Вот и получается теперь, что "чирикать", ну, никак нельзя… А с уликами - туго. И с "пресухой" может получиться неприятная история. Что, если этот Плетнев в самом деле хорошо знаком с Меркуловым? И не врал? В общем, вся надежда теперь только на следственный эксперимент. На отпечатки пальцев, на прочее. Правда, Плетнев чего-то говорил, что был у братьев накануне, но это - недоказуемо. Они ж - покойники оба. А если у него действительно найдется алиби, тогда на что надеяться? Может, поторопился со своими выводами?
Неприятно себя почувствовал Никишин. Разные мысли лезли в голову. И первая из них: "А может, как-то "скооперироваться" с этой его "Глорией"? И пусть они ищут, доказывают… А ты сам - и при деле, и в стороне. Как бы. Ведь если не Плетнев, тогда есть другой убийца? И его все равно надо искать. А что Плетнев посидит, так можно иначе вопрос поставить: специально сделано, чтобы преступник успокоился и выдал себя. Хитрость, мол, такая… Тогда - что? Наверняка завтра придут из "Глории". Он и про адвоката говорил еще. Вот и не надо им мешать, пусть доказывают невиновность задержанного, а сами тем временем ищут убийцу. Глаз с них не спускать - вот что важно! Выйти на преступника ноздря в ноздрю с ними! Тогда будет полное торжество справедливости. А перед этим Плетневым извиниться потом, как два пальца… Подумаешь, цаца, двоих-то он все равно зарезал? То-то и оно, кого ж другого и подозревать в подобной ситуации? Такую свою позицию можно объяснить.
Значит, надо быть готовым к неожиданностям и глаз не спускать с этой "Глории". И при "свиданках" лично присутствовать: преступление совершено особо опасным способом, поэтому и следователь может присутствовать. Вот так, обложить их со всех сторон…
Мысли летели быстро. Никишин поднял глаза и увидел колючий, испытующий взгляд прокурора. Ах, ну да, насчет "прессухи"… Конечно, куда он сказал, туда и сунули. Многие прошли через подобное "исправление", и - ничего, все живы и здоровы. Да и не мчаться же туда под конец дня! Бог даст, обойдется, а завтра перевести его в другую камеру. Этот Плетнев не из тех, кто молча поддастся на угрозы. А контролеров предупредить можно и по телефону, чтоб бесчинств в камере не допустили. Поучить немного, чтобы стал помягче, - это никогда еще делу не вредило…
"А этот чего смотрит? Будто ждет, что Никишин прямо сейчас начнет каяться… Нет, рано еще"…
- В общем, я понял, Георгий Авдеевич, - стараясь быть спокойным, сказал Никишин. - А насчет "пресс-хаты" я сегодня проверю. Может, и сунули по ошибке, но это не моя инициатива. Двойное ж убийство, да еще и за горбом - то же самое! А ментов, я вам скажу, ни в какой камере не любят.
- А он разве бывший мент? - удивился прокурор.
- Да они у себя в агентстве все через милицию прошли, это ж всем известно.
- Ну, не знаю, смотри сам, тебе собственной головой отвечать, - вздохнул прокурор. - Ладно, иди…
Глава шестая Следственный эксперимент
Не первая это была камера в жизни Плетнева.
Четыре года назад, во время следствия по делу об убийстве двух молодых людей, которых он, как было объявлено адвокатом этих негодяев-насильников и убийц, "принял за убийц своей жены, что было не доказано во время суда над ними", попал в тюремную камеру, он понял, что это другой мир. Мир со своими собственными правилами и законами, своей иерархической лестницей и особыми отношениями между "сидельцами", которые могли годами ожидать, когда по их делам начнутся судебные заседания.
Это у него было "ясное дело", чего он и не скрывал. Рассказал на следствии, как отыскал парней, как вытряс из них души, и они были вынуждены сознаться, причем он потребовал подробностей, и они совпали с фактами, которые получило следствие при обнаружении трупа молодой женщины с многочисленными ножевыми проникающими ранениями по всему телу. Они не убивали ее, а мучили, убивая. И Антон "по-свойски" расправился с обоими, потребовав написать каждого подробно о своем преступлении. И тем не менее… Суд, вероятно, под воздействием "общественности", забыл о страшной смерти жены Антона, не принял его доказательств - признаний виновников убийства, и счел их написанными под "чудовищным давлением" со стороны Плетнева. То есть фактически оправдал-таки посмертно убитых мерзавцев. Даже "состояние аффекта", на котором настаивал адвокат Антона, не учли, и Плетнева приговорили по признакам статьи 105-й УК РФ к пятнадцати годам лишения свободы в ИТУ строгого режима.
