Обобщая ситуацию, можно заметить, что никто, конечно, не питал иллюзий относительно возможного взрыва. О чем это говорит? Да ни о чем. Бомба не взорвалась по причине собственного отсутствия. Или, может, она еще лежит.
М. Кольцов
МИХАЙЛОВ
Первой парой у Ермилова был Лев Владимирович Михайлов, а точнее, английский язык в его исполнении. Хотя это был не совсем английский. То есть он был английский, но со значительным акцентом на профессиональную специфику и голливудский сленг. Выражением, которое запомнилось Ермилову в первую очередь, оказалось bladder barrier - "барьер мочевого пузыря" - такое маркетинговое понятие, согласно которому фильм определенного жанра должен укладываться в определенный временной формат, идти ровно столько, сколько зритель может выдержать сугубо по физиологическим причинам. Потому что этот несчастный зритель, мол, на комедии хочет в туалет быстрее, чем на боевике, ну и так далее. Вот это деловой подходец!
У Вени было свое фаворитное выражение - terrific idea - всего-навсего "потрясающая идея". Этим terrific idea он умудрялся реагировать даже на кондуктора в автобусе.
Ермилов поднялся слишком рано, но в общежитии не сиделось, и он решил сделать замысловатый крюк - отправиться в институт не стандартным маршрутом - через проспект Мира - по улице Эйзенштейна, а дойти до метро "ВДНХ", от него - одну остановку до "Ботанического сада", а там уже тогда останется несколько минут пешком. Так он и сделал, прекрасно понимая, что ловчит сам с собой, хотел просто возле "ВДНХ" заглянуть в павильончик, где они когда-то с Кирой завтракали.
Ну, заглянул, ну и что? Ну-ну, заглянул и что? Заглянул? И что? Ну-ну… Эти пять бессмысленных слов крутились в голове в разных комбинациях столько, что он проехал свою остановку. Вышел в Свиблово, развернулся, пересел, через три минуты наконец поднялся на поверхность. Выходя из вестибюля метро, заметил возле игрального автомата знакомую левую скулу - Михайлов, Лев Владимирович, собственной персоной.
Преподаватель английского Лев Владимирович Михайлов был с левой своей стороны похож на хич-коковского любимца Энтони Перкинса, того самого, что умел с женщинами здорово ножницами орудовать, причем отнюдь не волосы он им стриг. Костя как-то сказал Ермилову, что 78 процентов институтских студентов безотчетно стараются общаться с Михайловым только с правой стороны; как он это подсчитал - бог весть. Но Михайлов был человек исключительно добродушный, впрочем, как до поры до времени и герой Перкинса в "Психо". Михайлов с удовольствием поддерживал тему "Энтони Перкинс", был его поклонником в самом высоком смысле, прекрасно знал фильмографию и заставлял своих студентов смотреть без перевода "Процесс", "Любовь под Вязами" и "Убийство в Восточном экспрессе".
Значит, вот оно что… Увлечен "англичанин" был игрой на "одноруком бандите" всерьез и отрываться вряд ли собирался. Английский и на первом курсе всегда шел первой парой, и неоднократно Михайлов непредсказуемо на нее не являлся, теперь вот Ермилову стало понятно почему. Значит, занятиям сегодня не бывать. Ермилов потерянно повернулся назад и сразу же увидел в двадцати метрах, на лестнице, ее профиль; не думая, рванулся вперед, перемахнул турникет, в несколько ненормальных прыжков одолел лестницу… Киры не было. Он пробежался по перрону. Бесполезно. И поезда вроде сейчас не ходили. Или нет? Был, кажется, какой-то удаляющийся шум… Между гудящими висками будто поселился магнит. И только сейчас он почувствовал, что брови мокрые от пота. Но ведь она же… ее ветровка ведь была, ее… что ее? Глаза? Вот единственно, во что можно поверить. Ермилов обреченно повернулся в сторону выхода. Он почувствовал bladder barrier и решил все-таки добраться до института. А к нему уже шла, размахивая руками, какая-то тетка и веселого вида мент.
