина решительно поднялась со стула. Она ни минуты больше не могла оставаться в этом кабинете, где все, казалось, помнило страдания ее мужа – и все бросало ей упрек. Поняв, что Галину не удержать, встала и Анна:
– Позвольте, по крайней мере, вас проводить.
Анна и Галина вышли из стеклянных дверей офисного здания. На блондинке был все тот же белый халат с красной эмблемой на лацкане – кружок и стрела, мужской символ. Анна заботливо поддерживала бледную и растерянную Галину под руку. Женщины остановились на тротуаре.
– Спасибо, доктор… что проводили… я бы сейчас заблудилась совсем в ваших коридорах… – выдавила из себя Галина, впервые за все время посмотрев на Анну с благодарностью.
– Ну что вы, Галина, – Анна была добра и внимательна. – Вы уверены, что в состоянии идти? Хотите вернемся к нам, успокоительного вам дам?
– Что ж теперь… успокаиваться-то… – Слезы ринулись, неудержимые и непрошенные. – Ну почему, почему он мне-то ничего не сказал? Почему все скрывал?
– К сожалению, большинство мужчин поступает именно так. Мы боремся с этим. Направляем к нашим психологам. Сами внушаем, что нельзя замыкаться в себе, что надо бороться…
Мимо, заставив Анну и Галину потесниться на тротуаре, прошла в обнимку парочка – ему и ей лет по семнадцать. Смеются, целуются… Это зрелище чужого счастья резануло Галину чувством неизбывной вины. Ведь было когда-то такое и у них с Сережей… Как же это она его не уберегла?
– Но ведь мы могли… Если бы вовремя поймали…
– Не корите себя, – мягко возразила Анна. – Мужчины идут к врачу, когда уже совсем плохо. Сначала месяца два ждут. Думают – пустяки. Приходят, когда всерьез пугаются. Причем не за здоровье, а за потенцию…
– Ой, я дура! Дура! – Горе выхлестнулось наружу. – Думала, он любовницу завел, вот со мной и не хочет больше… а он… он уже не мог, да?
– Не совсем так, – меж бровей Анны возникла морщинка, – но на самом деле – не лучше. Как бы вам сказать… у мужчины при такой быстро развивающейся онкологической патологии меняются ощущения от секса…
– То есть удовольствия нет от женщины, что ли?
Анна кивнула:
– Только боль.
Галина в ужасе закрыла лицо руками.
– Мужчины так стесняются всего этого, что мы себя называем не "клиника", а "фирма", – продолжала Анна. – Сергей, когда приходил второй раз и третий за подтверждением, не захотел даже в офис подниматься. Поэтому мы сидели там, в кафе.
– А не может быть ошибки в диагнозе? Вдруг не рак?
– Я была бы рада ошибке… Но экспресс-анализ на онкоклетки при такой патологии очень точен. И потом, у него увеличились лимфоузлы…
– Да! Помню! Я думала – шею застудил на сквозняке…
– Я сказала ему, чтоб он немедленно обратился в онкоцентр, вдруг еще можно успеть сделать операцию. А он ответил, что читал справочник, и знает: это уже метастазы, уже бесполезно.
– Так и ответил?
– Да. И возразить мне было нечего. А он улыбнулся так… спокойно…
Галина пошатнулась. Анна поддержала ее. Галина оперлась на ее мягкую, но сильную руку, мимоходом подумав, какая все же ирония – то, что единственной поддержкой в трудную минуту стала для нее та, которую она еще час назад ненавидела и обвиняла во всех грехах.
Две женщины стоят в людском потоке. Мимо идут люди. Парами и поодиночке, молодые и в возрасте, сердитые и радостные. Разные лица можно увидеть на улицах Москвы. Только одного уже не увидит никто и никогда…
"Где мой муж?" – Галина боялась задать себе этот вопрос. Тот вариант судьбы, который совсем недавно стучался в ворота ее наглухо запертого сознания – с постепенным угасанием любимого человека, с затяжной и потому под конец почти не пугающей мыслью о близости смерти, с похоронами и вдовьими слезами, – казался сейчас недостижимой лично для нее вершиной благополучия. По каким следам ей искать Сережу? Доведется ли ей когда-нибудь погоревать у него на могиле?