Ну, дальше там все пошло иначе. Под градом веских доказательств Турецкого, "поднявшего" это дело и добившегося-таки его пересмотра в суде, "строгий" приговор, как говорится, "переиграли" на "психушку", что, по убеждению Плетнева, было еще хуже. Но и это - тоже совсем другое дело, мало ли, что и как сложилось потом. Главное было в другом. В камере, где он сидел в ожидании дейст-вительно скорого суда, к нему относились с опре-деленным почтением. За ним, как уже было известно сокамерникам, - а в тюрьме ничего скрыть нельзя, - стояли и Африка, и "горячие точки", стояла суровая воинская служба там, за кордоном, где человек мог рассчитывать только на свои силы, ну, и товарищей. Государство-то в случае пленения напрочь отказывалось от них, по сути наемников, отобранных Министерством обороны, его Главным разведывательным управлением для активных действий на стороне правительств тех стран, которые считались лояльными по отношению к Стране Советов. Поэтому и двойное убийство, совершенное Плетневым как месть за мученическую смерть жены, заключенные рассматривали, в общем, правильно. Насильников ведь нигде не уважают. А "групповуха" с убийством - это вообще полный беспредел. И, попади те парни в тюрьму, их жизнь могла оборваться задолго до начала судебных заседаний.
Другими словами, и в горе своем безутешном Плетнев "держался на коне".
Вряд ли, конечно, повторится старое, думал он, но обычаи и законы заключенных под стражу надо уважать. И первое, что он сделал, войдя в камеру, рассчитанную на пятнадцать человек, в которой размещалось их более сорока, это в ответ на вопросительные взгляды сидевших, спокойно и с достоинством произнес:
- Мир дому сему.
После чего поинтересовался, кто старший, и обратился к этому налысо бритому мужику, примерно своему ровеснику, лицо которого было усыпано мелкой рябью, с просьбой указать место и время, которое ему отводится на сон. Такое вступление было принято благосклонно. Он присел на край шконки, ожидая традиционных расспросов. И они незамедлительно последовали. Ну, естественно, какая статья инкриминируется, впервые ли в "доме", за что в первый раз сел и так далее. Он отвечал подробно, ничего не скрывая.
- Так почему опять сто пятую шьют? - спросил невысокий, жилистый мужичок лет под сорок, с торчащими вверх кончиками ушей. Его в камере звали почему-то Бес.
- А "ксиву" мою подбросили к трупам. Кому-то я сильно мешаю.
- "Ксиву? - удивился Бес. - А что за "ксива"?
- Охранного агентства, - неохотно ответил Плетнев, полагая, что зря заговорил о подробностях, шьют - и ладно. Скажи он: "ксива" прокуратуры, и такое поднимется!..
- Так ты - мент? - радостно воскликнул Бес. - Уважаемые, к нам мента кинули, а? Как мы на это посмотрим?
- С ума сошел? - так же спокойно ответил Антон, прервав восклицания. - Какой я мент? С чего ты взял? Если "крутого" охранять, то, значит, мент? Соображай головой-то. Нет, я в воинском спецназе пахал. В Африке, в Чечне, братьям-славянам в Косово помогал, а ты - мент! Да я их сам не уважаю.
Разговор потек дальше, вскоре интерес к новичку исчерпался. Кто занялся картами, кто в телевизор носом уткнулся, кто на парашу отправился, кто чем, короче. Но Антон понимал, что тишина - временная.
Совсем поздно вечером, когда первая смена улеглась спать, Антона подозвал к себе лысый, рябой мужик, которого так и звали: Рябой. Видимо, он был смотрящим в камере, все относились к нему с почтением. Спросил без видимого интереса:
- А ты и вправду к ментуре не имеешь отношения?