КОЛОМИЕЦ
На кафедре режиссуры художественного фильма профессор Копылов и Ольга Александровна Боровицкая пили кофе из майоликовых гжельских чашек и уютно говорили о погоде, балете, футболе, политике, обо всем на свете, кроме кино. Проводя время именно за такой беседой, оба понимали, что они, в высоком смысле слова, ловят момент и упиваются жизнью, и от этого ловили и упивались еще больше. Пока дверь не распахнулась и на пороге не возник проректор Коломиец:
- ЭТО случилось!
Боровицкая пила кофе со сливками, а Копылов - с медом, намазанным на булочку с маком. Теперь они оставили это занятие и оглянулись на Коломийца даже с некоторым испугом.
- Бен Ладен получил Нобелевскую премию мира?
- Лучше! Мэдисон приехал!
- Стивен Дж. Мэдисон? - недоверчиво уточнила Боровицкая, собиравшаяся было закурить сигарету, но ввиду такой неординарной новости затолкавшая ее назад в пачку.
- Проездом с Дальнего Востока, из Японии. Снимал там кино, как принцесса девочку рожала. Между прочим, вместо Плотникова, - укоризненно добавил проректор.
- Как - девочку? - удивилась Ольга Александровна. - Ведь должна была мальчика!
- Вот именно! Не получилось наследника-то. Скандал… Мэдисон должен был оттуда в Англию лететь, в Королевский колледж искусств, но разругался с ними вдребезги. Представляете, какая удача?! Теперь он хочет задержаться у нас, провести мастер-класс, а заодно!.. Заодно - снять кино в экстремальных условиях, то есть в России. Он же фанат русской культуры и всячески ее пропагандирует!
Профессор Копылов поджал губы и молча вышел из кабинета.
- Витя, ты не на митинге, - заметила Боровицкая, - сядь, пожалуйста, выпей кофе и говори человеческим языком. Умеешь?
Коломиец взял чашку Копылова и опустошил ее в два глотка.
- В общем, так. Завтра Мэдисон приедет во ВГИК. Прочтет краткую лекцию и проведет кас-тинг среди наших студентов, а они… они будут играть в его фильме!! Я с ним только что по телефону… он, оказывается, отлично по-русски говорит!
- Еще бы, - подтвердила Боровицкая, - его отец - выходец из Владивостока, так что, по сути, он не Стивен Дж. Мэдисон, а Степан Георгиевич Медовников. С точки зрения астрологии это…
- Я уже приготовил приказ, - похвастался Ко-ломиец. - Сделаем его почетным доктором ВГИКа. Отличный ход, а? Плотников, надеюсь, будет, они же знакомы?
- Это непредсказуемо, - покачала головой Боровицкая. - Знаю только, что Артем Александрович на прошлой неделе еще был в Португалии на выборе натуры.
Мэдисон обожал цыган и в каждый свой фильм вставлял эпизод с их участием. Намеревался он это сделать и в Москве, поэтому еще до посещения института его отвезли в ресторан "У Валентины и Ду-фуни Вишневских". Мэдисон умудрялся терять дивиденды там, где остальные их наживали. На следующий день, когда он появился в институте, на мизинце у него скромно, камешком вбок, посверкивал изрядный перстень. Степан Георгиевич Ме-довников, больше известный как Стивен Дж. Мэдисон, поверх толстого свитера носил разноцветный пиджак (рукава зеленые, все остальное - синее), а внешностью походил на партийного функционера или тренера футбольной сборной. Была у него в лице некая застывшая мечтательность, эдакая привычка внушать окружающим собственные утопии.
Институт собрался по такому случаю в Большом просмотровом зале, на сцене расположились проректор Коломиец, сам Мэдисон и молодая женщина, которую он представил как свою музу и любимую актрису, - с короткими волосами на прямой пробор, выкрашенными в цвета его пиджака: слева - синяя часть, справа - зеленая. В руках у нее был небольшой продолговатый футляр. К всеобщему удовольствию, появился даже Плотников. Судя по внешнему виду - проездом откуда-то и куда-то.
Коломиец сказал короткое приветственное слово и упомянул, что час назад звонил ректор, очень переживал, что не может сейчас быть в институте, и передавал гостю огромный привет. После этого он галантно повернулся к сине-зеленой спутнице Мэдисона:
- А как вам нравится в России?
