– Косвенно… Витя, я понимаю, что звучит смешно, но Ларису я… Лариса мне не безразлична. Сейчас я все тебе расскажу, но я прошу заранее: сделай для нее все возможное, очень прошу! Девка откроила глупость немыслимую, понимаешь? Попыталась нанять киллера, какого-то мелкого воришку, которого отыскала по своим старым связям. Она когда-то судьей работала. Ну а он пошел да и сдал ее, сука, ментам. И Стулову заодно – тоже!
Иванову понадобилось не менее часа на то, чтобы вытянуть из Сергея всю историю в ее логической последовательности. После чего за их застольем наступила пауза, прерванная Виктором Степановичем далеко не сразу.
– Говоришь, следователем ей назначили Артамонова, – произнес он, наконец. – Не самый лучший вариант: человек он молодой, в системе новый, я его немного знаю. Весьма кичится тем, что взяток не берет, значит, готовить придется крупную сумму.
– Я готов заплатить кому угодно, включая, разумеется, тебя, сколько понадобится.
Виктор Степанович задумчиво посмотрел на друга и поморщился:
– Скажи честно, Серега. Ведь не только о ней заботишься, но и о себе, любимом, в том числе?
– А тебе на моем месте понравилось бы проходить по такому делу как минимум подстрекателем?! – внезапно разозлился Красных. – Я Лариску знаю, если что-то произойдет… страшное… она меня потянет за собой, даже если ей придется наврать с три короба.
– Ты ж говорил – у вас любовь! – иронично сощурился адвокат.
– Вот из-за любви и потянет – чтоб, значит, все пополам, чтоб, пока она на зоне гниет, я другой бабе не достался!..
– А ты, разумеется, ни в чем – ни ухом, ни нюхом?.. Кстати, слова "подстрекатель" в нашей терминологии нет, есть слово "соучастник".
Красных пожал плечами и молча отвернулся, не ответив на вопрос Виктора. После последнего разговора с Ларисой, когда она впервые заподозрила его в измене, он не сомневался, что любовница поступит с ним именно так, как пообещала и как он изложил сейчас другу.
– Еще одно. – Виктор говорил сейчас с ним голосом, которого прежде Сергей у него не слышал: жестко, холодно… – Допустим, я возьмусь помочь и не просто помогу, отмажу твою бабу, но и заставлю в результате Стулова поделиться с супругой состоянием, как минимум, фифти-фифти, а как максимум… В соответствии с вашим шикарным замыслом.
Красных бросил на него в этом месте испуганный взгляд, но промолчал.
– Не смотри на меня так, – усмехнулся адвокат. – И не вздумай даже пытаться убеждать меня, что вы с ней в итоге не собирались загрести все возможное. Я помню, что у них вроде бы двое детей? И над половиной состояния контроль в случае чего достается твоей мадам – вплоть до совершеннолетия сына. Неплохой куш, если учесть состояние Стулова! Вообще, с моей точки зрения, завещаньице дает массу возможностей взять все целиком, но это уже дело будущего и мои собственные профессиональные секреты.
Виктор Степанович и сам не заметил, как неожиданно для себя возбудился и, встав со своего места, начал расхаживать по гостиной.
– Так ты берешься? – безнадежным голосом спросил Сергей, выждав некоторое время.
– Миллион, – жестко произнес Иванов. – Если удастся довести дело до конца, моя доля – миллион. Разумеется, никак не рублей!
Он вернулся за столик и налил себе вина: бокал Красных все еще стоял нетронутым.
– И учти, времени у вас действительно почти нет. Если согласен, мне придется встречаться с Артамоновым завтра утром, практически без подготовки. А после обеда – скажем, часика в три – привезешь ко мне свою красавицу.
Красных тяжело сглотнул.
– Ее как раз на завтра, на три часа вызвали к этому Артамонову…
– Ерунда! К моменту вызова у твоей Ларочки на руках уже будет больничный, исключающий все и всяческие волнения – не говоря о допросе. Это первый вызов?