- Никакого.
- Значит, только охраняешь?
- Нет, зачем же? Я просто не стал обо всей специфике рассказывать. Мы же - частное агентство. Приходит клиент, говорит: вот убили у меня того-то и того-то. Милиция не чешется. Я хорошо заплачу, а вы найдите убийцу. Ищем, находим. Но - сами. Он платит - мы называем имя и приводим доказательства, а дальше он уже сам решает: в милицию ему идти или лично крест поставить. Вот так.
- Ну, ладно, - кивнул Рябой и махнул рукой: иди, мол.
Полночи Антон "прокантовался", сидя на уголке шконки, на которой лежали уже двое. Потом поднялся тот, что спал с краю, и на его место улегся Антон. И сразу провалился в сон. Проснулся к завтраку.
А после началось то, о чем он меньше всего думал. Как и кто передал Рябому "маляву" с воли, Антон не видел, но заметил в углу, где нары целиком занимал один Рябой, какое-то шевеление. О чем-то шептались, изредка поглядывая в его сторону. И вот наконец из угла к нему пошел Бес. Подошел, осмотрел презрительно этак и заявил:
- А ты соврал уважаемым и честным ворам, что ты не мент. Вон, пришла "малява". Чего пишут с воли, хочешь узнать? О том, что в нашей хате завелась сука ментовская. И наш долг с этой сукой разобраться по закону. Ну, чего молчишь? Дрожишь за свою шкуру? Так уже недолго осталось.
- Не понял, тебе, что ль, осталось?
- Ну, так ща поймешь! - и Бес ловко выкинул из рукава заточку, - длинную, с половину велосипедной спицы, и наверняка острую, вделанную в деревянную рукоятку. Такая прошьет насквозь, и раны не будет видно. - Ну, поиграем, мент? - Спица запрыгала в руках Беса.
- Дурак ты, Бес, не умеешь слушать, когда с тобой говорят. Никакой я не мент. Ну, сам подумай своей пустой башкой, разве может военный разведчик-диверсант ходить в ментах? Это ж разные профессии.
- И все равно ты - мент!
- Заладил свое, как попугай, - отмахнулся Плетнев. - Вот на меня сегодня утром двое напали. С трубой железной. Ну, я обоих и положил. А потом одному за другим показал, как надо уметь ножом пользоваться, а не твоей фитюлькой, а для верности еще и уши им на жопы натянул. Ох, как сразу заговорили! Перебивая друг друга! Торопясь, чтоб первому сознаться. Много чего наговорили интересного… Да не крутись ты, уйди отсюда!
Говорил Антон, а глаз-то с Беса не спускал, понимал, что тот просто ждал удобного момента. Тот медлил, и Антон его спровоцировал. Бесу показалось, что Плетнев сейчас отвернется и… прыгнул вперед, вытянув перед собой заточку.
Ну, это было упражнение для начинающих. Легко отведя в сторону "полет руки" своей левой, правой Антон вломил Бесу в челюсть с такой силой, что тот, опрокинувшись в воздухе, улетел аж к самой двери. И там лег.
Несколько человек справа и слева от Антона дернулись, но Антон громко крикнул:
- Рябой, слышь? Ты Вахтанга знаешь?
И в камере на миг воцарилась тишина. Плетнев удивился, неужели одно имя уже вызывает у бывалых воров трепет?
- А зачем он тебе? - негромко спросил Рябой. - Ну, слышал. А видеть - не видел. Может, у тебя к нему дело? - хмыкнул насмешливо. - Так чего ж ты тогда не там, а здесь?
- У меня к нему серьезное дело.
Раздался смех - скорее издевательский.
- Передай там по своей почте… - начал Плетнев и замолчал, увидев, как "сидельцы" стали по одному отходить на свои места. И наконец Рябой удосужился поднять в своем углу руку и помахал, приглашая Антона подойти к себе.
Плетнев поднялся, боком глянул на лежащего у дверей скорченного Беса и сказал громко:
- Когда очнется, передайте ему, что в следующий раз он у меня улетит дальше двери. И любой, кто захочет поиграть спицей. Эти номера мы еще в школе проходили…
Он подошел к Рябому и сел рядом, как тот показал.