- О! - сказала та. - О!!
- Неужели? - обрадовался Коломиец. - Что же именно? Наша великая культура? Природа? Или, может быть, мужчины?
Американка серьезно кивнула:
- Русские мушины умеют ухаживайт. Наши мушины - они палто держат, но не поднимают, - она показала, - так что надо еще в него сумейт… как говорить? войти, да!
Это геополитическое наблюдение вызвало в зале исключительно одобрение.
- Господин Мэдисон, - сказал Коломиец, подразумевая дежурный комплимент, - что вы думаете о российском кино?
- Да нет никакого кино, - буркнул знаменитый режиссер.
- То есть как это?!
- Никто никогда не видел настоящее кино.
- Я… я не понимаю, - пролепетал Коломиец.
- Кино отдало концы, не успев появиться на свет! - Мэдисон вскочил на ноги. - Его сразу же оккупировали другие искусства! В частности, литература заграбастала, будь она трижды проклята!!! Кино у нас сегодня - не кино, а всего лишь картинка, иллюстрация какого-то текста. А то, что на него надо смотреть, приговорило его к убогой жизни в границах живописи. Эту вторичность пытались преодолеть лучшие режиссеры, и все - тщетно, все провалились! Уразуметь подлинную природу кино, проявить его сущность никому не удалось!
Сине-зеленая подруга Мэдисона сказала ему пару слов по-английски, суть которых сводилась к тому, что надо поберечь голос, ведь впереди еще ка-стинг, съемки и все такое.
Ермилов, по привычке стоявший в дверях, подошел к Косте, который сидел поблизости.
- Он всегда такой бешеный?
- Я его видел только на одной пресс-конференции в Сан-Себастьяне, там было еще круче.
- А что это за женщина с ним? Сказал - актриса, но я что-то не припомню, хотя я, конечно, и не все его картины видел…
- Не было ее у Мэдисона, это точно, - авторитетно заявил Костя. - Это у него фишка такая, каждую новую телку как музу свою представлять.
Мэдисон тем временем, не внявший советам музы, носился по сцене и орал:
- Четыре злодеяния против кинематографа все повторяются и повторяются с маниакальным упрямством! Зависимость от литературы! Зависимость от языка живописи! Зависимость от музыкального сопровождения!
В последних рядах кто-то захлопал.
- И еще - террор и власть актера над изображением, как будто кино придумано для истерик Ни-коль Кидман! Бог кино отвернулся от нас навсегда!
- У вас есть дети? - догадался спросить Коло-миец, чтобы как-то снять накал.
Стивен Дж. Мэдисон вытер лицо и сел. За него милостиво ответила муза:
- Два сына, семи и девяти лет.
- Что они думают про ваши фильмы?
- Они их не видели, - буркнул Мэдисон.
- Но они же знают, что их папа режиссер?
- Естественно.
- Так неужели они не хотят посмотреть ваше кино?
- Тут я поступаю просто. Беру классические диснеевские мультфильмы, переделываю титры, вставляю туда свою фамилию. Для воспитания детей ничего не жалко. - На этом месте американец заметил в первом ряду Плотникова. - Привет, Артем! Кто бы мог подумать, что в этом месте окажется сразу два режиссера? Еще есть вопросы?
И Плотников сказал своим ровным голосом:
- Привет, Стив. Вопросы есть. На переделанном Диснее долго не протянешь. И вот я хочу понять, сможешь ли ты вообще объяснить сыновьям свои заумные фильмы?
- Да не собираюсь я никому ничего объяснять! - с раздражением объявил Мэдисон. - Мое кино - это моя прихоть, моя поза, моя фобия, мои комплексы! Мое наижеланнейшее желание, которому я не привык ставить преграды! И знаете почему? Да потому что я невероятно привязан к себе, к своим недостаткам и достоинствам! - Мэдисон повернулся к Коломийцу. - Сделаем перерыв. - И кивнул своей даме. Она открыла футляр.
Ермилов подумал: "Вот хорошо бы она сейчас достала оттуда, как Джим Кэрри в "Маске", автомат Томпсона и дала пару очередей в потолок!" Но все оказалось еще лучше, в футляре лежала флейта. "Ах да, - вспомнил Ермилов, - Мэдисон же еще и флейтист, говорят".