– Первая повестка. А вызов, можно сказать, второй: он ее сначала по телефону приглашал, и она уже тогда сказалась больной, а насчет заявления Живчикова – что это ложь…
– А как насчет видеозаписи этих детективов из, между прочим, пользующейся безмерным доверием в столице и за ее пределами "Глории"?
Сергей снова пожал плечами и ничего не ответил.
– Ладно! Если принимаешь мои условия, Артамонова беру на себя.
– Куда ж мы денемся с подводной лодки? – Впервые за все время их разговора Красных слабо улыбнулся. – Однако ты, Витька, мог бы в память о старой дружбе…
– Не мог бы! – резко оборвал его Иванов. – Ибо думать положено любому разумному человеку не о "старом", а о старости, которая никого из нас, включая твою красавицу, не минует!
13
Этот день у следователя районной, то бишь окружной прокуратуры Валерия Геннадиевича Артамонова не задался с самого утра. Вызванный для начала "на ковер" к своему шефу, носящему говорящую фамилию Залучко и славящемуся поистине припадочным характером, Артамонов вылетел оттуда красным, как помидор, незаслуженно оскорбленным как минимум дюжину раз в течение получасового разноса и в состоянии крайнего бешенства.
Разнос действительно был несправедливым: никакой вины в том, что на территории округа за последние четыре месяца имели место аж три "заказняка", Валерий за собой не чувствовал. А "заказняки", о чем ныне известно даже ученикам первого класса, успешным, а главное быстрым расследованием не чреваты, конечно, если преступников не удалось взять по горячим следам. В данных случаях не удалось, и, как обычно это и бывает, все три дела потихонечку тухли, хотя оперативно-следственная группа вовсе не бездельничала.
Единственное – уже четвертое на их территории! – дело, которое Артамонов намеревался раскрыть быстро и качественно, заказным убийством назвать можно было разве что с большой натяжкой: во-первых, до убийства там не дошло. Во-вторых, потенциальный киллер, бывший воришка, находящийся в данный момент на "условном", сам сдал заказчицу: поначалу потенциальной жертве – ее супругу, затем оба помчались в популярный в столице ЧОП (не любил Валерий Геннадиевич такого рода заведения, глубоко и искренне!..) и только потом – в прокуратуру с заявлением.
Произошло это буквально на днях, но дело показалось Артамонову весьма странным. Тем более что среди вещдоков, которые бизнесмен и его несостоявшийся киллер принесли следователю, была видеопленка, вроде бы изобличавшая заказчицу. Заказчица, к слову сказать, была на редкость красивой женщиной. Артамонов таким штукам, как изобличающие фотографии, и уж тем более видеозаписи, да еще поступившие от презираемых им частников, не доверял. А посему и отправил означенную пленочку на специальную экспертизу, которая длилась по сей момент. С подозреваемой он намеревался встретиться лично сегодня. А если Лариса Вячеславовна Стулова вновь окажется больной и не явится в прокуратуру, Валерий Геннадиевич решил поехать к ней сам. Как теперь выяснилось, пребывая благодаря психопату-шефу в самом что ни на есть дурном расположении духа…
Вернувшись в свой кабинет после разноса, Артамонов включил электрочайник и, брякнувшись за свой стол, заваленный бумагами, с горечью задумался об отсутствии справедливости в этом мире вообще и в их отдельно взятой окружной прокуратуре в частности. Он даже усмехнулся, припомнив, на каком "голубом глазу" заявился сюда около трех лет назад, как мечтал, дурак, доказать всем на свете, что остались пока что в родном отечестве честные и ответственные работники органов, прежде всего – он сам, молодой юрист Артамонов, намеревавшийся стать символом справедливости, пусть и окружного масштаба. Он заранее ненавидел всех этих "оборотней в погонах", взяточников продажных, опорочивших и продолжавших порочить честь мундира. И что теперь?