Дело Кирилла Легейдо. "Стрелка" в московском дворике
С утра Ярослав позвонил на работу и предупредил, что не сможет сегодня прийти из-за проблем со здоровьем. Кажется, это произвело впечатление: за все время работы Ярик Кутепов крайне редко брал отгул, а уж на нездоровье никогда не жаловался. Ему сочувственно предложили взять больничный. Выдавив в трубку умирающим голосом: "Ничего, отлежусь денек и буду как огурчик", – Ярослав бросился одеваться, как на пожар. Одевался, разумеется, не в форму: сегодня он пойдет в город как цивильное лицо, в костюме и при галстуке. Инспектору экологической милиции нельзя светиться рядом с тем человеком, который настырно позвонил ему среди ночи…
Откровенно говоря, вранье о плохом самочувствии не было таким уж враньем: Ярослав не выспался и уже хотя бы потому не мог чувствовать себя нормально. К этой причине добавлялась другая: встреча, ради которой Кутепов готов был пустить под откос рабочий день. Идти на встречу было примерно так же радостно, как на прием к стоматологу… Но если он не пойдет, это будет чревато такими последствиями, что… Нет, он пойдет. Видите, он уже собрался, он уже стоит в прихожей. Он встретится с надоедающей ему человеческой мразью, чтобы разрубить все гордиевы узлы. А когда с этой проблемой будет покончено, Ярослав ляжет спать. Он будет спать долго, при свете солнца или в темноте – все равно. Он выспится от души. И, может быть, когда он проснется, ему покажется, что все, что его угнетало, просто дурной сон!
Встреча была назначена в довольно-таки странном, но знакомом месте: во дворе неподалеку от Садового кольца. Обоим далековато сюда добираться. Зато обоих ничто не связывает географически с этим так называемым московским двориком – шедевром советского градостроительства: с трех сторон, буквой "П", его обрамляет добротный сталинский дом, крашенный в бежевую желтизну, с четвертой подпирает почернелая кирпичная девятиэтажка. Здесь есть газон, разделенный дорожками на несколько неравных многоугольников, рассохшаяся деревянная композиция из стола и двух скамеек, наспех сбитых вечно торчащими и рвущими штаны гвоздями; имеются также три скамейки, стоящие отдельно, а также какие-то гнутые металлические конструкции для детских игр. Место укромное: с утра обитатели сталинки и пятиэтажки не жалуют дворик своим посещением.
Вот и сейчас здесь никого не было – кроме одного-единственного человека. Навстречу Ярославу слегка приподнял от стоявшей на ближайшей дорожке скамейки обтянутый джинсами тугой зад тот, кто назначил ему встречу. Сегодня они оба были одеты не по-рабочему. В Ярославе нельзя было распознать инспектора экологической милиции, а в том, кого звали Пашей – сотрудника аэродрома…
Они коротко тряхнули друг другу руки, сели рядом и заговорили вполголоса. Дворик был пуст, но кто знает, не скрывается ли за одним из окон любопытная старуха, прикованный к креслу инвалид или другой любитель от нечего делать совать нос в чужие дела?
– Паша! – Ярослав с ходу взял быка за рога. – "Надо поговорить" – это вроде ты мне сегодня и сказал? Позвонил, разбудил меня. Еще сказал – "срочно". Ну. Я тебя слушаю.
– Ярик, я все сделал, – с изрядной долей присущей ему наглости высказался Паша. – Как ты просил. Так что с тебя гонорар.
– Ну и что ты сделал? – спросил Ярослав, холодея среди жары в ожидании ответа. Неужели и вправду? И сбылись самые его фатальные предчувствия?
– А ты че, не знаешь что ли? Ну ты даешь… в газетах даже писали.
Он сунул Ярославу потрепанную газету. В глаза бросился заголовок статьи: "Карлсон улетел. Самый обаятельный рекламист Москвы погиб в авиакатастрофе". И фотографии. Страшные фотографии. Несмотря на то, что самого страшного на них нет…
Лицо Ярослава передернулось судорогой гнева и ужаса, начисто лишившей его плакатной привлекательности. Он вскочил было со скамейки, но тут же рухнул обратно.