Плотников вежливо похлопал. Все остальные почувствовали себя членами оркестра, отложившими на время свои инструменты единственно затем, чтобы подчеркнуть виртуозность солиста.
Американец бережно взял флейту в руки, она оказалась очень маленькая, изогнутая и никелированная - это была флейта-пикколо. Он поднес ее к губам, и его физиономия партфункционера или футбольного тренера приняла концентрированно-одухотворенный вид. Мэдисон дунул, и в эту секунду Ермилов вспомнил, что пикколо обычно применяют в тех музыкальных эпизодах, где требуется изобразить грозу, ветер или даже сражение. Резкий свист разрезал тишину, и человек сто в зале одновременно схватились за уши. Более неприятных звуков Ермилову в своей пока еще не длинной жизни слышать не приходилось. Он подумал, что ректору, пожалуй, подфартило.
КИРА
О том, что Кира появилась, Ермилову сообщил Клементьев, он специально разыскал плотников-скую группу, которая на третьей паре сидела в видеозале, где кино показывали видеомагнитофоном через "пушку" на большой экран. Плотникова, разумеется, не было, да и сама "мастерская Бертолуччи" на регулярных занятиях выглядела сильно поредевшей - из мастерской никто не ушел, но многие вели себя очень уж избирательно.
Юрец, покосившись на Боровицкую, задумчиво вертевшую между пальцев потухшую сигарету, выманил Ермилова в коридор. У Ермилова на голове были наушники, он слушал какой-то безымянный джаз, это скрашивало неудачный просмотр. Клементьев знаком попросил выключить плеер, он был немного смущен, он быстро сказал, что ему-то все равно, но вот он предположил, что Ермилову - нет. А в чем дело? А в том, что кто-то видел, как Кирка пришла в институт… Кира? Да, Кира. Потом и сам Юрец видел Киру с Шумахером, который ее в чем-то убеждал, пока они продвигались к актерской кафедре, Шумахер втолкнул ее туда, а сам остался в коридоре.
Ермилов забыл про просмотр и пошел смотреть актерское расписание. Он отыскал ее на подоконнике четвертого этажа. Только что закончились занятия по танцу, несколько ее однокурсников укатывали рояль. Кира забралась на подоконник с ногами и уставилась своими голубыми зрачками в экс-институт марксизма-ленинизма, который располагался напротив. Кира была как Кира. Только немного прозрачнее, чем прежде.
Ермилов стоял рядом уже несколько минут, но она его не замечала. Тогда он тронул пальцами ее щеку, она потерлась об руку, все так же, не зная, кто это, потом наконец повернулась. Лицо было бледное, царапина на левой скуле. Улыбнулась, но так быстро, что через секунду он уже сомневался в этом. Что все это значило - бог весть.
- С днем рождения, - пробормотал Ермилов.
- Это завтра.
- Я страхуюсь, вдруг ты сегодня опять исчезнешь.
- Вряд ли.
- Отметим?
- Нет.
- Ты не хочешь?
- Не думала об этом.
- Давай, а?
- Не получится.
- Нет?
- Нет. У Алинки вечером хахаль новый будет, какой-то ценный тип с НТВ, нельзя упускать. Так что я пока даже не знаю, где стану ночевать.
- Тем более, тогда давай у нас! - обрадовался Ермилов.
Она покачала опущенной головой. Тоже нет.
- Ну… можно в соседней комнате, у Кости, она почти всегда пуста, он же один там, и он будет рад, точно.
- Зачем это тебе, Ермилов?
Он не нашелся что ответить, и время было упущено.
Она спустила ноги на пол. И вдруг согласилась:
- А в конце концов, почему бы и не напиться. Только не выдумывай, пожалуйста, каких-то оригинальных подарков, не надо вообще, лучше пусть стол приличный будет, ладно? - Посмотрела на него внимательней и вдруг сказала: - Или я от тебя отвыкла, или ты какой-то странный стал. Вот о чем ты сейчас думаешь?
- Думаю, - вздохнул Ермилов, - мы кино когда-нибудь снимать будем или нет?