А ничего! Валерий с отвращением покосился на стоявший напротив аккуратненько прибранный стол своего отсутствующего коллеги. Пребывал коллега в данный момент в отпуске, вместе с женой и детишками, и не где-нибудь – а на пресловутых Канарах. Нет, ведь и тупому ясно, что на их зарплату не то что на Канары – в подмосковный пансионат, расположенный на месте бывшего пионерлагеря, не съездишь! Вдобавок ко всему и психопат Залучко к коллеге явно благоволил – вон, и отпуск этому продажному гаду с хитрой (за версту видно!) рожей подписал прямехонько в бархатный сезон. Тьфу!
Еще припомнилось ему самое обидное – смешки некоторых коллег за спиной по тому или иному случаю. Еще – ожидавшие каждый вечер в крошечной двухкомнатной "распашонке" молодая, но ставшая за год, прошедший после свадьбы, нервной жена и мать, ежедневно перед приходом сына выпивавшая что-нибудь "от сердца", чтобы благоухало. Свекровь с невесткой друг друга ненавидели, конфликтовали постоянно и каждая считала необходимым изложить детали очередного скандала мужу и сыну по очереди. Единственным выходом было снять квартиру, естественно, молодым, и разъехаться хотя бы на время. И так же естественно то, что на его зарплату упомянутую квартиру, даже однокомнатную, фиг снимешь…
На этом месте в дверь его кабинета постучали. Валерий Геннадиевич покосился на часы, пожал плечами, поскольку на данный момент никому никаких визитов не назначал, и буркнул "Войдите!".
Господин, образовавшийся на пороге кабинета, показался ему чем-то знакомым: ухоженная физиономия с проницательными серыми глазами, которая с одинаковым успехом могла принадлежать человеку "до сорока" и "за сорок". Костюм, купленный явно не на рынке, папочка натуральной кожи в руках.
– Прошу прощения… – Голос у господина был мягкий, почти вкрадчивый. – Вы позволите?..
– А в чем, собственно, дело? – грубо поинтересовался Артамонов, силящийся вспомнить, где он этого типа все-таки видел.
– Вы сегодня на пятнадцать часов вызывали мою клиентку. Я – адвокат, Иванов Виктор Степанович…
Ну конечно! Вот откуда это ощущение знакомой физиономии! Пару раз Валерий Геннадиевич видел Иванова в суде, а уж слышал он о нем… Словом, вполне предостаточно, чтобы выработать собственное отношение к этому господину!
Все знали: клиентура Иванова состоит, по меньшей мере наполовину, из настоящих бандюков, коих он всеми правдами и неправдами, с помощью абсолютно непредсказуемых связей отмазывает перед законом, причем в девяти случаях из десяти – успешно.
На "пятнадцать часов" у Артамонова была вызвана только Стулова Лариса Вячеславовна. Кто ж это ей подсказал – нанять Иванова, одно имя которого всякого приличного следователя должно насторожить? Перед мысленным взором Валерия Геннадиевича вновь мелькнуло лицо подозреваемой под пышной копной светлых локонов – каким оно было запечатлено на подозрительной ему пленке.
Он молча кивнул адвокату на шаткий стул для посетителей и вопросительно уставился на Виктора Степановича, как надеялся сам, "тяжелым" взглядом.
Иванов между тем спокойно расстегнул свою папку и выложил перед следователем несколько бумаг, снабженных печатями и подписями.
– Вот, прошу вас, – вежливо произнес он, – здесь заверенная копия ордера на защиту гражданки Стуловой Ларисы Вячеславовны, заверенная копия нашего с ней контракта. Ну и прочие документы, которые необходимы, включая личное заявление моей клиентки и больничный лист…
– Что, снова приболела? – ядовито усмехнулся Артамонов.
– Напрасно иронизируете… – Иванов с тяжелым вздохом опустился на скрипнувший под его тяжестью стул. – Лариса Вячеславовна потрясена этим ужасным оговором, ловушкой, в которую ее завлекли. Она действительно заболела, а ее супруг фактически приступил к самосуду!
– Что вы хотите этим сказать? – Брови Валерия Геннадиевича нахмурились сами собой: только самосуда ему на его территории сейчас и не хватало!