– Я тебе, придурок, что сказал сделать? – взяв парня за грудки, зашипел ему в самое ухо Кутепов. – За что обещал заплатить?
– За это… типа… как его… диверсию… – вывертываясь из цепких кутеповских рук, пролепетал Паша.
– Мелкую! – застонал Ярослав. Чувства требовали завопить во все горло, однако немые свидетели за окнами заставляли его воздерживаться от слишком бурных изъявлений эмоций. – Мелкую диверсию, урод! Керосин разлить! И мне сразу отзвонить, пока твое начальство не чухнулось, чтоб я приехал, зафиксировал урон окружающей среде. А ты?
– А че… плохо рвануло или че? Рвануло во как… все теперь говорят, закроют нас… – забормотал Паша. Виноватым он не выглядел. Его маленькие темно-серые, почти черные, очень круглые глазки моргали на Кутепова с выражением уверенности в своей правоте.
"Безнадега, – сказал себе Ярослав. – Каким местом я думал, когда позволил себе с ним связаться? Да это же Бивис и Батхед в одном лице!"
– Ты понимаешь, что это мокруха? Понимаешь, или нет? Кретин!
– Не знаю, Ярик, че тебе не нравится, – слегка оскорбился Паша, зло прищурив свои мышиные глаза. – Ты сказал – диверсию. Вот тебе диверсия. Плати давай!
– Имбецил, не наглей!
Ярослав вскочил со скамейки. Так он получил возможность глядеть на Пашу сверху вниз, одновременно то и дело нервно озирая окрестности. Разговор пошел крутой, свидетели ни к чему.
– Короче. – Ярослав выплевывал слова. -
Я тебя не знаю. Забудь мой номер. Будешь звонить – тебе же будет хуже. В ментовку попадешь за хулиганство.
– А ты уверен? – Паша тоже встал, лицом к лицу придвинулся к Ярославу. – А может, тебе самому хуже будет? Ты – организатор… А я – только исполнитель.
Ярослав оценивающе посмотрел на него. Напряжение между ними так и искрило: казалось, эти двое сейчас начнут пробовать друг на друге приемы доморощенного кулачного боя. Кутепов первый справился с собой и произнес спокойно, почти ласково:
– Ладно… мы с тобой оба вспыльчивые. Но отходчивые. Сколько просишь за молчание?
– Вдвое больше, – отчетливо сказал Паша.
– На фига се! – присвистнул Кутепов. – Это я так сразу не соберу…
– Даю тебе два часа! – Дожимая противника, Паша становился еще нахальнее и требовательнее. – Через два часа, ровно, здесь же! А я пока схожу перекушу чего-нибудь.
Паша развернулся и быстро пошел прочь со двора. Ярослав смотрел ему вслед… События принимали форс-мажорный характер. Значит, и он должен действовать форс-мажорно. Чем скорее, тем лучше. Он не пошел бы на этот рискованный шаг, имей он хотя бы крошечную возможность выкрутиться по-другому. Но иной возможности у него нет. Значит, вперед!..
Антон Плетнев сидел в своей машине в соседнем дворе и слушал этот разговор через передатчик. И не только слушал: еще и наблюдал, и фотографировал. От него не укрылась никакая подробность: в своем укрытии он через увеличение разглядел даже заголовок статьи, которой служащий аэродрома шантажировал Кутепова. И… не испытывал никакого следовательского азарта. Вот и доказательства налицо, точно на блюдечке с голубой каемочкой. Кутепов, чтобы добиться закрытия аэродрома, подкупил одного из его работников, чтобы тот устроил диверсию; тупой Паша перестарался малек… Как все просто оказалось… Просто?
– Вот те раз, – сказал себе Плетнев. – И это все? Следствие окончено, забудьте?
Тем временем оставшийся в одиночестве Ярослав Кутепов вынул свой мобильник и набрал номер:
– Алло, прокуратура? Здравствуйте, я хотел бы сделать заявление…
– Ай молодца! – отдал должное кутеповской находчивости Антон Плетнев.