У Кости, в свою очередь, было одно условие - вечеринка не должна помешать ему смотреть "Что, где, когда?". Ермилов, купивший еще до утреннего разговора несколько роз, сам поставил их на стол.
Кроме Киры и обитателей блока 1007, пришли Клементьев, Шумахер, разумеется, и последней появилась Алина, выгнавшая свежего хахаля в шею. Ермилов заметил, что Кира восприняла эту новость безразлично, ее по-прежнему не заботили мелочи вроде вопроса о ночлеге. Поужинали с удовольствием, но выпивал один Клементьев. Веня, конечно, поддерживал оператора, но как-то вяло. Шумахер потушил сигарету с фильтром и достал беломорину, это была травка. Ермилов, улучив момент, подобрался к нему поближе. Ему хотелось знать как можно больше.
- Илюха, - ответил Шумахер, - я не знаю, где она была. Я спрашивал, а она говорит: тебе, мол, как в американском кино, - длинную историю или короткую? При этом обе сводятся к тому, что она меня подальше посылает. Ты же понимаешь, это бесполезно, раз уперлась, значит, не скажет.
Забежала Марта, чмокнула именинницу и унеслась: у нее на студии Горького была ночная смена монтажа, Марта заканчивала два ролика - рекламу сигарет "Петр I" и чудодейственного антиникотинового средства "Курю, когда хочу". На несколько минут заходила грустная Таня Михолап, она переписывала дипломный сценарий четвертый раз, он становился все хуже, она хотела показать Вене пару новых эпизодов. Ее пытались усадить за стол, но безрезультатно. Забрел Юрец Клементьев, ткнулся только в пустую комнату Ермилова и Вени, а в Костину почему-то даже не постучал. Если даже такой халявщик, как Клементьев, проходит мимо… Ермилов посмотрел на рассеянно улыбающуюся Киру и понял, что вечеринка не удалась.
Кира рассеянно листала томик с Костиной полки, что-то очень специально-киноведческое. Сам Костя смотрел телевизор. Там невидимый ведущий задал очередной вопрос:
"С вами играет госпожа Сергеичева из Севастополя. Внимание, вопрос. Какой знаменитый русский американец на самом деле - американский русский?"
Костя прищурился и сказал:
- Хотите фокус? Сейчас я позвоню Шмуцу прямо в эфир и продиктую ему ответ.
- А какой ответ? - поинтересовалась Алина, которая только пришла и наверстывала упущенное - красная рыба, не семга, но что-то очень близкое, еще не вся была съедена.
- Подожди, - ревниво махнул рукой Берез-кин, - ответ он, может, и знает… Но как, - тут Веня повернулся к Косте, - каким образом ты Шмуцу позвонишь, Мюнхгаузен хренов?!
Ермилов заметил, что у Киры заблестели глаза. Она потянулась за своей недопитой рюмкой и справилась с ней, не закусывая. Потом притянула к себе Ермилова двумя нежными пальцами за мочку уха и шепнула, как пропела:
- Венька смешной такой стал, еще растолстел и еще энергичней сделался, хотя дальше и некуда.
И Костя хорошенький…
Большое видится на расстоянии, подумал Ермилов. Сколько же времени ее тут не было?…
- А я и не буду звонить, - объяснял тем временем Костя. - Сам позвонишь. Я тебе номер скажу, ты и позвонишь, а трубку снимут - попросишь Шмуца. А позовут - дашь мне. Я продиктую ответ.
- И что, его к телефону позовут, что ли?! - одновременно удивились Клементьев и Алина.
- Он же в прямом эфире, - добавил Шумахер.
- Нет, на него переключат, - продолжал Костя. - У него в ухе крошечный наушник спрятан.
Если Шмуц меня послушает - ты, Вениамин, раздеваешься наголо, становишься на лыжи и спускаешься по лестнице на первый этаж. А обратно уже я тебе разрешаю пользоваться лифтом. Годится?
Все, кроме Березкина, но включая Киру и Ермилова, захлебнулись от смеха, едва представив эту картину.
- Смело, - закусив губу, пробормотал Веня. - Ну а если проиграешь, умник?
- От умника слышу. Если проиграю, - сказал Костя, - то делаю то же самое. По рукам?