- Ну, чего горло дерешь? - без осуждения сказал старший в камере.
- Передай по своим каналам Вахтангу, - тихо заговорил Плетнев, - что я могу назвать ему имена пятерых его помощников, которые его продали ментам. Но не за так просто, а в обмен. А какой обмен, это мы еще с тобой обмозгуем.
Рябой покачал головой, словно бы сомневаясь, что сумеет выполнить просьбу, но утвердительно махнул рукой. Этот жест означал, что Антон может идти на свое место.
И только сев, заметил, что на него старательно никто не обращает внимание. А Беса никто не трогал, он так и лежал, привалившись к двери. Но задвижка с той стороны забренчала, дверь с трудом отворил рыхлый, похожий на бабу контролер и посмотрел на Беса:
- Чего это он тут валяется?
- Со шконки свалился, - откликнулся кто-то.
- Свалился! Чего-то у вас падают часто! Больше никто не свалился?
- Пока никто, - с усмешкой ответил Антон.
Контролер посмотрел на него и приказал:
- Этого - убрать, Плетнев - на выход!
- До скорой встречи, - сказал всем, поднимаясь, Антон. - Здоровья вам, уважаемые, и терпения.
Он поднял руку, помахав тем, кто остался у него за спиной, и вышел из камеры. Плетнев не сомневался, что "сиденье" его закончилось. Однако скоро понял, что ошибся. Странно улыбающийся в комнате для допросов, куда Плетнева привели, Никишин заявил, что сейчас он вместе с подозреваемым, - "Ага, - отметил Антон, - исправился!" - отправится на место преступления, чтобы там провести следственный эксперимент. Всего-то, а Плетнев уже "раскатал губы".
Но этот следственный ход означал и то, что у Никишина так и не прибавилось за ночь улик. И теперь он будет цепляться к каждой мелочи, чтобы доказать, что Плетнев - убийца, ибо был здесь, на месте преступления. А Антон и не скрывал, вот только со сроками у следователя вышла промашка. Ну, посмотрим, сказал Антон себе, и в очередной раз подумал о том, насколько дальновидным оказался Сашка. А то ведь и век ничего не докажешь!
А конвоир в это время наручниками пристегнул Плетнева к себе, чтобы выводить его в машину.
* * *
В квартире, в которой проживали братья Акимовы, был куда больший бардак, чем позавчера, когда здесь побывал Плетнев. Он сразу отметил сей факт и не преминул высказаться по этому поводу:
- Это кто ж так постарался? Обыск, что ль, проводили?
- А вы помните, как было вчера? - сразу "нашелся" Никишин.
Антон пожал плечами.
- Как позавчера, помню, порядок, все у них было по коробкам разложено. А вчера тут вы "работали"? Вот оно и видно. Какие ж улики среди бабьего нижнего белья искали, мудрецы?
- Вы и это знаете? - "удивился" Никишин, полагая, что долгожданная рыбка уже ткнулась в сети.
- Конечно, видел. Они паковали свои шмотки до моего прихода. Ящики были открыты. А вот когда вы явились, они были по-прежнему открыты или уже закрыты? - спросил наугад, тоже думая, что Никишин "клюнет".
Но следователь задумался, и эта невольная пауза, видно, разъяснила ему самому суть вопроса Плетнева. Ну конечно, скажи он, что все было запаковано, как оно и было на самом деле, как разрушится вся пирамида его доказательств. И он решил оставить провокационный вопрос без ответа. Но и Антона тоже ведь, как говорится, не пальцем делали. Он усмехнулся.
- Что, забыли второпях? Ну конечно, вы ж ведь заранее знали, кто убийца. Еще до того, как зашли сюда, верно? - и на новое молчание ответил очередным вопросом: - Слушайте, а может, вам его, убийцу то есть, подсказали?
И снова Никишин почувствовал, что словно бы переигрывает его подозреваемый. Да и как ему отвечать-то на такие вопросы? Он еще с ума не сошел… Но вот Плетнев что-то знает, или пронюхал, однако не сознается, что ему известно, до определенного момента, а до тех пор будет камнем стоять на своем. Странно, и из камеры он вышел без единой царапины и совершенно спокойный. Зато один из зеков "упал" со шконки. А ведь он, Никишин, так и не стал предупреждать контролеров, несмотря на строгий "намек" прокурора. И вот это все, вместе взятое, сильно раздражало следователя. Никаких зацепок!