– Видите ли, мы надеемся, что вы проявите понимание и на время, пока идет следствие, мерой пресечения для моей клиентки изберете подписку о невыезде, а не что-либо иное. Но Стулов тем временем фактически подверг жену, вина которой не доказана и, я уверен, доказана не будет, поскольку она де-факто отсутствует, домашнему аресту. В их загородном доме.
Артамонов перевел дух и сурово покачал головой.
– Меру пресечения на время следствия я определю без вашей помощи, повидавшись с гражданкой Стуловой, – резко произнес он. – Что касается этого бюллетеня…
– Лариса Вячеславовна, – поспешно перебил его адвокат, – несмотря на свое состояние, готова, если вы согласны, принять вас у себя… то есть в доме супруга, в любое удобное для вас время! Вы сами его выберете в случае согласия, а я заеду за вами, доставлю и туда, и обратно. Валерий Геннадиевич, я много слышал о вас как о человеке справедливом и, главное, гуманном: речь идет, поверьте мне, о женщине, попавшей в ловко организованную ее супругом ловушку! Прощу прощения за тавтологию…
– И с какой же целью, позвольте поинтересоваться, эта якобы ловушка была им организована? – Слова Иванова насчет слухов о его "гуманности" он пропустил мимо ушей.
– Цель – та же, что и в момент первого развода господина Стулова: всеми правдами и неправдами он решил оставить их общего ребенка у себя, а закон, как вы понимаете, не на его стороне.
– Закон дает отцу и матери равные права.
– Формально – да, но не мне вам объяснять, что даже в своем изначальном виде, вышедший в 1967 году, он предусматривает преимущество матери. Чтобы отнять сына, НАСЛЕДНИКА, между прочим, Стулов готов избавиться от нелюбимой супруги ЛЮБЫМИ способами, в том числе засадив ни в чем не повинную женщину в тюрьму!
Артамонов недоверчиво покачал головой и ненадолго задумался. Да, в соответствии с законодательством именно он, следователь, ведущий дело, имеет право избрать меру пресечения для подследственной – будь то взятие под стражу или подписка о невыезде. Экспертизы пленки еще ждать и ждать. И как ни крути, а рациональное зерно в словах этого прохиндея Иванова есть: Валерий Геннадиевич и сам знал, с каким трепетом относятся богатые люди к вопросу о наследниках, тем более если речь идет о сыне.
– Относительно визита к вашей подзащитной я дам вам знать дополнительно, насчет всего остального – мне нужно подумать, более внимательно изучив материалы дела.
– Конечно! – Адвокат моментально поднялся, одновременно положив поверх бумаг перед следователем свою визитку. – По мобильному номеру, указанному здесь, я доступен круглые сутки. Не смею вас больше задерживать!
И вежливо откланявшись, он почти моментально покинул кабинет.
Некоторое время Артамонов бездумно сидел, глядя в окно своего кабинета, за которым ничего, кроме уже основательно вылинявшего августовского неба, не просматривалось. Потом, вздохнув, взял с соседней тумбочки папку с делом Стуловой, пока еще очень тонкую, поскольку ничего в ней, помимо заявления потенциальной жертвы, протокола дознания Живчикова и его собственных постановлений о возбуждении дела и экспертизе пленки, не было. Теперь туда же следовало присовокупить документы, принесенные адвокатом…
На белый плоский конверт среднего формата, как выяснилось, плотно заклеенный, Артамонов наткнулся между заявлением Стуловой и ее же больничным листом. О его содержимом догадаться особого труда не составляло. Артамонов почувствовал, как его бросило в жар, словно кто-то неожиданно вылил на голову ведро кипятка. "Прикасаться нельзя!" – мелькнуло в голове, а вслед за этим – мысль, что уже прикоснулся, вот же, сжимает его пальцами…
Валерий Геннадиевич откинулся на спинку стула, зажмурился и приказал себе успокоиться. Что, собственно говоря, произошло? Впервые за его, пока еще не слишком большую, практику Артамонову не предлагали даже, а навязывали таким вот хитрым способом взятку. Не за то даже, чтобы освободить убийцу, прекратить дело и прочее того же уровня, а просто за выбор меры пресечения. Во всяком случае, никаких иных просьб от этого прохиндея-адвоката пока не последовало. Что самое паршивое – его даже во взяткодательстве уличить было невозможно! Скажет – конверт с деньгами случайно оказался среди бумаг, а предназначался совсем для других целей…
– Дьявол! – вслух выругался следователь. И, помолчав, добавил кое-что покруче – как пелось когда-то в одной полублатной песенке, "он единственный спрягает глагол…".