Дело Степана Кулакова. Незабытые тайны
Легко себе представить, что Игорь и Сусанна Кулаковы ждали звонка от похитителя, точно на иголках. Кротов, находившийся рядом, инструктировал их:
– Уважаемые господа родители, только призываю вас: будьте осторожны…
– И главное, не волнуйтесь, – с горькой иронией вставила Сусанна.
– Нет, волноваться можно, – разрешил опытный Алексей Петрович, – это естественно – кто на вашем месте не волновался бы! Но очень прошу: не проговоритесь, что вы знаете о соучастии Степы в собственном похищении.
На побагровевшем, со сдвинутыми бровями лице Кулакова отразилось, что именно этой новостью он был готов огорошить тех, кто затеял с ним грязную игру:
– С какой это радости? Они мне мозги пудрят, а я должен молчать?
– Своим признанием вы можете побудить взрослого похитителя перейти к другому варианту действий. Кто знает, как это отразится на мальчике? Так что во имя жизни и здоровья вашего ребенка еще раз напоминаю: ни слова!
Кулаков угрюмо посопел, но смирился.
– Никого не ругайте, не обвиняйте. Смотрите, не разозлите похитителей. И еще – постарайтесь затянуть переговоры. Просите, чтобы вам дали поговорить с сыном. А я в это время задействую технических специалистов из "Глории": они попытаются запеленговать телефон, с которого ведутся переговоры.
"Вот именно, что попытаются", – мысленно продолжил Кротов. Шансов мало. Однако клиентам об этом знать не обязательно. Им важно знать одно: агентство "Глория" делает все, что возможно.
Когда звонок от похитителя, по-прежнему пользующегося мобильным телефоном Степана, все-таки прозвучал, Кротов с облегчением убедился, что Кулаков нехотя, но следует его рекомендациям. На кулаковском узком, с немногочисленными поперечными морщинами лбу выступил пот, но говорил он спокойно, сдержанно, слегка глуховато:
– Да, я. Условия? Сначала дайте мне поговорить с сыном. Без этого – никаких условий.
Наступила небольшая заминка, после чего из трубки, поднесенной к уху Кулакова, вырвался пронзительный детский голос. От его надрывности даже Кротову стало не по себе, а уж Сусанна подскочила, словно ее подняло ветром, и выхватила у мужа трубку:
– Да! Да, Степа! Мама здесь!
Не в силах различить слов, Кротов прислушивался к интонациям. Действительно ли ребенок плачет или изображает плачущего? Не разберешь… К счастью, все записывается на диктофон. Пусть потом отслушают специалисты. Не только для анализа голоса: информативными могут стать звуки заднего плана. Шумы стройки или заполненного автомобилями шоссе, гудки отправляющихся поездов, – все это поможет определить место, где держат Степана… Или где этот Степан отсиживается. Кротов поймал себя на неприязни к сыну Кулакова: яблоко от яблони недалеко падает! Папаша – жлоб, а сыночек еще круче: захотел наказать отца на 12 тысяч "зеленых"… Усилием воли Алексей Петрович задавил неприятные мысли. Чужие семейные дела его не касаются: его дело – вернуть ребенка родителям. А там уже они пускай выясняют, где допустили ошибки в воспитании…
Голос Степана исчез так же внезапно, как появился. Сусанна, с алеющей, нагретой трубкой щекой, вернула телефон мужу. Тот сосредоточенно слушал условия выкупа, кое-что переспрашивал. Кротов подумал, что, наверное, у себя на работе Кулаков выглядит точно так же… Но вот в рабочую сосредоточенность проникло что-то другое. Лоб собрался в складки, глаза сощурились.
– Ты кто? – совсем другим тоном спросил Кулаков. – Кто? Я тебя знаю? Ты из Волжанска, да? Лучше скажи! Договоримся по-хоро…
Он медленно опустил руку и разочарованно посмотрел на замолчавший телефон.
– Вы узнали похитителя, Игорь Анатольевич?