Тем временем эксперт-криминалист, худощавый мужик, которого еще не встречал Антон, а он знал уже многих из Экспертно-криминалистического центра, поскольку приходилось и с ними вместе работать, "откатал" пальцы Плетнева, а затем занялся отпечатками.
Их было много, и принадлежали они, судя по нахмуренному лбу эксперта, нескольким людям. Очередная морока. Но "пальцы" Плетнева нашлись-таки. На дверной рукоятке. Ну правильно, а Антон и не отрицал, что был здесь. Он сам и дверь в эту комнату открывал, когда тащил братьев, находившихся в "отрубе", и связывал их спинами. Вон, кстати, и тот шнур, которым пользовался.
А Никишин не знал, радоваться ему или печалиться. С одной стороны, присутствие здесь Плетнева подтверждается, а с другой - он утверждает, что был здесь во вторник утром, но и убийство произошло тоже утром, да только в среду. И как выпутаться из этой ситуации?
- Плетнев прав, - раздался голос из прихожей.
Антон вздрогнул и заулыбался. Никишин вскинулся и уставился на дверь, а из прихожей появился Турецкий. Он приветливо кивнул Антону, сухо - Никишину и повернулся к эксперту.
- Привет, Сергей Романыч!
- А, Борисыч, рад видеть, - заулыбался хмурый криминалист. - Ты про "пальчики-то" имел в виду?
- Конечно. Вот их и надо пробить по картотеке. Следователь-то неопытный, ему еще учиться и учиться, а ты - старый волчара, мог бы и подсказать.
- А чего им подсказывать? Они ж все сами знают, - без всякого уважения сказал эксперт-криминалист, продолжая свою работу.
- Послушайте, вы кто такой? Что вы здесь делаете? Кто вас пропустил сюда?! - возмущенно закричал следователь. - Охрана!
- Не кричите, - морщась, остановил его движением руки Турецкий. - И не волнуйтесь так сильно. Меркулов нынче согласовал с Ясниковым, что я подъеду на ваш эксперимент, чтоб ускорить процесс. А то вы "зациклились" на одной, очень удобной вам версии и спите на ней. А время идет. Можете позвонить и узнать. А я - Турецкий Александр Борисович.
- Я слышал о вас, - холодно процедил Никишин. - Но это обстоятельство все равно не дает вам права вмешиваться в процесс моих следственных действий! Извольте оставить помещение!
- Романыч, а, каков? - Турецкий ухмыльнулся и кивнул на следователя. - Гордыня, по-моему, считается одним из тяжких грехов, да?
- Точно, - ухмыльнулся и криминалист, которому не нравились "действия" этого следователя.
- Можете позвонить Георгию Авдеевичу, он подтвердит. А я прибыл сюда не мешать вам, а помочь, по мере сил и возможностей.
- Вы бы обеими руками хватались за эту помощь, господин Никишин, а не гундели одно и то же, - в грубоватой манере заметил Плетнев.
Это замечание - да еще с чей стороны! - вызвало у следователя бурю эмоций, но, к счастью, он успел сдержать себя.
- Ну, и в чем же, по вашему мнению, должна заключаться ваша помощь?
- В том, в первую очередь, чтобы разъяснить вам ситуацию, в которой, как я понял, вы совершенно не разбираетесь. - Турецкий сделал паузу, глядя, как наливается кровью лицо Никишина.
- Если мой арест не продиктован был следователю заинтересованными лицами, - усмехаясь, вставил Плетнев.
- Вот-вот, и я о том же: или, напротив, очень хорошо разбираетесь, поскольку выдвинули только одну, удобную вам версию, да и ту - шаткую, которую я разрушу в течение одной минуты, понимаете? Выну из папки, - он покачал перед следователем своей черной папкой на молнии, служившей ему бог знает сколько лет и ставшей отчасти даже притчей среди знакомых юристов, - один документ, прочитав который, вы поймете, что дальше разрабатывать вашу версию бессмысленно. Если не глупо, извините.