Конверт не то чтобы жег Артамонову пальцы, но представив на мгновение, что сейчас в его кабинет запросто может ввалиться по делу или без оного кто-нибудь из коллег, он вскочил с места и, метнувшись к двери, запер ее на ключ. И лишь после этого вернулся к столу. Конверт по-прежнему лежал поверх бумаг – на вид совсем невинный и не то чтобы слишком пухлый, но было видно невооруженным взглядом, что не пустой.
"Интересно, сколько там…" – мелькнуло у Артамонова, и, поколебавшись, он все-таки протянул руку, взял его и начал вскрывать, осторожно и замедленно поддевая пальцем неплотную заклейку.
Валерий Геннадиевич до этого момента ни разу в жизни не держал в руках евро. Это были именно евро, а не доллары, как он предполагал. И ему первым делом почему-то довольно глупо подумалось, что европейская валюта выглядит как-то несерьезно, словно не деньги – а просто цветные бумажки. Посчитал он их сразу: в не самом пухлом конверте содержалось две с половиной тысячи евро. Две с половиной!..
Он попытался перевести их мысленно в "наши" – и не сумел: перед глазами прыгали, словно издеваясь над Артамоновым, многочисленные нули и нолики. Кажется, едва ли не составлявшие в итоге его, как минимум, полугодовую зарплату.
Валерий Геннадиевич с тяжело бьющимся сердцем опустился на свое рабочее место и, пытаясь отделаться от скачущих цифр и столь же скачущей пульсации, кажется, всего его организма, прикрыл глаза рукой. И тут же увидел уже другое: заплаканное лицо жены, оскорбленное – матери, запах валерьянки, казалось, ударил в нос.
"Как все просто, – с горечью подумал Артамонов. – Как просто все на самом деле решается…"
В этот момент ручка на двери кабинета дернулась, и тут же кто-то начал в нее раздраженно стучать снаружи.
Теперь он похолодел: "Адвокат… Вернулся, за деньгами, это не взятка, а действительно случайность!.." Он в панике вскочил с места, кинулся было к двери, и уже почти открыл, но, слава богу, сумел все же сообразить спросить "Кто?..".
– Какого дьявола?! – За дверью, к его великому облегчению, стояла секретарь шефа. – Чего ты заперся? Открой, почту и сводки возьми!
– Сейчас, Люся, сейчас… – Он с быстротой молнии метнулся к своему столу, схватил конверт и метнул его в слегка приоткрытый сейф, захлопнул "железку" и снова бросился к двери, которую, наконец, открыл.
– Чем это ты тут таким занят по секрету? – Люся была довольно наглой девицей, со следователями, коих считала ниже себя по должности и положению, поскольку спала с Самим, обращалась бесцеремонно. Вот и сейчас нахально зашныряла глазенками по кабинету, прежде чем, бросив принесенные бумаги ему на стол, презрительно фыркнуть:
– Мастурбируешь, что ли, при закрытых дверях?
"Идиотка", – мысленно выругался Артамонов, не переносивший шуточек "ниже пояса". Еще час назад он бы и вслух сказал то же самое, не посчитавшись с Люськиным "особым положением". Но сейчас почему-то сделать этого не мог.
– Я занят, Людмила, – проронил он, не глядя на девицу. – Не все дела, которые мы расследуем, можно просматривать даже при коллегах…
– Да прям уж!.. – Она еще раз фыркнула и, крутанув аккуратной попкой, вымелась, наконец, из его кабинета.